Сен-Пьер-де-Мини

— Карл тоже начинал истерику, если его одели на прогулку, но через две секунды всё ещё не вышли, — отстранённо замечает Кошон. — Тоже! — оскорбляется Тэлбот в попытке защитить честь своих собак. Кошон выразительно молчит. Томми бодает его бедро и показательно страдает, не понимая, почему он так долго стоит в ошейнике у двери. Когда они возвращаются, собак приходится тащить в ванну, уделавшись при этом целиком: а чего ты хотел от туманного Альбиона? Пьер, неуловимо улыбаясь, продолжает гнуть свою линию: — И мыться Карлу тоже не нравилось. Прямо до истерики. А быть грязным он тем более не любил. Собачья лапа, в попытке упереться в край ванны, соскальзывает в воду и обдаёт его брызгами. Пьер загораживается от них полотенцем. Когда ошалевшие собаки вытерты полотенцами и выдворены из ванной, маршал Тэлбот — тоже ошалевший и распалённый — рывком закрывает за ними дверь и прижимает Кошона к стене, целует, затыкая ему рот. Кошон довольно щурится и обвивает руками его шею. Тренироваться в искусстве манипуляции — отдельное удовольствие. Но куда большее, признаться, — когда английский маршал грубовато зажимает его у любых поверхностей, не обязательно вертикальных. Раздаётся скрип. Кошон неохотно открывает глаза. Дверь приоткрыта, в щель медленно просовываются два больших влажных носа. Пьер ухмыляется невидимо в губы Тэлботу и жмурится, зная, что тот почувствует дрожь его ресниц. — Карлу тоже не нравилось, если кто-то уходит в комнату без него… — снова заводит он.

***

В день его официального вступления в должность небо серо и пасмурно. Кошона наконец представляют английскому двору. Он, конечно, вовсе не похож на французский — но разом точно такой же. Кошону думается, что все королевские дворы схожи. Видел один — видел все. На него, католического епископа, здесь смотрят с уважением. На маячащего тёмной тенью у него за спиной Тэлбота — с опаской и восхищением. Кто-то шепчется, явно обсуждая их, но Кошону, вопреки ожиданиям, нет до этого никакого дела. Высокий воротник строгой рубашки прикрывает свежие синяки. Они с Тэлботом сегодня ведут себя отстранённо, почти как в Компьени. Почти — потому что так же уже не получится. Он читает это во взгляде маршала, неотрывно устремлённом на него. Генрих V настроен удивительно благодушно, и это благодушие окружает Кошона ненадёжным щитом. Он чувствует себя неожиданно спокойно: как перед долгим глубоким сном, в который тело погрузилось раньше сознания, и разум, не скованный порывами плоти, движется сам по себе. В этой сети интриг Кошон ощущает себя привычно и хорошо: ему больше не надо искать подвох там, где его никогда не было. Пьер милостиво кивает подходящим поздравить его, но никого не одаривает улыбкой — кроме маршала Тэлбота, и это порождает новую волну шепотков. После долгих приветствий он и Его Величество в окружении приближённых и репортёров едут осматривать восстановленное здание посольства. Восстановленное — сильное слово, но они изящно лавируют между кабинетов, ещё заполненных строительным мусором. Зал для торжественных встреч удостаивается от епископа Кошона сдержанного кивка. Мысленно он отмечает, что пока что работать вне дома большого смысла нет, и это несомненно порадует маршала Тэлбота. От вечерней прогулки по Темзе отделаться не выходит. Кошон чувствует лёгкую скуку уже в начале вечера и безжалостно ругает себя за неё: совсем размяк. Что ты скажешь Его Величеству, что соскучился по своим собакам, которые, кстати, формально даже не твои? Кроме Томми, напоминает он себе, Томми теперь и твой тоже, и это наполняет его неожиданным торжеством. Новую порцию английских имён он запоминает без труда, вежливо кивая, принимая бокал шампанского и отвечая на тосты в свою честь. Юный сын Его Величества с огромными глазами тянется поцеловать епископу руку, его примеру следует несколько придворных. Пьер невозмутимо благословляет их, ощущая спиной горящий взгляд Тэлбота. «Ну а что я тебе говорил, это ещё даже не месса». Утомившись, он уходит наверх и садится на чуть влажный от мороси диванчик. Рябь гуляет по сизым водам Темзы так же, как некогда — вечность назад — по глади Уазы. Уаза далеко. Сен-Пьер-де-Мини далеко. На выходных стоит ещё раз навестить Шрусбери. Высокий и нескладный Генрих — сын Генриха — робко подсаживается к святейшему епископу и начинает нудно, словно по книге, вещать о видимых с воды достопримечательностях, особое внимание уделяя церквям, хотя что он может рассказать нового о Святом Павле? Пьер Кошон вежливо кивает ему, на деле почти не следя за указующим перстом наследника престола. Маршал Тэлбот маячит неподалёку, по-военному выпрямившись, расставив ноги и заложив руки за спину. Кошон следит за ним украдкой. «Любуетесь, мессир маршал?» Он садится вполоборота, будто внимательнее слушая принца, но на деле — чтобы Тэлботу лучше было видно его лицо. Щёку, обращённую к реке, холодят мелкие капли дождя. Тэлбот выдерживает за любованием дольше, чем он ожидал, но потом всё же подходит и отрывисто говорит: — Прошу прощения, Ваше Высочество, мне кажется, мессир епископ продрог, — и накидывает ему на плечи свою куртку. К щекам Пьера приливает ставший привычным жар. Принц хлопает своими огромными глазами и сбивается с мысли. Кошон мысленно благодарит Тэлбота ещё и за снизошедшее на него молчание. — А вы, маршал, не хотите попросить у Его Преосвященства благословения? — вдруг спрашивает Генрих. И что только привело его к этой мысли. Впрочем, Кошон привык, что у королевских особ мыслительный процесс вообще не схож с подобным у простых смертных. — Охотно, Ваше Высочество, — хищно кривится Тэлбот и опускается перед ним на колени прямо на покачивающейся палубе. Когда он приникает губами к пальцам Кошона, не отводя пылающего взгляда, в голове у того нет ни единой мысли, положенной священнику. Куртка Тэлбота пахнет его сигаретами.

***

Когда они едут домой — Кошон всё ещё в чужой куртке, накинутой на плечи, — усталость накатывает неодолимой волной. Он прислоняется к плечу Джона головой, закрывает глаза, ощущает, как пальцы Джона вплетаются в его волосы… а потом вдруг замирают, и сам он становится напряжённый и одеревеневший. Так уже было. Так было в дивной майской Компьени, и потом… — Я не сбегу, — шепчет Кошон, чуть повернув голову. — Ни сегодня, ни завтра — никогда, Джон. Джон, Джон, Джон… — он мурлычет имя на разные лады и, не открывая глаз, кладёт ладонь Тэлботу на грудь. С нежностью чувствует, как успокаивается дыхание, как Тэлбот отмирает и снова начинает поглаживать его затылок, шершавые пальцы спускаются к основанию шеи, порождая дрожь, и снова движутся наверх. Пьер жмурится и тянется за прикосновениями, как кот. Они едут домой.