Альтея: Полое Солнце

Себастьян сжал в ладони брильянтовый перстень. Воздух вокруг наполнился пульсирующими волнами, оседающим в горле раздражающим вкусом корицы с привкусом металла. «Насколько же могущественный это артефакт?» Но едва глаза южанина зажглись алчным огнём при одном только виде драгоценностей, как Миллард выхватил у него из рук перстень и метнул тот в колодец. Артефакт скрылся во тьме со звуком падающего рояля, взявшего высшую ноту. — Ах ты… Мою добычу! — Он слишком опасен, — заключил землянин. — Лучше ему никому не доставаться. Скитлер сжал зубы: — Эйе, говорю без обиняков — ща я тебя урою! Себастьян резко бросился на переростка с кинжалом. Землянин парировал выпад. Ударил мечом в стойке от кварта, вытянув двуручник! Полуоборот прошёл мимо — южанин расплылся в тенях. Возник вор уже позади здоровяка, прыгнув тому на спину. Он прочесал лезвием кинжала об горжет Милларда в безуспешной попытке проткнуть тому горло. Себастьян дрался так, как дрался всегда, — неумело, нечестно и без всякой логики, но зато с напором и энтузиазмом. Джон без труда сбросил с себя проныру. Наймит уже провернул меч в фортеле, как тут же Лирия разогнала варваров синим пламенем. — Прекратите немедля! — прокричала она, пригрозив тем кулаком. — У меня уже нет сил на ваш идиотизм, — горько вздохнула аристократка. — А ну, стой! Она схватила за ворот Йорика, надумавшего улизнуть под шумок. — Куда, куда запропастился тот жалкий колдунишка?! — затрясла она мистерианца. Себастьян, тяжело дыша, опустил взгляд на потускневший свет монеты. В мгновение ока та превратилась в обычную старую безделушку. Миллард бросил на южанина взгляд, которым впору было резать горы. — Ах да, кажется припоминаю, — сглотнул артист, в чьих глазах отражалось переливающееся лунное пламя на дланях девушки, — в Трущобы! Он отправился туда! Кажется-кажется, у него, кажется, были какие-то проблемы с бургомистром, а это лучшее место чтобы скрыться, ибо… ну вы знаете, эти серокожие, ох… Иллариотец зажал свой рот руками. — Ага, — поджала губы Лирия, — знаем. — Мне пора! — натянул цилиндр Йорик. — Я должен выступать пред бургомистром! Велларийка долго смотрела вслед иллюзионисту, прежде чем скользнуть по переулкам, ведущим в трущобы Лазурного. Место, где сидел серокожий бедняк ещё час назад, пустовало. Она поскребла метку на запястье.

***

В вечернем сумраке светились фонари и окна, а в небе уже засиял Магнус. По узким улицам, вереницей спускающиеся по холму квартала Осенницы, носились подозрительные типы. Лирия и Себастьян наблюдали за происходящим с единственной широкой улицы. По крайней мере она таковой была, до того как палатки погорельцев заняли большую её часть. — И вовсе они не шифруются, — заметила Лирия через какое-то время, глядя в толпу на соседней улице. — Я прекрасно вижу их браслеты даже отсюда! Себастьян поежился. Южанин с девушкой нырнули за палатку. — Эйе, они также прекрасно видят твою серую кожу, надо было тебя перекрасить! — сказал он и тут же зарделся. — Но ты меня не слушай. Просить не потребовалось — велларийка была на своей волне. Они снова замолкли и уставились на снующих меж улицами фанатиков. — Забавно получилось, — начала ошалевшая от случившегося девушка. — Угораздило ж тебя споткнуться на мостовой, повалить меня, и раскрыть свой рукав прямо перед нагрянувшими фанатиками. А руна как вспыхнет… — Да, — коротко отозвался Скитлер. «Тогда серокожая отколдовалась по полной, — он взглянул на неё, — видать до сих пор отходит». — Неудача всегда найдет способ настигнуть тебя, крестьянин. — Да. — Однако было здорово — то, как я чуть не подожгла ту улицу. — Да. — Стрижи, хвала Эллуне, поразбежались кто куда, вопя о монстрах, а мы как-то тут затерялись. — Да. — В общем, о чём это я? — Нужно найти земного уродца. — Ах, да. Миллард! Во время их побега они разделились — нетрудно было разыскать троицу, среди которой бродила такая шпала, как Джон. Лирия указала на хмурых типов, ступивших на улицу. — Нас ищут, — объявила Лирия и заспешила прочь. Колокол церковной часовни всё не прекращал трезвонить жителям городка, знаменуя собой начало ночи. Квартал Осенницы смердел рыбой, стиркой и харчевнями, давка по вечерам на улочках была чудовищной! Преодолеть её стоило много времени и терпения. Вздохнули полегче лишь тогда, когда, наконец, добрались до набережной. Волны вздымали вонь и несли шапки плотной пены — именно здесь канализация, именуемая местными «подземной рекой», сливалась с Красским морем. — Сегодня ты прямо блещешь умом, — нагнал велларийку Себастьян. — Чего дано, того не отнять. Давно ты перешел на комплименты, al misterian? — Это ты называешь комплиментом? Обижаешь, серокожая. Комплимент это, ну например… Твои глаза блещут, как лучистые цитрины. Дорогущие, зараза, цитрины! Такими словесными оборотами южанин часто донимал Сивую. Когда-то это работало и заканчивалось масляными взглядами с восхищенными вздохами. Но чаще всего — пинками и ночевкой на полу. — Выходит у меня стекляшки вместо глаз? — скривилась Лирия, как её тут же толкнул плечом какой-то негодник! — Хам! — бросила девушка в пучину толпы. — Сюда, — фыркнул Джон, выныривая из мрака. Землянин повёл их к одной из палаток. Тут Лирия показала им на здание адмиралтейства, куда угрюмой походкой шагал сотник Ривс. — Помощи у него просить не будем, — отрезал землянин. — Да? — рассержено зашла в тёмную палатку, пропахшую шафраном, аристократка. — Раньше ничего не мешало тебе заставить этого олуха поверить во всякую чушь, вроде того, что мы посланцы Канцелярии. — Я смог запугать его своим статусом — он бы поверил даже в летающих свиней, — признался Джон. — А чаго же теперь, бздишь, что легавый вздёрнет тебя как наёмника? — расплылся в недоброй улыбке Скитлер. — Боюсь, что он будет задавать много вопросов, — Миллард задернул пола шатра беженцев аккурат тогда, когда по улице промчались стрижи. — Мы натворили достаточно шуму. — Штотам? Этоктоита? — раздались старческие вопли позади троицы. Себастьян обернулся. В палатке на креслах-качалках расположились старики с дружелюбно-рассеяным выражением лица и бахромой серебряных волос. — Вечернее проветривание! — холодно крикнул им Джон. — Поветрие?! — закряхтел один из стариков. — Этого исчо на моём веку не хватало, Богине пожара было мало? — Чегогришь?! Лирия вопросительно поглядела на землянина. — Это — лучшее укрытие, — вздохнул Джон. Южанин недовольно покачал головой: поживиться тут было нечем, если только ему внезапно не пригодятся отвары из белены. Скитлер отчаянно пытался найти способ обогатиться после утраты такой лёгкой наживы, каким был перстень зачарователя! — Энто всё вахинцы виноваты, неча было им в нашем квартале селиться, — старики начали спорить о пожаре. Велларийка обреченно покачала головой. Слухи-слухи — крестьянская глупость. Оказывается, что перепуганные бедствием крестьяне, плели сказки не хуже, чем именитые писатели! За свои злоключения по Осеннице они услышали множество самых бредовых баек: вахинцы навели порчу на город, монахи из прихода решили позабавиться и, куда же без этого, разумеется, в пожаре винили велларийцев. Девушка, забившаяся в самый дальний угол, недовольно зашипела, как змея. Её, впрочем, никто из местных обитателей не разглядел под капюшоном. «И слава Аркане, — подумал Скитлер, — не хватало ей ещё спалить убежище старцев». — Эва! А благочинный господин наш, бургомистр, говорит, шо взаправду это были обнаковенные матросы адмирала, не зря ж они сюды свой взрывучий порошок приволокли?! — Энто верно. — Што?! — Правду говоришь, старец, — поддержал его землянин, от чего-то всякий раз бесившийся при упоминании адмирала Хорсена. А имя это за последние десять лет стало притчей во языцех Империи. — Брешут, — заскрипел бородатый старик, — не так библиотека горела. Не так. Миллард воодушевился: — Ты был там? — Ну дык, был, давеча той ночью сапоги у мастера ходил забирать — такие сапожки были хорошие, ни у кого таких… — Не отклоняйся. — Ну дык, я той ночью ещё гляжу: странно сталбыть, даже чаек не слыхать. А по спине жар, ну дык, точно призраки! Лирия закатила глаза, посильнее натянув капюшон. — И? — Ну дык, всё страньше и страньше — крыша библиотеки как вспыхнет! Гляжу, а книгарь оттудыть выбегает да вопит, страшно вопит. На руках его, значицца, знаки, аки скот клеймят. Призраки в небе, ну дык… Жар-птицы, точно призрак-ки… Старик запрокинул голову. Начал обливаться слюной. — Что с ним? — спросил Джон. — Штогришь?! — Глухота, — бросил другой старичок. — Я не об этом, — отмахнулся землянин. — А, энто ж коновал наш! — указали на пускающего слюну старика. — Он с детства умалишенный. Себастьян захохотал: — Поздравляю, громила, ты выслушал вольный пересказ сказки о жар-птицах. — Не знаю такой, — буркнула из-за угла Лирия, изредка поглядывающая на улицу. — Эйе, тебе и знать неоткуда! Сама ж говорила, что тебе не читали всякую чушь для вахлаков. Тем более, это оттионская сказка: жар-птицы хотели украсть Игнис… Лирия оживленно затопала ногами: — Смотрите же, крестьяне, там велларийцы-велларийцы! Они уходят! Девушка вышмыгнула из палатки. Землянин, еле успев схватить ножны, ринулся за ней. — Чивоонагрит?! — вновь спросил дедок, поправляя слуховую трубку. — Городская молодежь, — закряхтел другой, — вечно куда-то носятся, ищут сталбыть приключений. Теперь же пришло время кряхтеть Себастьяну, южанин пустился вдогонку: «Приключение! Все говорят о нём как о чём-то дельном, но это всего-навсего ассорти из сна на голой траве, недостатка питания и абсолютно незнакомых тебе личностей, которые зачастую затевают что-то паршивое!».

***

В прогнившие доски причала Осенницы било море… Эстен глянул на крыши. Флюгеры, казалось, не двигались уже целый месяц. Его судно было арестовано наёмниками Никласа. Это должно было случиться, рано или поздно, Вильгельм предупреждал цензуса о таком исходе. На арестованном судне оказались заточены лазутчики Колина, как и сам десятник. «Сопротивления наймитам, слава Аркане, никто не оказывал». Причиной для ареста стал Остон. Парнишка отправился в игорный дом, который и без того должна была закрыть гвардия, а всё что было дальше — история… «Гвардия ничего не закрывает. Она присваивает», — сказал тогда Ривс кузену. Возможно громче, чем следовало. Остон виновато ступал за ним по пирсу. Их уже ждал моряк с натянутым до ушей фетровым колпаком, облаченный в панталоны, заправленные в носки, и штиблеты на резинке. Он передал Ривсу запечатанный конверт.  — Что это? Объявление войны от бургомистра? — в шутку спросил сотник. — Приглашение в ставку адмиралтейства. На ковер к Господину. Личная встреча, — бегло пробежался он по его адъютанту. — Ещё хуже, — Ривс принялся чесать нос. — Дайте минутку, амиго. Моряк откланялся. — Ты уверен, — шмыгнув носом, спросил его кузен, — собирать всех десятников? — Приказ есть приказ, — пожал плечами Ривс. — Солдат приказов не обсуждает. Не оценивает, не раздумывает и не вопрошает старшего. Это первое, чему на экзаменах учат офицера. Ни минуты не сомневайся в законности отданного мной приказа. «Оставь переживания мне». Он отправился к адмиралтейству. Честно говоря, сложившаяся ситуация его не пугала, ведь нет ничего страшнее экзамена цензуса. Порой Ривс думал, как бы сложилась его жизнь, провали он экзамен? Но представить это было сложно. Офицер муштровал кодекс Устава и офицерские книжонки с самого детства. Когда-то он даже умел угрожающе реветь на своих подопечных! «Если бы не экзамен, потел бы на плантациях с братьями», — представил себе эту картину Эстен, обладавший весьма неподходящей для собирания бананов формой тела. Из двери перед ним выбежали две куртизанки, одетые в пёстрые, как перья попугаев, наряды, вместе со своей поклажей в виде пьяных матросов. — Прочь отсюда, негодники! — послышался старческий крик. — Ещё раз увижу блуд в адмиралтействе — всех переведу на северный флот! Ривс смерил старика взглядом. На него глядел смуглый пожилой мужчина с прямой осанкой, похожий на оловянного солдатика. Одет он был в чистейший белый мундир с саблей наперевес. Лицо его украшала седая борода-эспаньолка под топорщащимися усами, а с плеча свисал серебристый эполет. Эстен робко улыбнулся. — О, — старик улыбнулся ему в ответ, — сеньор сотник? — Просто сотник. Я простолюдин. — Такого офицерского подбородка у простолюдина быть не может! Сотник даже не заметил, как его собеседник мигом очутился прямо перед ним. — Я цензус… — Ничего, мучачо, твой офицерский чин, цензус, позволяет мне так к тебе обращаться, что бы не говорила эта вольнодумная молодежь! — У меня приглашение к адмиралу Хорсену, — потряс пергаментом в руках калебец. — Я могу его увидеть? Старик похлопал его по плечу. «Когда это он успел там оказаться?!». — Адресуй этот вопрос своим глазам, амиго, — улыбнулся седовласый, — адмирал перед тобой. Мигель Оливарес Хорсен, представитель Ларионского флота, да удостоит наше знакомство Аркана. Офицер притормозил. Не так он себе представлял героя Империи… Вместо жилистого морского волка перед ним был утонченный аристократ с такой улыбкой, словно все предыдущие жизни он прожил в облике лошади и с трудом удерживался от той же участи в жизни теперешней: общающийся с адмиралом ненароком начинал подозревать, что старик смотрит на них зубами. — О, — ухмыльнулся Хорсен, — ты похоже один из тех, кто помнит меня по газетным побасенкам прежнего поколения, как «героя серых вод». Спасти Его Величество Кеннета от семи драккаров на одном только когге, — адмирал пригладил бородку, — как сейчас помню, сорок лет назад — море цвета дыма, алое небо и судно, неуклюжее как пианино… Ривс тем временем пялился на гербовый символ адмирала: здоровая животина, название коей Эстен не знал, похожая на помесь собаки и морской свинки, державшая в руках колесо. Чужеродность объяснялась происхождением Хорсена, он был выходцем с королевства Нимиод, что на Кирителе, восточном солнечном материке Мистериума. Этим объяснялся и похожий на калебский диалект. Весь Киритель был полон верных Иллариоту вассалов, а потому жизнь там была спокойной и размеренной. К тому же, настолько скучной, что в газетах Киритель почти не фигурировал. Не то чтобы офицер трепетал пред героями Второй Северной, но стоявший перед ним чудак был символом всей той войны — хороший друг Кеннету и, по слухам, добрый советник Катрине Второй. Хотя последнее было под вопросом, ведь всю метрополию обескуражило недавнее назначение Хорсена на свежесозданный Ларионский флот. Потому что словосочетание «Ларион», в чьи военные заслуги никогда не входили победы на море, и «флот» были сродни сухой воде или горячему льду. Ларионская армия была превосходными кавалеристами. Однако, создание им флота это, как если бы рыцарю выдали волшебный посох: предназначение вещи — понятно, но принцип использования мог включать в себя постукивания по земле вкупе с руганью. То есть, абсолютно неизвестен! «Что тогда творилось в умах имперской верхушки мне неведомо, — почесал нос сотник, — но вот для меня это значило лишнюю мороку, ибо поселить свои корыта адмирал возжелал аккурат на острове, возле которого мне не посчастливилось нести службу». — Ладно, аррива, на улице смеркается! — заключил Хорсен заодно заключив в объятья нового знакомого. — Прошу ко мне в кабинет, цензус, на чашку кофе и занятную беседу. «Надеюсь, она будет весьма скучной, — взмолился сотник, — хватит с меня сегодня интересных бесед». Кабинет адмирала представлял интересное зрелище: со стен сыпалась штукатурка, от которой веяло сыростью, на потолке пузырились чёрные сгустки плесени, а спертый воздух нещадно нагревала масляная лампа. И посреди всего этого стояла ажурная мебель — стулья, со спинками которые бы уделали троны древних лордов, и зашкуренные столы. Мигель взялся за курительную трубку: — Присаживайся на бержер, юноша. Сотник сел на стул. — Как прошла встреча с, упаси его душу, Гамильтоном? — Хорсен, едва коснувшись сиденья, вскочил и принялся расхаживать по комнате, как ошпаренный, пуская табачный дым во все стороны. — Это был настоящий дока по занудству и неплохой охотник. Боюсь, его увлечения его же и сгубили…