Между светом и тьмой

Ситуация в Ангбанде накалялась с каждым днем, которые для Маэдроса тянулись как года. Пожалуй, даже время проведенное на скале так пагубно не действовало на рыжеволосого нолдо, как тяжелые моменты наблюдения за тем, как власть утекала из рук Моргота. Один раз ему удалось увидеть Саурона с бешенным видом покидавшим покои бывшего друга и наставника, и хотя сын Феанора не знал содержания чужой беседы, нутром чувствовал беду. Тхурингветиль, также находящаяся в не самом лучшем положении, металась между двух господ, сохраняя верность Бауглиру, но с тем не желая покидать Саурона. Все же ее мимолетные слабости и пылкое влечение, которое она испытывала к Маэдросу не мешали ей четко осознавать чувства к Повелителю Волколаков, который буквально испепелял феанариона взглядом, словно уже мысленно представлял как будет снимать с него кожу живьем. При всем при этом, на прямую конфронтацию он не решался, а вот жизнь плененных эльдар становилась все хуже. Их секли плетями, давали скудный паек и нагружали работой; Маэдрос понимал, что если удача улыбнется им и они обретут свободу, то ничего хорошего о Мелькоре они не скажут и опишут его как тирана и чудовище без жалости и сострадания. То, что приказы отдавал Саурон, никого не волновало, а потому феаноринг пытался как-то повлиять на сородичей, объясняя им, кто на самом деле стоял за этой жестокостью. Словам Изменника, фаворита Черного Врага Мира, никто не внимал. Маэдрос также понимал, что вероятно Темный Вала сожалеет о своем решении быть благодетелем для своего пленника и других Перворожденных, ведь из-за принятой им миротворческой позиции против него восстало собственное детище. Разумеется, рыжеволосый нолдо догадывался, что не так уж были чисты помыслы врага, и появившиеся в цитадели атани, готовые резать глотки, ровно как и огромные драконы да волки, напоминающие каких-то монстров, а не зверей, тому подтверждение. Однако сейчас это уже не имело значения, ведь Бауглир терял свое влияние, не желая отступать от намеченной им позиции. Поговорить о своих проблемах Маэдросу было не с кем, а потому он ходил как в воду опущенный, поскольку даже Моргот, проводивший почти все время в одиночестве, не шел на контакт. Ходили слухи, которые нолдо получал из уст того светловолосого эльды, что даже среди разлад усилился из-за того, что в дело вмешался Готмог. Будто его мать, великанша Улбанди, призывает сына к себе, держа на его отца давнюю обиду. Если верить тем рассказам, которые доходили до плененных эльдар, то Моргот совратил ее, одну из Умайар, которых эльфы звали Уванимор, и все назло бросившей его Варде. Слухи эти ходили уже давно, и Маэдросу удалось вспомнить, как сами Валар говорили на пирах про то, как низко пал брат Манвэ раз не мог смириться с отказом и теперь находил утешение в объятиях всех, кто им не брезговал. - Сложно сказать, кто такие балроги, - сказал светловолосый синда, замученный и уставший, но один из тех немогих, кто был рад Маэдросу и делился с ним всем, что мог узнать, - вомзожно эалар, возможно детище врага. Он ведь совратил многих из младших Айнур, и мы видим в его свите майар. Однако Готмог... Я ведь бываю возле пещер, хотя там и опасно находиться пленникам, и я слышал, как этот балрог называл Моргота отцом своим. Все это очень запутанно. - Но если Готмог все же уйдет, то кто будет командовать балрогами? - Лунгортин, Лорд Балрогов. - С печальной усмешкой ответил синда. - Он давно борется за первенство с Готмогом, только вот прежде держался спокойнее. А сейчас, когда Саурон разделил цитадель на два лагеря, все может быть иначе. - А атани? Что они? - Им нет дела кому служить. Они видят, что Моргот теряет позиции и уже вовсю клянутся Саурону в верности. Маэдрос от этих разговоров лишь больше убеждался в том, что плененных эльдар надо уводить из Ангбанда как можно скорее. Тем не менее, на такой шаг Мелькор вряд ли решится в подобном положении, когда любое его действие рассматривается как предательство. Раскол среди орков был не менее кровавым. Случались уже не просто стычки, но и убийства, поскольку и без того охочие до драк и грубостей порождения Темного Властелина почуяли запах крови и не унимались, покуда никто не спешил их вразумлять. - Дело дрянь, цыпа, и я даже не буду отрицать. - Дрейк, полирующий свой ятаган, сплюнул на землю, улучив момент, когда мог поговорить с Маэдросом. - Вчера напали на хибару моего друга - того орка, у чьей бабы ты щенка принимал. Ему удалось отбиться, зато влетело знатно другому. - А что с ним? - Что? Сожрали его на ужин, вот что! Дерьмо какое-то стало твориться. А мы то губу раскатали, думали в гору дело пойдет. - Неужели Саурон так возненавидел Мелькора? Он же был его верным товарищем. - Был да всплыл. Цыпа, это его шанс стать главнее, отобрать власть. Ты чего не втыкаешься что ль? Видать господин вначале обещал ему что-то, а потом решил в мир поиграть. Вот Повелителю Волколаков и неймется, зло давит глотку. Маэдрос, прекрасно осознавая перспективы подобного разлада, не рисковал брать дело в свои руки, однако решил поговорить с Тхурингветиль снова, дабы та передала весточку его братьям. Маглор должен все знать и готовиться к худшему, но теперь вход в цитадель для Амраса был закрыт и передать послание было некому, кроме как Вестнице. Более того, первенец Феанора опасался, как бы брат не решил наведаться к нему сам, а потому решил рискнуть и пошел к Тхурингветиль сразу после разговора с Дрейком. В ее покоях как всегда царил полумрак, а сама женщина лежала на своем ложе абсолютно нагая. Изможденная после бурной близости с Сауроном, который из-за пылающего в нем гнева был еще более пылким в постели, она вяло приподняла голову, завидев гостя, и лениво потянулась. - Что желаешь ты, прекрасный лорд? - Мне нужна твоя помощь. Кроме тебя меня выручить некому. - Ты приходишь лишь тогда, когда мой возлюбленный далеко. В иные ночи ты греешь чужое ложе, ибо туда стремится твое сердце. Не так ли? - Возможно. Но и ты не питаешь ко мне глубоких чувств, Тхурингветиль. Будь твоя воля, ты бы и брата моего соблазнила, потому что для тебя мы все лишь развлечение. Любишь ты другого. Вестница улыбнулась. Жестом поманила нолдо присесть рядом с ней. - Хочешь, чтобы просьбу я оказала да весть родным твоим отнесла? - Да. Они должны быть начеку. - Ты так доверяешь мне, - улыбнувшись, прошептала женщина, - приятно это сердцу моему. Однако я могу многого лишиться, коли о том прознает мой возлюбленный. - Ты единственная, кто может улизнуть из Ангбанда незамеченной и также вернуться. - Верно. - Тхурингветиль положила холодную ладонь поверх руки Маэдроса, мазнув ногтями по запястью. - Не будет ли предательством твоих чувств к господину то, что ты готов мне предложить взамен? Ведь более тебе дать мне нечего, не имеешь ты ничего. - Когда ты возлежала со мной, то предавала Саурона? Можешь не отвечать, твоя мораль мне известна и я ее не собираюсь осуждать. - Ты изменился. Мысли твои и речи отличны от тех, что вел ты прежде... - У меня мало времени, как и у тебя. Я прошу тебя помочь мне, у меня нет выхода! Ты согласна? - Будь господин в былой силе, то отказала бы я в просьбе, ибо наказал бы он меня, ровно как и тебя. Но сейчас огонь внутри него слабеет, а мой возлюбленный не так силен, чтобы ведать о деяниях моих. Ты дашь мне кровь свою, которая придает мне сил и питает, как божественный напиток Валар. Я же сообщу твоим братьям, что желаешь. Маэдрос молча кивнул. Быстро расшнуровал ворот рубашки и склонился над Вестницей, в глазах которой уже горел огонь предвкушения. Однако она остановила его, облизнув губы и хищно усмехнувшись. Притянув феанариона к себе, она легла на подушки так, что он оказался между ее ног, и начал догадываться, чего хочет Вестница. - Может это последний раз, когда князь ласкает меня. Будь нежен со мной, ибо истомлена я и слаба, а потом дай мне то, чего я жажду. Ее ладонь легла на макушку Маэдроса, слегка надавливая, дабы тот наконец склонил голову. Принуждение не придавало запала феанорингу, и все же он повиновался, решив, что эта порочная женщина еще надолго запомнит его визит в ее спальню. Но вышло все несколько наоборот: насытившись ласками, Тхурингветиль была довольна и сыта, а вот нолдо едва сошел с ее постели. Его тело покинули последние силы, а перед глазами плясали звездочки. Даже не завязав ворот рубахи, он медленно пошел к выходу, однако Вестница остановила его. - Я привязана к господину и зла не желаю ему, однако ты понимать должен, что не могу я выступить открыть против возлюбленного своего, ибо наша связь прочна и вечна. - Я понимаю. - Отозвался Маэдрос. - Но и ты понимать должна, что если потребуется, я убью Саурона, потому как ему не принадлежит ни клятва моя, ни уж тем более чувства. Вестница молча кивнула и спешно покинула Ангбанд. Потомок Финвэ остался один на один со своими страхами, с волнением ожидая ее возвращения. *** Он нашел Мелькора возле Тангородрима. Не самые лучшие воспоминания тотчас всколыхнулись в памяти нолдо, но твердая походка и суровый взгляд никак не выдавали в потомке Финвэ тех запрятанных в темные уголки сознания страхи, которые Маэдрос считал за слабость, а потому ни с кем об этом не говорил. Он ни за что бы не признался, что почти ненавидел своих братьев за то, что те не спешили его выручать, что проклинал свое положение и в какой-то момент начал думать о том, что куда лучше было бы, коли на скале висел кто-то другой, пускай даже близкий ему родич. Он не вспомнит, как болело все его тело и храбрый воин, истинный сын Пламенного Духа желал скорейшей смерти, потому как агония становилась уже такой сильной, что Маэдрос с радостью встретил бы смерть в любом ее исполнении. Феанарион до сих пор проклинал Валар за то, что они сделали с его семьей и народом в целом. Он изменился до такой степени, что притесняемые своими сородичами орки типа Дрейка вызывали у него жалость и сострадание, а тот мужчина, к которому он шел на эту гору - желание помочь и подставить сильное плечо. Почти дружеский жест, если не считать того факта, что прикосновения этого друга вновь желалось ощутить на своем теле, а совесть терзала изнутри за то, что он вновь расплатился с Тхурингветиль столь желанным для нее способом и испытал при этом наслаждение, что противоречило натуре эльдар. Во всяком случае, так уверяли их великие Валар. Однако подошедший к Морготу сын Феанора был уже не тем, каким казался когда-то в Благословенном Крае. Он не делил мир на черное и белое, порой шел на компромисс с совестью, как в самом начале соглашения с Бауглиром, начинал сомневаться в постулатах прошлого и следовал своему пути без чьей-либо указке. Маэрос стал другим, и его отношения с Морготом тоже изменились. Он нашел его на Тангородриме одного, стоящего возле обрыва, и с какой-то обреченностью глядевшего на раскаленную лаву. Клубящийся дым мешал сразу разглядеть его лицо, но Маэдрос и так знал, что на сердце у Темного Властелина. - Тебе нужно покинуть Ангбанд. - Севшим голосом произнес Мелькор, сжав кулаки и стиснув зубы. - Немедленно. Ты освобожден от своих обязательств. - С какой радости мне это делать? - С такой. На стороне Майрона уже часть балрогов. Они выступают за разрыв всех договоренностей и войну с эльдар. Тебе нужно возвращаться к своим и предупредить их о том, что на границах с цитаделью не безопасно. - А что будет с тобой? - Если ты думаешь, что я брошу свою вотчину и позорно сбегу от своего же воспитанника, то ты плохо обо мне думаешь. - Мелькор криво усмехнулся. - Я уже убегал, Маэдрос. Никаких плодов это не принесло. Только начинаешь ненавидеть себя за трусость и страх в душе, которую пожирает чернота злобы... - И поэтому ты хочешь, чтобы я начал ненавидеть себя? Чтобы я бежал, а потом с позором вспоминал этот шаг, на который ты меня толкнул. - Ты дурак или притворяешься? - Глаза Бауглира гневно блеснули. - Не веди себя как этот упрямый идиот, который вот-вот отведает на себе бич более сильного противника! Знай меру, знай когда надо отступить, а когда идити напролом! - Ты мне не отец, так что будь добр нравоучать Готмога, а не меня. На лице Моргота появилось нескрываемое удивление, однако следом не последовало ни раздражения, ни злобы. Фыркнув, он прошептал: - Слухи быстро ходят по земле. Да, это правда. Он мой сын. Мой и Улбанди, которая изъявила желание забрать его из цитадели. Она ненавидит меня, знаешь ли, как и многие мои пассии. Но здесь я с ней согласен - ему будет лучше в ее пещерах, которые охраняют другие умайар. Так что бич Лунгортина не достигнет его... А вот тебя защитить некому, маленький принц. Поэтому ты должен уйти. Маэдрос подошел к Бауглиру ближе и схватил его за локоть, разворачивая лицом к себе. В ясных глазах нолдо полыхал неистовый огонь, сравнимый разве что с тем пламенем, что таила в себе вулканическая лава. - Ты считаешь я брошу свой народ, который перешедшие на сторону Саурона орки разорвут в клочья при удобном случае? Плохо ты обо мне думаешь, Мелько. И мне плевать, насколько дорог твоему сердцу этот неблагодарный сукин сын! Я не верю в его милосердие, а потому если уж кто и в опасности, так это ты. Мелькор слегка улыбнулся, обхватив лицо другого мужчины ладонями, и приблизил свое лицо к чужому, легонько коснувшись его губ своими. - Ты упрям, Маэдрос. А я не хочу, чтобы это стало причиной твоей погибели. - Я сам могу за себя постоять. И решать за меня ты не имеешь права. Их поцелуй был такой же яркий и пылкий, как огонь, а объятия крепкие, уверяющие друг друга в верности, не смотря ни на какие препятствия. Они подозревали, что вскоре реки крови разрушат все, что они создавали долгое время, но ни один не желал сдаваться. Оба воина, сильные духом и крепкие телом; впереди их ждала война, однако это не разобщало их, а лишь скрепляло союз. И вновь в черной душе Моргота загорелось прежнее пламя, дарующее ему власть, потому что он знал - в этой битве, в омуте предательства он точно не останется один.