Белое платье

      Эдуард Марни, пройдя несколько домов, повернул за угол. Он вышел на широкую улицу, в левой части которой, если пройти вверх, на холм, проводился каждое утро базар. А сегодня особенный день – начало нового месяца, последнего месяца осени. Шум людских голосов и животного мычания доносился с базарной площади. Эти нескончаемые звуки не мешали ни жителям Банрила, которые остались в этот день или уже вернулись, ни маленьким детям, которые беззаботно играли на улице.       Ветер дул холодный, но слабый. Закутанные в шарфы дети резвились. Трое мальчиков лет пяти отбежали вперед от своих подруг того же возраста. Воистину, любимая игра многих детей всех возрастов – догонялки.       Эдик подходил все ближе к базару. Он шагал по грязной проселочной дороге. Кое-где виднелись большие камни, которыми когда-то давно устелили городскую дорогу. Теперь же большинство камней разбилось под тяжестью повозок с товаром, превратившись в небольшие камушки.       Завидев торчащие из земли громадные для детей камни, они прекратили игру и принялись их выдергивать. Благодаря мягкой земли это получалось очень хорошо. Мальчишки смеялись. Эдик невольно вспомнил и свое такое же беззаботное, но нелегкое детство. Когда-то и он со старшим братом вытаскивал те самые камни… Эдик даже запомнил их расположение. На их месте теперь образовались ямки, которые наполнились мутной дождевой водой.       Вдруг радостный визг сменился на недовольный и испуганный вскрик. Стоящие на крыльце ближайшего дома мамочки обернулись. Эдик тоже обратил внимание на шум. Один из мальчиков упал в воду. Его матушка сделала недовольное лицо и быстрым шагом направилась к неосторожному сыну. Ее голос звучал громко и строго:       – И как это называется? Играть нормально, что ль, не можете?! Никаких тебе игрищ до самой весны, всю зиму сидеть дома будешь! – именно после этих слов мальчик заплакал. Другие дети с визгом разбежались, будто думая, что и их тоже накажут на всю зиму. Его матушка подошла к нему, крепко (даже немного сильно) взяла за руку и подняла, а затем повела домой. – И как прикажешь, мил человек, отстирывать твое сюрко? Из-за тебя мне придется возиться в ледяной воде! Хочешь, чтобы у твоей матери руки отмерзли?! Быстро в дом и ни шагу на улицу!!       А мальчик не переставал плакать, наоборот, начинал голосить все сильней. Мягкая улыбка с лица Эдика уже давно спала, и он продолжил свой путь.       Людей тут, конечно, было очень много. Даже стать негде! Эдик принялся пробираться, каждый раз извиняясь. Он глазами искал вывеску лавки, которой владела давняя подруга его покойной матушки…       Уже через пару голов ему показалась заветная вывеска, на которой большими буквами были вырезаны слова: «Нитки. Ткань. Шерсть». Эдик остановился, когда подошел к лавке достаточно близко, чтобы занять очередь.       Мужчина средних лет (очень статный и богатый на вид) покупал шерсть у известной в узких кругах продавщицы-купчихи, Мари Кишэ Вин. Она тоже немолода, но назвать ее старухой было бы оскорблением! Симпатичная, довольно крупного телосложения. Седоватые волоски торчали у нее из-под пестрого платка. Мари Кишэ с чувством и энтузиазмом самого настоящего любителя своего дела рассказывала статному купцу о новой шерсти:       – Эта шерсть очень хорошего качества! Во всей провинции таких осталось всего лишь пять! Забирай, не пожалеешь!       – Во всей провинции всего лишь пять штук… – задумался купец. – Где ж ты берешь такие вещицы, Мари?       – Где надо, там и беру. Места знать надо, – отмахнулась она. – Так берешь или нет? Не задерживай мне очередь!       – Да беру я, беру! Еще сукна мне метра четыре отрежь… Сколько с меня? – купец достал из внутреннего кармана серого кафтана увесистый мешочек, по всей видимости, с монетами. А монет, должно быть, в нем тьма тьмущая, судя по тому, как звонко он звенел.       «Ах, вот бы и мне такой мешочек… И жил бы я совсем без забот!»       – Хорошо… – Мари Вин полезла под лавку, достала четыре метра сукна, но купцу пока что подавать не стала. Пусть сначала рассчитается. – Шерсть тридцать семь чардов, а сукно двадцать. Итого: пятьдесят семь чардов. Все честно! Купец вдохнул и покачал головой:       – Ох, обдираешь меня, как липку, Мари! – он порылся в мешочке, и вот уже на столе оказались семь монет и одна большая купюра. Завидев ее, народ заохал и начал перешептываться. Мари Кишэ сама с удивлением распахнула глаза и принялась рассматривать купюру и так и сяк.       «Ух ты, никогда не видел бумажных денег!» – подивился Эдик.       – Мама дорогая, я, конечно, слыхала об указе Верхней палаты ввести ассигнации, но не думала, что увижу такую редкость! Да ты, брат, еще как богат!.. Вроде настоящая… – она спрятала купюру во внутренний карман и протянула их купцу. – Вот чего-чего, а не думала, что увижу в нашей глубинке такую вещицу!       – Чудеса случаются… Ты не против, если я еще погляжу на твой товар? Уж больно красива та тканюшка…       – Это атлас, – пояснила Мари Вин. – Он привезен с Востока.       – Ох, батюшки, – воскликнула женщина из толпы. – Да сколько же он стоить будет?       – Тебе его точно не купить с такой зарплатой! За один метр триста восемьдесят пять чардов! – после произнесенных слов, народ зашушукался, повторяя одно и тоже: «Триста восемьдесят пять чардов… Триста восемьдесят пять…»       – Да почему же так дорого?       – За обычный кусок ткани?!       – Она что, из золота сделана?       – Да я из Имарина шелк дешевле найду!       – А что вы хотели? – заглушила недовольные возгласы Мари. – Где мы, а где Восток! Почти даром отдаю. Знали бы вы за сколько мне его продали в Нинменте, у вас бы челюсть отвисла!       Признаться честно, Эдик и сам открыл глаза от удивления. Не, ткань и правда очень красивая: переливается, блестит… Но триста восемьдесят пять чардов он и за год не заработает… В любом случае, ему она не нужна. Чем теплее и дешевле, тем лучше. Баловать себя Эдик не привык.       Вдруг Мари Кишэ увидела в толпе знакомое лицо и окликнула его:       – О, друг мой, иди сюда! Нужна ткань или, быть может, шерсть? Выбирай.       Эдик смущенно проталкивался через толпу людей, которые глазели на него. Когда он подошел к стойке лавки, то сказал:       – Здравствуйте, Мари Кишэ. Можно мне один метр сукна?       – Ага, сейчас сделаем, – она пару раз свернула плотную ткань, достанную из-под лавки, и разрезала большими ножницами ее в нужном месте. – Вот, ровно метр. Эдик пару раз обернулся, засмущался еще сильней и произнес:       – Вот пять чардов… У м-меня еще кольцо есть, оно серебряное и стоит не менее семи… – он положил на стол пять монет и показал тонкое потертое кольцо на среднем пальце правой руки.       – Ох, что ты, дитя мое! Твоих денег вполне хватит! Метр сукна всего лишь три чарда.       «Три? Так мало? Я думал, что мне не хватит… Значит, к счастью, цены на базаре уже спали…»       – Как это «метр сукна всего лишь три чарда»? Ты мне четыре за двадцать продала! Выходит, один метр за пять. Мухлюешь, Мари! – вдруг неожиданно подал голос купец.       – Ага, скидку сделала.       – Два чарда скинула за красивые глазки!       – Да были бы они красивые, а то самые обычные!       Эдик почувствовал еще большее смущение. Только вот это «смущение» перешло в сильнейший стыд и желание поскорей провалиться под землю.       «Мне цену занизили? Зачем? Я же по-честному хотел…» – он перевел взгляд на Мира Вин, которая смотрела на толпу с надутыми губами, поставив руки по бокам.       – А ну хватит! Не понимаю, в чем проблема взять с милого юноши на пару чардов меньше? Кабы ты сам такой был, я бы тебе цену скинула до семнадцати чардов, но нет! Тебя просто жаба твоя задушила, что тебе по рыночной, а ему по дружеской цене продали один и тот же продукт! Каков скупердяй! Я сама в праве решать, за сколько и кому продам ту или иную ткань! Скажи спасибо, что тебе не завысила цену…       Послышались возмущенные вздохи и гневные высказывания, которые долетали до лавки лишь неясными обрывками. Однако все-таки Эдик услышал слова одного человека, которые, как нож по сердцу, ранил его душу:       – Так он же Anud! Ему продавать просто ткань страшно, а скидку делать – уже целый грех!       Сердце Эдика екнуло и сжалось, будто тысячу раз. Пожалуй, всю свою жизнь он не мог понять одного: почему он всегда так остро реагирует на эти слова? Разве, Эдик не должен был привыкнуть к ним за долгие годы? Он опустил голову и покосился в сторону выхода.       – Что-что? Мне не послышалось? – голос Мари Кишэ раздался громом. Некоторые решили приумолкнуть. – Я не потерплю таких наглостей возле моей лавки! Кто это сказал?! Думаете, я не поняла, о чем вы? Не тут-то было!       «Еще не хватало, чтобы у Мари Кишэ из-за меня проблемы были… Нужно скорее уйти…» – подумал Эдик, но не сделал ни шагу.       – Господа, все мы в один храм ходим, и одному божеству поклоняемся! Думаете то, что я не знаю линэйский, делает меня не образованной дурой?       – Мари, а тебе-то что?       – Да, зачем ты покрываешь это исчадье?       – Неужто сынком своим считаешь? Гляньте-ка! Великодушная старая купчиха приютила несчастное дитя!       – Почет! Почет!.. Сама не заметишь, Мари, как нечисть в дом поползет, а все из-за этого Anuda!       Решимостью Мари Вин тотчас спала, когда на нее поперла толпа. Все-таки, какие бы ты не говорил правильные вещи, безумную толпу в одиночку не переубедить… Она могла лишь растерянно повторять:       – Я… Я…       «Нет… Так не может больше продолжаться!» – Эдик, стиснув зубы, взял с прилавка предназначавшееся ему сукно и оставил все деньги, которые у него были. Ровно пять чардов лежали на столешнице, а он поспешил скрыться под пристальными взглядами толпы.       – Во-во! Проваливай, Anud!       – Как у тебя только смелости хватает, чтобы показывать свое мерзкое лицо на людях?!       А Мари Вин только и могла, что беспомощно шептать:       – Да что ж вы делаете-то, а?.. Не правильно это… Не по-людски…       Накинув на себя капюшон, Эдик как можно быстрее ушел с базара. Он прижимал к груди суконную ткань все сильней, а его дыхание становилось заметнее и громче.       «Я знал, знал, что так будет!.. И о чем я думал, когда выходил в свет? Я должен был надеть капюшон… Нет! Маску! Мне нужно было надеть маску, чтобы никто не видел моего позорного лица!..» – нижняя губа Эдика немного дрожала. Он подходил к оживленной части широкой улицы.       Эдик старался не обращать внимание на то, что делают другие жители Банрила. Они копошились, бегали, указывали пальцами в небо… Голову Эдика забили нехорошие мысли. Сердце сжималось, глаза щипало, но рыдать не в коем случае он бы не стал. Это бессмысленно. Никто его не утешит, никто не посочувствует… У него вообще нет никого…       В чувства Эдика привел крик женщины:       – Дым! Дым! Откуда дым?!       Вдруг, когда Эдик повернул голову в ту сторону, в которую она указывала, в него с силой влетела кибитка! Его отбросило назад на пару метров, извозчик потянул поводья на себя останавливая лошадь:       – Тш-ш!       Эдик почувствовал сильную боль в области плеча, ног и бедер. К счастью, головой он не ударился, так как рефлекторно закрыл ее руками. Когда Эдик поднял глаза, он увидел красивую коричневую кибитку, запряженную серой лошадью. Такая красивая кибитка принадлежала только одним людям в Банриле…       – На дорогу смотреть надо, а не ворон считать! Что ты стал посреди пути? Как я тебя объеду?! Благодари Госпожу и Бога смерти за то, что жив остался, недоумок! – кричал извозчик.       – П-простите!.. П-простите!.. – задыхаясь, умолял Эдик, отползая назад.       – Чего стоим?       Из окна кибитки выглянул мужчина лет сорока. Выглядел он хорошо, богато, только вот был очень пьян… Дверца открылась, и Эдик смог разглядеть еще двоих мужчин того же возраста, сидящих внутри кибитки.       Разве Эдик не мог не узнать их? Это же члены совета Банрила! По коже его пробежались мурашки… Что угодно, лишь бы не приказали выпороть! Что угодно!       – П-простите, прошу, п-простите!.. – Эдик поднялся на колени и продолжил молить о прощении.       – Чертов Anud! Проваливай! – с неприязнью промямлил один из членов совета. Он замахнулся на Эдика ногой и с силой пнул его в голову, ударив большим каблуком. Тот снова бухнулся на дорогу. – Лучше б ты его задавил! Такая погонь не должна по свету ходить!       Эдик вновь поднял голову. Теперь же его взгляд случайно пал на самого дальнего пассажира кибитки. Он (или она) сидел в темной мантии, из-под которой виднелась белоснежная ткань и новые натертые сапоги до блеска.       – Что встал? Едем! – крикнул он извозчику, закрывая дверцу.       – Да, господин!       Извозчик хлестанул по лошади поводьями. Кибитка тронулась. Эдик проводил ее взглядом, поднялся и отряхнулся. Он нашел упавшее сукно и подобрал его. Края намокли в грязной луже… Да и сам Эдик немного промок, пока валялся и ползал на коленях на мокрой земле.       «Не задавили и на том спасибо…» – он безразличным, но в то же время печальным взглядом посмотрел на ткань. «Стирать придется… Мои руки отмерзнут в ледяной воде… Хотя, может, это будет моим наказанием за все мои прегрешения? Наказание за то, что я вообще родился? Такое отродье, как я, не имеет права даже есть каждый день…» – чем глубже Эдик погружался в свои мысли, тем сильнее сжимал в руках сукно. Его тонкие пальцы, больше похожие на кости, обернутые в кожу, впивались в ткань мертвой хваткой…       Ноги сами несли Эдика по безлюдным улочкам. Он не обращал никакого внимания на бегающих из стороны в сторону людей. Эдика не интересовало то, что они выкрикивали. Сколько так прошел, он и сам не знает. Шаг его был неуверенный, медленный, разбитый… Мысли уж перестали летать в его голове, словно ветер. Для него наступила режущая душу вместе с плотью тишина и спокойствие. Правда, насчет спокойствия сказать сложно, но более схожего слова для описания чувств Эдика подобрать проблематично. Сердце билось, как и прежде: умиротворенно и размеренно. Он уловил звуки скрипа повозок, мычания коров и колки дров.       «Может, свои дрова тоже наколоть? Обед же скоро будет… Нет, не хочу… Я уже ничего не хочу…» – не издав ни звука, ни даже уставшего вздоха, Эдик продолжил путь к своему дому.       Вдруг увиденное им поразил его. Ноги сами по себе остановились, а руки, сложенные возле груди, упали, чуть не разжав пальцы, держащие суконную ткань. Звук топора, колющего дрова, доносился как раз возле его дома. Знакомый голос каждый раз повторял «ать!», прежде чем нанести новый удар. Юноша в белоснежной рубахе и теплых черных штанах рубил одно полено за другим. Эдик вновь видел до боли знакомое лицо друга, и сердце его сжалось. Темно-синяя мантия лежала аккуратно свернутая на верхней ступеньке ветхого крыльца.       Тело Эдика никак не двигалось до тех пор, пока юноша не обратил на него внимание. Он удивился, затем расплылся в улыбке и помахал рукой, подзывая ближе:       – О, ты уже вернулся! А я все гадал, куда же ты запропастился? – голос его звучал приветливо, мягко и радостно.       Все таким же неуверенным и шатающимся шагом, но уже более быстрым, Эдик направился к долгожданному другу. Взволнованным и недоуменным голосом он произнес, подойдя близко:       – Элиас, зачем ты снова помогаешь мне по дому? Я же просил тебя не делать этого… Я сам прекрасно справляюсь… Прошу, не трать на меня свое время… На это Элиас скорчил хитрую рожицу и слегка закатил глаза:       – Фыф, о чем ты, Эдик? Старик дал мне отгул на пару часов, вот я и решил заглянуть к старому другу! Причем я не с пустыми руками пришел, – он положил топор на землю и подошел к крыльцу. Элиас наклонился, и уже через мгновение в его руках был горшочек, от которого исходил теплый пар и вкусный аромат… Ах, вкуснейшая картошка с мясом! Хоть Эдик очень смущался брать что-либо из чужих рук, у него не могли не потечь слюнки от такой вкуснятины!.. Ах, как же давно он не ел… – Держи! – он протянул ему тёплую миску.       – Что ты… не стоило… – сгорая от стыда, промямлил Эдик.       – Бери, я для тебя старался, – Элиас сунул ему в руки теплую тарелку. Он почувствовал, как это самое тепло расходиться от кончиков пальцев до самого его сердца. – Когда я пришел, тебя дома не было, и я решил подождать тебя. Я заметил, что у тебя дров маловато, поэтому решил принести свои. Ты это… Говори, если что-то будет нужно. Ты же знаешь, я всегда помогу тебе… Подожди немного, сейчас доколю и можем поболтать, – он, взяв топор, вернулся к работе.       А дров и правда прибавилось. Теперь у стенки старого дома стояло в два, а то и в три раза больше дров!       – Спасибо тебе, Элиас… Спасибо большое… Я даже не знаю, как отблагодарить тебя…       – Не стоит меня благодарить. Сейчас я закончу, и пойдем в дом, да?       – Ага… – тихо и покорно произнес он, держа в руках горшочек. Так тепло, и так вкусно пахнет…       Эдик встал на крыльцо, оперевшись спиной на деревянную дверь. Он жадно вглядывался в движения давнего друга, не сводя глаз со своего объекта для подражания.       «В такие моменты хочется думать, что тебя любят… Иногда даже получается в это верить. Ах, если бы не Элиас, где бы я был? Чтобы сейчас со мной было?» – Эдик пытался сдержать рвущиеся наружу слезы. «…Слег бы под кустом, наверное. Если бы тогда, год назад, Элиас не нашел бы меня зимней ночью возле школы, то я бы насмерть замерз… Он обогрел меня, накормил несмотря на то, что его учитель был против. А потом Элиас вовсе починил мою крышу и дверь! До сих пор держится!.. Я даже разговаривать с ним не имею права… Я такой никчемный по сравнению с ним… Элиас продолжает угощать меня, а я что? Я даже иногда не заглядываю к нему… Я такой отвратительный друг…» – прозвучал последний хлопок топора. «Аж самому тошно».       Бесконечный поток мыслей Эдика прервал Элиас:       – Ну так что, пойдем? – он с улыбкой кинул взгляд на покосившуюся дверь, держа в руках топор.       – А, да-да... Сейчас открою… – он полез свободной рукой в карман, прижав другой горшочек ближе к себе. Нащупав старый ключ, Эдик открыл дверь и пропустил друга вперед. – Вот, проходи… Можешь не разуваться. Прости, что у меня так грязно, я не планировал принимать гостей в ближайшее время…       На самом деле, не было бы никакой разницы, если бы Эдик прибрался. Прибирайся или нет, в его маленькой комнатке, наполненной страданиями и темными мыслишками, никогда не станет чисто… Однако, если кто-нибудь придет и поможет ему, то, возможно, у него получиться избавиться от всего этого «хлама».       – Не бери в голову, – улыбнулся Элиас. – у тебя тут совсем ничего не изменилось с последнего моего прихода… – он сел на кровать. Элиас, должно быть, ожидал, что кровать будет мягче, судя по выражению его лица… Какая-никакая, но даже самая скудная подстилка должна же быть! – Ух… Как же ты спишь на этой древесине? – он заглянул под одеяло и простыню. И правда, древесина…       – Не знаю, привык уже… Сколько тебе отложить? Половины хватит?       – Это все тебе. Я уже поел, – видя смущение на лице друга, Элиас произнес более грубо последующие слова. – Ешь все сам! Я обижусь, если ты не поешь, и больше не приду к тебе!       – Х-хорошо… – смущенно проговорил Эдик, садясь на скрипучий стул.       Когда он открыл крышку горшочка, ему в лицо вбил горячий пар. Тёплый и неимоверно вкусный аромат распространился по всему маленькому дому. Не хотелось сильно налегать на еду, но Эдику было трудно сдержаться… Ах, превосходная Госпожа, он ел в последний раз, казалось, лет сто, нет, тысячу лет назад! Но, все-таки, приличие нужно соблюдать. Эдик старался жевать как можно быстрее, но растянуть удовольствие хотелось подольше. Все же, когда же ему удастся поесть вновь так же вкусно и сытно?..       «Как-то неловко так сидеть…»       – …Элиас, а как там твой учитель? – с набитым ртом промямлил он.       – О, да старик все молодеет… – умыкнул он. – Правду говорю! Вот, я – совершеннолетний юноша, сильный, выносливый, по моим венам течет молодая кровь! Я с таким трудом могу поднять этот чертов котел, который стоит у дядьки в мастерской… А он пару раз по нему стукнет посохом и одной рукой оттащить может! – Элиас рассказывал, размахивая руками во все стороны.       – Магия?       – Да ясен пень, что это магия! Но меня он такой магии не учит! – возмутился он. – Я как был два года назад уборщиком у него, так таким и остался! Спасибо, что хоть научил по талисманам ориентироваться да в воду глядеть…       – «В воду глядеть»? – не понял Эдик.       – Не знаешь? О, я тебе сейчас расскажу. Это очень забавная штука! Делается она так: произносишь нужное заклятие, берешь нужный минерал и водишь им по воде… – Элиас рассказывал так, будто перед ним прямо сейчас стояло блюдце с водой. – Только нужно водить минерал так, чтобы он поверхности не касался!.. Затем смотришь в воду. Если ты все правильно сделал, то можно увидеть в воде то, что пожелаешь... Или кого.       – Вау… Кого угодно? – от удивления он даже перестал есть, застыв с ложкой, поднесенной ко рту.       – Да, но только из мира живых. Не важно, будто то Граллиан, Имарин или Инэй. Главное – не загробный…       – И кого же ты там видел? – Эдик продолжил с аппетитом есть.       – Хех… Ну… – Элиас застыл, засмущался и почесал затылок. – Мм… Вижу, ты меня понял, – он определил это по выражению лица Эдика. Такое немного недовольное, тоже несколько смущенное… и жующее картошку.       «Кажется, я догадываюсь, что видел Элиас», – он отвернулся от друга и, казалось, сосредоточился на еде. «Подглядывал, небось, за кем-то… Ладно, я не хочу в подробности вдаваться», – теперь, после таких мыслей, вкусная картошка с мясом с трудом лезли ему в горло.       Элиас заметил реакцию друга и виновато улыбнулся, опустив глаза вниз:       – Черт… Прости, Эдик, что во время еды такой разговор завел…       – Ничего, все в порядке, – на самом деле, мало, что было в порядке, но Эдик предпочел перевести разговор в другое русло. – Как там Камилисса?       – Камилисса? – не ожидал он услышать из уст друга ее имя. Лицо Элиаса тотчас приняло напряженное выражение. Казалось, что сейчас он испытывает несколько чувств сразу… Единственные чувства, которые приходят в голову в такой момент, это ностальгия, легкая горечь и нечто приятное. – Я давно ее уже не видел, если честно. Когда мы выпустились из школы, и мой, и твой, и ее пути разошлись… Я пошел учиться колдовству к дядьке, ты живешь обычной мирской жизнью, а она… Камилисса тоже ведь связала жизнь с магией, – полет мыслей Элиаса пошел немного в другое русло, поэтому Эдик решил его вернуть в нужное направление.       – Я это знаю… Ты ведь ходишь в храм молить и приносить подношения? Какие у нее успехи?       – Хожу, конечно, а ты разве..? Ах, да, прости, забыл… – он ненадолго задумался. – Я лишь пару раз с ней виделся. Представляешь, она так изменилась! А ведь с нашего выпуска прошло лишь полтора года… Камилисса так похорошела, вытянулась, взгляд умнее и увереннее стал!.. – Элиас хитро улыбнулся. – А что? Зачем ты спрашиваешь?       Они оба встретились взглядами. Вместо тысячи слов, Эдик предпочел обойтись одним:       – Скучаю.       – Скучаешь? По Камилиссе?       – По нам.       По взгляду Элиаса можно было понять, что он все понял. Понял до единого слова.       – Я тоже скучаю.

***

      Элиас и Эдик еще долго сидели и просто болтали ни о чем, как настоящие старые друзья. Ближе к полудню, Элиас вынудил его сбегать к реке и застирать новую суконную ткань. Вместе они быстро оттерли грязь, и даже руки их не замерзли. Растопив печь, они повесили ткань на шнур, висящий над ней.       Когда день уже начал подходить к концу, Элиас собрался уходить.       – Эх, пора мне. Пойду-ка зайду я к дядьке, должно быть, он в библиотеке… Я у тебя весь день пробыл, не вежливо так с моей стороны.       – Что ты! – бросился отнекиваться Эдик. – Оставайся хоть на ночь! Только вот… Мне постелить тебе будет негде…       – Не выдумывай, Эдик, – с улыбкой произнес он, надевая темно-синюю мантию. – Это ты ко мне с ночевкой приходи… Что же, пока, милый друг, увидимся еще! И не вздумай опять уйти, когда я приду к тебе в гости! – Элиас вышел за порог, а Эдик за ним.       – Хорошо-хорошо. Буду ждать тебя… Послушай, Элиас, если увидишь Камилиссу, передай ей… – он на мгновение задумался.       – Передать что?       – Ах, нет, ничего…       Элиас вышел на дорогу и направился в сторону центра города. Он напоследок помахал другу рукой. Эдик смотрел ему в след до тех пор, пока темный силуэт не скрылся в толпе и среди домов… Он зашел обратно в дом, почувствовав изменения. «Без Элиаса в доме стало так пусто…» – впрочем, пусто было не только в доме, но и в его душе. Ненавистная, жгучая пустота, казалось, съедала его изнутри… Однако Элиас хоть и покинул его дом, после чего он опустел, заполнил пустоту в его… сердце.       Эдик бросил взгляд на кровать, на которой сидел его друг.       – Ой, это же…       На постели лежал кусок бумаги. Когда Эдик подошел ближе и развернул его, то заметил, что это похоже на один из талисманов Элиаса…       «Талисманы помогают в разных моментах жизни… Наверное, этот отгоняет нечисть… Как же Элиас ушел без него? Хорошо было бы отдать его владельцу…» – он взглянул в окно. «Солнце еще не зашло, поэтому я смогу вовремя отдать талисман Элиасу… Он говорил, что пойдет в библиотеку… Я успею до заката».       С этими мыслями Эдик накинул потертую накидку и вышел из дома, затушив огонь в печи.