Чёртов епископ

С формальностями покончено, и оставшиеся до отъезда дни они с Пьером посвящают грехопадению, сосредотачиваясь на лени, чревоугодии и, конечно, похоти. Впрочем, если верить Пьеру (а есть повод ему не верить?), некоторые источники относят к смертным грехам уныние, а вовсе не лень; что Католическая церковь, безусловно, осуждает, потому что там принято ходить с постными рожами. Уныние им точно не грозит — взять хотя бы то, как они хохочут над гербом Компьена, где изображён лев лилейной масти. А вот похоть замаливать придётся долго, ведь после этого Пьер кусает Джона за шею, Джон роняет его на кровать, и дальше они воодушевлённо познают эрогенные зоны друг друга — хотя, казалось бы, столько сексом занимаются, давно должны были все познать. — Как тебе сигареты де Ре? — спрашивает Пьер потом, когда они лежат рядом и Джон поглаживает его тёмные от синяков запястья: какое же удовольствие без капельки насилия? — Мои лучше, — усмехается Джон. И вспоминает, каких усилий ему стоило изобразить непонимание, когда де Ре спросил по-французски, можно ли с ним поцеловаться. Когда он ушёл, Джон разразился смехом — но, к счастью, успел вытереть слёзы прежде, чем де Ре вернулся и предложил жестами и отдельными словами на английском обменяться сигаретами, нет-нет, не из пачки, а вот этими, раскуренными. Джон пожал плечами: его сигареты нравились не всем, но как же он, англичанин, не знающий французского, это бы объяснил?.. Но когда де Ре, затянувшись, скривился — не смог не ухмыльнуться. Говоря откровенно, поцеловаться Джон был бы не против: для него поцелуи по чужой просьбе никогда не были чем-то особенным, сакральным, в отличие от поцелуев по собственному желанию. Но поскольку они с Пьером не обговаривали ни степень открытости отношений, ни что они считают изменой, он не счёл себя вправе соглашаться. Стоит, кстати, обговорить — и тогда, может быть, в следующую встречу де Ре повезёт больше. Но пока… Пока, оказывается, они собирают вещи, чтобы успеть на поезд в Компьен.

***

В поезде Пьер привычно — надо же, это успело стать привычным — засыпает на плече. Джон, поглаживая его пальцы, думает о просьбе Карла навестить их и собак (главным образом, конечно, собак, никто не обманывается насчёт истинной цели Его Величества) и представляет, как они всемером спят на лежанках, подбирают с пола пыль и находят в парке беличьи трупы. В его голове это выглядит на удивление органично. Компьен встречает их солнцем и запахом цветов, ярким, окутывающим ещё на вокзале. — А где мы будем жить? — Я взял тот же номер, — щурится Пьер, обнимая за руку. «А могли бы в кустах на берегу Уазы», — хмыкает Джон, тем более они с этими кустами успели тесно познакомиться, пока пили там пиво и целовались — а где они, интересно, ещё не целовались?.. Он озвучивает идею Пьеру — и делано разочарованно вздыхает, когда Пьер спрашивает про палатку. И чем ему не нравится спать на песке? Может быть, тем, что секс на песке — одна из самых неприятных вещей в мире?.. А вот секс в уже знакомом номере — совсем другое дело. «Будто и не уезжали никуда, будто и не было ни Лондона, ни собак, ни французского двора», — улыбается Джон, оставляя вещи посреди комнаты и падая в кресло. Вспоминает, как сидел здесь на полу, собственнически держа Пьера за колено, как они пили вино — из горла, даже не подумав про бокалы или хотя бы кружки, и призывно протягивает руку: ну же, иди ко мне, не стой столбом. Пьер забирается на колени, запускает пальцы в волосы на затылке, касается губами уха… …и, в общем, до вечера они из номера не выходят, словно приехали не к Компьену — друг к другу. «На самом деле, — думает Джон, — мы приехали к нам в Компьене, и это не то же самое, что мы в Париже или мы в Лондоне». Подход оказывается верным: в лучах заката гулять приятнее, чем под солнцем — золотятся окна домов, воздух полнится ленивым блаженством, а ещё открываются бары, где можно взять вино с собой. Одного на двоих пластикового стаканчика им хватает, чтобы целоваться под каждой виноградной лозой — как под омелой; и дело, конечно, вовсе не в вине, но так приятно притворяться чересчур пьяными, не способными себя в руках удержать, зато друг друга — вполне. Это всё Компьен, который даже в июле похож на май — на тот май, когда они встретились. Они выжидают, кружа по городу — нарочно или так складывается путь, Джон сказать не возьмётся — до полной, глубокой темноты, прежде чем пойти к Сен-Пьер-де-Мини, провожаемые огнями фонарей. И, конечно, целуются — то есть Пьер, возможно, и не хотел бы, но какое же удовольствие без капельки насилия?.. Поэтому Джон притягивает его к себе не спрашивая и, поймав в объятия — как ловят добычу в силки, — прикусывает нижнюю губу. Чудится, что Сен-Пьер-де-Мини добродушно усмехается. …Если они не лягут этой ночью, выйдет ли поспать в самолёте, завалившись друг на друга?..