Чёртов епископ

Утро начинается не с кофе и даже не с поцелуя. Утро начинается с того, что кто-то из собак — с закрытыми глазами не видно кто, но точно не Томми со своим ветеринарным воротником — устраивает голову на животе и требовательно ворчит; так что спишь ты, не спишь, а приходится протянуть руку и почесать за ухом. Пьер тоже кладёт голову на живот, и Тэлбот, притворяясь слишком сонным, чтобы разбираться, чешет за ухом и его. Во вторую руку, опрометчиво опущенную с кровати, требовательно пихают слюнявый носок — их по дому разбросано не меньше десятка: все порвавшиеся Тэлбот вручает собакам, которым только дай волю разобрать по ниточкам некогда целую ткань. Хочется надеяться, что уж в этом Пьер уподобляться собакам не будет: пет-плей Тэлбота никогда не возбуждал. По крайней мере, когда этот «пет» — не он. Вчера Пьер проснулся в слезах — скучает, должно быть, по Компьену, который остался в памяти идеалом спокойствия и тишины, несмотря на загнавшие туда обстоятельства. Вчера Тэлбот позвал его на свидание, осознав, что под таким предлогом они ещё из дома не выбирались. Поэтому сегодня они едут в Шрусбери — конечно, с собаками, куда же без собак? Но сначала… Сначала Тэлбот, сварив Пьеру кофе и приготовив горячие бутерброды — как в первое их утро, — сбегает из дома и возвращается с букетом, украшенным виноградными метёлками: пришлось, конечно, прошерстить интернет, но оно, хочется верить, того стоило. Собаки пляшут вокруг, тянут любопытные носы, а Пьер ревностно прижимает букет к груди и выглядит почти таким же счастливым, как когда во время прогулки в Компьене они вышли к мирно цветущим лозам — райскому уголку, не запятнанному кровью. Одна из метёлок снова оказывается на берете Тэлбота, но теперь благодаря святейшему епископу — словно божия благодать пролилась с небес. А дальше начинается квест «Запихай в машину всех собак и людей тоже не забудь». К счастью, один из людей достаточно самостоятельный, чтобы не забыться, а без второго машина попросту не поедет. Да и собакам неважно, где играть в догонялки и откусывать друг другу уши: в саду и гараже или на разложенном заднем сиденье. — Насколько аккуратно ты водишь? — уточняет Пьер, пристёгиваясь. — Ещё никого не угробил, — пожимает плечами Тэлбот. И, не сдержавшись, прибавляет зловеще: — По крайней мере, случайно. Судя по красивому закату глаз, молиться святейший епископ Пьер Кошон не собирается. Не надеется, что Господь его услышит? Или готов безрассудно вручить свою жизнь в руки английского маршала? Вот такой у них, значит, уровень доверия?..

***

Тэлбот готовится юлить, многозначительно ухмыляясь, но Пьеру словно неинтересно, куда они едут и как скоро доберутся, Пьеру словно достаточно самого пути — в одной машине, с музыкой и подвывающими собаками. Пьер словно считает, что это — уже свидание. Но в чём он неправ?.. Они трижды останавливаются, чтобы собаки шумно, разбрызгивая воду, напились из поилок и сделали сто кругов вокруг машины, прежде чем запрыгнуть обратно, — и чтобы Тэлбот размял затекающие с непривычки пальцы. Когда он в последний раз садился за руль?.. Многолетний опыт не пропьёшь, но, кажется, организм пытается. А Пьер на каждой остановке лезет обниматься, будто сорок минут сидеть рядом, не имея возможности положить голову на плечо, — величайшая пытка. Когда слева мелькает указатель «Шрусбери», Пьер удивлённо поднимает брови. Тэлбот подмигивает: сейчас сам всё увидишь. И поворачивает к парковке, вдыхая сквозь приоткрытое окно прохладный воздух, который, кажется, ни капли не изменился со времён его детства и юности. Они выгружают из машины собак, убеждаются, что двери и багажник закрыты, а внутри не оставлены ни поилки, ни мешки для выгула, освобождают Уильяма, который успел привязаться к столбу и заодно заявить всем шрусберийским собакам, что этот столб теперь его, и распределяют, кто кого поведёт: Пьер берёт Мэри и Томми, Тэлбот наматывает на кулаки поводки остальных. — Пьер Кошон, это Шрусбери, — знакомит он. — Шрусбери, это Пьер Кошон. Пьер кивает, сложив руки на груди, а Шрусбери отвечает порывом ветра, но волосы Пьера предусмотрительно собраны в хвост, так что в лицо не лезут. Тэлбот успокоенно выдыхает и сам себе удивляется: нервничал так, будто избранника родителям представлял! Здравствуй, Шрусбери, давно не виделись, помнишь ещё меня?.. Ветер, пахнущий рекой, чуть не срывает берет. Помнит.

***

Каждый шаг пробуждает воспоминания. Вот здесь были лучшие булочки, Тэлбот — тогда ещё Джон, Джонни — покупал их по дороге из школы на деньги, выданные на обед. Вот здесь по осени разливалась огромная лужа, они с друзьями пускали бумажные корабли, то устраивая соревнования, то играя в потопление французского флота. Вот здесь в гололёд приходилось ходить на цыпочках, иначе прокатишься на заднице вниз по улице, и хорошо если тебе туда и надо — а если вверх? А здесь… Здесь — собор Сент-Питер. Джонни бегал мимо, заглядываясь на витражные окна. Джон назначал возле него свидания и девушкам, и парням — и смеялся, щурясь на небо: ну же, давай, порази меня, такого неправильного, молнией! Рядовой Тэлбот зашёл сюда перед отбытием на фронт, хотя не считал себя ни протестантом, ни тем более католиком, но столько лет он смотрел на этот собор, да и бог — он же, говорят, един?.. Маршал Тэлбот склоняется к уху французского епископа Пьера Кошона и, продолжая начатую на парковке традицию, представляет: — Собор Сент-Питер в Шрусбери. — Ты забыл Деву Марию, — укоряет запрокинувший голову Пьер. Когда есть Сент-Питер, кому нужна Дева — не только Мария, какая угодно?.. Дураками были де Ре и Дюнуа, променявшие Пьера на Жанну.

***

Шрусберийский собор нравится Пьеру гораздо больше Корнхилльского, да и собору Пьер тоже нравится. Поэтому Тэлбот отбирает у него поводки и, подтолкнув его к дверям, уводит собак в сторону Северна. Им внутри делать нечего, даже если этот собор дог-френдли, а вот епископу Пьеру Кошону найдётся о чём поговорить с Господом. И, несмотря на всё доверие, он явно предпочтёт сделать это наедине. К Северну Тэлбот сбега́л и после уроков, и, случалось, вместо; кидал камни, стараясь метнуть как можно дальше и наблюдая за расходящимися кругами, лежал на траве, а если рядом не оказывалось невыносимо правильных взрослых — забирался на дерево так высоко, как получалось, и мечтал: вот бы в жаркий день отсюда — и в воду! Сейчас Тэлбот сам — взрослый и потому подпрыгивает и цепляется за толстую ветку, беспечно отпустив поводки. Собаки, впрочем, и не думают убегать — заливаются лаем: то ли не понимают, куда хозяин полез, то ли требуют взять с собой. Есть у известности несомненные преимущества: кто посмеет одёрнуть забравшегося на дерево английского маршала?.. Пьеру, к счастью, не приходится ждать их у собора — это они ждут, прогуливаясь туда-сюда. И когда он наконец выходит — светящийся, окрылённый; когда он шепчет: — Спасибо, — и, притянув Тэлбота за воротник куртки, напористо целует; когда он запускает руки под футболку… Тэлбот думает, что никогда не занимался сексом в машине, на разложенном заднем сиденье, в окружении собак. Не повод ли попробовать? А ещё — что, прежде чем отлепляться друг от друга, придётся размотать поводки.