В голове воет свобода

      «Всё в итоге забудется, и ты снова заживёшь нормально», — эта истина, которую Дугар повторял из раза в раз, удивляла всё сильнее с каждым прошедшим десятилетием. Сложно, конечно, говорить о начальной и конечной цели этих слов, ведь Дугар совсем не объяснял ему их значения. Но отчего-то они всегда помогали. Помогали с тех пор, как Руслан всё-таки решился ему рассказать про те случаи, когда гвозди были поочерёдно забиты в его гроб. Но сейчас он держался только на адреналине, который нёс его к главному зданию Новосибирска, где должна была пройти запланированная встреча. И если бы его номер не был зарегистрирован на Руслана Енисейского, которого всё время отмазывал то ли Николай Сибиряков, то ли кто-то другой, то его бы точно лишили прав. И всё потому что ненависть и жгучая ярость выплёскивались на мотоцикл, заставляя скорость с каждой секундой повышаться.       Он представлял лицо своего начальника, представлял, как ударит его, когда войдёт в кабинет. И будет смотреть на то, как глупо хлопают глазами остальные, как Матвей вскочит и, возможно, ударит его в ответ. Или уничтожит сразу на месте, что было бы в сотню раз лучше.       Никто не смел влезать в их с Дугаром отношения. Ни у кого, блять, не было такого права. Руслан никому не позволял врать себе, вводить в заблуждение, когда дело касается Ангарского.       Потому что Дугар — это всё, что у него осталось. Потому что Дугар единственный, кто столько лет рядом с ним. И рушить эту шаткую конструкцию не позволено никому. Руслан оторвёт руки этого человека и сварит их в масле, а затем заставит виновника съесть их.       Поэтому уважаемый столице округа грозило стать картошкой фри, которую он сам же потом и испробует. Если не решит любезно поделиться с Матвеем.       Но, к своему удивлению, Руслан молча зашёл в кабинет, сел за свой стул и стал наблюдать за тем, как Сибиряков о чём-то говорит с Москвой. Он даже не стал бить его или напоминать о своём месте. Дугар сидел рядом с ноутбуком. На чёрном экране выделялись коды, которые он периодически переключал между собой.       В голове было тихо, никакого шума или стучащего сердца он не слышал. Матвей сидел чуть поодаль, наблюдая за ним. Он точно так же чувствовал, что что-то не так, но не подавал виду.       Один лишь мальчишка, возомнивший себя столицей, не думал о каких-то дополнительных смыслах.       Руслан сотню раз жалел, что приходил к нему, что тратил своё время на убожество, которое даже не может привлечь новых инвесторов в их регион. И после того, как он пришёл к нему абсолютно пьяный, полагая, что от Сибирякова ничего особенного ждать не стоит и рядом с ним точно можно расслабиться, Руслан возненавидел себя за доверие к этим наивным глазам. Уж лучше бы те слова о том, что братья Дугара едут вместе с ним, чтобы поддержать его в трудный момент, сказал Матвей. Руслан бы не так сильно злился. Он бы списал это на привычный маразматический бред, но слышать это от единственного во всей Сибири, после Дугара, кто относился к нему нормально, было больно.       Чертовски больно.       Это как получить такой же удар в спину от Норильска, наивного и доброго мальчика.       — Мы будем начинать? — громко спросил он, театрально охая, когда начальник повернулся к нему с уставшим лицом.       — Подожди, Руслан. Разве ты не видишь, что Николай Александрович занят? — осадил его Матвей.       Руслан фривольно откинулся на спинку стула и положил поверх стола ноги, чем вызвал удивлённый вздох Максима, почти обеспокоенный взгляд Дугара и безразличие к его выходкам от других. Один лишь Матвей смотрел так, будто презирал тот год, когда Руслан появился на свет. Глаза его выжигали весь Красноярский край, не оставляя на земле ничего живого. Ему было наплевать, что огромный кусок страны станет мёртвой землёй. Главное, чтобы Енисейский больше никогда не смел проявить неуважение к его подопечному.       Такую преданность Руслан оценил, если Коля хотя бы бросил недовольный взгляд на него. Но тот так и продолжал говорить с Московским о каких-то делах. Будто ему было всё равно, будто он готов был смириться с тем, что Руслан ведёт себя отвратительно.       — Будь добр, убери ноги, — прошипел Матвей, улыбаясь. Сидящий рядом Максим сжался и посмотрел на Колю.       — Убрать? — хмыкнул Енисейский.       — Это неуважение, Руслан. Убери, пожалуйста, ноги, — заропотал Максим.       — Неуважение? Наш уважаемый начальник задерживает собрание уже на, — Руслан посмотрел на часы, — на пятнадцать минут. Какая речь идёт об уважении?       Дугар спокойно печатал свои программы, даже не глядя в его сторону. Но Руслан знал, что он его не поддерживает в таком поведении. К чёрту. Дугар будет с ним, он это показал своими поступками и словами. Руслану не о чем волноваться.       — Он говорит с Московским, — Максим принял последнюю дипломатическую попытку перед тем, как на сцену выйдет Матвей с Царь бомбой.       — Чем мы хуже Московского? — хмыкнул Руслан.       Остальные совсем не были заинтересованы в конфликте, поэтому вели себя в точности как Дугар. Скорее всего кто-то раскладывал пасьянс, кто-то читал городские паблики, а кто-то просто делал вид, что занят.       Но на помощь пришёл виновник и устало сказал:       — Простите, что задержался.       — Мы уже было хотели уходить, — и самым ядовитым голосом произнёс, — Николай Александрович.       — Прошу прошения. Сейчас очень много проблем, которые требуют срочного решения.       — Например предстоящие пожары? — Руслан фырнул, но несколько сбавил тон голоса, когда почувствовал, что рядом напрягся Дугар.       — В том числе, — приподнятые брови Сибирякова выводили из себя. Делать вид, что он ничего не понимает, у него выходило отменно.       Руслан сжал челюсти, убирая ноги и наклоняясь к столу. Прочертив взглядом по Матвею, он усмехнулся. Вот она семья, о которой он так долго мечтал. Убогая и такая же холодная, как сама Сибирь.       — И что же? Вопрос решается, Николай Александрович?       Коля поморщился от тона, которым произнесли его имя. Руслан открыто, при всех надсмехался над ним. И это было неприятно, ведь Коля уже было решил для себя, что Енисейский может быть даже приятным и спокойным. Но вот, снова он упирается в стену.       — Я...       — Решаете вопрос с ежегодными пожарами? — громче повторил он. Остальные стали поднимать головы и внимательно прислушиваться к спору.       — К-конечно, но это сложная проблема. Её так просто не искоренить, она ведь является частью региона, тем, что следует из погодных условий.       Коля заметно нервничал. Было видно, как подрагивают его желваки и пальцы постукивают по бумагам на столе. Он по-прежнему стоял, но казалось, что он наоборот ниже, чем Руслан.       — Руслан, не стоит, — пробормотал Дугар.       Но Руслан его не слышал. Новосибирск пытался посеять в их с Дугаром отношениях разлад. Никто не смел этого делать. Ни у кого не было права забивать последний гвоздь в крышку гроба Руслана. Только не Дугар. Всё, что, угодно, только не он.       — В стране достаточно денег на то, чтобы усилить меры. Отчего вы, Николай Александрович, делаете вид, будто уже произведено всё возможное?       Коля нахмурился в своей привычной манере. Поправил очки, сползающие по носу и обеспокоено посмотрел на Матвея. Как же тут без него.       А Матвей выглядел в высшей мере пугающе. Руслана ещё никто никогда так не ненавидел.       — Руслан, прекрати, — прошипел Тумов.       Так же он злился, когда Максим решил биться до последнего, когда заявил, что ему не важна цена. Грязный, весь в крови после того, как поддержал его в очередной стычке, он злился точно так же. Максим тогда подвергал опасности их всех, но больше всего себя. Матвей это знал и поэтому злился.       Извечная потребность защищать кого-то у Тумова была самой раздражающей чертой. Чтобы точно защитить и обезопасить, ему требовалось сломать, вырубить лес, выросший самостоятельно, и засадить там свои растения. Если бы и Руслан попал под его влияние, то чёрт знает, что сейчас было бы. Сидел бы он так же как Максим? Или может быть, отупело смотрел как Сибиряков?       — Так что? Будут какие-то улучшения или ты тратишь своё время только на обслуживание Москвы?       Это было грязно, это было неправильно. Руслан столько всего прошёл точно не для того, чтобы сейчас обвинять Новосибирск в таком. Он знал, что это не так, что на самом деле Коля исполняет свои обязанности очень хорошо и что он точно не стал бы заниматься тем, о чём говорит Руслан. Но злость, гнев на всех них, а в первую очередь на себя, ломал весь здравый смысл.       Он завидовал им, он ненавидел их за то, что они так легко жили. Их совсем не волновали люди, если что-то происходило они не жались в угол и не представляли, какой ужас сейчас произойдёт. Они решали проблему, не прятались от неё. А Руслан жалок, он слишком слаб, чтобы стать таким, как они.       Руслан Енисейский жил в лачуге давно умершего лесничего, он спал на той же кровати, где и разлагался этот мужчина. Он видел, как мухи слетаются и пируют. Но ему ведь не было до этого всего дела, он считал, что это часть природы — одно из тысячи её прекрасных проявлений. Но люди... они всё испортили, сделали из него слабака, идиота.       Если бы он мог, то убил бы Анастасию в тот день, когда они познакомились. В этом не было бы ничего ужасного, ведь он считал, что смерть — проявление природы, частью которой он являлся.       Но она сломала его, уничтожила его отрешённость от людей и сделала зависимым.       Никто не знал, как это всё повлияло на него. Чем кончилась жизнь женщины, которая приютила его. Дугар лишь знал, что какое-то время Руслан жил у неё. Но что конкретно случилось никто не должен знать.       Матвей встал с места, и все замерли. Сибирь помнила, что делают с теми, кто нарушает правила. Забавно, что в месте, которое долгое время являлось каторгой, своих наказывали жёсче всего.       — Выйди, — даже лютый мороз не мог сравниться с голосом Матвея. Всё тело будто заковало в тысячелетий лёд, который никогда не расстает.       Все молчали. Никто не знал, как реагировать, ведь Руслан и правда поступил плохо. Коля ничего из ряда вон выходящего не делал, все видели, что он старается, делает даже больше, чем нужно.       Но Руслану плевать. Так же как было плевать Анастасии, когда она ушла. В метель и вьюгу, оставив его одного.       — Матвей, — тихо сказал Коля, касаясь плеча Тумова. Будто не злился, будто его мало волновало то, что сказал Енисейский. Руслан для него был не более, чем блохой.       — Прошу, не нужно ссор. У нас много дел, — совершенно спокойно и размеренно произнёс Сибиряков.       Он был хорошей столицей, это знали все. Было модно в начале девяностых смеяться над ним, но теперь... это всё не имело смысла. Новосибирск и правда был лучше Красноярска.       Руслан принял поражение ещё тогда, когда вошёл в дом Анастасии, а затем из раза в раз разочаровывался в людях. Он следовал её наставлениям до последнего случая, когда люди оставили его наедине с голодным медведем. Они не знали, что он был кем-то особенным, но всё равно бросили ребёнка на верную смерть.       Сейчас поражение было лишь саднящей раной, которую он теребил из раза в раз. Здесь его не ждут, здесь он не нужен. Чужой среди людей, чужой среди городов.       Хлопнув дверью, он вылетел из кабинете, совсем забыв о Дугаре. Чистые голубые глаза, которые уже успели изучить его, смотрели с высоты на то, как он заводит мотоцикл и уезжает.       Коля повернулся к городам и неловко улыбнулся. Даже Матвей удивился его поведению.       — Полагаю, Руслан уже знает тему нашего сегодняшнего собрания.       Собрание прошло, на удивление, спокойно. Отчего-то все были так настроены поскорее сделать всё и разбежаться, что Коля удивлённо посмотрел на часы, когда сказал:       — Думаю, на этом можно закончить.       Всё кончилось на целых сорок пять минут раньше, чем он предполагал. Конечно, Коля закладывал время и на выходки Руслана, хотя и надеялся, что после тех откровений тот точно не станет что-либо делать. Но вышло всё совсем наоборот. И даже с учётом сегодняшнего бунта, который скорее всего имел смысл более глубокий, нежели просто возмущение по поводу бездействия, они управились быстрее. Тем лучше, ведь дома Коля сможет собрать новые крупицы информации воедино, запишет всё это в свой рабочий блокнот, который с недавних пор на самых последних страницах содержал информацию о Руслане Енисейском.       Пусть после его выходки на губах был противный солоноватый привкус, всё равно становилось только интереснее. Азарт был слабым местом Новосибирска, хотя казино и игры он отрицал. Но азарт в науке казался ему таким правильным, что это Коля мог допустить.       Когда все разошлись, в кабинете остались лишь трое, включая его самого. Матвей задумчиво сверлил стену напротив, а Максим не знал, куда себя деть.       Уже не в первый раз, Коля задумывался, отчего Максим так себя ведёт перед Матвеем. Отчего он становится таким слабым и неуверенным. И вдруг в голову пришла мысль, что если бы Руслан не был так близко, то Сибиряков точно бы заинтересовался Максимом. Он помнил жестокого и резкого Иртышского, помнил, что даже Матвея тот когда-то мог заставить молчать. Возможно, это было лишь на время, но сам факт власти вынуждал склонить голову.       Колю очень волновали такие личности, он испытывал при виде них какое-то невероятное возбуждение, как перед задачей, которую не могли решить даже лучшие умы. Он хотел докопаться до их сути, хотел узнать каждую мысль и тайну. Ему хотелось знать причину поступков и бездействия.       Он хотел знать всё.       — Дорогой, слова Руслана...       — Я понимаю, — Коля кивнул, поправляя очки. От холодности его тона Матвей несколько напрягся, будто ощущая опасность. Но от доброго, наивного и глупого Коли ожидать первого удара было нелепо, поэтому Матвей снова натянул на лицо понимающую улыбку.       — Руслан сложен по своей сути, он всегда был... другим. Нет смысла обращать внимание на его вычурное поведение. Мы застали его в самых худших условиях, но даже тогда он не менялся.       Коля пожал плечами, собирая документы. Сегодня он уйдёт без них, потому что есть дела поважнее. Помимо заданий Москвы, есть ещё важные мысли, которые срочно надо вынести на бумагу. Ему нужно было уйти как можно скорее, чтобы не забыть.       — Ты говоришь это каждый раз, — бездумно бросил он, в мыслях прогоняя каждую эмоцию Руслана.       Матвей вытянул шею и сжал пальцы на спинке стула. Максим метнулся взглядом к нему, но сразу же отвёл. Только он, похоже, понимал, что здесь происходит.       — Я говорю это каждый раз? — задумчиво повторил Тумов; не было ясно: наиграны его эмоции или он правда удивлён.       Коля поднял голову и посмотрел ему в глаза. Снова бездна и ничего больше. Злость и непонимание, где он совершил просчёт.       Но с Матвеем ссориться не было никакого смысла. Это вело только к очередному разладу, который ничем хорошим не кончится.       — Я имею ввиду, что раньше меня это... волновало. Но ты так часто повторял эти слова, что я привык. Не бойся, Матвей, я не расстроен, — на выдохе произнёс он, чувствуя, как Матвей успокаивается. Сзади Максим облегчённо выдыхает.       — Вот и правильно, милый. Руслан — сложный персонаж, которого не каждый поймёт.       Сибиряков нахмурился.       — Персонаж?       — Конечно. Как ещё его можно назвать?       — Человек?       Хотя это и было глупо, но было первым, что пришло в голову. Конечно, Коле не стоило воспринимать никого из городов за человека. Никто из них никогда бы не смог приблизиться к людям и, уж тем более, стать частью общества.       — О, да. Пожалуй, здесь я с тобой соглашусь. Руслан ближе всего к людям.       Это тоже было интересной мыслью. Изнемогая от желания поскорее уединиться, чтобы записать всё, он наспех попрощался с Максимом и Матвеем, который сделал это крайне неохотно. Но Коля почти не врал, ему действительно нужно было идти.       После его ухода в кабинете воцарилась мрачная тишина. Максим ждал грозы, молнии, которая вот-вот должна была разразиться.       Матвей подошёл к окну и теперь уже он смотрел, как уезжает Коля. Велосипед, на котором тот уезжал, был почти насмешкой над его стараниями сделать из Новосибирска столицу.       — Одного я не понимаю, — напряжённо произнёс, наблюдая, как быстро уезжает его подопечный, — чего он хочет?       Иртышский посмотрел на спину Матвея, сожалея, что не может её расслабить и привнести в жизнь того спокойствие, за которым он так долго гнался.       — Чего добивается? Внимания? Ему не нужно простое внимание от незнакомцев. Мог бы мучить Дугара или кого-то ещё, с кем он неплохо общается.       Матвей повернулся к Максиму, прожигая того взглядом, подобным страшному огню. Захотелось кашлять, чтобы хоть как-то извлечь из себя это проклятое чувство страха.       Максим был очень полезен тем, что отчего-то понимал причины и следствия поступков любого, с кем был знаком. Когда-то в очень нужный момент он вдруг предложил отправить Колю к Москве, сделав столице очень выгодное предложение. Конечно, тогда это было неосмысленное и очень спонтанная идея, сказанная в приступе отчаяния, в котором тот регулярно пребывал. Но оглядываясь назад, Матвей мог сделать вывод, что это было одно из лучших решений, которое он принимал.       Но по-прежнему большая часть его влияния держалась на добродушном Максиме, который старался помочь всем, кто просит. Матвей согласился со спонтанной мыслью, что эмпатия должна приносить пользу, а не одно разочарование, как в случае с Русланом.       — Что ты думаешь?       — Я?...       Максим хмыкнул.       — Конечно, ты, друг мой.       — Зачем ты это спрашиваешь, Матвей? Тебя же совсем не волновал Руслан. Ты говорил, что он не представляет никакой опасности...       — Не представляет никакой опасности? — Матвей медленно зашагал к нему, заставляя сердце сжиматься в страхе от каждого стука подошвы о пол.       — Но всё же было хорошо, — тихо сказал Иртышский.       Матвей кивнул. А затем нагнулся вперёд, приблизившись лицом к лицу с Максимом максимально близко. Омск затаил дыхание, судорожно представляя, что это всё значит. Они проходили это, решали этот вопрос разными вариантами, но всё равно сейчас нос к носу здесь.       — Было. Но только до недавнего времени.       Пустые глаза Матвея сверлили душу. Эти глаза Максим любил, лелеял всей своей душой, как самое дорогое. Но Матвей просто не умел отвечать тем же. Его любовь жестока, безкомпромиссна. Она ломает, выжигает и топит.       — Разве ты не заметил странной тяги Коли к Руслану? — Матвей недовольно сжал зубы. И всё это так близко к лицу Максима.       — Он всегда им интересовался, разве нет?...       Матвей выгнул бровь.       — Вот как? Думаешь, эта тяга берёт начало ещё в детстве?       Максим кивнул, выдыхая прямо в лицо Матвею воздух, который так долго копил в себе.       — С чего ты так решил?       Конечно. Без аргументов Матвей не Матвей. Ему нужно было подтверждение, хоть немного, но фактов. Благо, всегда рядом был Максим, готовый отдать ему всё, который сдавался от любого проявления нежности.       В точности как тогда, когда решил забрать звание столицы силой. Когда бросил вызов не кому-то, а Москве — известному бойцу за власть, которого переиграть в России ещё не смог никто. Только люди, проклятые люди, у которых есть мнимая власть.       — Письма...       — Письма? Какие письма?       — Раньше он писал тебе и просил, чтобы Руслан и остальные что-то тоже писали.       Матвей задумчиво пробормотал:       — Мальчик скучал по дому.       — Конечно, — закивал Максим. — Но он просил «что-то от Руслана и остальных».       Матвей хмыкнул, наконец отдаляясь. Максим смог сделать вдох полной грудью только сейчас, когда Тумов больше не был так близко. Хотя по-прежнему стоял рядом с его местом.       — Вот в чём дело. В формулировке.       Несмотря на неприятный факт заинтересованности Коли в Руслане, Матвей все равно был доволен. Он ласково коснулся щёки Максима и почти нежно сказал:       — Ты радуешь меня всё больше.       Несмотря на то, что в словах не было ничего приятного, по телу разлилась теплота. Сердце застучало от радости, хотя на губах был неприятный привкус.       Победить Матвея у него никогда не выйдет, он слишком опытный игрок. Бить по слабым местами Тумова не представлялось возможным, просто потому, что Максим не мог причинить ему вред. Он любил Матвея. Как друга, брата или любовника. Смысл и подтекст этой любви не имели значения, она просто была.       Пройдя века с ним, не оказалось никого ближе, чем Матвей. Люди бы их осудили, не поняли, но они никогда и не поймут, кто такие города и что за ними кроется. Вечность нельзя проводить в одиночестве, её нельзя смаковать с самим собой. Обязательно нужен был кто-то рядом. Кто-то, кто всегда встанет на защиту, даже если вы в обиде друг на друга.       Максим не осуждает никого, просто потому что такой же. Ему требуется спутник, и Матвей подходит на эту роль, ведь он ни разу не предавал его. Они ссорились, злились друг на друга, но никогда не втыкали нож в спину.       Иртышский с радостью подставляет лоб, чтобы Матвей стянул с него нелепую повязку и коснулся его губами. В Сибири не было теплее места, чем сейчас здесь.       — Руслан способен на то, чтобы уничтожить вместе с собой и ещё кого-то, — задумчиво произнёс Тумов, поглаживая скулы Максима.       Снизу-вверх было смотреть неудобно, даже неприятно. Но Максим мог потерпеть всего мгновение, прежде чем Матвей снова вернётся к холоду и тьме.       — Ты думаешь, что Руслан потянет за собой Колю? — спросил Матвей, совершенно спокойным голосом, словно не было злости и непонимания. Вдруг куда-то всё ушло.       — Разве Коля не достаточно разумен, чтобы не следовать по этому пути?       Матвей хмыкнул, весело приподнимая брови. Он становится моложе, когда на лице просвечивали смешинки.       — Ты думаешь о нём слишком хорошо. Он наивен и глуп.       Столь резкие слова выбили Максима из эйфории, он почти забыл, что находится сейчас рядом с тем, кто постоянно пытается все контролировать.       — Но Коля уже вырос. Ему нужно что-то, чтобы двигать дальше. Что-то вроде урока.       — Урок? — презрительно нахмурившись, Матвей отстранился. — Слишком дорогая цена будет у этого урока.       — Он не бросит дела, если что-то случится. Даже если будет плохо, то он будет стараться.       — В тебе говорит симпатия к нему или здравый смысл?       Максим точно не знал, что именно. Он просто говорил первое, что приходило в голову. Матвей учил его быть честным.       — Вот видишь. Мне нужны факты, а не эмоции.       — Но как можно понять причину поступков, если не опираться на эмоции?       — Именно поэтому он вырос таким. Я бы назвал это математической закономерностью, если тебе угодно.       — Ты сделал его таким, Матвей. Твой режим сделал это, — тихо сказал Максим, поднимаясь с кресла.       Матвей приподнял бровь, заводя руки за спину.       — Я чувствую, что ты недоволен.       Максим замотал головой.       — Нет, конечно, нет. Но ты сказал, что тебе нужны факты.       Матвей повернул голову в сторону панорамных окон, открывающих вид на весь Новосибирск. И улыбнулся, Максим даже опешил.       — Да, ты верно меня понял. Коля такой из-за меня, и я ничуть не раскаиваюсь, если ты хотел надавить на это. Мне всё равно. Ты знаешь, зачем я это делал. И понимаешь мои стремления увести Руслана из поля зрения Коли.       Максим согласно кивнул. И к его щеке снова прислонилась шершавая тёплая ладонь. Он тут же прильнул к ней.       — И я намерен не допустит коллапса, который появляется везде, где есть Руслан. Даже Дугар больше не в силах его выдержать. Что уж говорить о нервах самого Руслана.       — Но при чём здесь Коля? Разве это его дело?       — Разве ты не видишь, милый? Это ведь очевидно.       Максим непонимающе нахмурился, но злиться Матвей не собирался. Наоборот, погладил пальцами по щеке.       — Коля выдержит Руслана. Он сможет какое-то время удерживать его на поводке, если они станут ближе.       — На какое-то время?       — Ты зацепился за самое важное, хороший мой. Руслан всё равно вырвется на свободу и уничтожит не только себя, но и тех, кто рядом. А если Коля проникнется им... на нас всех можно ставить крест.       — Но он же тоже может что-то решать, как-то поступать, чтобы не... ставить на нас всех крест.       — В такой ситуации голова отключается, все знания выветриваются. Руслан станет для него свободой, которая ни к чему не ведёт.       Максим понял его. Он знает, что значит свобода для Матвея. Ничего. Абсолютно ни-че-го. Пустой лист, где нет жизни, которая от чего-то зависит, где нет эмоций, который тоже от чего-то появляются. И уж тем более там нет холодного расчёта, с помощью которого нужно принимать судьбоносные решения.       — Но может быть, всё бы произошло не так уж и плохо, как ты думаешь.       — Я предусмотрел самый страшный из вариантов развития событий. И выяснять, как всё случится, у меня нет желания. Слишком большие риски, Максим. Слишком большие.       В подтверждение своих слов, Матвей коснулся пальцами его прикрытых век.       — Ты выглядишь плохо. Снова выбросы?       Максим глупо моргает, не зная, как регатировать на такую резкую смену темы.       — Газом пахнет, — коротко отвечает он.       — Ясно, — с сожалением Матвей смотрит на уставшие глаза и темноту под ними.       Если бы он мог оставаться таким подольше, то жизнь стала бы в сотню раз приятнее.       В прошлые разы Максим был упорнее, настойчивее, сейчас же устал. Хотелось тишины и спокойствия, а Матвей как раз готов был это ему дать.

***

      Если бы все дело было в одном только лице, если бы лишь выражение, а именно выразительный изгиб бровей, сжатые губы и зелёные глаза имели значение, то он бы давно догадался. Физиагномика и правда работала, Коля неоднократно прибегал к ней, чтобы узнать, какими на самом деле были великие люди. Опытные профессионалы разбирали каждый жест, каждую ноту голоса. И если бы так же можно было понять Руслана, то он бы давно обивал пороги образованных людей, владеющих навыком определять тайные смыслы.       Но Руслан был другим. Его нужно было понимать от начала и до конца, иначе некоторые вещи никак нельзя было включить в уравнение, чтобы оно стало решаемым.       Претензии, полные презрения и отвращения со стороны Руслана, имели огромное значение. Это не мог быть просто всплеск яда, повышение его концентрации, как говорил Матвей. В этом наверняка должно было быть что-то сложнее.       Страх или, наоборот, сила порождали эти слова — для понимания этого требовалось знание, которым он совсем не обладал.       Коля знал, с чего стоит начать. Михаил Юрьевич дал ему отличную подсказку в виде напоминания о детстве Матвея, которое тот провёл в одиночестве. Вот только, скорее всего, Михаил ошибался. Не могла быть простая обида за нападения столь тяжёлой. За Русланом точно пряталось что-то серьёзнее. Глупо полагать, что он обижался на то, что исполняет своё предназначение. Руслан, конечно, не самая приятная личность, но здравый смысл в нём всё равно должен сохраняться.       Заправив прядь за ухо, он снова схватил карандаш, не замечая, что Снежинка недовольна отсутствием внимания к своей персоне. Он вновь принялся писать, замечая только, как быстро заполняются страницы информацией о Руслане. Если бы кто-то другой увидел этот блокнот, то точно бы подумал, что Коля одержим. Это и правда можно было назвать одержимостью, только научной.       Последствия науки бывают страшными. Порой от самых великих открытий остаются выжженые поля с пеплом, который когда-то был жизнью. Цветы умирают, становясь частью проклятой земли, где ничего не растёт. А всё потому что открытия совершают во благо, но затем их неумело применяют в реальности, считая, что так будет лучше.       И Коля считал так, ведь он учёный. Ему неинтересно, как будут распоряжаться с его открытием дальше. Он достиг апогея своей гениальности, смог добиться того, на что миллионы просто закрывали глаза.       Стало страшно. Если он дальше продолжит это, то что в итоге станет? Матвей боялся перемен, и не то, чтобы он не умел с ними справиться, но Тумов предпочёл бы жить стабильно. Максим принял бы любое воплощение жизни, скорее всего, он бы даже поддержал Колю в этом исследовании. Но... что станет с Русланом, когда Сибиряков подойдёт к нему и скажет, что смысла в этом маскараде больше нет? Будет ли Енисейский рад?       Глядя на блокнот, где имя Руслана звучало чаще, чем в сплетнях, Коле стало тошно.       Что он творит?       Сошёл ли он с ума?       Оттолкнув блокнот, он вдруг подскочил с места. Снежинка спрыгнула с его колен и стала подозрительно смотреть на хозяина.       Что если Руслан станет Хиросимой или Нагасаки? Что если всё внутри него настолько запущено, что метастазы уже не вырвать из его тела? Без них Руслан больше не Руслан. Рак влияет в первую очередь на гены, сменяя ДНК — основу человека.       Коля сглотнул.       Что если он уже близок к разгадке, поэтому Руслан это чувствует? Он понимает это не головой, а интуицией. И его реакция на это отрицательная. Ведь не мог же он просто так возмутиться пожарам. Это раньше Коля бы действительно подумал, что всё дело в пожарах. Но после того разговора о «Мастере и Маргарите» всё стало совсем иначе.       Схватив спортивную кофту, которую он обычно берёт на пробежку, Коля выскочил из дома. Ему нужен Руслан. Прямо сейчас.       До Красноярска на машине нужно было проехать целых одиннадцать часов, на поезде — пятнадцать. На самолёте пришлось бы лететь чуть больше часа. Схватив рюкзак, он вылетел из дома. Двери лифта открытились, и Коля замер.       — Куда-то спешишь, милый?       Матвей всегда был словно отрезвителем всех его пламенных идей и поступков. Коля молча смотрел на то, как Тумов выходит из лифта, берёт у него ключи и открывает дверь.       — Я думал, ты уже уехал.       — Нет, я совсем не собирался так рано уезжать.       Коля сглотнул. Руслан уже давно был забыт.       — А Максим?       — А... Максим уехал. У него завтра дела, — Матвей повёл плечами, приглашая Колю в его же квартиру. Когда дверь за ним захлопнулась, он ощутил странное покалывание в области спины, словно холодный взгляд прожигал его насквозь.       — Ты не говорил, что останешься здесь ещё на какое-то время, — напряжённо заметил Коля.       Снежинка спряталась за его ногами, поджав даже хвост.       — Разве? Мне казалось, что говорил. Ах, точно! Ты так быстро убежал по делам, что я не успел предупредить, что рейс у меня поздно ночью.       — Зачем ты взял такой билет?       — Мне хотелось провести больше времени с тобой, но вижу, ты куда-то собрался.       На столе лежал блокнот. Он безусловно привлекал внимание любого, кто побывал бы в квартире Коли. Блокнот не вписывался в порядок, он прожигал глаза перфекциониста. А глаза Матвея особенно сильно.       — Куда ты, милый, так спешил?       То, как спокойно и даже ласково говорил Матвей, действовало на нервную систему сильнее всего. Даже Руслан скорее возбуждал интерес, чем раздражал. Он порой обижал Колю своими словами, но, конечно, не сильно.       Но Матвей был другим. От него несло напряжением, он поглощал всё живое и оставлял после себя мёртвое поле, где когда-то росли цветы, летали пчёлы.       — Мне нужно к Руслану, — и эта лицемерная искренность действовала не хуже детектора лжи. Ему просто пришлось сказать правду, потому что в голове было пусто.       Матвей вздрогнул — Коля отчётливо видел, как пальто в его руках качнулось. Это было самым плохим и одновременно с этим хорошим знаком. Матвея волновала тема с Русланом, и понимание этого сделало интерес ещё сильнее.       — К Руслану? — голос Тумова звучал опасно. Раньше Коля боялся этого тона, он сжимался и чувствовал, как потеют ладони. Но сейчас было подозрительно тихо в голове.       — Он пропустил собрание, а мне нужно было ему сообщить несколько важных вещей.       Матвей выдавил улыбку.       — Вовсе не обязательно ехать к нему. Зачем? Можно просто написать.       — Мне требуется поговорить с ним.       Значит, вот, где начинается красная линия Матвея. Граница очерчена так близко, что любая ядерная боеголовка долетит до него совсем скоро. Если бы города не боялись этого, то Коля бы не стал в своей голове приводить такое сравнение. Но в случае с Матвеем это подходило как нельзя точно.       — Поговорить? Милый, Руслан вовсе не стоит такого количества времени.       — А чего он стоит? — Коля спокойно пожал плечами, будто в его вопросе было одно лишь напускное вежливое любопытство.       Только сейчас, глядя в глаза, в бездну, Коля наконец понял. Всё в голове наконец сложилось воедино и смысл такого странного поведения Тумова стал ему ясен.       Матвей и Руслан одинаковы. Абсолютно.       Никакой разницы в них нет. Каждый из них пагубно влиял на него, как на феноменальную личность, способную к такому количеству труда, что любому другому давно стало бы плохо. Они оба скрывали столько всего из прошлого, что в итоге оно всё равно вышло на поверхность. И такой, как Коля Сибиряков, точно не смог бы сдержать любопытство и попытать удачу в новом исследовании.       Страшнее всего для Матвея была правда, которую мог бы открыть для него Руслан. Он боялся, что точно такая же противодействующая сила, как Енисейский, перетянуть канат контроля на себя, заставив Колю подчиняться лишь ему одному.       Эта мысль была абсурдной, но с тем же и вполне логичной. Сибиряков давно замечал за Матвеем склонность к контролю, который тот старался держать в своих руках в любых обстоятельствах, будь то пустяк или что-то глобальное.       Поэтому ответ на вопрос Коли существовал только один — цена Руслана такая же, как и у Матвея.       От осознания он едва не осел на пол, так забавно, когда на плечи давит не гравитация, а мысли. В голове всё, наконец, раскладывалось по полочкам, поэтому становилось страшно. Если Матвей тоже всё это вполне ясно осознавал, то он точно не станет так легко сдаваться. Наоборот, он начнёт цепляться за Колю так сильно, что тот точно потеряет почву под ногами и упадёт.       Вопреки ужасам, которые он нафантазировал себе, Матвей лишь улыбается, словно знает, о чём он думает. Он качает головой, а затем касается его волос. Это похоже на то, как он делал в детстве, когда Коля был меньше его ростом и, очевидно, намного глупее. Теперь же это выглядит как насмешка, как способ показать, кто здесь умнее.       — Я понимаю, милый, тебе хочется быть хорошей столицей для такого сложного региона. Из века в век я задавался этим вопросом, но так и не нашёл верное решение, при котором Сибирь имела бы хоть немного меньше проблем. Но дело в том, что… Ты вероятно из-за юного возраста не понимаешь некоторых вещей. Что же, видимо, это мой долг тебе их объяснить.       Он хмурится, глядя на добродушного Матвея, который приготовился рассказать ему что-то важное. Но… теперь он не чувствует, что должен слушать, внимать каждому слову. Коля отчего-то уверен, что сам достаточно понимает. Без Матвея.       — Руслан — это неконтролируемое разрушение. Он всегда несёт за собой несчастье, потому что его путь непредсказуем. Он может обернуться смерчем даже для преданных друзей и уничтожить их вместе с собой.       Будь здесь любой другой, то он бы слушал Матвея внимательно и благоговейно, но Коля сказал:       — Смерч кончается, как только достигает земли, где нет доступа к воде.       Матвей улыбается, мягко и почти нежно. В глазах его бушует такой же смерч.       — Верно, поэтому нужно пресечь любую возможность возникновения, Коля.       Сибиряков хотел его подловить, хотел ткнуть лицом в ошибку, но не заметил, как сам оказался тем, кого схватили за затылок. Матвей не Московский, он никогда не станет меняться. Вся его жизнь построена вокруг этого, окружающие согласны на слепое подчинение, никого не волнует, что за их спинами всегда стоит Тумов.       От этой правды хочется замолчать, перестать двигаться и печально вздохнуть, будто бы с каждой секундой отягощаясь всё больше.       — Как хорошая столица ты должен это понимать, да, Коля? Многие будут несогласны, но ты должен сделать так, чтобы они замолчали. Ты же знаешь лучше, в каком направлении двигаться, правда?       — Но если моё видение идёт в разрез с мнением других?       Коле показалось, что Матвей закатил глаза, махнул рукой.       — Какой смысл в том, что думают другие, если ты образован и смыслишь в своём деле больше, чем они.       — Значит, Руслан тоже ничего не понимает?       Матвей раздражённо вздохнул, но всё равно улыбнулся.       — Верно. Как тот, кто сам с собой разобраться не может, хочет руководить миллионами? Что за вождь такой?       — Но Максим…       Это была красная линия — любое упоминание начала прошлого столетия каралось крайним раздражением Матвея. Может, дело было в том, что Тумов вспомнил свою беспомощность перед лицом того, к кому, наверное, был больше всего привязан. А может, его тревожило что-то иное.       — Максим это неудачный пример, милый. Он был не в себе.       — Но он боролся за свои идеи.       — Какой смысл, если всё и так стало ясно? — Матвей на миг замолчал, раздумывая, стоит ли говорить о таком. Но затем, видимо, решил, что Коля уже вполне достоин знать. — Ты думаешь, он не видел куда движется страна? Куда двигается общество? Конечно, как город он должен был понимать это, милый. И то, как он недостойно себя повёл, поверил тому человеку… — Матвей крайне не любил «того человека», — лишь показывает, что он никогда не был хорошим претендентом на роль столицы.       Становилось всё тяжелее, будто над головой навис топор, готовый вот-вот опуститься. Коле не хотелось это слушать, он, наслушавшись Москву, сам решил расследовать дело Руслана. Ему хотелось докопаться до истины, тем более, что никого похожего он ранее не встречал. А Матвей предлагает ему просто молча закрыть глаза на Енисейского, забыть о нём.       — Я понял.       — Чудесно, — пролепетал Матвей, наверняка зная, что Коля говорит это только для того, чтобы от него остали. — Раз ты теперь никуда не спешишь, то может…       — Мне всё равно нужно идти.       Матвей выгнул брови.       — Куда же?       — По делам.       Он ощущал недовольство Тумова спиной, уходя по лестнице. Даже страшно было развернуться, чтобы попрощаться, ведь Матвей наверняка бы пригвоздил его к месту одним взглядом.       Коле не хотелось подчиняться, но приходилось разумно отступать, словно он не просто общался с тем, кто его воспитал, а вёл настоящую войну.