Как выбраться из этого Богом забытым места?

      Я не помню как оказалась здесь. А если говорить по правде, я вообще ничего не помню, кроме своего имени. Меня зовут Вера. Четыре буквы: В-Е-Р-А. Кажется, я что-то потеряла, но не знаю что. Вокруг меня лишь жёлтый песок и такого же цвета небо. В нём нет звёзд, но воображение дорисовывало их. Как это, небо, и без звёзд? Такого ведь не бывает. Это ведь, наверное, сумерки, значит, хоть несколько звёзд, а должны уже всплыть на гладкую поверхность.       Тепло. Так тепло, что кажется, словно я в Раю, вот только где бесконечные зелёные сады с тихими реками и озёрами?       Я становлюсь на колени, зачёрпываю в ладони песок и наблюдаю, как он сыпется сквозь пальцы. Настолько бледных пальцев, из-за чего я даже испугалась на секунду. Где зеркало? Где вода? Почему я уже так долго хожу, но ещё не увидела ни единого дерева, а самое главное: где люди? Совершенно никого в этой пустыне, но почему-то меня это раньше не пугало. Наверное, так и должно быть: какая-то внутренняя логика говорит об этом.       Я легла на песок и посмотрела на неприветливое небо. Горная порода такая мягкая, словно она являлась продолжением моего тела. Глаза сами по себе закрывались. Неужели я здесь так и засну? Хрупкой и такой одинокой...       Да, потому что моральных сил уже нет никаких. Меня пожирает изнутри из-за страха будущего и стёртого прошлого. Ничего не помню, совершенно ничего. Мне страшно, очень страшно, а когда мне страшно, тогда я обращаюсь к Нему. Я обращаюсь к Богу, Создателю моему.       Я вытащила деревянный крестик из-под блузки и прижала ко лбу. Губы сами начали горестно шептать молитву:

Боже, я рабыня Твоя,

Соткана из плоти и крови,

Посмотри же на меня,

Отмети всю злость,

Не дай разбиться от горя.

С горечью признаю поражения,

Но раз уж так,

То дай выбраться на волю,

На волю света,

На Твою волю,

Аминь.

      Слёзы стали ослеплять, вырываться наружу. Я прижалась лбом к песку, стараясь вызвать боль в спине, чтоб хоть как-то отвлечься. Но я не почувствовала её. Ничего не почувствовала. Чувствовала только сон, накрывающий заботливой рукой давно ушедших из жизни предков. Не знаю, что это за место, но надо спать. Весь мир просит меня об этом. Может, сам Господь хочет освободить меня от страданий. Тогда я улягусь поудобнее, сотру ненужные слёзы. Печаль не должна поедать меня, мне нужно думать лучше и больше. А пока сон, и больше ничего, кроме него.

***

      Я проснулась, но ничего не изменилось: за всё время не появилось ни единого растения, ни единого животного. Сам по себе возникает вопрос: есть ли здесь хоть что-нибудь? А где это, здесь? Что такое деревья и животные? Что есть вообще "здесь"? И почему таких вопросов я не задавала ранее?       Казалось, сам мозг пульсировал от безысходности. Не справившись с многочисленными вопросами, я побежала. Бежала долго, но совершенно не уставала. Песок, песок, песок — сплошной песок под босоножками. Я не чувствовала ни желания пить, ни боли под боком. Силы вновь отнимали лишь эмоции и желание узнать об этом мире. Были ли наполнены хоть каким-то смыслом жалкие потуги найти то, что так отчаянно навязывал мозг?       Вновь хочется плакать. Я плачу. Нет, я бьюсь в истерике, как дети у могил родителей. Может, я сплю? А, может, я умерла и попала в Ад? Нескончаемый Ад, заставляющий забыть всё, даже собственную личность. Кто я? Чем любила заниматься в прошлом мире? Была ли у меня семья? И почему я забыла обо всём, но помню про Бога? Может, потому что веру в Него не украсть? Не скрыть, не стереть и не убить? Я помню Библию в руках и сильное желание жить. Не существовать, а именно жить! Брать от жизни всё хорошее и плохое, что только попадётся в хрупкие человеческие руки! Я хотела жить...       Вновь сажусь на песок. Эмоциям приходит конец, и я превращаюсь в пародию на человека. Меня практически стёрли, уничтожили и выбросили в пропасть.       Я прилегла на бок, затем прижалась щекой к прохладному песку. Часть тела пылала. Горная порода облегчала душевные страдания. Мне снова захотелось спать. Ничего страшного, если я усну. Времени слишком много: я найду всё, что хотела. Здесь я не могу быть одна.       Тут же подул сильный ветер. Вставать не хотелось. Пусть лучше заживо заметёт меня, но сейчас я никуда не пойду. Слишком много вопросов и никаких ответов. Может, всё-таки это сон? Он просто блокирует всё хорошее и плохое, что происходило и происходит со мной. Вот только дополнительный вопрос: зачем?       А-а-а-а, может, я и вовсе в коме. Я думаю, что это здравая мысль. Я же как-то помню слова, но не помню их значений, словно мозг старается спрятаться от бытовых вещей. Кто мои родители? А что это вообще за слово и почему оно так болезненно находит отражение в голове?       Я перевернулась на другой бок, с широко раскрытыми глазами. Ничего нового они не нашли: всё песок да песок. Его так много, но он — не мой собрат по разуму, поэтому для меня служит лишь декорацией окружающего неизведанного мира. Стоит лишь дунуть — всё разрушится. Металл заблестит после слоёв песка, обнажив опасные зубы. Дьяволы вылезут из потаённых дверей, скрытых от людского глаза. Они схватят меня и будут пытать всё время в настоящем Аду.       Схватившись за голову, я впала в панику. Нужно успокоить себя. Было бы хорошо, если бы я хоть что-то знала о себе, но нет, ничего. — Вера, Вера, не теряй веру, пожалуйста, — прошептала я, словно боясь быть услышанной.       Сложив ладони в молитвенном жесте, я тихонечко молилась, пока не увидела синий свет. Несмотря на яркость, я не могла отвести взгляд. Нет, я не имела права отводить его. Что-то менялось, но только что? Вопрос весьма интересный и самый правильный из всех вопросов, возникающих один за другим надоедливыми мошками.

***

      Тело мужчины висело в воздухе, напоминая тряпичную куклу. Зелёные узкие глаза глядели в глубину здешнего неба, словно они действительно что-то хотели увидеть. Тонкие руки лежали на груди, а смуглая кожа не могла скрыть редкие зелёные вены, неаккуратно торчавших из задравшихся рукавов голубой рубашки.       Мужчина камнем упал на песок. Я тут же побежала к нему, изредка падая от резкой скорости и нахлынувших чувств. — "Человек, человек...!". — кричало что-то от радости во мне.       На секунду он показался мне мёртвым. Нет, его щёки отливали румянцем, серые губы едва двигались, но вот глаза... Такие я видела лишь в тех фильмах про войну, которые так боялся смотреть мой папа. Кто? Папа? Я вспомнила папу? А что ещё любил папа? Ну, точно, меня и маму. А мама что любила? Мама любила вышивать красивые узоры на некрасивой ткани. Мама превращала скуку в спокойствие, долгие часы ожидания в медитацию и поиск личности...       Взгляд незнакомца уставился на меня, и тут я поняла, что меня ой как не вовремя окунуло в воспоминания, из-за чего я тут же отмахнулась от них. — Кто ты? — осторожно спросила я, стараясь не напугать второго человека на этой неизведанной земле. — Я? — ухмыльнулся он, будто я спросила какую-то глупость. — А что, много людей возле нас? — нервно улыбаясь спросила я. — Нет, к счастью, только ты и я. — Мне что, теперь не будет так одиноко? — Не знаю. Меня окружали десятки людей в другом мире, но одиноким я был и тогда. — А у меня... — запнулась я, пытаясь ещё хоть что-то выцарапать из прошлой жизни, но незнакомец прервал меня. — Ты же ничего не помнишь, да? — присев на песок спросил парень. — Я только начала вспоминать родителей. Вот действительно только что, когда ты выпал из... из какой-то дыры или что-то в этом роде. — И что, ты совсем не помнишь меня? — всё так же весело спрашивал незнакомец. — Если честно, то нет, — с натянутой улыбкой произнесла я. — А вот тебя, Вера, я помню.