Сад голубых пионов

      В компании друзей Лили и Джеймса Пиона чувствует себя неловко и оттого оккупирует кресло напротив камина, слушает рассказы и улыбается, не встревая в разговор. Лили и Сириус косятся на нее попеременно, и если сестра все больше неодобрительно качает головой, то в глазах Блэка Пиона видит искреннее беспокойство. Ямочка на его щеке появляется и исчезает, и Пиона, глядя на нее, кажется, и вовсе теряется в пространстве, пока нестройный хохот не выдергивает ее из раздумий.       – У волшебников нет такой традиции, – рассказывает, активно жестикулируя, светловолосый Питер, – зачем нам наряжаться нечистью, если волшебники и сами своего рода нечистая сила?       Питер показывает в воздухе какие-то знаки, и Пиона понимает, что говорят они о традиции хождения по домам за сладостями. «Сладость или гадость» Пиона в детстве любила, а потом бабуля Софи через улицу сказала, что для конфет она слишком взрослая, и насыпала полную корзинку свежих склизких тыквенных семечек. Тыкву Пиона терпеть не может даже сейчас, зато до сих пор помнит, что и Петуния, и Лили дружно помогали ей забрасывать дом бабули Софи туалетной бумагой и тухлыми яйцами.       – В доме моих родителей вдоль лестницы на второй этаж висят сушеные головы домовых эльфов, – говорит Сириус, нагоняя голосом жути, – никакие тыквенные головы фонаря-Джека не могут быть страшнее. Хотя в детстве я любил дергать их за волосы…       Пиона представляет себе головы навроде музейных мумий, развешенные на стенах, смеется со всеми и делает вид, что не слышит на мгновение втиснувшихся в рассказ скорбных ноток. Все они будто не слышат, что говорят другие, и только задорно смеются, вспоминая о прошлом, словно о другой жизни.       Пиона чувствует, что у каждого в этой компании есть секреты, прикрывает глаза и подхватывает рассказ Лили о том, как она строила глазки соседским мамочкам и каждый год возвращалась домой с полной до верху корзиной конфет.       – Я была принцессой, – отвечает Пиона на вопрос о любимых костюмах, – Туни наряжалась феей, а Лили несколько лет подряд доставался старый колпак, в котором она объявляла себя ведьмой и грозилась съесть всех детей, если ей не дадут побольше конфет.       – Принцессы – это ведь не нечистая сила, – любопытно тянет Джеймс, и Пиона весело пожимает плечами:       – Но мне нравилось быть принцессой.       Пиона не продолжает, и на несколько минут разражается спор о принцессах и нечисти, побеждает в котором, конечно, последняя. Сириус лукаво жмурится, разглядывая Пиону пристальным взглядом, и она ведет плечами и показывает ему язык, едва удерживаясь от менее приличного жеста. Лили что-то бормочет Джеймсу на ухо, а потом хлопает себя кулаком по ладони и взмахом палочки призывает несколько бутылок волшебной выпивки вместо опустошенных.       – Не могу представить тебя в розовом платье принцессы, – после парочки тостов Сириус подсаживается к Пионе на подлокотник, потому что Питер падает, вытягивая ноги, и занимает собой почти весь диван.       – Оно было синим, – обиженно тянет Пиона, пытаясь спихнуть его локтем, – наверное, оно до сих пор лежит где-то на чердаке. Один раз его надевала Петуния, но я устроила такую истерику…       Пиона пьяно икает, и растопырившая уши Лили хлопает в ладоши и принимается хохотать:       – Я помню, папа тогда нарядил тебя мумией, а мама страшно ругалась, потому что он извел на это целую пачку туалетной бумаги!       Пиону клонит в сон, но она переваливается через Сириуса, грудью падая ему на колени, и тянет руку в сторону выдавшей ее с потрохами сестры:       – Я была самой лучшей мумией на Земле!       – Потому что родители так сказали, чтобы ты прекратила реветь!       Лили продолжает надрывно смеяться, а Пионе кажется, что, несмотря на усталость, она сейчас встанет и устроит дуэль.       – Потому что никто не смеет смеяться над моей мумией! – бурчит Пиона, когда Сириус помогает ей выйти на воздух.       От его руки, удерживающей Пиону за плечо, исходит жар, оставляет, кажется, самые настоящие ожоги на коже, и Пиона снова бурчит себе под нос, на этот раз про пепел и звезды. Сириус слушает ее бредни молча и не спешит отпускать, и от ощущения тепла сквозь одежду у Пионы немеют кончики пальцев.       Пожалуй, стоять в тишине ей нравится, так что Пиона, пьяно вздохнув, позволяет себе опереться о Сириуса плечом. Дыхание его путается у нее в волосах, прохладный ночной воздух кусает щеки, а сердце бьется так гулко и медленно, что от его мерного стука хочется спать.       – Ты любишь его? – вопрос застает Пиону врасплох, сбрасывая накрывшее плечи сонное оцепенение.       Сириус стоит у нее за спиной, поддерживает за плечо и медленно дышит, так что Пиона чувствует, как вздымается его грудь, и лица его она не видит, потому представляя себе серьезное выражение. Вопрос взвивается в воздух, складывается колечками свечного дыма над их головами и улетает к звездам, повторяясь там снова и снова.       Пиона не спрашивает, кого Сириус имеет в виду, откидывает голову ему на плечо и медленно выдыхает горячий воздух. Еще не так холодно, но Пионе отчего-то нравится думать, будто в темноте выдох ее обращается серебристым облачком пара.       – В том пустом классе ты сказала, что прячешься от себя, – Сириус наклоняет голову, и Пиона чувствует его дыхание на щеке, – может, пора выбраться из старого шкафа?       Мурашки зябкой волной бегут по плечам, и Пиона выворачивается, опирается ладонью о перила и задирает голову к небу. В россыпи звезд, кажется, она может увидеть рисунок витиеватой магии, точно взмах расчертившей небо волшебной палочки.       Лицо и Сириуса и впрямь страшно серьезное, он смотрит на нее сверху вниз, и Пионе не остается ничего, кроме как рассмеяться:       – Думаешь, стоит попробовать?       Пиона все еще пьяна, запрокидывает голову, подставляя холодному ветру шею, и хватается изо всех сил, только чтобы не свалиться на землю. Дерево под ее пальцами прохладное и шероховатое, может наставить противных заноз на ладони, но Пиона ни капельки не боится. Внутри у нее все истыкано колючками, так что парочка лишних кажется ей всего-то крохотной ерундой.       – Могу потянуть тебя за руку, если захочешь, – Сириус склоняется над ней неожиданно, и дыхание его обдает ее губы.       Поцелуй у них выходит сухим и горячим, порывистым, словно холодный осенний ветер, и ярким, как падающая с неба звезда. Потом, несколько мгновений спустя они оба смеются, не размыкая крепких объятий, и маленькая звездочка в самом деле падает с неба, укрытая от любопытных взглядов лесом и опущенными ресницами.