Падший. Корни зла

Хотя бы бары здесь были удобные. В качестве платы можно было отдать пистолет, вместо местных денег, о которых Адам не имел ни малейшего понятия. Хотя, наверное, здесь тоже придумали какую-нибудь альтернативу зелёным бумажкам. Адам не очень определился с чувствами, и не знает, от вида еблища Люцифера на банкноте его передёрнет или разъебёт. Ах да. То, о чём он так то хотел не думать, заходя в бар. Люцифер. Люцифер, его отпрыск-сдвгшник и остальные по списку. Бывший экзорцист только вздыхает себе в стакан. Всё ещё хотелось убить здесь всех и в баре, и в отеле, и в аду, освободив мир от подобного отродья и отродий, от мучительно вечного бессмысленного существования. О бля. Как поэтично и благородно звучит. Но желание напиться было сильнее, так что Адам не торопился. Грешники никуда не денутся, а бухать и пиздиться одновременно не очень удобно. Проверено. Ритмичные биты электронной музыки наполняют воздух. Стробоскопические огни мерцают в такт музыке, заставляя танцпол пульсировать как живое, бьющееся в вечной агонии существо, которому не суждено умереть никогда. Обречённое на вечные страдания. У барной стойки вспыхивают яркие огни, отражаясь в стеклянных бутылках и коктейльных бокалах, создавая игру света и тени. Иногда создавалось ощущение, что грешники пьют чистый заспиртованный неон, но эта иллюзия быстро пропадала, если попробуешь пойло сам. Пойло было отвратительное. Кроме как пойлом это никак нельзя назвать, и то Адам ему ещё льстит. Горький привкус, который напоминает о смешении половины таблицы Менделеева, соединённый с — видимо, чтобы попытаться исправить ситуацию — ядовитой приторностью, которая всё равно не перебивает вяжущий вкус спирта. Ладно, похер. Выпивка она и в аду выпивка. Адам опрокидывает в себя ещё одну стопку неизвестного содержимого. Судя по тому, как от того несло, это был этиловый спирт с чем-то похожим на горчащий, подпалённый сахар с шерстью. Ну и к чёрту. Всё равно не сдохну. Вот они — прелести адской жизни. Настроение было ни к чёрту, так что стопка шла за стопкой, хоть как-то маскируя мрачные мысли в голове. Вместо них в голове возникала звонкая, иногда с шумами, но пустота, хотя, наверное, некоторые бы сказали, что это обычное состояние Адама. За многие годы в раю он научился молчать, если напивается по таким случаям. Потому что пьяное воспалённое сознание слишком опасно, а бывший экзорцист и трезвый не всегда контролировал свою речь. Впрочем, вопросов он старался избегать и в мыслях. Но… Нет. Серьёзно. Ебучая райская канцелярия, какого хуя? Окей-окей, я очевидно могу сдохнуть от ангельского оружия, но бля — перерождение в грешника? Я выучил все ваши ебучие правила и просто научился жить с ними, чтобы жизнь не была ебучей ямой скуки, и за это вы сослали меня сюда? Всё, что я получил за свою ахуенную работу, это ад? Что за ебучее обесценивание, или какой там модный термин для этого придумали? Хотя такой исход был, наверное, весьма логичен. Наверное, он должен был это предугадать. Когда-нибудь Лют не успела бы его отдёрнуть от неосторожного высказывания или ебанутой херни, которую он захотел сначала сделать, а потом подумать, или он сам пизданул или сделал что то не то. «Не то», конечно, понятие растяжимое, но Адаму казалось, он как никто знает эту грань. Он старейшая душа в раю, но этого оказалось недостаточно, и он проебался. Адам выучил один из самых первых и главных уроков, который не смог тогда ещё в Эдеме понять Люцифер, хоть и был старше: держи своё ебаное мнение и вопросы за своими ебаными зубами. Всё, что касается рая и его законов. «Так всё устроено» или «Это не твоя забота» — вот чем ты должен удовлетвориться и завалиться. Делай, что скажут, и вот тебе счастье небесное, хоть от него тебя уже тошнит. Не сказать, что он был, ебать, в восторге, когда ему всучили кучку великомучеников и сказали: «На. Держи. Теперь это твоя ответственность и боль в заднице. Тренируй». Но… Это было хоть что-то, учитывая, как в раю можно было удавиться со скуки и всеобщего счастья. Адам крутит стакан в руке, наблюдая за воронкой жидкости. На стенках остаётся какая то сомнительная муть, но он предпочитает этого не замечать. Они смотрят на него со смесью настороженности и страха. Они сбились в кучку, словно беззащитные цыплята на поле с орлом. Жмутся к друг другу, не зная, кого схватит молниеносный хищник. Он же рассматривает их даже с какой то ленцой и раздражением. Он не грёбаный педагог, не ебучий тренер или что то такое. Он пытался сказать это Сэре, но спорить так открыто с её решением не стал. «Я погоняю их пару дней, и они сами уйдут. Хах. Нет ничего проще», — как он думал тогда. Наивный, блять. Он закидывал их только сбивающими ехидными репликами. Гонял по плацу, будто это был последний день их жизни. Они были тоненькие как прутики, даже не до конца освоившие свои крылья, но требовал Адам как с бойцов спецназа, хотя тогда такого термина ещё не было. Не то, что женщина. Любой здравомыслящий человек сбежал бы после первого дня. А они возвращались. Снова и снова, будто не зная, что их ждёт. День. Второй. Третий. Неделя. Месяц. Он, кажется, начал даже к ним привыкать. Привыкать, что каждый день он ведёт тренировку. Чёрт возьми, он даже ставил для этого будильник. А потом… А потом на порог его квартиры пришла девчонка с золотыми, ледяными глазами, сложив по-военному руки за спину, и сказала, что они уходят и что ему стоит найти других. Перебивая свои же мысли, Адам ударяет опустевшим стаканом об стойку. — Ещё выпивки мне, сука. Хоть спирта, бля, налейте, мне пох. Я пришёл сюда бухать и послать нахуй мысли. И я уже выпил. Стоимости пистолета хватило ненадолго. Точнее, может кому то хватило бы, чтобы напиться в сопли, но Адам считал уровень алкоголя в крови не достаточным, если он мог стоять на ногах и складывать слова в предложения. Кто то попытался его угостить, но как только Адам понял, что это такой своеобразный подкат, который даже, к слову, сам бывший экзорцист использовал. Сука, я мужик, бля. Хули ко мне подкатывать? Табло этого ухажёра тут же свело близкое знакомство сначала с кулаком, а потом со стойкой. Но из бара всё равно пришлось выйти на слегка ватных ногах. Шёл он по улице без особой цели. Да и какие тут у него могут быть цели? Даже убийства грешников казались чем то бессмысленным. Для верха это будет всего лишь ебучими разборками грешников, на которые плевать. Чё за блядское разделение? Выписывали бы хоть премии особо отличившимся грешникам. Работу же за вас выполняю. Холодный воздух выветрил часть алкоголя, но не проходит и часа, как Адам натыкается на удивительную от такой ебучей щедрости надпись «бесплатная выпивка». Судя по посветлевшему небу, уже через пару часов должен был начинаться новый день, так что за баром никого не было. Но ничего. Адам птица не гордая. Точнее, гордая, но не в этих вопросах. Налил себе стакан сам, чуть пролив на стойку, но какие это мелочи. Тем более вон — ещё целая бутылка есть. По ощущениям прошёл часок, и за бар таки пришёл бармен. Бубнил что то себе под нос, конечно, но на лежащего головой на стойке грешника особого внимания не обращал. Не буйный и ладно. Но неспешное дигустирование теперь уже в компании проходило не долго. Адам, не отлипая щекой от стойки, поднимает руку с бутылкой, и полсекунды позже в стойку втыкается копьё почти на всю длину лезвия. — Метание копья, Ваги… Адам со стуком ложит бутылку обратно на стойку, с наслаждением и слегка пьяным говором растягивая такое бесящее имя обладательницы оружия. — Это единственное занятие, где уместна скорострельность. Он даже не оборачивается, но со стойки привстаёт, потягиваясь в спине и расправляя крылья, раз уж выдалась такая возможность. Он и так знает, что это его бывшая подчинённая. Так хорошо метают копья только его сучки. Хоть и бывшие. Бля, с бывшими вечно какая-то херня. Чё с женами, чё с подчинёнными. Может идея их добивать была и не такой плохой… Бармен аж подскакивает, вспушивая хвост и загривок, словно перед ним сейчас пролетело не копьё, а огурец приземлился прямо у его миски. Видимо, у них в ахуенном отеле добра и позитива не принято добивать прямо у бара пришедших сюда исправиться грешников, пусть они были хоть трижды маньяками. Или втыкать в стойку копья было просто неприлично. Или кровь со стойки никто не хочет отмывать. — Какого хуя? Не очень понятно: обращён этот возглас к метателю копья или к, наконец, опознаному посетителю бара. Впрочем, Адаму было плевать. Плещущийся в крови алкоголь сделал ситуацию забавной, а херню в жизни менее хернёй. Пока он не протрезвеет, конечно. — Что ты здесь делаешь? А яда сколько. Как будто я таки добил её… Ебарьшу… Ебарьку… Ебарьинью… Ебарыню… Блять. Ту полоумную принцесску, короче, которую она ебёт. Или её ебут… Интересно, кстати, кто сверху. — Пью. Окей, в этом отеле есть хотя бы один плюс: это пойло хотя бы похоже на нормальный алкоголь. Хвалю. — Вэгги? Вспомнил лучик, вот и говно. Вот и принцесса собственной персоной. Сразу подходит к своему взбешенному ангелу, ложа руки на плечи. — Милая, что случилось? На секунду лицо Вэгги даже меняется с напряженного на спокойное, и даже с подобием на улыбку, когда та переводит взгляд на Чарли, но тут же становится прежним. Не в силах сформулировать обуревавшие её чувства и вывести их в слова, она просто многозначительным движением рук указывает на сидящего за баром. Адам чисто демонстративно помахал рукой как старый знакомый. Вечер в хату, или как у вас тут принято здороваться. Чарли, не очень понимая, сначала переводит взгляд на бывшего экзорциста, а потом на свою девушку. Но всё равно натягивает улыбку, выпрямив спину и набравшись энтузиазма: — Это не первый наш пьяный посетитель. Думаю, мы можем предоставить ему комнату, а когда он протре… — Это Адам! — Оу… И чертовски много было невысказанного в этом «оу». Оно что то между: «ухтыжтвоюблять», «это печально, я думаю» и «как думаешь, его стоит добить?» Адам даже фыркнул в стакан от такой резкой перемены чужого насторения. Переглянувшись с Вэгги, Чарли, кашлянув для затравки, пошла, можно сказать, в наступление: — Итак… Позволь спросить зачем… Ты здесь? Улыбка вроде как должна была излучать ебейшее радушие и позитив, но получалось очень неправдоподобно и натянуто. Не то чтобы необоснованно. Держать лицо сложновато, когда к тебе на порог, а точнее в бар, вваливается инициатор геноцида. Адам же в ответ делает такое же искусственно серьёзное лицо. — Исправиться и вознестись в рай, конечно. — Это так здорово! Глаза принцессы так просияли, словно у доверчивого ребёнка, в которых, кажется, отражались блёстки и радуга её мечты, что Адам, несмотря на впринципе со всех сторон дерьмовую ситуацию, не смог сдержать смех, хлопая рукой по стойке так, что бокалы тряслись. — Ты опять повелась! Серьёзно. Ха! Твою же мать, это просто, блять, уморительно. Всё ещё немного посмеиваясь, Адам утирает даже заслезившиеся глаза. Нет, конечно, с рожками, трезубцем и на её драконо-ягнёнке она и могла выглядеть хоть каплю серьёзно, но сейчас это было ржачно-невозможно. Даже не бесило особо, как лепет ребёнка. Ребёнка, которому можно напихать хуев за щеку, конечно, но скорее метафорических, чем буквальных. Улыбка стала ещё более натянутой, а речь хоть и, кажется, была заучена — по крайней мере, Адам надеялся, что это что-то неискреннее, — всё равно звучало неуверенно. — Наши двери всегда открыты для всех, так что, когда ты захочешь присоединиться… Выражения истинного участия перебивается стоящей за спиной Чарли Вэгги, которая уже достала новое копьё, недвусмысленно направленное на Адама. — Пусть идёт в задницу, а не сюда. Бывший экзорцист расплылся в широкой зубастой улыбке, сложив голову на полураскрытый замок рук, демонстрируя полное понимание и принятие. Сука, нимба на голове не хватает, но я его проебал, так что пользуйтесь фантазией. — Что? Внезапно стало сложно перевоспитывать убийцу-насильника-хуемразь, когда их поступки внезапно стали касаться тебя лично? Чарли бросает взгляд то на Вэгги, то на Адама, словно стоит меж двух огней: между привычным ей состраданием к грешникам, какими они не были, и понимаем точки зрения своей девушки, которую в глубине души разделяет. — Ну, то есть, я за мир и позитив, но свои основные проблемы всё равно решаю пиздюлями. — Нет, это не то, что… Адам фыркает, откидываясь на спинку стула и отпивая уже из полупустого бокала. Он бы ещё и ноги на стойки закинул, но в пьяном состоянии боялся наебнуться, испортив всю сцену. — Брось. Я не в обиде. Люди — хуи на блюде, и всегда ими были. Не я, конечно. Я — другое. Но то, что ты начинаешь, бля, хотя бы думать в этом направлении — уже ебейщий скачок в развитии, в твоём случае. Ещё века два, и до тебя дойдёт. Адам всегда старался нормально выбирать компанию, с которой пьёт, потому что тогда вообще не следил за языком, но бля... Всё, что можно было — уже случилось. Со стеклянным звоном об дно бокала с остатками алкоголя ударяется куб льда, который бывший экзорцист раз за разом тыкает, чтобы просто занять руки. — Они убивает друг друга. Пытают. Сжигают заживо. Продают в рабство. По ходу перечисления, Адам загибает по пальцу на каждое великое человеческое деяние. — Подсаживают на наркоту. Едят друг друга. Трахают друг друга насильно. Трахают животных тоже насильно. А ещё детей. Да, они ебут детей. Они трахают детей. Во-о-от таких вот. Он опускает со стойки руку, вытягивая её во всю длину к полу. — Пиздюшат. Трахают. Или трахают и убивают. Или трахают, убивают и трахают. Ну, ты поняла принцип. А ещё они прицепили к кресту человека. Живого. Гвоздями! Серьёзно, Иисус до сих пор в ахуе. И это даже не самое изощрённое из того, что они придумали. Адам демонстрирует Чарли две многозначительно сложённые фиги. — У меня закончились пальцы, детка, а не грехи. Вэгги, скривив лицо, будто Адам предложил Чарли заняться бурной необузданной еблей прямо здесь, на стойке, становиться между ней и бывшим начальником, всё ещё не отпуская копьё из рук. — Тогда раз ты такой ахуенный и пиздатый, — сарказма в её голосе было столько, что можно было макать в него картошку фри как в соус, настолько он был концентрированный, — почему ты здесь? Адам, хмыкнув, потянулся за бутылкой, потому что его стакан опустел, а грызть лёд как-то не вдохновляет. — Херня очень простая, Ваги… Кажется, ещё чуть-чуть, и у его несчастной бывшей подчинённой начнёт дёргаться глаз. Теряет хватку. — Меня зовут Вэгги. Адам отмахивается, сделав глоток прямо из горла. Мне кристаллически похуй, ты ещё не поняла? Я только запомнил все ваши имена. Окей, я не буду их переучивать. — Так вот. Ваги. Ты слишком молода, чтобы это помнить или знать, но это хуйня рая, которую он периодически пробрасывает. Саркастический смешок: «звучишь как пьяный старпёр» Адам лёгким движением похуизма проигнорировал. Я старше вас всех вместе взятых, сучки, и это не новость. И я пьяный. Это даже не уничижительный комментарий. Старайтесь лучше. — У рая... Адам демонстративно показывает пальцем наверх, словно настолько сомневался в умственных способностях собравшихся, что думал, они не поймут, что рай вверху. — ... Вообще ебейшие стальные нервишки. Он расправляет руку, имитируя полёт птицы. По крайней мере его пьяному мозгу так кажется. — Он даёт тебе ахуенное развитие, личностный рост и что то там ещё. Обещает людям финансовые пирамиды и рекламщикам фриланса. Но иногда у рая кончается терпение, и он... С оглушительным грохотом кулак, только недавно побывавший птицей, со всей дури приземляется на барную стойку так, что даже посуда на полках загремела. — ... Наёбывает тебя нахер. В ебучую преисподнюю, чтобы остальные боялись, ведь твои пизделки про свободу выбора и равновесие нахер никому не сдались! Ситуация из пафосной плавно перетекает в комичную. Адам, интенсивно дыша, всё ещё держит кулак на стойке, будто ждёт запоздалых аплодисментов. Вэгги лишь закатывает глаза, а Чарли смотрит пусть и с неким пониманием, но с таким, которое всегда обращённо либо на пьяного, либо на умственно отсталого человека. Адам фыркает. — С кем я вообще говорю?.. Всё равно же нихрена не поняли, а он тут распинается. До них это и через ещё пол века не дойдёт. Сплошная трата времени. Да и пить, скорее всего, нормально уже не дадут. По крайней мере этому прекрасному действу не способствовало копьё у самого ебла. — Ладно. Что-то скучно тут у вас. Блэкджек и шлюхи есть, но всё равно как-то тухленько. Встав со стула... Ух ты ж, блять, не надо было делать это так резко. ... И сцапав бутылку за горлышко, Адам криво салютует парочке, ну и заодно бармену, который ещё вначале съебался. — Чао, неудачники. — Сука, бутылку верни. Смерив сначала Вэгги, а потом бутылку оценивающим взглядом, Адам отвинчивает крышку и выпивает оставшееся в два глотка, со стуком отставляя уже пустую бутылку на стойке. Про содержимое бутылки уговора не было. У него был просто а-х-у-е-н-н-ы-й метаболизм, так что от бутылки, выпитой залпом, он не грохнется в алкогольную кому. Но, когда хочешь напиться, это минус. Немного пошатывающейся походкой Адам выходит на улицу. У меня никогда не было опыта ночёвки в канаве… Интересно, стоит начинать, или это хреновая идея?