Сен-Пьер-де-Мини

То, что он узнаёт имена всех собак Тэлбота, можно считать началом конца. Как и то, что Тэлбот в его голове всё чаще становится Джоном. Наверное, то, что после окончания брони номеров в снятую Тэлботом квартиру они переезжают вдвоём, — просто закономерное следствие. Кошон рассеянно глядится в зеркало в ванной, ставит в стакан свою зубную щётку и наконец признаётся себе, что он пропал. Теперь уже не получится просто уехать в Шинон и жить как раньше. Как раньше уже вообще ничего не будет. Первое, что он делает, — это чуть не ловит паническую атаку всё в той же ванной. Дыхание спирает до полной невозможности сделать вдох, и все чувства, весь этот горячечный мучительный клубок из боли, одиночества, ревности и чего-то ещё, чему найти имени он не может, вырывается на поверхность. Кошон сползает по светлой кафельной стене, жмурится и одними губами жадно, торопливо читает молитву. Он больше не верит, что кто-то спасёт его: у Господа есть Жанна, её убийца — убийца, убийца, убийца, вот что скажут де Ре и Дюнуа, вот как запомнят его хронисты, — не удостоится Его взгляда. Но он читает молитву и старается дышать в ритм знакомому тексту, а пузырь боли и отчаяния вспухает под кожей, заполняет лёгкую от недостатка кислорода голову… В таком состоянии его и находит Тэлбот. Попытался бы поцеловать — Кошон бы, верно, ещё нашёл в себе силы сбежать. Но он не целует, только берёт его руку в свою и ведёт. Под пальцами — холодный кафель, махровое полотенце, пушистый ковёр на полу, бархат берета, под конец — шершавые пальцы самого Тэлбота. Когда они сплетаются вместе с его собственными, Кошон снова начинает дышать. — Неужели жить со мной настолько страшно? — привычно шутливо спрашивает Тэлбот, но взгляд у него внимательный и цепкий. Он убирает с лица Кошона упавшие волосы. — Нет, — мысли ворочаются в голове непривычно медленно. Он вспоминает название тому самому чувству. — Меня настиг кризис веры. Тэлбот кивает понимающе и отскребает его от стены. Второе, что он делает, — это погружается с головой в работу. Карл бесполезен: он уцепится, как пиявка, за любого, кто достаточно его впечатлит, — так кажется Кошону поначалу. Но он много думает и, возможно, начинает понимать Его Величество лучше. Жанна не просто ослепила Карла — она дала ему шанс сбежать из-под опеки Изабеллы. Тэлбот сказал как-то, что он, ступивший на путь дипломатии, тоже сделался солдатом в этой игре. И Кошон берёт приём противника на вооружение. У него достаточно аргументов: он провёл успешные переговоры, прервав войну, продлившуюся почти столетие, потери Франции страшны, но не фатальны, кому, как не ему, стать теперь послом. Но, по правде говоря, зависит его успех только от того, осмелится ли Карл пойти против матери. Изабелла не отпустит его, в этом он уверен. В этой женщине есть нечто дьявольское, ей точно захочется посмотреть, что станет с ним при французском дворе после привезённых вестей. Но в эту ловушку он завёл себя сам. — Я, — глубокомысленно говорит Кошон, — влюблённый дурак. Тэлбот изящно кланяется в ответ, взмахивая беретом, мол, тут мы с вами в одной лодке, мессир. А после тащит его в постель. Кошон падает к нему на колени, но тут же оказывается лежащим на спине и бездумно улыбается, глядя в потолок. Тэлботу нравится целовать его — и как тут удержаться от шуток, — а Кошону, оказывается, очень нравятся поцелуи в шею, и колючая щетина ему нравится тоже, настолько, что он задыхается и крепче цепляется за плечи маршала. Однажды он чуть не выдаёт себя де Ре, выходя на видеосвязь в чужой футболке, открывающей горло. Ошибку осознаёт слишком поздно, но и Жиль слишком обеспокоен, чтобы хоть что-то заметить. Кошон считает дни, гадая, какой же их разговор окажется последним. Дюнуа не звонит, но периодически пишет. Он не понимает, отчего епископ так надолго застрял в Компьени, а ещё он, предчувствуя что-то, волнуется за Жанну. Кошон находит в себе достаточно сил и лицемерия, чтобы утешить его. Он ведь не хороший человек, он всего лишь хороший дипломат. За собственное счастье ему не стыдно ни мгновения. И, между прочим, он ни слова не говорит Тэлботу о своих планах. К чему? Если получится, выйдет приятный сюрприз, а если нет, что ж… Им не надоедает изучать Компьень, хотя притягательнее становятся не кофейни и церкви — за исключением Сен-Пьер-де-Мини, к ней Кошона тянет с просто-таки сверхъестественной силой, — а берега Уазы, поросшие густой зеленью, да летние веранды. Кроме Компьени они изучают друг друга, и различия едва ли очаровывают меньше сходств. Тэлбот совсем другой, ему нравятся фильмы, о которых Кошон никогда не слышал, и книги, которых Кошон не читал. Единственное, в чём они удивительно сходятся, это музыка. — У тебя неплохой вкус для святоши, — поддевает его Тэлбот. Кошон закатывает глаза — самый красивый закат, что я видел, говорит Тэлбот, — и отвечает: — А у тебя широкий кругозор для солдафона. Они смеются.

***

В день, когда всё случается, Кошон с раннего утра получает письмо, а после новости начинают сыпаться на него потоком. Карлу всё-таки хватило смелости выйти к собственному двору и огласить результаты переговоров. Что ж, он уходит на балкон, чтобы не будить Тэлбота, и ждёт. Первым звонит де Ре. Кошон выслушивает всё, что тот говорит и кричит, о чём умоляет, выслушивает все проклятья и богохульства. Он может понять чужую боль, его собственное сердце, как оказалось, сделано не из камня. Но если бы ему дали выбор, он бы снова поступил точно так же. Жиль, так и не дождавшись от него ответа, бросает трубку. Дюнуа не звонит. Он и не пишет. Кошон думает, что они не заговорят больше никогда. После горя де Ре это молчание кажется оглушительным. Кошон сжимается в комок в кресле, пытаясь утишить ширящуюся где-то под рёбрами боль. Голос Изабо полон яда. Она не ждёт ответа и не угрожает. Она знает, что он наказан и без того. Ей неизвестно, что любая кара стоила того, что у него теперь есть. Карл, как сказал бы раньше де Ре — как уже никогда не скажет шутливо, изысканно склонившись к его уху, де Ре, — сходит с ума. Он сомневается в каждом слове, своём ли, чужом, и, успокаивая Его Величество, Кошон на время забывает о том, что чувствует сам. Когда он остаётся один, всё возвращается разом и едва не сшибает его с ног. — Прогуляемся? — предлагает он Тэлботу, стоит тому продрать глаза. И если английский маршал успевает прочитать новости, пока бреется и одевается, своему епископу он об этом не говорит. Ходит он как одержимый, и Тэлботу — Джону — приходится останавливать его, чтобы заставить съесть хоть что-то. А потом Джон — Джон, Джон — берёт его под руку и ведёт, петляя, по городу. Но выходят они, случайно ли, по хитроумной ли задумке маршала, к знакомым серым стенам. Кошон прижимается к ним лбом. Неровный камень холодит кожу, Кошон закрывает глаза, пытаясь раствориться в них, сделаться статуей Сен-Пьер-де-Мини. — Священного нет для дипломатии, — шепчет он. Он не дрожит. Не дрожит. — Кое-что всё-таки есть, — так же тихо отзывается Тэлбот и горячо прижимает его ладонь к губам, словно и правда прикасается к святыне. Дрожь прошивает тело. Пьер Кошон делает медленный вдох. И выдох. — Так когда, — спрашивает он, — ты собираешься представить меня своим собакам?