Сен-Пьер-де-Мини

До конца рабочего дня остаётся всего ничего, когда в дверь рабочего кабинета Пьера стучат. Он бы схватился за голову — кого ещё принесло? — но профессионализм не позволяет. За голову он схватится позже, сев в машину рядом с Джоном. А сейчас он даёт разрешение войти и запрещает себе коситься на часы. Кажется, его уставший мозг наконец выдаёт ошибку и доходит до галлюцинаций, потому что на пороге появляется Джон Тэлбот, невероятно довольный собой. — Добрый вечер, мессир посол, — мурлычет он. — Добрый, мессир маршал, — потерянно отвечает Пьер. Нет, не галлюцинации, и на том спасибо. — У вас ко мне рабочий вопрос? Он в это, собственно, не верит, просто хочет одёрнуть Джона. Но тот делает задумчивое выражение лица и с энтузиазмом кивает: — Вообще-то да, мессир. А после хозяйским взглядом окидывает его стол, находит ключ и решительно запирает дверь кабинета изнутри. — Что ты делаешь? — возмущается Пьер, вскакивая из-за стола. Джон обнимает его за талию и нависает сверху, поигрывая ключом: — Мои дела, мессир, касаются некоего списка. Ну вот, кажется, у него алеют не только щёки и уши, но даже шея. — Ты шутишь, — шепчет он. Джон притягивает его ближе и шепчет: — А ты хочешь, чтобы я шутил? Да, думает Пьер Кошон. Нет, думает Пьер Кошон. У него нет ни одной мысли, только глубокое горячее дыхание Джона у уха, только подгибающиеся ноги. Он машинально облизывает губы. Тэлбот, ухмыльнувшись, целует его и, не размыкая объятий, теснит к столу. К его чести, Пьера хватает на то, чтобы вывернуться на секунду из его рук и кое-как сдвинуть документы к другому краю стола. Джон ухмыляется и подсаживает его под бёдра. Они целуются. — Если сейчас к тебе кто-нибудь придёт, — шепчет Тэлбот, — я его убью. — Не убьёшь, — выдыхает Пьер, запрокидывая голову — подставляя беззащитное горло. — Для этого тебе придётся отойти от меня. Джон задушено хохочет, покрывая поцелуями шею: — Тут вы правы, этого я себе позволить не смогу, мессир. А если у меня с собой огнестрел? Пьер обстоятельно ощупывает его от груди до бёдер и шепчет: — Я проверил, нет. Джон, продолжая смеяться, опрокидывает его спиной на стол и наваливается сверху. Они ёрзают, притираясь друг к другу, в попытке расстегнуть и снять штаны в четыре руки. Взглядом Пьер натыкается на сползающий из стопки документ и машинально пытается разобрать слова, сводя брови. Возмущённый Джон прикусывает его шею. Пьер, как в горячке, обнимает его, закидывает ногу на поясницу, ближе, ближе, ближе, mon cher, вот так… Он уже не понимает, что произносит вслух, а что только вспыхивает хаотично в его голове, не разбирает, что обрывисто и разгорячённо шепчет ему на ухо Джон… Кабинет расплывается тусклым маревом. Лист с гербовой печатью словно в замедленной съёмке планирует на пол. — И этот человек, — мечтательно произносит Джон, усаживаясь на пол рядом со злосчастным столом и притягивая Пьера к себе, — собирался запереться в монастыре… — Заткнись, — сердито шипит Пьер и пихает его локтем. Если он смутится ещё немного, то просто умрёт. Ворс ковра неприятно царапает чувствительную кожу. Джон привычно затаскивает его на себя для ленивых поцелуев. А потом, неожиданно оторвавшись от недовольно мычащего Пьера, тянется к телефону и смотрит на время. — Рабочий день кончен, мессир, — ухмыляется он. — Позволите проводить вас до машины? — Нет, — фыркает Пьер, задирая нос, и мстительно выжидает паузу. — Позволю отнести меня туда. И пусть свернёт шею любой, кто ещё остался в посольстве.

***

Я, думает Пьер, грешен, Господи. Вот уж новость. Он садится на кровати: рядом спит Джон, закинув руку ему на бедро, спят вповалку собаки, Ричард подёргивает лапами во сне… Пьер нервно закусывает палец и пытается в деталях воспроизвести ускользающий сон, но от него остаётся только острое чувство боли и — оставленности. Святейший Пьер Кошон сгибается пополам, сидя в кровати, не в силах снова вынести это чувство. Он задыхается. В реальности, mon cher, я бы и не подумал приревновать тебя — но подсознание играет с нами странные шутки. Я, думает Пьер, заслужил, чтобы и ты оставил меня. Я заслужил каждое мгновение этой боли. Но пусть по крайней мере мои кошмары не дают спать только одному из нас. Он гладит проснувшуюся Мэри по голове и выбирается сначала из постели, а после и из спальни. В доме жарко и непривычно душно, так что спирает дыхание, а всё тело покрывается липким потом. Или, может быть, дело вовсе и не в жаре. Пробираться ощупью не приходится — он, оказывается, так хорошо выучил дом, вот здесь они с Джоном, здесь, здесь… Слёзы подступают к горлу, когда он, спотыкаясь о порог, чуть не вываливается на веранду. Холодный воздух проходится по телу дрожью. Подумать только, ни одной иконы в доме, а единственный крест давит ему на грудь, впивается в сведённые судорогой пальцы. Пьер Кошон опускается на колени на полу у крыльца и смотрит в небо. Он пытается дышать ровнее — но рваные всхлипы рвутся из груди, а ходуном ходящие рёбра будто сейчас раздавят его сердце. Он пытается читать молитву — но забывает слова канона. Мелкие, едва заметные на фоне лондонских огней звёзды расплываются перед глазами в сплошное тусклое сияние. Господь оставил тебя, святейший епископ Пьер Кошон. И тогда, что ж, тогда он сжимается в комок, уткнувшись лбом в собственные колени. Ночной холод мурашками проходится по его спине, а немое небо давит, давит, тяжёлое, словно крест, пригнувший его к земле. Пьер не знает, сколько он сидит так, не замечая ни затекающей спины, ни немеющих от холода пальцев… …Когда слышит шаги за спиной. Джон Тэлбот вообще-то умеет ходить неслышно, словно кошка, но к Пьеру он не подкрадывается никогда, чтобы не напугать. Он садится рядом, на расстоянии касания, но — не трогает, позволяя Пьеру решить самому. И, Господи, не самое ли страшное это решение в его жизни среди множества куда худших? Пьер заставляет себя распрямиться, морщась от боли в пояснице, и встревоженно смотрит на Джона. Он боится представить, как выглядит сейчас, встрёпанный, с красными глазами и носом. Тэлбот сидит рядом, подумать только, без сигарет, в трусах, футболке и накинутой на плечи рубашке — такой привычный и домашний, что щемит сердце. Пьеру кажется, что он преодолевает самый долгий путь в мире, дотягиваясь пальцами до чужой ладони. Тэлбот придвигается сам и бережно обнимает его. Снимает рубашку и накидывает на озябшего Кошона. Он ничего не спрашивает. Пьер прижимается щекой к его плечу и, щурясь, смотрит на звёзды. Теперь они кажутся ему ярче и — ближе. Сколько мы с тобой, любовь моя, будем ещё бегать друг от друга со своей болью, словно раненые звери? — Не оставляй меня, — просит Пьер не у Господа, но у человека, и это оказывается больше и страшнее, потому что он может получить ответ. Джон обнимает его крепче и притягивает вплотную, перекинув ноги Кошона через собственные бёдра. Ночной холод отступает и вместе с ним — последнее дыхание кошмара. Они медленно и ритмично покачиваются, сплетясь руками и ногами. — Выйдешь за меня? — вопросительно шепчет Джон, дыхание шевелит волосы у виска. Пьер нервно смеётся: — Ты уже спрашивал. — Я, — отвечает Джон, мелко целуя его за ухом, — спрошу столько раз, сколько будет нужно.