Сен-Пьер-де-Мини

За день до отъезда Джон застаёт его привычно гипнотизирующим телефон и непривычно довольным при этом. — Ты когда-нибудь обращал внимание на герб Компьени? — спрашивает Пьер Кошон. От смеха подрагивают губы, сдержать улыбку он и не пытается. — Не случалось, — хмыкает Тэлбот. — А стоило? Вместо ответа Пьер показывает ему картинку, и дальше они смеются уже вместе. Лев, изукрашенный французскими лилиями, грозно щерится с экрана, но никого этим не впечатляет. Истоптанные за сто лет войны геральдические цветы явились отомстить обидчику — пусть и не добрались до Англии. Пьер щурится и обрывает смех Тэлбота, кусая его в шею. Оставшийся след на лилию не похож вовсе, ну так и что с того. Главное, что Джон шумно сглатывает и роняет его на кровать. Славно, думает Пьер, что я не успел переодеться в рубашку: слишком долго её расстёгивать и снимать. Даже несмотря на большой опыт в этом вопросе у некоторых. Когда последний стон — чужое имя — замирает в воздухе, Кошон жмурится. Ему хо-ро-шо. Тэлбот выпрямляется, отпуская сжатые до синяков запястья: чтобы кое-кто не думал закрывать себе рот. Медленно возвращаясь в собственное тело, Пьер разминает руки и вытягивает ногу, лежащую у маршала на плече. Они ложатся лицом к лицу, Кошон хитро улыбается в поцелуй. — Что? — ухмыляется в ответ Тэлбот, ощутив его улыбку. — Как тебе сигареты де Ре? — елейно спрашивает Кошон. — Мои лучше, — самодовольно отзывается Тэлбот и закидывает его ногу себе на бедро. Когда они вернутся в Лондон, придётся собакам в очередной раз потесниться. Вчера Жиль и Джон дружно ушли курить на улицу, оставив его наедине с Дюнуа. Тот о своей девице больше не заговаривал, и на том спасибо. — Я думал, — сказал Жан, — де Ре бросил курить. Уже с месяц его с сигаретой не видел. «Это он не бросил, — подумал Кошон, — это он при тебе не может смотреть на сигареты и не смеяться. Поблагодари моего англичанина за своё спасение от участи пассивного курильщика». Вслух он ничего не сказал, только пожал плечами: значит, не бросил. Де Ре вернулся один и какой-то обиженный, ленты берета змеями обвили одно плечо. — Можно я поцелуюсь с твоим англичанином? — с ходу спросил он у Кошона. Пьер даже сначала решил, что ему послышалось. В реальности происходящего его убедил только звук, с которым Дюнуа хлопнул себя по лбу. «Был, значит, пунктик», — злорадно подумал Кошон. — А почему ты спрашиваешь у меня? — спросил он в ответ. Де Ре повёл плечами, будто от голоса святейшего епископа ему сделалось зябко: — Я не знаю английского. Ну, то есть… Это же не самое стандартное выражение. В голове у Пьера сделалось пусто, ничего, кроме имени Всевышнего и абсолютно равнодушного лица Тэлбота, притворяющегося, что он… Смех душит его до сих пор при одном только воспоминании. — А что ты ему в итоге ответил? — спрашивает Тэлбот, любующийся делом рук своих — его перекошенным от хохота лицом. — Что если бы он меня не спросил, было бы можно. А так — только через сигареты, — хрипит Кошон. Спасибо, mon cher, что так изящно позволил мне остаться единственным мужчиной, отказавшим Жилю де Ре — даже, считай, дважды. — Между прочим, — мурлычет он в шею Джону, досмеявшись, — мне нравится запах твоих сигарет. И особенно нравится, как легко куртки, футболки, подушки начинают пахнуть тобой.        Он с наслаждением вдыхает этот запах, прижимаясь ближе, но отстраняется, едва пальцы Тэлбота намекающе поднимаются от его колена вверх. — Нам пора собираться, — сообщает он. Джон вскидывает брови: — Самолёт только завтра. — А поезд до Компьени — сегодня, — усмехается Кошон. Позабытый на экране телефона лев вопросительно косится на них. Маршал Тэлбот впервые на памяти Пьера так быстро выбирается из кровати.

***

Прощание со французским двором выходит теплее, чем он ожидал. Дюнуа выезжает не сильно позже них — в Домреми, куда же ещё. Изабо волнуют сугубо политические вопросы: есть ли невеста у принца Генриха, что даже важнее — есть ли у него не просватанные родственницы? Кошон усмехается и обещает выяснить. Видит бог, Изабо никудышная мать, но не худшая королева. Ему ли её судить. — Передай своему англичанину, — хмыкает де Ре, склоняясь к его руке, — что я оскорблён больше прежнего, но ещё впечатлён его изобретательностью. — Хватит делать моему англичанину комплименты, — фыркает Кошон. Де Ре демонстративно утирает губы после поцелуя. Карл о приличиях и церемониях забывает вовсе и вместо этого обнимает Кошона так порывисто, что чуть не сносит с ног. Он ведь уже не тот маленький мальчик, что цеплялся за руку Пьера под пропитанными запахами смерти и ладана сводами Сен-Дени. — Мне ведь можно будет навестить вас и леди Мэри с остальными? — умоляюще спрашивает Его Величество. — Мы обдумаем это, — обещает Кошон и машинально поправляет волосы Карла, выбившиеся из-под тяжёлой короны. Господи, если Ты ещё слышишь меня, сохрани Францию и её короля! Организм, привыкший работать на последней грани, использует час в поезде, чтобы плечо у Джона затекло до полной нечувствительности. — А где мы будем жить? — спрашивает Тэлбот, жадно вдыхая воздух, когда они выбираются на вокзал. Пьер, пытающийся доспать на ходу, щурится: — Я взял тот же номер. Тэлбот цокает языком: — А я-то думал, в кустах на берегу Уазы. — В палатке? — хмыкает Кошон. — Можно и в палатке, — с некоторым разочарованием идёт навстречу Тэлбот. Ничерта он не сожалеет, да простит Господь нерадивому слуге своему такие слова, это становится очевидно, как только они входят в уже знакомый номер. Даже не разобрав вещи — ну, положим, этого и не планировалось, в конце концов, они тут на одну ночь, — Тэлбот падает в уже знакомое кресло и протягивает руку. Кошон садится к нему на колени, удивляясь, как быстро это действие сделалось привычным. «Ну какой из тебя рыцарь, — с нежностью думает он, поглаживая затылок Джона, — ты — завоеватель, безжалостный захватчик, но мне так нравится даже больше». К вечеру они наконец отлипают друг от друга и идут гулять. Июльская Компьень едва ли хуже майской, хотя Джону Тэлботу и нечем украсить свой берет. Ну да ничего, он хорош и так. До Сен-Пьер-де-Мини они добираются к полуночи, пьяные не от вина, а друг от друга и от этого города: ночной синевы улиц, подсвеченных фасадов, мерного течения ласковой Уазы — самого воздуха, навсегда пронизанного маем, и давно отцветшим виноградом, и эхом их шагов… У самой церкви Пьер порывается сказать: спасибо, — но Джон Тэлбот перехватывает его и целует, словно в танце уронив в свои объятья. Посмотри на нас, Сен-Пьер. Сен-Пьер-де-Мини глядит на них как на непутёвых, но любимых детей, словно Дантова Беатриче. Небо над ней полнится непривычно яркими звёздами.