I never asked for this

В Мексикантауне назревают перемены.

***

— Эй! — Адам дёргается на месте, от вылета в лобовое остановленный только реакцией. Прямо перед ними проскальзывает девушка, до того спешащая, что пробегает на красный перед полицейской машиной. — Хороша, — комментирует Луи, не отрывая взгляда от пробегающей мимо девичьей фигурки. Студентка прижимает к боку не закрывающуюся из-за торчащих оттуда тетрадок сумку, и даже на расстоянии видно, как под рубашкой у неё подскакивает от каждого движения грудь. — Стопани её за нарушение правил дорожного движения, новичок, — издает смешок Брент, разворачивая руль и выезжая с перекрестка. — Хоть на это у тебя яиц хватит? Дженсен бросает косой взгляд на напарника. По крайней мере, он заткнулся. «Наставничество» Брента во многом напоминало неповторимый стиль дрилл-сержантов: ор по каждой мелочи, сарказм и поддевания новичка, в роли которого сейчас выступал Луи де Голль. Адам понял бы, если они были в обычном полицейском подразделении, но в спецназ вряд ли мог попасть кто-то, кому ещё нужна была психологическая закалка. Скорее всего, Брент попросту был мудаком. — Я не понимаю, зачем мы тут разъезжаем? — бурчит Луи, переводя тему и отвлекая Дженсена от размышлений. — Дюран изволил, чтобы на улицах Мексикантауна не стихал топот армейских бутс, — едва ли не с удовольствием произнёс Брент. — Начальство сказало «надо», мы ответили «есть». — Студенты выйдут на забастовку, — уставший от хохм Брента просвещает новичка Адам. — Может, через пару дней, может, сегодня. А может, не выйдут. Но местная шпана слишком уж зашевелилась. — И ещё никогда мирные шествия в Мексикантауне не заканчивались так же мирно, как были запланированы, — добавляет Брент, не отрываясь от дороги. — Например? — заинтересовался Луи. — Не знаю, парень, я тебе что, гид-историк?

***

Они проехались по Бэгли-стрит, завернули в пару переулков, шуганув при том сразу прячущих руки в карманы при виде спецназа подозрительных типов. Потом вернулись по Вернор-стрит и остановились у раскрашенного в аквамариновый и розовый угол здания. Вывеска гласила «Лос-Аркос», а подвесная декорация в виде скелета, вертящегося на ветру, жутко ухмылялась и угрожала палкой пиньяте. — Луи, сгоняй за двумя тако аль-пастор со свининой и ачиоте, — говорит Брент, не оборачиваясь. — Чего? — Адам не сдерживает удивления. — За тремя тако аль-пастор со свининой и ачиоте, — поправляет себя Брент и смотрит на напарника. — Я не хочу, спасибо. — Не ломайся, знаю я, что Меган тебе с собой ничего не соберёт. Зачем ты её при себе держишь-то? Да и с этим патрулём нормально не пообедаем. — Э-э, ладно, — Луи выходит из машины и уходит за непроизносимыми тако. — А теперь, когда новичок ушёл… — многозначительно тянет Брент. — Адам, скажи мне, Дюран охренел или охерел? — И то, и другое, — сухо отвечает Адам, решив пропустить упоминание Меган мимо ушей. Он никогда и не ждал, чтобы Рид играла в послушную жену (ладно, пока что девушку) и собирала ему с собой обед, но Бренту об этом знать необязательно. — Нахрена мы тут круги наворачиваем уже второй день? Без ордеров тут всё равно делать нечего, мексикашки свои грязные дела при свете дня не делают, — фыркает Брент. — Да у тебя прям ноги чешутся чью-нибудь дверь выбить, а? — невесело ухмыляется Дженсен, наблюдая за обстановкой. — Меня отстранили от дела с Ковальски, — почти рычит мужчина. — Я им на блюдечке принёс контакты, схроны и детали передачи груза, но… Слушать жалобы Брента на Квинси было почти приятно. Адам во многом разделял его взгляды на начальство, и это была одна из немногих вещей, которая позволяла терпеть балагурство, язвительность и мудачество к месту и нет. Второй было мастерство спецназовца. Брент не раз прикрывал ему спину, а его меткие выстрелы снимали даже самых замаскировавшихся террористов. — Ты был прав, — Луи плюхается на заднее сиденье, не отрываясь от своего тако. — Это чертовски вкусно! — Да ну, — усмехается оперативник, принимает тяжелый пакет со своей порцией и порцией Адама и передает Дженсену его обед. Однако не успевает он откусить от весьма заманчиво выглядевшего тако, из которого так и сочится паста ачиоте, как трещит рация. — Всем патрулям, сбор на Кармен-стрит 95, повторяю, сбор на Кармен-стрит 95, — торопливо, а это много говорит о важности ситуации, тараторит диспетчер. — 10-18, повторяю, 10-18. Приём! — Юнит А-2-00, принято, — Брент резко бросает наполовину съеденный тако в пакет, сам пакет — в ноги, и хватается за руль. — Доедайте, парни. Адам торопливо вгрызается в свой, понимая, что если и вправду началось, то шанса пообедать у него больше точно не будет.

***

Чем ближе они подъезжают к Кармен-стрит, тем заметнее, что нихрена не понятно. Проезд перекрыт внушительными автозаками, матово поблескивающими чёрными панелями. Только белоснежная надпись «Полиция Детройта» режет глаз на ярком солнце. Брент обменивается скороговорками с диспетчером. Снаружи творится хаос, люди стремительно скрываются в домах, прилипают к окнам и наблюдают за встревоженной точно пнутый улей полицией. С тревожной частотой мигают ало-красные проблесковые маячки, возмущенные автомобилисты давят на гудки так же часто, как громкоговорители призывают их успокоиться и не мешать работе правоохранительных органов. Гудят выставленные мобильные генераторы щитов, искажая воздух голубыми полупрозрачными стенами. Сбоку раздается внезапный шум бьющегося стекла. По лобовому разлетаются осколки, а в глаза бьет яркий свет огня. — Твою мать! Вылезаем! — орёт Брент, резво распахивая дверь. Багажник распахивается, спецназовцы резво вытаскивают обмундирование и более внушительное оружие, чем табельные пистолеты. Трещит очередь, и Адам краем глаза замечает, как на асфальт брызгает игрушечно-красная, в цвет раскрашенных домов, кровь. Подкошенный очередью активист падает, в отлетевшем в сторону рюкзаке снова бьется стекло, кто-то истошно кричит. — 10-8, в машину бросили Молотова, — бросает мужчина на рацию, потуже затягивая перевязь. — Сюда! — орут им со стороны баррикады. Трое оперативников моментально скрываются за щитами с винтовками наперевес, пробираются через нагромождения автозаков и брошенных полицейскими машин. Улица в одночасье опустела и наводнилась внушительными силуэтами в черном и синем, земля содрогается от поступи спецназовцев в экзоскелетах, небо гудит от осматривающих местность вертолетов. Квинси уже ждёт их, раздавая указания группе легко одетых полицейских. Местный патруль, явно не ждавший, что сегодня Мексикантаун содрогнется от забастовок. — Луи, идёшь с ними, — рявкает Дюран, выкидывая руку в сторону группы полицейских. Де Голль кивает и убегает вместе с остальными. Адам и Брент сурово смотрят на офицера. Наполовину скрытое аугментациями лицо кривится. — Ситуация дерьмо, парни. Протестующие идут в сторону Кларк-парка. Хаас уже там, от нас требуют подавить сопротивление. — Принято, — сухо отзывается Брент. Адам кивает. — Огонь на поражение — смотрите по ситуации, говнюки брыкаются, — Квинси криво ухмыляется, а в глазах отчетливо читается жажда крови.

***

За оцепление парка то и дело прорываются активисты, размалеванные на мексиканский манер. От жары у многих на лицах поплыла краска, и черепа страшно кривятся, растекаются на шею и рваные майки с разномастными надписями. Протестующие сами нарываются, бросаются на щиты, кидают в наступающих чёрным тараном спецназовцев, выкрикивают оскорбления не реже, чем орут от боли в сломанных костях. Адам заламывает руки за спину молодой девушке, но та активно вырывается. — Отпусти! Херовы цепные псы! — кричит она, но спецназовец не привык церемониться. Даже оказавшись на асфальте лицом вниз, она всё ещё что-то яростно орёт про произвол и свои права. Внезапно оказавшийся рядом Брент успокаивает её тяжелым ударом дубинки. Подлетевшего сбоку парня он огревает ударом в челюсть, тот отлетает на землю и стонет через булькающую во рту кровь. — Дрянь, — Дженсен сплевывает, затягивая запястья девушки. — Уходим, Квинси требует подмогу, — рявкает Брент. Ситуация накаляется. Рация трещит о нарастающих масштабах потасовок. Уже не только центр Мексикантауна, но и округи полыхают от коктейлей Молотова. Оказавшись в полевом штабе, Адам сдергивает шлем и вытирает лицо от пота, облизывает соленые губы. — Засели в той заброшке, — Квинси кивает на двухэтажное здание с выбитыми стеклами и голыми, разрисованными граффити кирпичными стенами. — Выкуривайте к чертям. — Сколько? — Больше десяти, меньше тридцати. — А поточнее? — А поточнее, парень, не скажу, они там как крысы лезут чёрт пойми откуда. — Рычит Дюран. — Пошли! За время их разговора активисты вывесили из окон самодельные баннеры с достаточно банальными призывами против власти. «Движение у выхода», — трещит рация голос Уэйна, и Адам моментально вскидывает винтовку. Напряжение стекает капелькой пота по виску. В проёме появляется нескладный мальчик — парнем его называть ещё рано, — в безрукавке и грязных джинсах. Курчавые волосы встрепаны, на солнце бликуют аугментации руки и шеи. Из-под рваного края верхней одежды топорщится что-то объемное. Он замирает, оборачивается, словно в тени ему что-то говорят, но стоит на месте. — Что с ним? «Чёрт знает, что-то вроде дешифратора голоса. Под футболкой не видно ничего», — неуверенно отзывается Хаас, наблюдающий сверху в четырехкратный прицел. Больше и сам Дженсен не может сказать, с такого расстояния видно только то, что аугментация вживлена прямо в горло. «Ждём.» Что за чертовщина? Мальчишка дёргается и вдруг шагает вперёд. «Приготовиться», — отрывисто говорит Дюран. Шаг становится всё быстрее, вот уже видно, что на лице у него нет раскраски активистов, а аугментация руки явно потрепана и не хватает одного пальца. — Не стреляйте! — воздух, пропитанный пылью и жаром нагревшегося металла, прорезает еле слышный пронзительный детский голос. «Дженсен, огонь на поражение», — приказывает Дюран. Адам колеблется. Мальчик прихрамывает, придерживая что-то под футболкой. Между ним и спецназом осталась метров двести. Недостаточно, чтобы взрывная волна самопального устройства хоть как-то навредила. Пока ещё недостаточно. «Дженсен, приём», — хрипит Дюран. — Командир, это ребёнок, — не отрываясь от наблюдения, откликается Дженсен. — Он не из бунтовщиков. Краски на лице нет. «Ты ебнулся? У него может быть взрывчатка!» — Может. А может, нет. Помедлив, он переключает тип патронов на ЭМ. Он старается не думать о том, что это может сделать с аугом. Старается не думать, что в случае более глубоких, чем механические, аугментаций он всё равно убьёт парня. Запрещает себе думать, что выполнит приказ стрелять в безоружного ребёнка. «Дженсен, это приказ!» Мальчишка ускоряет шаг, уже вдруг бежит… Безрукавка не по размеру надувается парусом, штанины джинс хлестают его по лодыжкам, на лице видны отчаяние, страх и соленые дорожки слёз. И топорщащийся из-под одежды, придерживаемый рукой предмет становится все заметнее. «Огонь!!!» — уже орёт Дюран с кровавой яростью, которая всё чаще после аугментации становится слышна в его голосе. Адам глубоко вздыхает, но на груди пацана вдруг расплывается алое пятно, во все стороны летят капельки крови и ошмётки рваной раны, а сам он летит на землю. И мир становится очень громким, жарким и белым.