Полутона

      

Не стращай меня грозной судьбой

И великою северной скукой.

Нынче праздник наш первый с тобой,

И зовут этот праздник — разлукой

***

      Колени прошуршали по острому гравию — к счастью, форменная мантия Мунго и надетое под низ платье немного смягчили удар, иначе не обошлось бы без ссадин. Перемещение вышло грубым. Спасаясь от головокружения, Гермиона прислонилась лопатками к оказавшейся рядом изгороди, гадая, было ли это местью Лорда за не самый радушный прием. Когда мушки перестали мелькать перед глазами, она огляделась — самого Лорда нигде не было, и оставалось лишь надеяться, что он не отправился устраивать кровавую расправу прямо в Мунго. Правильно ли она поступила, сказав про Снейпа? Теперь раздумывать об этом было уже поздно.       Взгляд скользнул к видневшемуся за витыми решетками изящному особняку из белого камня.       Разумеется, в череде мелькавшего вспышками перемещения Лорд как-то забыл проинструктировать ее насчет того, куда она попадет и что делать дальше. Будто услышав ее слова, кованые ворота пошатнулись и принялись медленно открываться. Рассудив, что, вероятно, туда ей и надо, Гермиона поднялась на ноги, сбила с ладоней маленькие впившееся крошки гравия и поудобнее перехватила палочку.       На крыльце виднелась стройная фигура, тем не менее, она оставалась недвижима — ждала, пока Гермиона подойдет сама. По мере приближения лицо казалось все более знакомым — будто встречалось где-то совсем недавно.       — Добро пожаловать в поместье Розье, — улыбнулась женщина, протягивая руку, но улыбка не тронула ее глаз — они смотрели внимательно, едва заметно прищурившись. Точно так же, как со страниц Пророка — Гермиона наконец поняла, что перед ней была кандидатка в министры. — Я — Адель Розье. Рада познакомиться, я много читала о вас в газетах.       — Я… тоже, — сбившись с толку, ответила Гермиона. — Разве вы не во Франции?       — Все верно! Мы сейчас во Франции, — сверкнула она белыми зубами. Пока Гермиона пыталась осмыслить дальность перемещения, сбоку от Розье возник эльф в выглаженной наволочке, украшенной, вероятно, гербом семьи. Он заговорил, щелкнув пальцами — слова послышались на мгновения позже, чем мимика.       — Коко перенесет багаж мисс.       Замявшись, Гермиона крепче перехватила сумочку.       — Прошу прощения, Коко говорит только по-французски, но вы быстро привыкнете к заклинанию-переводчику, — учтиво заметила Адель, и вот уже две пары глаз уставились на Гермиону в ожидании.       — Простите… не стоит, спасибо. У меня небольшой багаж.       — Хорошо! Позвольте показать вам комнату. Темный Лорд сообщил, что вы погостите у нас, и я успела подготовить все к вашему прибытию. Прошу…       Адель вновь улыбнулась, изящно поведя в сторону дверей, а у Гермионы почему-то зачесались руки. Поднимаясь по изящной лестнице, она с как можно более вежливым интересом слушала редкие комментарии Адель.       «Направо — обеденный зал. Коко накрывает завтрак к девяти, но вы всегда можете попросить его в комнату. Библиотека на втором этаже, да, именно там, после картины. Камины в главном холле и вашей спальне и будут в полном вашем распоряжении, как только я займу пост министра. А пока вы можете наслаждаться парком поместья, уверяю, он прекрасен…»       Вереница мелодичных фраз с легким французским акцентом могла, без сомнения, обезоружить и заворожить кого угодно.       — Выходит, вы уверены в своей победе? — поинтересовалась Гермиона, когда они достигли белой двустворчатой двери.       — Да. Признаться, без помощи Темного Лорда я бы не обошлась. Можно сказать, это наш с Темным Лордом совместный проект.       Гермиона незаметно поморщилась. Казалось, Розье участвует в конкурсе «повтори его имя как можно больше раз» и во что бы то ни стало намерена выиграть.       — Он… тоже здесь живет?       — Некоторые дела требуют присутствия здесь, все верно.       Она вновь улыбнулась, а Гермионе вдруг вспомнилось, как однажды в их последние совместные с родителями каникулы они с мамой зашли в магазин на Елисейских полях, чтобы выбрать духи. Консультант, что подошла к ним, услышав английский язык и увидев простую тряпичную сумку Гермионы, разговаривала точно так же: с прилипшей, точно ириска к зубам, улыбкой, и филигранно — почти не отличить — натянутой маской вежливого участия. Фальшивой, конечно.       — Это — ваша спальня. Коко к вашим услугам, позовите ее, если что-то понадобится. Я оставлю вас, должно быть, вы устали и хотите привести себя в порядок с дороги, — темный взгляд легко скользнул по мантии Мунго, и, чуть склонив голову, Розье развернулась, удаляясь в сторону лестницы.       Зайдя в спальню, Гермиона увидела камин с одним креслом, небольшой письменный стол и кровать с балдахином. В углу притаилась дверь, ведущая в светлую ванную с окном.       Опустившись на мягкий матрас, она скользнула ладонью по лицу, силясь сложить в единую картину мысли о том, куда привели ее собственные решения.       

***

      Лорд не появился.       Ни в первый, ни во второй день, ни через неделю.       Гермиона с замиранием сердца читала Пророк, который приносила Коко, хоть и с опозданием на один день. Творилось что-то жуткое, она вновь почувствовала себя точно так же, как во время войны. Только вот «нежелательным лицом номер один» ее окрестила уже другая сторона.

      «Гарри Джеймс Поттер, проходивший лечение в госпитале Святого Мунго, пропал из охраняемой палаты. Предполагаемым свидетелем является однокурсница пропавшего, Гермиона Джин Грейнджер, местоположение которой неизвестно. В случае обнаружения свидетельницы просьба незамедлительно обращаться в Аврорат»

***

      «Стали известны новые подробности: Гермиона Джин Грейнджер неоднократно нарушала статут секретности (ред. от 28.05.1997), используя непростительное заклятие «Империус» на представительнице магглов»

***

      «Временно исполняющий обязанности министра Кингсли Бруствер сложил полномочия. Экстренно проведено закрытое собрание Визенгамота, члены выдвинули кандидатуру Альбуса Дамблдора»

***

      «Нас многое связывает с Гарри. Произошедшее — моя ошибка, поставившая под удар всю магическую Британию. Долгое время я отказывался от поста министра, наивно полагая, что все решится само собой, но жизнь учит нас, что за свои ошибки нужно отвечать самому»

***

      «Из ряда источников поступают сведения об укрытии военных преступников на территории Франции. Магическая Британия неоднократно пыталась добиться диалога, однако все попытки остались без ответа. В ответ на пособничество терроризму министром Альбусом Дамблдором было принято решение о временном перекрытии границ с материком до стабилизации ситуации. Дополнительно будут приняты меры по предотвращению волнений среди населения…»

***

      Отложив газету и машинально глотнув уже давно остывший кофе, Гермиона поднялась с кресла в своей-не-своей спальне. Оправив подол платья, она поймала себя на мысли, что ходить изо дня в день вот так — без тяжести Араминты на талии — казалось теперь неправильным. Порой она произносила какие-то мысли вслух и тут же осекалась: услышать их было некому. Не то что бы змея могла ей ответить, но Гермиона слишком привыкла к ее присутствию. Теперь не было ни ее, ни Живоглота — отправившись гулять за пару дней до ее перемещения во Францию, он так и не вернулся, и эта мысль не давала ей покоя.       Выйдя в коридор, она минула несколько комнат и лестницу, оказываясь в другом крыле особняка. Уже знакомая дверь поддалась, и, скрипя, впустила ее в небольшое помещение. Ничего не поменялось.       Снейп появился в доме на следующий день после нее. Такой же… едва ли живой, но, по крайней мере, без следов мстительности Лорда. Его кто-то переместил — она не видела, кто, а затем особняк посетил целитель — по его лицу было видно, что случай безнадежный.       Но ей-то не хотелось сдаваться…       Взглянув на диаграмму, Гермиона сделала несколько пасов палочкой — простая диагностика, которой она успела научиться в Мунго. Ничего. Как и всегда. Сердце билось, но даже комой это сложно было назвать — показатели едва отличались от мертвеца. За дни, подведенные у Розье, она пересмотрела все имеющиеся в библиотеке справочники, выписала с десяток, как ей показалось, подходящих заклинаний, но ни одно из них пока не сработало.       Зато камень горел. Сперва порывавшаяся и вовсе выложить его из сумочки, теперь Гермиона решила повторить то, что, как ей казалось, однажды точно увидела — ей не могло показаться.       Зажав камень в руке, она приложила ее к груди, затянутой в черный дублет — кто-то отказался достаточно снисходительным, чтобы оставить профессора в его же одежде, а не переодевать в унылую пижаму Мунго.       Диаграмма изменилась точно так же, как и тогда: ранее слабая волна метнулась вверх, теперь показывая что-то более похожее на нормальный сердечный ритм.       Гермиона просидела так с полчаса, но больше ничего не произошло.

***

      Кажется, окончательное понимание стремительности и неизбежности перемен пришло к Гермионе в тот самый день, когда, спустившись на ужин, она увидела Долохова. Само только звучание его имени, раздавшееся в мыслях, погрузило ее в какой-то премерзкий ступор. Конечно, она знала, что он числился в списке сбежавших и так и не был найден, и все же, все же…       — Ну, привет, малышка, — тряхнул он длинными, доходившими до края челюсти волосами, откинувшись на спинку стула и смерив ее темным — каким-то заставляющим нервничать — взглядом. На груди будто бы вновь заворочалось, засвербело давным-давно снятое проклятье.       Конечно, сперва ей захотелось убежать. Не то что бы только из этой комнаты, но и из дома — страны — из последнего года собственной жизни.       Но разве не она сейчас была той, кто победил? Бегали они, в конце концов, уже достаточно. По крайней мере, Долохов находился здесь исключительно из-за нее.       — Ну, привет, — произнесла она, вложив в слова все возможные холод и выдержку, и опустилась на стул напротив. Тот изогнул бровь, а ухмылка стала еще более хищной — присматривающейся.       — Не умерла от проклятья?       — Как видишь.              Мгновение. Взгляд встретил взгляд — прямо, хлестко, навылет.       С жутким шумом Долохов придвинул какой-то граненый сосуд с прозрачной жидкостью. Вынул хрустальную пробку и разлил по двум стаканам — на дне. Жестом, странно сочетавшем выверенность и небрежность, толкнул один к ней, и взяв свой, поднял на уровень глаз. Стеклянные бочка стукнулись.       — Ну, и хорошо. Теперь-то сделаем, как надо.

      Крепкий алкоголь обжег горло.       Позже Гермиона раз за разом задавалась вопросом: предала ли она себя? Гарри? Их? Должно быть, точно так же, как в тот момент, когда с ее палочки слетали империусы: каждый — ради чего-то. Ради того, чтобы Гарри не пошел в лес. Ради того, чтобы ему помогли. Ради того, чтобы получить билет из Британии, находящейся на грани краха.       Может быть, все это ей было страшно и противно, но не так, чтобы то затмило страх потерять Гарри. В любой из этих моментов у нее был выбор, и она его делала: она всегда выбирала их, и неважно, что Гарри, должно быть, рассудил бы по-другому.

***

      Умереть от скуки в стенах дома было бы не очень сложно. Все те дни, что она провела здесь, складывались в одну сплошную вереницу без начала и конца: проснуться, позднее всех прийти на завтрак и обед, тем самым ни с кем не встречаясь, зайти к Снейпу и попробовать несколько очевидно бесполезных заклинаний, вернуться в библиотеку и искать новые.       Пожалуй, теперь она была в безопасности — настолько, насколько мог быть разыскиваемый свидетель пропажи национального героя, но что с того? Розье еще не выиграла свое место министра, и перемещения за пределы поместья были крайне не желательны — читай — запрещены.       Все, что Гермионе удалось выяснить у непревзойденно-изящной хозяйки поместья — так это то, что Пэнси следила за Гарри.       — Темный Лорд обмолвился, что мисс Паркинсон как никто подходила на эту роль, — просочившиеся сквозь улыбку слова оставили Гермиону то ли в злости, то ли в обиде, то ли в чувстве вины.       Разве она подходила не лучше? Как Он вообще мог додуматься до такого? И как ей потом объясниться с Пэнси…?       Так она и существовала, в этих терзающих абсурдностью и противоречивостью эмоциях, пока в один из дней из окна библиотеки взгляд не притянула знакомая высокая фигура.       Подойдя к окну, Гермиона всмотрелась в два приближающихся силуэта: Долохов шагал, что-то рассказывая, а рядом… Спину обдало холодком волнения. Было странно увидеть Его вот так: впервые не в Азкабане и не в ее квартире, и не среди обломков внутреннего двора Хогвартса, когда вид мрачной фигуры означал с большой вероятностью скорую смерть.       Он шагал по дороге, а полы темной мантии стелились по земле, руки были сцеплены за спиной, он слегка склонил голову вперед, слушая слова пожирателя.       Гермиона замерла, не представляя, что делать. Спуститься, выйти на улицу? Глупо. А если он вновь пропадет, а она так ничего и не узнает? Можно было сделать вид, что она не знала о его появлении, и наткнулась совершенно случайно… вот, просто проходила по коридору. Удастся ли ей достаточно правдоподобно изобразить удивление? В эту самую секунду раздумий его взгляд лениво скользнул вверх по фасаду дома, перешел на окно и на долю секунды задержался на ней, пригвоздив к полу. Мгновение — и взгляд исчез, он вернул внимание Долохову.       Отойдя от окна, Гермиона опустилась обратно в кресло и нервно раскрыла книгу, ища последнюю прочитанную строчку, твердо решив продолжить чтение.       Текло время… на улице уже стемнело, в библиотеке зажглись свечи, а она осилила едва ли и десять страниц, в конце концов признавшись самой себе, что слова влетали в сознание, но смысл их там не задерживался. Какая глупость… отложив фолиант и пригладив волосы, Гермиона покинула комнату и отправилась в обеденный зал, но ни он, ни главный холл не раскрывали следы чьего-либо недавнего пребывания.       Надо было раньше… Определенно, он снова пропадет, а Гермиона так и останется с ворохом вопросов без единого ответа. Поджав губы, она рассудила, что ей все равно ничего больше не оставалось, кроме как пойти к себе. Чем ближе была дверь спальни, тем отчетливее ощущалось то самое чувство, но Гермиона убеждала себя, что то — лишь плод ее разыгравшейся фантазии. Почти поверив в это, она толкнула дверь, и сперва замерла, вспоминая: разве она разжигала камин? Нахмурившись, она вновь взглянула на теплые блики, отражающиеся на стене.       — Так и будешь стоять? — донесся до нее голос, послав по спине мурашки. Пройдя вперед, она увидела сидящего в кресле Лорда. У его ног была Араминта — она приподнялась, что-то приветственно шипя. Приблизившись, Гермиона склонилась, коснувшись ладонью гладкой чешуи, и в это же время хвост змеи обвил ее лодыжку, потянув — недостаточно сильно для того, чтобы упасть, но достаточно, чтобы понять — подушки на полу ждали как раз ее. Оставалось лишь подчиниться и сосредоточить взгляд на пляшущих языках пламени — посмотреть на Него снизу-вверх вновь так близко казалось чем-то сюрреалистическим — она лишь видела, как в бледной руке блеснул бокал вина.       — Мне передали, что ты проводишь много времени у Северуса, — Гермиона мысленно закатила глаза. Интересно, чем еще Розье успела поделиться. — На что он тебе?       — Я хочу понять, можно ли его вылечить, — коротко ответила Гермиона, конечно, умолчав о странном воздействии камня. Выходило, что даже не врала — лишь недоговаривала — так было лучше, Лорд каким-то образом всегда чувствовал ложь. Он хмыкнул.       — Пожалуй, это было бы к месту. С удовольствием послушал бы его объяснения, их как раз недостает.       Поежившись, Гермиона принялась судорожно обдумывать, как убедить его не мстить профессору. Было абсолютно ясно, что слушать «объяснения» он собирался вовсе не за чашкой дружеского чая.       — Дамблдор зачем-то прятал его все это время. Не лучше бы узнать, зачем? Снейп мог бы быть вам полезен, учитывая, что у вас и так недостаточно людей, — он метнул на нее нечитаемый взгляд, и она осеклась. — Я имею в виду тех, кто с вами давно. Почти все сейчас… новые, и… — и вот уже она слово за словом молола какую-то неприбираемую чушь, от которой захотелось ударить саму себя по лбу.       Лорд смерил ее недовольным взглядом.       — Я не жалуюсь. А ты — все равно попусту тратишь время, яд Нагини смертелен.       — Зачем же вы тогда его забрали? — он не ответил, и Гермиона почувствовала, как своими словами все больше и больше приближала грань его терпения. И все же не могла не продолжить: в конце концов, это именно она рассказала о Снейпе и ей совсем не хотелось, чтобы причиной окончательной смерти того стал ее опрометчивый поступок. Не так: ей вообще не хотелось, чтобы Снейп умирал! Едва ли они с Гарри поладят спустя такое время, но хоть одна спасенная жизнь могла бы стать маячком надежды для друга.       — Если я… Если у меня вдруг получится, вы сохраните ему жизнь? Хотя бы возьмите непреложный обет…       — Мне показалось, или ты пытаешься ставить условия? — все, теперь-то уж точно предел терпения достигнут. Его голос был сплошь пронизан льдом. — К тому же, откуда такая вера в себя? Полагаешь, что пару месяцев поносила учебную мантию Мунго и стала непревзойденным целителем? Я не удивлен, у тебя есть склонность к глупым занятиям, как и к крайней самоуверенности. Снейп, которого ты так стремишься спасти, упоминал об этом. Ну, что же, если занятий поважнее ты не видишь, хотя стоило бы, я не смею мешать…       Он сделал новый глоток и отвернулся. Разговор был окончен. Вскоре Лорд отставил бокал и вышел, следом пестрой лентой уползла и Араминта. Гермиона в последний раз взглянула на огонь, затем — на остатки вина, в полумраке комнаты казавшиеся черными. Взмах палочки — и заклинание уничтожило бокал, как будто это могло стереть воспоминания об этом вечере.

***

      Они… поругались? Можно ли вообще было поругаться с Лордом? Казалось, бóльшая часть каких-то обычных человеческих действий к нему была вовсе неприменима, но как иначе назвать то, что после того вечера Он делал вид, что теперь ее не замечает?       Гермиона часто видела удаляющуюся черную мантию то из окон спальни и библиотеки, то в конце коридора. Он постоянно был с кем-то: Долохов, Розье, мелькающие другие незнакомые люди, но ни разу темный взгляд не задерживался на ней — лишь скользил, точно встретив лишь предмет интерьера.       Не то что бы она хотела начисто переиграть тот последний вечер. Не то что бы она отказывалась от своих слов… Но спустя неделю стало понятно, что только что-то невообразимое могло бы стереть его негодование и вновь заставить поговорить…