Сен-Пьер-де-Мини

«Я прилетел», — пишет Жиль, скидывая фото из лондонского аэропорта. Заранее предупредить он, конечно, не удосужился. Сам виноват, — решает Пьер, выглядывая в окно. Он отправляет Жилю фото радуги с припиской «Я вижу». Через пять минут он пишет: «Мой англичанин спрашивает, каково тебе впервые ступить на английскую землю». Ещё Джон сказал, что стрелки де Ре сегодня особенно хороши, но это он передавать не будет, Жиль не заслужил. «Твой англичанин — скотина, — подтверждает его точку зрения де Ре. — И ты тоже». «Я правильно понял, мессир, что это оскорбление Римской католической церкви? — уточняет Пьер. И спрашивает, поскольку шутливо пререкаться они могут вечно: — Ты ведь не у нас планируешь жить?» «На такое даже я ещё не нагрешил», — утешает его де Ре. Хотя очень старался. «Мне жаль, — пишет Дюнуа, видимо, тоже получивший от Жиля сообщение. И добавляет: — Но не сильно». Если бы у Пьера был счётчик дней без маленького предательства, сейчас его бы пришлось обнулить. Но адрес он де Ре всё-таки пишет. Со свойственной ему удачливостью Жиль приезжает ровно к вечерней прогулке с собаками. — К бою, мои английские псы! — хохочет Джон. Английские псы, виляя хвостами, бросаются на французского маршала. Это даже в чём-то красиво — как Жиль уворачивается от слюнявых поцелуев в лицо. Пьер снисходительно аплодирует. — Меня, между прочим, никогда не было в списке облизанного куколкой, — напоминает де Ре. Джон поворачивается к Пьеру, и тому приходится сознаться: — Я был. Он лизнул меня в нос. — А Дюнуа — в глаз, — припоминает де Ре. Джон смеётся и чешет Мэри за ушами: смотри, девочка, ты отделалась малой кровью. После этого они всё-таки уходят гулять, а Пьер остаётся с гостем. — Только можно я буду сидеть где-нибудь, где вы с твоим англичанином не нарушали твои обеты? — интересуется Жиль, победно улыбаясь собственной шутке. Пьер замирает у стола и очень, очень задумчиво обводит взглядом кухню и гостиную. — Сходим куда-нибудь? — предлагает он. Уголки губ де Ре медленно опускаются. — Ты шутишь, — говорит он, но как-то неуверенно. — Может быть, — соглашается Пьер. — А может, и нет. Ты не узнаешь. Судя по лицу, Жиль готовится выдать целую тираду. — Оскорбление Римской католической церкви, — ласково напоминает Пьер. — Ты-то да, — соглашается де Ре. После он пробует чай с молоком — стоя! — пожимает плечами, не понимая, что такого особенного нашёл в нём Кошон, и они идут-таки в паб. Лондон встречает французского маршала мелкой противной моросью с редкими моментами просветления и затишья, но хотя бы радуга уже растаяла. К вечеру обещают туман. Большой специалист по винам, Жиль де Ре долго присматривается к сидрам и даже берёт несколько попробовать буквально на дне бокала, но в итоге остаётся вполне довольным. — С чего это ты решил приехать? — интересуется Пьер. — Пройтись по английской земле? Жиль театрально поправляет берет: — Может, это я залечиваю разбитое сердце, напиваясь с тобой. Кошон фыркает. Предполагать, что ваше сердце разбито, шевалье, так же наивно, как предполагать, что у меня оно вообще есть. «Ах да, — саркастично думает он, — сердце моё ушло гулять с нашими собаками». Но Жиль внезапно становится серьёзным. — Я напоминаю себе, Ваше Преосвященство, что война кончилась и все мы теперь свободные люди. Дюнуа при дворе появляется от силы раз в месяц, ты вообще сбежал в Англию. Я, может быть, тоже хочу распрощаться со здравым смыслом. За это они и пьют.

***

Следующим вечером Джон Тэлбот сплавляет собак де Ре. Пьер подозревает, что в деле имел место подкуп — «о цене договоримся отдельно»? — но доверяется Джону. — Не сложнее, чем с Карлом, — заверяет он Жиля, распутывая поводки. — Тебе понравится. Правила, в целом, те же. Жиль кисло улыбается в ответ. Пьер отвечает ему нежным взглядом: расплата сладка, мессир, сколько раз вы выставляли меня на улицу с дофином Карлом, чтобы провести время с королевой-матерью? Моя очередь. — И какие у нас планы на вечер? — интересуется он, прислоняясь к плечу Тэлбота. — Вино и фрукты на веранде? — предлагает тот. Пьер благосклонно кивает. Вино и фрукты — это отлично, а ещё лучше — прохладная после вечернего дождя веранда. Из дома Джон выносит его на руках. — Пока я могу тебя поднять, собираюсь считать, что всё со мной в порядке, — ухмыляется он. Кошон с горящими кончиками ушей только фыркает в ответ и с ногами устраивается в кресле. «Мне хорошо с тобой, — как можно громче думает Пьер, потому что ему не хочется нарушать блаженную тишину, но — хочется быть услышанным. Он сжимает, едва дотягиваясь, пальцы Джона, и тот подвигает своё кресло ближе. — Мне так хорошо, потому что нам не обязательно разговаривать, можно просто находиться рядом, вот и всё». Джон Тэлбот бережно поглаживает его костяшки в ответ. Они успевают покончить с бутылкой вина, перемазаться липким соком, перейти к поцелуям и почти собраться перебраться на диван, когда из-под крыльца выбирается задремавший в тени Томми и подходит, заинтересовавшись персиком в руке Пьера. Кошон вздрагивает от прикосновения влажного носа, оборачивается и с укором смотрит на Джона: — Ты что, забыл Томми? Джон делано виновато разводит руками. За ними, мол, попробуй уследи. — Любишь всех своих собак одинаково? — не удерживается Пьер. За это его тут же чувствительно кусают за нижнюю губу, и они снова увлекаются поцелуями. Томми обиженно поддевает носом локоть Пьера, напоминая о своём присутствии. — Погоди, — строго говорит Кошон, — надо погуглить, можно ли собакам персики. Пока он ищет, Джон отвлекает Томми пустой бутылкой из-под вина. Томми осторожно нюхает горлышко и звонко чихает пять раз подряд. Пьер неодобрительно цокает языком. Вот радость, что мы неспособны завести детей. — Чуть-чуть можно, — наконец заключает он. Джон даёт Томми облизать уже откушенный персик и собственные перепачканные соком руки. Пальцы Пьера он то ли целует, то ли облизывает сам. — Имеет ли смысл позвонить Жилю и сказать, чтобы не искал шестую собаку? — предполагает Пьер. Джон с неохотой отрывается от своего занятия и пожимает плечами: — Думаешь, он сможет снять трубку? — И подмигивает: — Давай лучше посмотрим, сколько собак он приведёт обратно. Если одну лишнюю — назову её в честь Вик. Кошон демонстративно закрывает лицо руками. Жиль, однако, возвращает тот же состав, что был ему передан, и выглядит запыхавшимся, но довольным. — Вы точно дали мне шесть собак? — уточняет он с порога. — Мне жаль, — ухмыляется Джон, — Томми ушёл в самоволку. Жиль сначала кивает, затем осознаёт услышанное — французский, не идеально чистый, но недурной для англичанина, — смотрит с искренним возмущением и хватается за сердце. Пьер наконец смеётся. — Оскорбление Римской католической церкви, — мрачно констатирует де Ре, уже не вдаваясь в подробности, и жалуется Ричарду: — Я стал посмешищем для всех. — Ричард широко зевает и даёт лапу. Жиль с комично серьёзным видом пожимает её и кланяется мессиру псу, благодаря за понимание. После этого лапу ему дают ещё раз пять. — Ты был прав, — глубокомысленно сообщает де Ре, когда они возвращаются на веранду втроём: де Ре и Тэлбот курят, сидя на ступенях крыльца, Кошон стоит рядом, позволяя Джону прислониться к своей ноге. — Это проще, чем с Карлом. Они хотя бы не начинают реветь, наступив в лужу, и не боятся ворон. — Это с тобой Томми не было, — утешает его Пьер. Де Ре воздевает палец: — А вот Карл бы устроил истерику, чтобы его не забыли! После этого они, перебивая друг друга и дополняя подробности, рассказывают Джону, как, до утра помогая Карлу с уроками, замотались настолько, что приехали в школу без него. С тех пор Карл уверился, что забыть его могут только так, и устраивал истерики на всякий случай. Что примечательно, перед выходом в школу он всегда был тише воды. Джон так долго не может отдышаться от смеха, что половина сигареты истлевает без его участия. Смех, как говорят, продлевает жизнь. — Надо познакомить магистра де Ре с прототипом Томми, — говорит Кошон, когда они провожают Жиля, а сами добираются до душа. Конечно, вдвоём, и теперь Джон отвечает не сразу, так как очень сосредоточенно и с нежностью вытирает и перебирает его волосы. Пьер мог бы лечь и так, даже если утром на голове будет гнездо, но — зачем лишать маршала удовольствия? — Если мы, взрослые и ответственные люди, сможем собраться, — наконец говорит означенный маршал. И ёжится от щекотки, когда Пьер изучающе проводит подушечками пальцев по его животу, задевает влажную после душа кожу ногтями, становится на колени на ворсистый ковёр и легонько дует, прежде чем коснуться губами. Для взрослых и ответственных людей они ложатся спать бессовестно поздно.