Сен-Пьер-де-Мини

К концу их прогулки — и равно к занимающемуся рассвету — телефон Пьера, вопиюще оставленный без зарядки, сигнализирует о том, что собирается сесть. Половину оставшихся процентов Пьер тратит на то, чтобы двадцать раз проверить их билеты: что на поезд, что на самолёт. — Не боишься остаться без связи? — хмыкает Тэлбот. — Нет, — фыркает Кошон. — Хватит с меня французского двора, спасибо, теперь я планирую разговаривать только с Господом Богом. И с тобой, но ты-то сидишь в соседнем кресле и никуда не денешься. Впрочем, в самолёте вместо разговоров они прислоняются друг к другу, сдвинувшись настолько, насколько вообще позволяют сидения, и так засыпают. Даже удивительно. Помнится, сколько он ездил один, вечно не мог удобно устроиться: болела спина, затекали руки, мешал малейший шум. Кошон сквозь сон гладит маршала Тэлбота по предплечью и едва ощутимо улыбается. Где она теперь, эта смешная, странная, дурацкая жизнь без тебя? Ты думаешь, что мы с тобой — всего лишь предсмертное видение, мой маршал? А мне кажется, видением была вся жизнь до этой встречи. Я так долго спал и только теперь проснулся. Лондон встречает их вечерним туманом, низко льнущим к земле, и мелкой моросью вместо дождя. Что, конечно, всего лишь дополнительный повод взяться за руки под одним зонтом на двоих. Будто им ещё нужны поводы. Логистику доставки до дома Пьер на этот раз милосердно берёт в свои руки. — Как французский двор? — спрашивает Вик, с любопытством разглядывая их помятые лица. — Старая рана, — отмахивается Пьер и садится прямо на пол, чтобы почесать пузо грациозно перевернувшейся на спину Мэри. И едва уворачивается от Томми: как там, удар в челюсть, но с большой любовью? Сразу видно, чья это собака. Сразу видно, чья это собака, потому что на радостях, мечась между своими хозяевами, Томми путается в занавеске и чуть не роняет на них карниз — к успеху он близок, потому что внешняя часть всё-таки падает, пусть и не на головы. Кошон задумчиво изучает деревянную штангу с витыми наконечниками. — Он решил, что без епископского жезла ты смотришься незавершённо, — ухмыляется Тэлбот, выпуская собак во двор — от греха подальше, ибо грешить в этом доме они планируют много. Кошон смотрит на него грозно, а потом стучит половинкой карниза об пол. Они смеются. Карнизу придётся подождать с починкой до лучших времён — когда они хоть немного отоспятся. — Ты правда назвал собак в честь своих друзей? — интересуется Пьер, выбирая, у какого бы плеча Джона лечь спать сегодня. Какое там затекло в самолёте, левое?.. Джон, закинув руки за голову, наблюдает, как он устраивается в кровати. — Или наоборот, друзей подбирал под собачьи клички? — Первый вариант, — Тэлбот щурится. — И Томас знает, какого пса я назвал в его честь и почему.

***

— Джон, — шепчет Пьер ласково и трётся носом о шею. — Джон… — И лукаво улыбается, когда вопросительное мурлыканье Тэлбота становится заинтересованным: — Повесь карниз. Мурлыканье перерастает в измученный стон. Пьер тихо смеётся — всё ещё ему в шею. Они валяются в кровати, отоспавшиеся и довольные, уже с час. Пора бы и встать наконец. — Всё, что пожелает мессир, — тяжело вздыхает Тэлбот, демонстративно целует его руку и встаёт. Пьеру не надоедает удивляться, как быстро Джон может собраться и вскочить — в противоположность ему самому. Вот она, военная выправка. Томми взволнованно носится около стремянки. Гарри лежит рядом, ревниво поглядывая, что это за палка достаётся не ему. — Готово, — комментирует Джон. — Может, тебе ещё орифламму сюда привесить? — Большое спасибо, карниза достаточно, — хмыкает Пьер, поглаживая разочарованного Гарри между ушей. — Ваше желание для меня закон, — посмотрите на этого человека, он даже способен поклониться, стоя на стремянке, и не упасть, и всё из желания выпендриться. — Как хорошо вы следуете законам, заметно по нашим оплаченным штрафам, мессир, — ехидно напоминает Кошон. — Ну так оплаченным! — возмущается Тэлбот. — Ну так штрафам, — парирует Кошон. — Оплаченным, — ставит Тэлбот точку в споре. — И вообще, тот, кто безропотно соблюдает правила, человечество ещё никогда не покорял. — «Тебе бы только покорить кого-нибудь», — уже готовится сказать Пьер, когда Тэлбот добавляет: — И святейшего Кошона в частности — тоже, — и целует его в висок. Тут он, конечно, прав. Оштрафовали их, кстати, ещё до отъезда в Париж за отсутствие пакетика для собак при выгуле. Пьер находит это возмутительным и несправедливым — они были в двух минутах от дома и все пакетики давно выкинули, — но таковы законы. Первый в жизни штраф выбил его из колеи, а вот Тэлбот выглядел едва ли не довольным: за такое, мол, его никогда не штрафовали. А ещё маршал, называется. Стыд и позор. Не забыть бы спросить, а за что, собственно, штрафовали. У Пьера Кошона, вообще-то, много дел. Раз уж они — так кстати! — оказались в Париже, он забрал с собой столько вещей, сколько влезало в багаж. Подумать только, с сарказмом думает он теперь, что любовь делает с людьми. Столько времени прожить без абсолютно бессмысленного, но привычного барахла. Предметами первой необходимости он давно обзавёлся, но это о другом. Это — расставлять свои книги на полках Джона и развешивать свою одежду в его шкафу. Это — становиться частью дома Джона Тэлбота не на день, неделю, месяц. Если повезёт — на всю жизнь. Первая пара его носков, доставшаяся собакам после появления дырки, — доказательство лучше любых клятв. Мэри находит его за рассеянным созерцанием шкафа, в котором сумбурно перемешаны их с Джоном футболки: то бишь футболки Пьера, футболки Джона и общие, число коих неумолимо растёт. «У меня никогда, — думает Пьер, — не было места, которому я бы настолько принадлежал». Даже в его родной епархии в Бове, но святыням положено оставаться далёкими и равнодушными, не правда ли? Про Пале-Рояль нечего и говорить. От любых кризисов — кризис ли это? или так осыпается каменная крошка с позабытого сердца? — он ищет исцеления в обществе Джона. Тот как раз готовит ужин. Помощь ему не нужна, как бы Кошона ни смущала несправедливость разделения обязанностей. Ему готовка не доставляет и малейшего удовольствия, но Тэлбот подходит к процессу с размахом полководца и интересом художника. Так что Пьер просто садится за стол и составляет компанию, включая фоном их любимую музыку. — Что мы станем делать, — всё-таки спрашивает он после ужина, — если я тебе надоем? Джон, заказывающий ещё один набор вешалок для шкафа, смотрит на него так, словно не понял вопроса. — Вы, мессир епископ, верно, сошли с ума, — отвечает он.