Полутона

Так оставляют след.

Так творятся миры.

Так, сотворив их, часто

оставляют вращаться,

расточая дары.

***

      Она чувствовала себя почти что призраком.       Не потому, что в единственный свой выходной все же отправилась в Мунго, скрытая мантией — это было странно, но терпимо, ей не составило труда подождать с четверть часа прежде чем кто-то из целителей вошел в дверь подле уродливого манекена. Затем она легко проскользнула в не слишком заполненный лифт и поднялась на нужный этаж, тихо устраиваясь поодаль дежурящих у палаты авроров.       Призрачным теперь казалось все другое — и тот странный мрачный вечер, и чужое прикосновение к коже, и клятва Лорда. Воспоминания об аромате вина и Его взгляде странным образом изводили ее, будто постоянно мелькая в памяти, и она всеми силами старалась думать о чем-то другом. О произнесенных прямо у ее лица словах, к примеру.       Сказанное им было одновременно простым и совершенно невыполнимым. Хотела обещание — получай! Шутка ли: оно значило не меньше, чем отказ Гарри Поттера от всех идей, которые были для него высшей целью, которые делали все потери не такими напрасными.       Ей предстояло убедить его принять то, что все было впустую.       Всего-то.       Она прекрасно знала, что Гарри никогда не променяет жизнь всех тех, кто умер, на свою. Скорее он сам создал бы крестраж (если бы это не требовало новых жертв), просто чтобы наказать себя и умереть аж дважды — в его понимании так было бы справедливо. Он все еще думал, что осколок души умирает, совсем не зная: «Душа — бессмертна».       И вновь в ее голове прокатился уже отчего-то привычный голос.       Тряхнув головой, Гермиона невесело усмехнулась своим мыслям. Они так старались уничтожить как можно больше крестражей, даже не догадываясь, что тем самым по кусочкам собирали Тома Риддла: того, за кем следовали сотни, того, кем восхищались, того, кто, будучи сиротой, смог достигнуть чего-то совершенно невообразимого. Она могла лишь догадываться, что именно вернулось к нему вместе с осколками, но точно знала: Он совсем не был похож на сумасшедшего.       Либо она — законченная доверчивая дура.       Теперь оставалось лишь научиться существовать с новым положением вещей и как-то незаметно возложенной на нее ответственностью — без сомнения, Лорд рассчитывал, что дело исключительно за ней. Либо она придумает способ убедить Гарри в том, что пора остановиться, либо Лорд поступит по своему усмотрению. О последствиях последнего варианта можно было даже не рассуждать. Ей предстояло играть по его правилам, потому что других попросту не было.       Вместе с тем, положа руку на сердце, Гермиона почти что не жалела о своих решениях. Для себя она установила абсолютно четко: если и был какой-то шанс спасти Гарри, даже призрачный, совсем эфемерный — она им воспользуется.       Потому что — как мантра — иначе все было просто так.       Тонкая ткань мантии чуть переливалась от ее дыхания, но больше ничего не происходило. Авроры стояли почти недвижимо, и пару раз Гермиона всерьез задумалась, не подменили ли живых людей на искусно созданную иллюзию.       Никто не приходил. Никто не приносил лекарства. Ни единого шанса проскользнуть в открытую кем-то дверь.       Она злилась даже не на свой неудавшийся план, а на то, что его бросили совсем одного — заперли, даже не посещая, просто убрали с глаз. Ей всерьез хотелось надеяться что из соображений «безопасности» целители аппарировали прямо в палату, минуя дверь — в этом случае о нем хотя бы заботились.       Спустя четыре долгих часа она поднялась на ноги, пошатываясь от охватившей их судороги.       «Нужен просто другой план» — говорила Пэнси, и Гермиона его придумала. Но не сегодня… Ей нужно было время и место, в котором никого бы не было.       Нетвердой походкой она двинулась к лифту, дождавшись, пока тот откроется, выпуская спешащих куда-то людей. Шагнув, взглянула на кнопки, убеждаясь, что сможет выйти на первом этаже. Прежде чем двери со звоном захлопнулись, чья-то ладонь скользнула меж створок, затем неаккуратно вкатили тележку: должно быть, даже с закрытыми глазами она узнала бы в этом всем Невилла. Тот, еще раз подвинув тележку в пустое пространство, которое на самом деле было Гермионой, быстро убрал со лба растрепанную челку и едва ли глядя тыкнул на кнопку.       — Ой, не то!       Гермиона молча улыбнулась, следя за старательными попытками друга дотянуться до цифры нужного этажа. А потом дверь раскрылась на третьем — случайно выбранном — и камень в ее сумочке вспыхнул огнем. Повинуясь внезапному порыву, она единственная шагнула в коридор.       Ступая по самому тихому отделению, она приближалась к той самой коморке для швабр, попутно чувствуя, как жарче и жарче грел воскрешающий камень.       Оказавшись внутри, она не увидела ничего нового — лишь паутина и пыль, да сплошная стена. Прислонившись к грязному стеллажу, она запустила пальцы в сумочку, доставая камень. Все такой же черный, он пылал, как никогда. Всматриваясь в гладкие грани, она не сразу услышала шум быстрых шагов. Мелькнула лимонная мантия — Гермиона едва успела отшатнуться, чтобы ничем не выдать свое присутствие.       Вошедший в каморку человек взмахнул палочкой, посылая какое-то невербальное, и шагнул вперед, растворяясь в стене.

***

      — Можно ли запечатать вход в платформу девять и три четверти?       Присев у духовки, она следила за зажаривающейся корочкой пастушьего пирога. За все время у нее так и не обнаружилось особых талантов в кулинарии, но внезапно именно это блюдо стало выходить недурно, и, как ей казалось, нравилось Лорду даже в ее исполнении.       — Решила сократить количество сквибов после пасхальных каникул? — съехидничал Лорд, и Гермиона незаметно закатила глаза.       — Мне стало интересно, где еще можно использовать такие чары. Скажем, если кто-то хотел бы что-то спрятать, мог ли он использовать их, наложив особый пароль для прохода?       Пирог был готов, и, открыв дверцу, она отлевитировала керамический лоток на подставку между уже разложенными салфетками. Сбоку послышалось движение — Лорд расположился за столом. Ее все еще забавляло: каждый раз, делая это, он выглядел так, будто находился по меньшей мере в шикарном зале какого-то поместья, а не в ее крохотной гостиной, в которой едва помещалась нужная мебель. Как мог сирота так отточить каждое свое действие? Или он сразу родился с повадками наследного принца?       — Это — простые чары, не предполагающие паролей или другой защиты. Даже магглы могут проходить сквозь них, если знают, куда идти, — помолчав, ответил Лорд, вольготно откинувшись на спинку стула, пока Гермиона, стоя перед ним, нарезала их ужин на порции. — Не лучший способ что-то спрятать, разве что там, где и так никто не будет искать.       В такие моменты ей невольно думалось, что он и впрямь мог бы стать хорошим профессором. Зачастую Лорд не упускал возможности вставить ядовитые замечания, но объяснять ему все же нравилось — не в пример профессору Снейпу, который, кажется, ненавидел произносить лишние слова.       Воспоминания о зельеваре глухо отдались тоской в груди, и, разложив пирог, Гермиона уселась, вяло погружая в него вилку.       — На втором курсе домовой эльф зачаровал стену на платформе так, что друзья не смогли пройти через нее, — спустя время продолжила она, не называя имен — слишком больно было бы в полной мере осознать, что двух героев той истории уже попросту не было.       Лорд изогнул бровь, но никак не прокомментировал неслыханное по меркам волшебников неуважение со стороны домовика.       Гермиона вдруг подумала, что все происходящее — просто невероятная случайность, один шанс на бесконечность. Никогда бы они не оказались так — за одним столом, никогда бы он не давал ей задавать вопросы и уж точно не ел бы что-то, приготовленное ей, если бы… если бы не браслеты и следующая за ним по пятам скука. Как бы Лорд ни бросался язвительными фразами, она прекрасно видела, что за неимением других собеседников кроме нее и Араминты он довольствовался и этим.       Эти мысли одновременно волновали и ввергали в ужас…       — Такие чары быстро не снять и не вернуть обратно. Обычный барьер смог бы на время закрыть проход. Для школьников этого было бы достаточно, чтобы совершить какую-нибудь глупость, — лаконично закончил он, давая понять, что кто-то определено готовил для него краткие сводки о жизни Гарри. Оставалось лишь задаваться вопросом, уделял ли этот кто-то такое же внимание Гермионе, но об этом она, конечно, не стала бы спрашивать напрямую.       Вечер потек своим чередом.       Когда тарелки отправились в раковину к зачарованной — этому она все же научилась — щетке, Гермиону уже ждала новая стопка книг. Вздохнув, она принялась листать страницы, глава за главой все больше путаясь в специфических названиях и длинных формулах. Захлопнув очередной справочник, она принялась за другую книгу, чей текст был не в пример приятнее и проще. Спустя время незаметно для самой себя Гермиона опустила голову на подушки, устроившись на боку и скользя взглядом по пожелтевшим от времени страницам.       В полумраке плясали отблески огня, тени клубились под потолком, февральский ветер бился в створки окон.       В этом было что-то невообразимое.       Перед глазами летели буквы, строчки, страницы, и взгляд все сбегал на фигуру напротив — на длинные пальцы, скользящие по змеиной чешуе, на широкие плечи, на профиль лица.       Она читала о радиации, но, казалось, книга рассказывала о ком-то другом:       «…Он как будто принадлежит другим мирам за пределами нашего…»       Раздавалось глубокое шипение, Мерлин знает, о чем повествующее, и Гермиона видела — чувствовала, что будто бы прикасается к тайне, будто бы самым настоящим чудом было — вот так лежать, ощущая тяжелый покров совершенно темной магии, которая не причиняет тебе никакого вреда.       «…Во всей природе только радий оказывается каким-то странным исключением: ничего в нем не тратится, ничего не сгорает, никогда он не стареет, он вечно молод…»       Веки наливались тяжестью, она все чаще прикрывала глаза. Тьма баюкала совсем сладко, маня своими объятиями.       «…Питается тем же неугасимым огнем и движется тем же не поддающимся контролю механизмам, который поддерживает свет великих солнц в мировом пространстве в течение безграничных периодов времени…»       Блики пламени все плясали и плясали.

***

      — Проснись…       Что-то скользнуло по волосам, по скуле, опустилось на линию челюсти… Приподнявшись рывком, она коснулась пальцами закружившейся головы. Араминта — причина ее резкого пробуждения — деловито спустилась на пол.       — Читай.       Перед глазами возникла рука и разворот книги, поморщившись, она приняла ее, осмысливая плывущие перед глазами строчки, попутно отмечая, что то был тот самый учебник, в руках с которым она уснула.       «…Например, возможно, что во всём пространстве распространяются какие-то лучи, которые свободно проходят через все тела и даже через всю толщу земного шара. Не только мы не видим этих лучей, но их даже не замечает фотографическая пластинка, и только радий имеет особенную способность поглощать эти лучи…»       Гермиона нахмурилась, перечитала вновь и подняла взгляд.       — Думаете, это — оно? — голос звучал хрипло после сна.       — Думаю, да, — нетерпеливо и как-то жадно ответил он.       — Но это… — произнесла Гермиона, наскоро просмотрев следующие абзацы. — Это было лишь предположением, оказавшимся неверным. Вот: «…из радия беспрерывно выделяется радиоактивный газ — эманация радия. Радиоактивные свойства эманации уменьшаются с течением времени, и это позволяет высказать гипотезу, что радиоактивные свойства всех других радиоактивных элементов тоже со временем убывают, хотя это убывание в некоторых случаях может происходить крайне медленно и поэтому почти незаметно»       Прочесть это стоило ей немалых усилий, в не успевших привыкнуть к свету глазах все двоилось, пляшущие чернила резали зрачки. Лорд принялся мерить шагами комнату, сложив руки за спиной.       — Читай дальше. Это никак не мешает тому, что материал действительно может поглощать невидимые лучи.       Она послушно вернула внимание главе, изо всех сил стараясь пробиться через описания опытов Розерфорда и Содди. Казалось, вот-вот — и голова зазвенит, точно вскипевший на огне жестяной чайник со свистком. От количества специфических терминов и подробностей экспериментов начало подташнивать.       «Все это показывает, что радиоактивность принадлежит совершенно особому миру явлений, с которым физики никогда не встречались раньше. Иными словами, что в радиоактивных явлениях действуют совершенно огромные, чудовищные силы, несравнимые со всем, что было известно физике прежде, и, значит, такие же огромные чудовищные силы требуются для того, чтобы управлять радиоактивными явлениями и изменять их естественное течение. Значит, Джон Дальтон был в каком-то смысле прав, хотя правота его и не была абсолютной, а относилась только к некоторому ограниченному кругу явлений: в пределах этого круга явлений атомы действительно неразрушимы и бессмертны, и требуется далеко перейти за пределы этого круга и привести в действие силы совершенно иного порядка для того, чтобы вызвать превращение одних химических элементов в другие…»       — Сила совершенно другого порядка — и есть магия, он поглощает ее, и магия же не дает распространяться эманации радия в пространство. Потому прибор обнаружил радиацию лишь у самого браслета, а не в воздухе вокруг, — негромко, будто бы сам для себя рассуждал Лорд. — Он поглотит любые разрушающие чары, значит, необходимо остановить движение частиц, чтобы заклинание сняло браслеты…       — Значит, радий… — запоздало и как-то жалобно подытожила она, мысленно прощаясь с отдыхом.       Поморщившись, Лорд перевел на нее раздраженный взгляд.       — Отправляйся спать, иначе от тебя не будет никакого прока.       Повторять дважды не пришлось, она была рада последовать указанию, пусть и приправленному очередной колкостью. Лишь одна мысль успела проскользнуть в сознании, прежде чем Гермиона, рухнув на подушки, погрузилась в сон:       «Если для изменения естественного состояния радия требовались чудовищные силы, насколько же была свирепа его магия, сумевшая пробиться даже сквозь них?»