Между светом и тьмой

— Вы слышали последние вести? — Келегорм подцепляет ложкой водянистое мясное рагу, абсолютно без какого-либо аппетита глядя на пресное блюдо, и снова обращает свой взор к братьям. — Говорят, появились какие-то создания… существа… Я не силен в терминологии, но они вроде бы как похожи на нас. Их обнаружила наша златокудрая принцесса, своим расчудесным пением заинтересовав, — о, Валар, как же их назвали? — атани, если я не ошибаюсь. Куруфин и Карантир переглянулись. Последний, изрядно уставший терпеть гномов и делать вид, что общение с ними приходится ему по душе, был совершенно не рад, что теперь под боком будут еще и какие-то там атани. Амрас благоразумно молчал, а Маглор, тотчас заподозрив неладное, пристально уставился на брата. — И что нам еще про них известно? — Кроме того, что им по нраву музыка нашего дорого кузена? — С идевкой произнес Келегорм. — Ну, я так полагаю, что они и есть те самые чужаки, о которых Моргот предупреждал отца еще в Валиноре. Второрожденные или как там их… — Если Манвэ считает, будто мы добровольно уступим последышам наши земли, то может лично поцеловать меня в зад. — Карантир криво усмехается, поймав веселый взгляд Куруфина. — Брат прав. И вообще надо узнать побольше об этих существах. Не хватало еще, чтобы у Моргота появились новые союзники. Маглор устало выдохнул, откинувшись на спинку кресла. Он предчувствовал неладное, понимал, что беды, свалившиеся на его семью, вероятно не имею ни конца ни края. Проклятье, которое обрушили на них те, кому они некогда служили верой и правдой, продолжало преследовать феонарионов, не зная пощады. — Простые смертные, вот они кто. — Наконец говорит он, задумчиво глядя на поверхность стола. — Но они могут быть нам полезны. Нельзя допустить, чтобы они из-за жадности и стремления захватить наш край решили стать вассалами врага. — И чем будем их переманивать? — Келегорм, в отличие от остальных братьев, не разделял общего пессимизма, и был уверен, что атани слишком слабые, чахлые и жалкие, чтобы причинить эльдар существенный вред. — Мы ведь о них ничего не знаем. — Значит, нужно узнать. Пошлем гонцов, а потом, быть может, явимся сами. Есть у меня предчувствие, что те, кого мы недооцениваем, способны стать не меньшими узурпаторами, чем сам Бауглир.

***

      Мелькор знал, что люди, причудливый народ, столь боящийся тьмы и всего, что в ней живет, придет на землю. Знал, что эльфам придется уступить им земли, даровав новому племени свою мудрость и навыки. А потому строил свои планы на смертных уже давно, желая использовать их в свое благо и, возможно, через союзы облагородив ими кровь орков, которые, вопреки его ожиданиям, были далеки от желаемого совершенства. Он чувствовал, что в этих слабых созданиях есть нечто куда более пластичное, нежели в гордых и непокорных эльдар, а значит стоило сыграть на чужих желаниях и слабостях, дабы потом пожать плоды успешного труда. Маэдрос, который пока что не ведал ни о каких аданах, явно не обрадовался бы подобному положению вещей, ведь для него главным было процветание его собственного народа; Мелькор понимал, что для его стратегии является первоочередным не допустить союза эльфов и людей, а значит стоило посеять зерно вражды между теми, кто мог впоследствии ополчиться против него самого и его детища. — Какой в них толк? — Брезгливо скривил губы Майрон, когда Бауглир заговорил с ним о Второрожденных. — У них срок жизни бабочки однодневки. Интеллект приблизительно такой же. Не проще ли истребить их, пока они только начинают соображать, что вообще из себя представляют? — Для такого опытного стратега ты слишком узко мыслишь. Люди могут быть нам полезны, а вот их массовое убийство подпортит нам репутацию. — А, ну да. Мы же теперь печемся о нашем реноме ради союза с эльфами. В голосе Саурона было слишком много ехидства и желчи, на что Темный Властелин не мог не обратить внимания. — В чем дело, Майрон? В последнее время ты стал чаще цепляться к Маэдросу и позволяешь гневу опускаться на головы пленных эльдар. У тебя возникли сомнения касательно моего плана? — Вовсе нет. Просто я вижу, что они начинают наглеть. А один из них, пользуясь покровительством нашего принца, — тут прислужник Моргота тотчас изменился в лице, несмотря на то, каким взглядом одарил его Темный Вала, — не исполняет своих обязанностей и сует нос куда не следует. — Вот как? И куда же? — Он что-то вынюхивает. Я уже вижу по твоим глазам, что веры моим словам нет, но ты еще убедишься в том, что этот рыжий сукин сын плетет заговор за твоей спиной, желая нанести удар в спину. Мелькор хищно улыбнулся. Хмыкнул один раз, потом еще, и наконец разразился лающим смехом, граничащим с гомерическим хохотом. — Не знай я тебя, то подумал бы, что ты ревнуешь, Майрон. И считаешь меня конченным идиотом. — Взор Бауглира потемнел, став острым, точно осколок льда. — Запомни, Майрон, если Маэдрос предаст меня, я сниму с него кожу лоскутами на твоих же глазах. Но до того момента, пока в моих руках не будет явных доказательств того самого заговора, о котором ты говоришь, я не желаю больше слушать ни домыслов, ни предположений. Повелитель Волколаков молча кивает опустив взгляд. В его глазах кипело разочарование и негодование, которые он не жалал демонстрировать открыто. Однако Мелькор все чувствовал, почти на зверином уровне понимал, какие чувства кипят в соратнике и верном друге, а потому слегка смягчает тон, дабы стереть осадок от неприятного разговора. — Мне стало известно, что второй сын Финвэ желает устроить некий Праздник Воссоединения. На Мерет Адертад должны прибыть все, включая Тингола, который, как известно, не слишком жалует Первый Дом. В наших интересах сделать все возможное, чтобы наши союзники не заключили договоренностей между собой. — Сыграть на резне в Альквалондэ будет не так уж сложно. Если, конечно, сыночки Феанра вообще будут приглашены на этот расчудесный фестиваль. — Будут. И с учетом того, что теперь они наши союзники, стоит воспользоваться возможностью развести эльдар в разные стороны. Глаза Майрона загорелись огнем предвкушения и он удовлетворенно кивнул, радуясь возможности посеять семена раздора среди тех, кого не любил всей душой. — Не стоит ли уже использовать тех людей, которых нам удалось переманить на свою сторону? Тогда мы сможем не переживать насчет возможного союза между ними и эльдар. — Пока что рано. Насколько я знаю, один из отпрысков Третьего Дома весьма активно пытается приобщить пока что диковатое племя к прекрасному. Как только у него получится проникнуться к ним симпатией и жалостью, мы сделаем так, что это станет прекрасной почвой для раскола среди эльдар. Люди точно глина, из них весьма удобно лепить желаемое, внедряя в их пустые головы верные замыслы. — Мелькор усмехнулся, оголив белоснежные зубы в хищном оскале. — И это сыграет нам на руку. Вот увидишь.

***

— Значит, это и есть те смертные, о которых когда-то было предсказано? Амрас молча кивает, поддев мыском сапога маленький камешек и подкинув его в воздух. — Говорят, Финрод уже успел с ними познакомиться. Они не всем по нраву. Рубят деревья, убивают много зверей на шкуры и еду. А кто-то и потехи ради… Особенно они не нравятся Тинголу. Он запретил им даже близко подходить к своим землям. — Кто-то еще из наших пытался установить с ними контакт? — Маглор пытается подговорить Морьо. Мол, после наугрим ему страшиться нечему. Маэдрос хмыкнул, представив реакцию брата. — Надо полагать, он не в восторге. — Да. Разразился тирадой да такой, что уши вянут. Хотя мне кажется, что в этом есть смысл — попытаться переманить их на свою сторону до того… Ну, ты понял. Амрас чувствует на себе чей-то взгляд и поворачивает голову, тотчас округлив глаза от неожиданности: к ним уверенным шагом направлялся, неся блюдо в руках, один из орков, одетый так ярко и пестро, что выделялся на фоне остальных собратьев как белоснежный голубь среди ворон. Подпоясанный красным кушаком, который совершенно не сочетался с грубо отделанной безрукавкой из свиной кожи, он скалился весьма довольно и в итоге поставил перед феанарионами блюдо с вареными овощами и подгорелым хлебом. — Давай, цыпа, жрать давай. Тощий, как палка, а господин велел тебя встретить с добром. Амрас чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, но все же давит улыбку. Маэдрос, поблагодарив орка, пробует пищу первым, виртуозно делая вид, что это вообще съедобно. — Во, твой братец шарит уже! Это готовила женка моего друга. Баба бойкая, но зато готовит — пальцы сожрешь! На свином жире! Короче, вкуснятина. Младший сын Феанора молча кивнул и отломил немного хлеба. Когда орк удалился, то нолдо с трудом сдержался, чтобы не выпленуть этот омерзительный ужас в ближайшие кусты, потому как знал — за ними наблюдают. — Поверь, это еще самое лучшее, что они умеют готовить. — Сказал Маэдрос, пробуя вареную морковь. — Как ты ешь это, Майтимо? После такого кишки же скрутит… — Я это не ем. — Слегка смущенно произнес рыжеволосый нолдо, чувствуя на себе взгляд брата. — Мне готовят эльдар. Маэдрос пылал от стыда, прекрасно понимая, как звучат его слова. Вот он, первенец Феанора, который был убит Черным Врагом — вором и великим лжецом, находится на хорошем счету в твердыне Моргота, вкушает необычные яства, а еще — если бы только Амрас знал! — делит с ним ложе; это было унизительно. Черная мантия, расшитая золотом, душила, жгла кожу, заставляя ненавидеть себя и собственные деяния. Но Амрас не смотрел на брата ни с презрением, ни с отвращением. Он просто улыбнулся, тоже подчерпнув немного моркови, и добродушно сказал: — Ну, по крайней мере, несварение тебе точно не грозит. А помнишь, как-то Курво решил приготовить лембас для матери? Хотел доказать, что мужчины готовят лучше женщин? — Конечно помню. — Маэдрос тоже улыбнулся, позволив приятному воспоминанию на мгновение согреть сердце. — Его тогда оскорбила одна дерзкая ниссе, сказав, что руки у нашего брата только держать молоток заточены. — Так оно и вышло! Это же потом даже птицы клевать отказывались, а мама жаловалась на колики до самого вечера. Оба родича тихо рассмеялись, чем привлекли внимание того самого орка — Дрейка, что подносил им еду. Вид у него был взволнованный и какой-то странный, совершенно не свойственный ему обыкновенному — самоуверенному и бойкому. — Слышьте, князьки, тут такое дело. В общем, надо бы ваше колдовство или чем вы там владеете в своей Эльфляндии… — О чем ты? — Нахмурившись, спросил Маэдрос. — Давай пошли и сам все увидишь. Обычно все гладко проходит, а тут застрял он что или в ней… Орет баба, жалко ее. Амрас бросил обескураженный взгляд на брата, поднимаясь за ним следом, но молчит, вопросов не задает. Что же такое случилось, раз орки обратились за помощью к эльфам? Они идут в один из домиков, где жили порождения Моргота и слышут дикий, звериный крик. — Чтоб меня… — Не сдержавшись, выдает Амрас, понабравшись неприличностей от Карантира, и тотчас отворачивает взгляд, покраснев до кончиков ушей. — Я лучше сяду. Маэдрос выглядел не лучше родича, ошалелым взглядом наблюдая за тем, что происходило у них на глазах. На полу, корчась от боли пыталась родить молодая орчиха. Странно худенькая и щуплая, по сравнению со своими собратьями, она тужилась как могла, но плод явно был крупным и, выражаясь по-простому, действительно будто застрял. Рядом с ней сидел здоровенный орк, державший ее за руку, и почти что ласково гладил ее по лбу. — Не лезет. Резать надо. — Говорит одна из женщин, держа в руках острый, кривой нож. — Хавальник себе разрежь, дура! — Рявкает, видимо, муж роженицы, злобно зыркнув на орчиху. — Рыжий эльф где? — Да вот он. Аж целых два. — Дрейк кивает на застывшего в дверях Маэдроса и присевшего в уголке Амраса. — Только вот по ходу они в этом… Муж рожавшей слушать не хотел, буквально пригвоздив взглядом первенца Феанора к месту. — Слушай, помоги ей! Она ж сдохнет, ты видишь! — А до этого как вы с этим справлялись? — Севшим голосом спрашивает рыжеволосый нолдо. — Никак. — Бормочет Дрейк, скрестив руки на груди. — Кто-то подыхал вот так, кто-то легко отделывался. — Понизив голос, орк добавляет. — Он любит бабу свою очень. Вот и навел здесь шума. Ты это, поколдуй что-нибудь, может поможет. Маэдрос бледнел, краснел и зеленел буквально на глазах. Нисси никогда не рожали при мужчинах, а уж коли приходилось в случае крайнем и редком, так точно не при сыне Феанора! Воины вообще лишались способности исцелять и творить созидающую магию, ибо их руки окроплялись кровью битв, однако объяснять что-либо этим созданиям было бесполезно. От него ждали, а точнее требовали помощи, и если он не справится… — Я ничего не обещаю, но сделаю, что могу. — Твердо сказал Маэдрос, засучивая рукава. — Мне нужна горячая вода и чистые тряпки. — Ты его топить что ль собрался? — Спрашивает Дрейк, издав грубоватый смешок. — И где я тебе тряпки чистые найду? — А ты не стой на месте и поищи. Вы от меня помощь ждете или как? Муж орчихи прорычал что-то сородичу, и тот молча ушел. Амрас, преодолев себя, подошел к брату, сев по другую сторону от роженицы. — И дальше что? — Не имею представления. — Тихо ответил Маэдрос, опустив ладонь на мокрый лоб орчихи. — Посмотри мне в глаза. Тихо, успокойся. Просто смотри на меня. Та повиновалась, наполненными слезами глазами взглянув на рыжеволосого нолдо. Принявшись шептать что-то на квенья, — ожидаемых заклинаний он не знал, а потому решил действовать по-простому, — феанорион не сводил взгляда с орчихи, посылая легкие, теплые вибрации по телу несчастной, пока на не начала заметно успокаиваться. Другую руку Маэдрос положил ей на живот и, прикрыв глаза, решил действовать наугад — поговорить с еще нерожденным ребенком, стараясь призвать всю ту силу, которой владел, на помощь. — Нашел я ваши тряпки и воду. Эй, а чего это тут у вас… Муж орчихи шикнул на вошедшего Дрейка, поднялся на ноги и спешно забрал у него все необходмое. Поставив ведро и куски ткани рядом с Маэдросом, он сам сел близ жены вновь, нервно теребя ее взмокшие волосы. — Не делай так. — Говорит ему Амрас, намочив некоторые тряпки в воде. — Она должна чувствовать только его энергию, не твою. — А от этого не получится, что вместо нашего она эльфа родит? — Не сдержавшись, спрашивает Дрейк, но тут же замолкает, когда Маэдрос опустился на колени между широко разведенных ног орчихи. — Будь я проклят… Омыв промежность рожаницы водой, а потом и собственные руки, сын Феанора шумно сглатывает, решив пойти на отчаянный шаг. — Амрас, мне нужна твоя помощь. — Как скажешь… О, Валар, я же это видеть буду до конца своих дней… Прошло еще какое-то время, орки начали толпиться возле хибары, с любопытством заглядывая внутрь. Любимец владыки принимал роды у орчихи, это казалось делом неслыханным. Дрейк вышел наружу, растолкав особенно наглых в стороны, и рявкал на них со всей присущей ему свирепостью. — Страх потеряли, выродки? Там баба рожает, а вы хлебальники суете так, будто сами не оттуда на свет появились! И вдруг все затихли. Хибару пронзил тонкий крик новорожденного малыша.

***

      Если Маэдрос и надеялся, что орки отпустят его с братом после удачного появления на свет дитя, то вскоре понял, что у порождений Моргота на данный вопрос совершенно иные взгляды. Неслыханное дело, эльф принимающий роды у орчихи, вызвал такой ажиотаж, что в итоге решили, как выразился Дрейк, накрыть поляну. Первенец Феанора всячески старался оградить Амраса от подобного мероприятия, прекрасно понимая, что ему будет неловко, неприятно и брезгливо сидеть за пыльными столами с грязными существами, нравы которых до сих пор порой поражали даже самого Маэдроса, но выбора не было. Несмотря на страх за младшего и отсутствие желания распивать брагу с орками, первенец Феанора понимал — отказа не примут, а если и примут, то неизвестно, во что это выльется. Маэдрос хотел идти один, однако Амрас повел себя как истинный нолдо и сын своего отца. — Не каждый день выпадает оказия посидеть за одним столом с… ними. Курво же пьет вместе с гномами. А чем я хуже? Стараясь приободрить брата и категорически отказываясь уходить, Амрас шел впереди, уверенно сев за стол. Принесли какую-то настойку, от одного запаха которой у обоих эльфов тотчас подступила тошнота к желудку и закружилась голова, а потом и жареную свинину, овощи, хлеб и немного фруктов — по большей части для дорогих гостей, ибо сами орки ели в основном только мясо. Один из орков, бросив тоскливый взгляд на эльфов, а потом и на блюда, тихо произнес: — Одна свинина… Блевать уже охота. Эх, сейчас бы свежей, сочной эль… — Завали! — Взревел муж молодой роженицы, собственно и пригласивший феанорионов за стол. — Иначе я сейчас тебя зажарю. Остальные орки переглянулись между собой, но ничего не сказали ни за, ни против. Постепенно все рассаживались по местам, Дрейк и счастливый новоиспеченный отец заняли места рядом с сыновьями Феанора. — Да ладно тебе, брат. Князьки наши в курсе, что мы раньше их жрали. Да и друг друга, когда уж совсем голодно было. — Дрейк замечает, как скривился Амрас и тут же издает смешок. — Будет тебе, цыпа, чего кривляешься? Теперь то все по-другому. Владыка запретил нам это все, жизнь стала скучной, тьма меня отдери… Но может и впрямь выйдет что из этого, кто ж, мать его, знает. — А ты сам веришь в это? — Спрашивает его Маэдрос, вынужденно приступив к трапезе, которая вызывала моментальное отторжение. — Хрен знает. Ну не вечно же нам друг друга резать. Можем же мы как-то друг друга терпеть. Вон, ты сидишь и браток твой — жрете с нами, пьете, балакаем нормально. Значит, не все так мутно. — Вы пришли на наши земли. — Вдруг говорит муж орчихи, уверенно наполняя чарку обоих феанорингов тем, что варили на каких-то травах, перегоняли, настаивали и в итоге называли самогоном. — Для нас вы зло, смекаете? Но сегодня вы спасли мою женку, поступив как свои. Я этого не забуду. От крепкого похлопывания по плечу Амрас едва не выронил чарку из рук. Выдавив улыбку, юный нолдо стойко переносил все, что можно было бы назвать издевательством и пытками, пока наконец не понял, что в целом… он не испытывает прежнего отвращения. Да, они грубы, отвратительны, агрессивны, и вызывают скорее шок, нежели стремление перевоспитать и приобщить к прекрасному. Но что если есть шанс? Что если можно исправить даже порождение Моргота? Ведь говорили же, что те из эльдар, который долго жили в среде орков и делили с ними кров да пищу, постепенно превращались в подобных им. А если наоборот? Ведь должны же быть у них хоть какие-то таланты и чувство прекрасного! — Моему брату больше не наливать, хорошо? — Говорит Маэдрос, сам захмелев после пары глотков отвратительного настоя, глядя как младший пытается осилить хотя бы малость орочьего пойла. — Это для вас подобный напиток заходит ладно, а для него это может быть ядом. — Вы что же, воду что ль только лакаете? — Удивленно вскидывает бровь Дрейк. — Он же мужик-то взрослый, еще и воин! Как вы расслабляетесь? — Я пробовал как-то их гадость. — К эльфам вдруг подходит один из орков, несущий в руках миску с виноградом. — Такая муть, что даже ребенка не свалит. На, это тебе на закусь. — Перед Амрасом образуется хотя бы какая-то нормальная снедь, а еще и стакан с водой. На счастье, чистой. — Ты спас сына моего друга, а значит сейчас я буду учить тебя пить. Если что, проблюешься. — Это лишнее. Мой брат никогда… Разумеется, Маэдрос был готов защищать своего родича ценой собственной жизни в любых условиях. А отказ принять радушное гостеприимство орков могло закончиться весьма дурно. Однако Амрас останавливает его, не дав договорить, и давит улыбку вновь, одним взглядом показывая — вмешиваться не нужно. — От одной чарки со мной ничего не случится. — Во, другой разговор! Наш парень. Только поступим так. — Дрейк встает с места, выливает половину самогонки на пол и доливает в чарку воды. — Это твой первый раз, еще успеешь налакаться. Ты пей, принцесса, а не нюхай. Залпом, залпом, курья башка, глотку спалишь! Когда Амрас с трудом проглотил спиртное, Дрейк тотчас дал ему еще воды и буквально засунул в рот несколько виноградин и маленький кусочек хлеба. — Жуй лучше. Ну, живой? — Вроде бы… Все горит… — Не яд, не бойся. Давай, жри побольше. О, тебя уже ведет, цыпа! Слышь, князек, веди-ка ты брата спать. Его унесло уже. Маэдрос понял жест Дрейка и более чем его оценил. Пьяные орки, некоторые из которых ностальгировали по временам, когда еще можно было зажарить эльфа на костре, будучи в состоянии опьянения могли стать опасны, даже отказ пить с ними еще расценив как оскорбление и провокацию. И воспользоваться этим, если захочется. Амрас, которого действительно уже валило с ног, повис на плече брата, бубня что-то немыслимое. Дрейк и его спас, хотя не должен был. — Спасибо тебе. — Тихо говорит ему Маэдрос, волоча брата к выходу. — Ступай давай. А мы тут попразднуем малость на воле. Муж орчихи вдруг тоже поднялся, подошёл к неровно стоящему на ногах Маэдросу и хлопнул себя по плечу. — Давай сюда. Сам рожей в грязь рухнешь и его за собой. Воняет он правда вашими травами, но уж стерплю. Рыжеволосый нолдо удивился, но виду не подал. Отдавать брата орку совершенно не хотелось, однако чудо помощник не слишком спрашивал. Он взвалил Амраса себе на плечо, пробурчав что-то про кожу да кости, и с деловым видом осведомился: — Ну и куда девать этот скелет?