I never asked for this

Адам выбирает между главными словами в клятве полицейского: «Служить и защищать».

***

— Что вы как маленький? Будь в вас побольше крови, дала бы больше обезболивающих. Дженсен кривится, но молчит, когда врач извлекает иглу из его плеча и тут же закрывает место укола стерильной ваткой. Смешная забота на фоне того, что еще пару часов назад у него кровь из перебитой артерии хлестала. Благо хоть гипостима хватило до прибытия бригады медиков. — Спасибо, док. Мне пора. — Не так быстро, — девушка смеряет его недовольным взглядом и подсовывает под руку несколько бланков вместе с ручкой. Правая рука у него висит на перевязи, Адам неловко хватает ручку здоровой левой и оставляет закорючку, похожую на роспись, около галочек. Отказ от госпитализации, отказ от медицинских аугментаций, что-то про принятие ответственности. Контузия мешает рассмотреть слова, они плывут перед глазами, наслаиваются друг на друга и расходятся. — Вы сама забота, — замечает Дженсен. — Если уж капитану отчет важнее здоровья подчиненных, пусть хоть потом на меня не вешает ваш труп, — после этих слов Адаму совсем не хочется злиться на девушку. Она его чуть ли не с того света вытащила, а вместо благодарности получает указ сверху побыстрее отпустить пациента. Он поднимается, опираясь о стол рукой, и выходит из медкабинета. Поднятие по двум лестницам оборачивается восхождением на Голгофу, и в кабинет Адам заходит бледнее смерти. Хаас уже там. Снайпера не задело взрывной волной. Даже со спины Дженсен замечает, что Уэйн напряжён, едва в линию не вытянулся. — …Я выполнял приказ. Дженсен отказывался стрелять до последнего, не послушал прямой приказ, но рисковать было нельзя. Выстрел спровоцировал взрыв бомбы. Сэр. — Дженсен… — капитан исподлобья смотрит на оперативника. На Адама накатывает волна отвращения к Хаасу. Он, до последнего отказывающийся убить сопляка, сейчас с контузией стоит перед мрачным начальством, а Уэйну хоть бы хны. Прибежал сюда раньше всех, пытается снять с себя всю ответственность, переложить её на плечи его и Дюрана. — Ему было 15. Он не дурак, понимает, что значит этот взгляд. Не Адаму разгребать то дерьмо, в которое только что по самые уши влетела полиция Детройта и в особенности — подразделение командира Дюрана, отдавшего приказ стрелять, и его заместителя Дженсена, приказа не выполнившего. Не Адаму пытаться устоять перед политиками, высшим начальством, бесконечной вереницей судов и слушаний. Не ему подстёгивать и без того обозленных сверх меры бойцов, чтобы подняли головы выше, а не шлепнули их в грязь. Уже не ему. А потому слова срываются с языка легко, словно он только что хлебнул алкоголя и исповедуется. Адам просто не может промолчать, не обращая внимания на все больше бледнеющего Хааса. Так правильно, и он это знает. И знает, что последует потом, но не может остановиться. — В какой из сумасшедших вселенных можно оправдать убийство 15-летнего пацана, капитан? Он рыдал, пока бежал к нам. Я готов поспорить, что когда придут результаты вскрытия, то в его крови не будет наркотиков. Но их найдут. И прежде чем вы это скажете, облегчу задачу — я ухожу. Удачи вам с превращением ребенка в опасного террориста, чтобы не обосраться перед прессой еще больше. Он неловким движением здоровой рукой достаёт из нагрудного кармана свой значок и кладёт на стол перед хмурым капитаном. — И тебе удачи, цепная шавка, — обращается он уже к Хаасу. Впрочем, ненависти в голосе нет. В голове Адама просто не укладывается мысль, как можно сейчас пытаться строить карьеру, а это Уэйн и делает. Как можно пытаться выставить себя в лучшем свете, когда всего пару часов мозгами ребёнка расписался на святой клятве полицейского: «Служить и защищать».

***

Почему-то видеть понимающие взгляды было тяжелее, чем осуждающие. В оружейной ему просто крепко пожали руку, в бухгалтерской даже словечком не обмолвились кроме «подпишите тут и тут». Личные вещи уместились в одну спортивную сумку. Восемь долгих лет конкретно в момент, когда он вышел из участка и остановился перед высокими стеллами, вдруг показались очень короткими и пролетевшими в один миг. Тысячи миль под шинами служебной машины. Коробки отчётов, написанных прямо с койки, через рычание и ругательства, пока зашивают рваную рану. Сотни вычищенных и еще больше — взятых под контроль переулков, складов, заброшенных фабрик и подземных точек встреч города моторов. Вереница лиц самых разных рас и возрастов. Кто убит, кто посажен, с кем выстроены связи, а на кого закрыты глаза… Его отряд, закаленный кровью и сталью. Брент, в один момент зубоскалящий, а в другой — спасающий от шальной пули. Ричард, говорящий больше двух слов только после пары-тройки пенного. Луи, который очень скоро перестанет быть восторженным пиздюком. Уж если Мексикантаун не выбил из него романтику, то у них появилось на удивление тупое пополнение. Смотрящий ему вслед как побитая псина Хаас, готовящийся вцепиться, как только Дженсен подставит спину. Служить и защищать… Прошло столько лет, а он только сейчас понял, что редко у кого получается делать это одновременно. Хаас служил — преданно выключил в себе человека, оставил только искусственно взращенного бойца, у которого на все было два ответа: «Да, сэр» или «Нет, сэр». Дженсен защищал — и сейчас брёл домой с весом воспоминаний в спортивной сумке и с отчётливым пониманием, что больше не вернется в участок как служащий.

***

Адам уселся поудобнее, ставя на столик перед собой кружку кофе. Потом вернулся за миской хлопьев. За окнами сияло солнце, соответствуя не слишком нормальному спокойному настроению мужчины. «…Для урегулирования ситуации были использованы силовые подразделения. Полицейские разогнали стихийный палаточный лагерь, образовавшийся на предполагаемом месте инцидента. Были применены светошумовые гранаты, водометы и акустические средства дальнего действия. Как отмечает министерство обороны, собравшиеся мешали движению автомобилей. Протестующие настаивают на мирном «мобильном протесте», заключающемся в удержании позиций и одновременном отстранении от взаимодействия с полицией. Напоминаю, что два дня назад в Мексикантауне, одном из районов Детройта, вспыхнули протесты, изначально связанные с высоким уровнем безработицы и массовыми сокращениями неаугментированных специалистов…» Закончив с завтраком, Адам не выключил телевизор. Слушать о произошедшем в тишине, дома, когда перед глазами до сих пор стоял полный слез взгляд пацана, было странно. Как это представят общественности? Появятся ли его с Хаасом портреты? Капитан прямо дал понять, что никого из подразделения Дюранта сейчас не рады видеть на рабочем месте. Они вызвали взрыв такой бомбы, что как сапёров их рассматривать решительно не хотели. Сидеть на жопе ровно и не отсвечивать, не давать комментариев, не загонять полицию ещё глубже в выгребную яму. Дженсен не сомневался, что вызов для дачи показаний — лишь вопрос времени, но сейчас он мог лишь запереться на все замки, безучастно жевать размокшие от молока медовые хлопья и щелкать новостные каналы. — Смерть 15-летнего Чета Уильямса всколыхнуло общественность, вызвав новую волну массовых выступлений. Правозащитная организация «Мемо» пишет, что, по данным на сегодня, как минимум 12 человек получили ранения, пятеро из них были доставлены в больницу в тяжелом состоянии, трое с огнестрельными ранениями. Репортаж с места событий — Александр Майлз. Александр, передаю вам слово. — Спасибо, Элиза, — вместо Кассан в кадре возникает репортер. На заднем фоне Адам узнает заброшку. Голые кирпичные стены раскрасились в граффити и теперь была ничуть не бледнее остальных домов в Мексикантауне. Её облепили палатки, причудливо смешиваясь с баррикадами из мешков с песком и перевернутых мусорных баков. — Изначально мирные протесты вылились в нечто ужасающее по своему масштабу, — тараторит Майлз. — Тут не стихают выстрелы, полиция продолжает укреплять стратегически важные объекты, но, кажется, даже те, кто изначально был настроен нейтрально, не остался в стороне. Ночью местные власти попытались ограничить доступ к интернету, но это не мешает новым видео с места событий появляться в социальных сетях. Сбоку в небольшом окошке, сопровождая репортаж, начали проигрываться явно снятые на смартфоны видео погромов. Потом видео сменились фото убитого мальчика. — Как утверждают опрошенные протестующие, присутствовавшие на месте событий, Чет Уильямс был бездомным, а его аугментации были установлены по медицинским показаниям в связи с редким заболеванием. Из-за высокой стоимости нейропозина он был вынужден бросить учебу и устроиться на работу, а проживал здесь, — Александр взмахивает рукой, указывая на заброшку. — Загнанные в оборону преступники опасались выходить к вооруженным полицейским, а потому повесили на него взрывное устройство с дистанционным управлением и отправили вперёд, рассчитывая, что в подростка не будут стрелять. Тем не менее, офицер полиции произвел выстрел электромагнитными патронами, что привело к непреднамеренному взрыву. Новое видео, кажется, с уличной камеры наблюдения. На черно-белом изображении виден угол здания и последние секунды жизни Уильямса, бегущего прямиком на полицейских. Но Дженсен не видит выстрелов. Только белую вспышку от взрыва и помехи, идущие рябью. — Как утверждает полиция, ЭМ-патроны не могли привести к убийству Уильямса, они лишь бы обезвредили его за счет выключения аугментаций. В результате срабатывания взрывного устройства несколько полицейских получили ранения средней тяжести и в данный момент находятся в госпитале, — Майлз кивает в камеру и спустя некоторое время пропадает с экрана. — Спасибо, Александр, — Элиза улыбается и снова обращается к зрителям. — На данный момент полиция утверждает, что ситуация находится под контролем. Далее в программе: эксклюзивное заявление Уильяма Таггарта, главы «Фронта Человечества», по поводу протестов в Мексикантауне и прямая линия с представителями Главного штаба вооруженных сил. Прямой эфир вела Элиза Кассан, новости «Пик».

***

Когда и спустя неделю из участка не последовало вызова, а на почту пришло письмо с расчётом, Дженсен окончательно убедился, что принял правильное решение. Что-то скребло внутри. Обида… Или разочарование. Он восемь лет жизни положил на защиту города, а в благодарность о нём забыли. В новостях всё чаще пестрил Дюрант. Ему не часто давали слово, но одно присутствие аугментированного полицейского могло убедить общественность: «По своим не стреляют». А потом последовал взрыв ничуть не хуже того, с которого всё началось. В дверь позвонили, а потом нетерпеливо заколотили. Адам поднял глаза от вытяжки, оттереть которую от жира безуспешно пытался уже полчаса, и резво сбросил перчатку с рабочей руки. Он метнулся в спальню, вытащил из сейфа пистолет и только после этого приблизился к двери, держа оружие у бедра. С одной рукой, ещё и нерабочей, его возьмут только так, так что Адам был максимально напряжен. Избиение двери прекратилось, и только после этого он резко распахнул дверь и мягко отшагнул с линии огня. — Меган? — вырвалось у него. — У тебя же есть ключи… Стоящая на пороге женщина была бледной и дышала так тяжело, словно не прошла, а пробежала все лестницы, ведущие в квартиру Дженсена. — Ты в порядке? — первое, что хрипло вырвалось из часто вздымающейся груди Рид. Она зашла, не дожидаясь приглашения, захлопнула за собой дверь, её взгляд упал на руку мужчины на перевязи. — Боже, Адам! — Что случилось? — Это ты мне скажи! — возмущенно то ли из-за непонимания на лице, то ли от созерцания травм, крикнула Меган. — Ты хоть новости смотрел? Новости он не смотрел. Осознание того, что даже бывшие коллеги, с которыми он по-настоящему хорошо общался, не захотели связаться, заставило Адама закрыться в себе и упрямо думать, что все они были на стороне Хааса. Так толку дальше следить за развитием событий? И без него разберутся. Цокая каблуками по свежевымытому паркету, Меган обошла мужчину, схватила с дивана пульт и включила телевизор. Ей пришлось переключить пару каналов и отмотать время, чтобы на экране возникла Кассан. «…Независимое расследование, проведенное ФБР, выявило виновных в силовой эскалации конфликта. Адам Дженсен, бывший член группы специального назначения, самовольно выстрелил в Чета Уильямса. Коммандер Дюран, которого мы неоднократно представляли ранее, утверждает, что в поведении служащего и ранее наблюдались некоторые отклонения, которые заставляли сомневаться в профессиональной пригодности…» Дальше Адам не слышал. Он неверяще смотрел перед собой, отказываясь признавать, что только что было произнесено профессионально-спокойным голосом Кассан. — Адам? — беспокойно произнесла Меган. Она вдруг оказалась очень близко, положила ему руки на плечи, заставляя посмотреть на себя. — Что… — Суки, — вырвалось у Дженсена. Мир перед глазами то сужался до просвета в игольном ушке, то расширялся. Он отступил, не реагируя на прикосновения любовницы, и чуть не наткнулся на стул. А потом резко схватил тот и швырнул в стену. От силы удара дешевый пластик мебели хрустнул. Из груди мужчины вырвался мало похожий на человеческий рык. Буквально через пару секунд он остановился, прерывисто дыша. Заметил, что Рид попятилась от него, явно ограниченного в своих действиях лишь одной здоровой рукой. — Я… — беспомощно произнес Дженсен. Пугать Меган и тем убеждать её в грязной лжи, которая продолжала изливаться изо рта Квинси, ему совершенно не хотелось. Но этот ужас в глазах… — Я не верю, — выпалила она, и сжавшийся было внутри Дженсена комок мгновенно распался. — Но, Адам… Объясни, что происходит. Пожалуйста. — Что происходит, Меган? Что происходит?! Я объясню, — быстро заговорил мужчина. — Дюран приказал пристрелить сопляка, потому что тот аугментациями был обвешен как елка под Рождество. Я не выполнил приказа, и стрелял Хаас. И я отошёл в сторону. Пока пресс-служба не выработает нормальное объяснение. Пока Дюрана не проверят на «отклонения, которое заставляют сомневаться в профессиональной пригодности». Пока капитану в голову не придет, что убивать детей — не то, что делает спецназ. А они на меня всё повесили. На меня! И всё потому что меня отстранили от службы, чтобы ещё больше проблем не создавать! Адам взъерошил волосы здоровой рукой, снова чувствуя волну бешенства. Но давать ему выход перед Рид очень не хотелось. — Я вообще не ожидал тебя увидеть, — признался он уже куда спокойнее. Неделю он был уверен, что никому больше не нужен. Минуту назад понял, почему. И прямо сейчас перед ним стояла женщина, последнее сообщение которой от него висело непрочитанным уже несколько недель. — Три… Четвертый месяц пошел? — Знаю, — неловко произнесла Рид. — Адам, тебя в убийстве обвиняют, а ты хочешь поговорить о наших отношениях? — Уж в разбирательстве с полицией ты мне точно не поможешь, — сухо произнес Дженсен и шагнул навстречу Меган. — Да и я сам теперь что сделаю? Решили выбрать козлом отпущения. Сам виноват. Надо было как Хаас… При воспоминании об Уэйне мужчина скривился. — Хааса назначили новым заместителем Дюрана, — заметила Рид. — Не удивлен. Сволочь. Но ты так и не сказала, почему пришла. — Прости, а что мне нужно было сделать? Просто молча смотреть, как моего… — Меган запнулась, что не ушло от внимания мужчины. — Как тебя полощут в новостях? Слушать, как даже мои сотрудники тебя обсуждают, хотя у нас на носу… — Как твоего «кого»? — устало спросил Дженсен, ни капли не заинтересованный в очередном секретном проекте Шарифа. — Меган, бога ради. Признай, что если бы не новости, ты обо мне и не вспомнила бы. Щёку вдруг обожгло, а голова мотнулась в сторону. Но больше Адам удивился, когда сразу после пощёчины Меган бросилась ему на шею, прижала руку, отчего в той снова потянуло болью. — Идиот, — всхлипнула Рид. — Какой же ты идиот. Он посмотрел в зеркало, висящее на стене. А потом закрыл глаза и навсегда оставил это только между ним и его отражением. Пусть это будет сбой, секундное замешательство, вызванное отвратительными новостями. Но отказаться от того, чтобы вдыхать цитрусовый аромат духов Меган, приобнимать её за спину и чувствовать в сотрясании её тела беспокойство и панику за него, недоверчивого дурака, преданного миром, но не ею, он не мог.