143

— Что за хуйня, блять? Руслан стоит посреди спальни с широко раскрытыми глазами. Он помнил, что Даня написал ему о своем «плохом самочувствии», но настолько? Просто эта комната выглядит, мягко говоря, не очень. Если Руслан подберет термин грубее, но не матерясь, получится «убого». В помещении стоял густой воздух от удушливого запаха немытого тела, застоялого пота и невымытой футболки на нем. На полу громоздились горы грязной одежды, источающие влажную, кислую вонь. Подушки скомканы, разбросаны по постели и на полу. Маленький серый коврик покрыт пятнами, будто его использовали в качестве импровизированной пепельницы. Подоконник, у драматически занавешенных окон, завален пустыми пачками сигарет и бутылками. В углу стоит стол с множеством пятен и выжженными сварочной зажигалкой буквами. Одеяло — если это вообще можно было назвать одеялом — не было в стирке с его покупки; оно пропитано табачным дымом и неизвестным происхождением большим пятном. Полка в углу набита пустыми бутылками воды и коробками из-под пиццы. Мусорная корзина переполнена, источая невыносимое зловоние гниющей еды и окурков. Эта спальня — то, о чем должен был писать Руслан реферат по патофизиологии. «Этиология и патогенез обструктивных и рестриктивных нарушений в голове Данилы Кашина по образу его спальни» — так бы он его назвал. Второй абзац назывался бы: «А теперь посмотрим, что с этим чудом не так, обращая внимание на лицо». Впалые глаза неестественно бледные, с заметными мешками под ними. Общая бледность лица контрастирует с покрасневшими веками и раздутыми под глазами сосудами. Губы потрескавшиеся и сухие, синеватого оттенка. Выражение лица безразличное и максимально апатичное, рот приоткрыт, словно Даня борется с тошнотой. И так нездоровый цвет кожи теперь с тусклой и безжизненной изюминкой, и, Руслан уверен, с запахом водки, бутылок которой он не в состоянии сосчитать. Рыжие волосы сальные, спутанные и выглядят хуже веника, а веснушки на лице как будто пропали. Третий был бы о всей картине. Даня лежит на кровати и смотрит в потолок. На звук открывающейся двери и крики Руслана, пытающегося его найти, не обернулся. Не посмотрел он и на пришедшего в уличной одежде и кедах, который, тяжело дыша, стоял у двери в надежде быстрее найти пропавшего на два дня идиота. Руслан сорвался к нему, как только прочитал сообщение. Правда, он долго ждал ответа на просьбу о геолокации. Даня никогда не говорил, где он живёт, не приглашал к себе в гости и даже не рассказывал, в каком районе находится его дом, что создавало дополнительные трудности. Из «Шоссе в никуда» вылез, ей-богу. Тем не менее после долгих хождений по ночному городу, множества матов сквозь стиснутые зубы и «через пятьдесят метров поверните направо» он все-таки нашел район, в котором жил Даня. Вспоминать глаза вахтерши, когда эта жаба своим звонким голосом закричала, только завидев его в дверях, куда и к кому пришел, не хочется. Охранники даже запустили, а эта мымра щурилась, вглядывалась и все поверить не могла, что к Даниле Владимировичу гости явились. А у него только мысли были о том, что с Даней. Все эти два дня, когда он, подобно навязчивой девчонке, пишет и звонит по миллиону раз на номер, получая в ответ прочитано, но без ответа и мерзкий голос записи автоответчика, создали пик концентрации кортизола в крови на все два дня с момента, как Даня ушел. Еще немного, и Руслан правда сорвался бы и, как беспокойная женушка, побежал бы звонить местному Интерполу с просьбами найти пропавшего. По мере того как проходило время, уровень беспокойства за него начинал нарастать. Руслан неохотно заметил, что с меньшими приездами Дани, забывает почистить зубы с утра или поесть. Самое противное в этом состоянии было осознание своей беспомощности — у него не было ни одного контакта друзей или коллег Дани. Как тот говорил, он все свое время проводил с Русланом, и у него не было других людей, которым он может доверять. Но это же невозможно, да? Всегда есть люди, хотя бы знающие твое имя или адрес. Гадкое, слизское понимание, что Даня или зачем-то скрывает от него подробности своей жизни, или просто-напросто недоговаривает, обволакивает все тело. Он вспоминал о той прогулке с кофтой после выписки и поставил для себя невыполнимую цель: спросить у Дани, правда ли было то, что он списал на смешанные антидепрессанты с коньяком. — Небольшая краткосрочная депрессия, — хриплым голосом отвечает Даня, переворачиваясь на бок к Руслану. — Пока ты шел до меня, я снова в порядке. Видишь, что силы любви делают со мной? Данила рад видеть его. Даже если он сейчас выглядит максимально убого, обеспокоенный взгляд ланьих глаз сглаживал все недостатки. Стыдно ему совсем немного за свой внешний вид и состояние спальни. Руслан еще в ванну не заходил, — думает Даня, и что-то в этой мысли заставляет усмехнуться. Это небольшое помещение никогда не отличалось особенной чистотой, но сейчас, когда он заходил туда два раза в день и вонь настоялась, своими частицами в воздухе создавая новый вид жизни, все еще хуже. Разбросанные по комнате бутылки Даня даже оправдывать не будет, как и окурки горошком на ткани, разбросанные по всей территории. Рассказывать про то, что заставило его написать Руслану, он тоже не будет. Просто потому что тот воспримет это не так, как хотел бы Даня, и назовет его или конченым, или наркоманом. Два в одном тоже не отменяли. Но он поспал после выпитых таблеток, и сейчас, если не чувствует привычный прилив сил, то хотя бы первой мыслью при пробуждении был не анализ никчемности собственной жизни и желание гнить на кровати, впитаться в нее и стать единым целым: чем-то неодушевленным, обыкновенным и всем привычным. Напротив, он открыл глаза с желанием помыться для начала. Может, даже сходить в магазин и приготовить что-то самостоятельно. Он вспоминает, как мама учила его готовить до смерти отца, аргументируя тем, что любой девушке приятно, когда муж умеет рулить на кухне. С фартуком, завязанным вокруг его маленького тела, он стоял рядом с ней у кухонной стойки, широко раскрыв глаза от волнения. Мама брала его ручки в свои и нежно направляла их в ритмичных движениях. Она показала ему, как взбивать яйца в пышную пену, вымешивать тесто до гладкости и выпекать вкусное печенье. Светлая мука покрывала его ладони и лицо, а аромат испеченных лакомств наполнял кухню. Отец обычно приходил на запах и усмехался, видя своего сына, называющего себя Джером Шефом. Тогда мужчина задумывался о том, что надо ограничить просмотр Дани мультиков. А вообще, он был настоящим учеником, вникающим в каждую мельчайшую деталь. Он помнил рассказы матери о различных ингредиентах и о том, как они взаимодействуют друг с другом, и старался четко запомнить, что уксус и сода — взрыв, а муку и разрыхлитель надо смешивать до добавления в них молока. Хорошее время было. Но он уже устал постоянно думать о… родственниках. Все часы, что он пролежал с бутылкой у рта размышляя, были только о родне. Четкие изображения повешенного отца с синей башкой, то, что он сделал с матерью и дядей. Он собственноручно избавил себя от семьи, не так ли? Отца не напрямую, но, судя по оставленной им записке, Даня имел непосредственное отношение к его желанию залезть в петлю. Мать… Даня когда-то думал, что поступил правильно; что он спасает свою жизнь и дает билет всем последующим мужикам матери на счастливые отношения. Но со временем, когда при ссоре с дядькой его аргументами были или наложение электродов на голову, или напоминание о том, какой смертью умерла его невестка, мнение поменялось. Теперь Даня хотел бы вернуться в то время и самостоятельно впихнуть себя куда-нибудь подальше от мамы. Она… Она могла быть жива сейчас. Дядя хоть и последний человек в этом мире, но жадным никогда не был: он мог оплатить его матери годик в реабилитационном центре. Даже если бы ему отказали в помощи, Даня всё равно бы её оказал. Про дядьку говорить нечего: он не жалел о том, что направил в его висок дуло. Совершенно. Этот ублюдок сделал слишком много хуйни, чтобы Даня повторил путь какого-нибудь Джона Визи. Опустошение после его смерти скорей отдавалось аффектом от того, что больше никто не будет пиздеть ему о его моветоне и оплачивать коммуналку, чтобы он только не убежал. Сейчас от Федора ему перейдет чуть ли не целая организация киллеров, торговцев крокодила и органов, которую он собирался спокойно продать, сдать полиции — что угодно — и начать спокойную жизнь. По данным всех работавших на дядю придурков, он в день его смерти был на заказе за городом, камеры, как ни странно, были выключены, а труп нашли уже заказные люди, которые, скорее всего, сейчас в знак мести за смерть главы лежат по частям в мусорных баках по всему Питеру. Только вот мысль о продаже немного тревожила Даню. Что он будет делать на эти деньги? Зная себя, сначала он будет долго пить в дорогих заведениях, потом снимать проституток, курить анашу и жить так, пока мозг или не атрофируется от внешних стимуляторов, или сдвинется в нужную сторону для понимания своего состояния. Но сейчас перед ним стоит Руслан, который перекрывает все его грандиозные планы. Возможно, это будет звучать гипертрофированно и ригоризмом, но Даня желал, чтобы тот вошел в его положение. Узнал о нем все, как обычно, выслушал и простил. Но когнитивным диссонансом в этой головоломке было то, что он знатно так чувствует самые противоречивые чувства к Руслану: от стыда и злости до влюбленности семнадцатилетнего школьника. Даня мог сказать, что любит его, но при этом хочет утащить в ту же дыру, в которой сидит сам уже несколько лет. Проявление ли это любви или какая-то сумасшедшая форма привязанности? Скучает ли он о прошлом и поэтому так сильно хотел вернуть «друга детства»? Вот о чем Даня не хотел думать, пока лежал и пытался опьянеть быстрее, чем осознание о его состоянии дойдет до мозга. Свой эмоциональный багаж он продал бы какому-нибудь наркоману, говоря, что внутри самые сильно вставляющие опиоиды. Слова Мэрилл, все ее эти фразы, которые, если переводить на нормальный, без формальностей и прочей хуйни, будет звучать как: «Ты ебанутый, Дань». Возможно, из-за нее он также отказывался от слова «любовь» в отношении Руслана: те вещи, о которых говорила Мэрилл, никак не относятся к нему и Руслану. У нее была семья, любимый, предавший ее муж — или что он там сделал? Даня не помнит — а у него с Русланом общее детство и куча ебаных воспоминаний. — И зачем тогда ты меня позвал? — возмущенный голос выводит его из мыслей. Даня поднимает голову, слегка шатающимся взглядом смотря на комично выглядящего Руслана в уличной одежде и испариной на лбу. То, как он переминался с ноги на ногу из-за нежелания запачкать ботинками пол, заставило Даню тихо прыснуть в кулак. — Соскучился, — просто отвечает он, приподнимаясь на локте и откидывая от себя воняющее одеяло. Да, надо будет всё в стирку закинуть. — Это не взаимно? — Ты знаешь, как я обосрался?! Думал, реально подохнуть решил, а мне трусы оставил на память, — тараторит Руслан, сводя брови к переносице. Ему жарко и неуютно, что, на самом деле, даже странно, ведь он хотя бы одет, в отличие от полуголого Дани, лежащего до этого звездочкой и светящего бледной кожей. — Испугался, правда? То есть, взаимно? Руслан измученно стонет. — Да, осел, более чем взаимно, — прошипел он, расстёгивая куртку и ощущая неловкость от такого внимательно направленного на него взгляда. — Можно же раздеться? — Хоть голым ходи! Я всегда за, — улыбаясь, говорит Даня и встает с кровати. Он немного поежился, почувствовав, как холод за дверью обдувает тело и кожа медленно покрывается мурашками. — Кеды можешь в прихожей оставить; куртку кинь куда-нибудь, похуй. Я в ванну, припудрить носик. — Наркоман ебаный, — фыркает Руслан, смотря на приближающегося к нему Даню. Тот наклоняется и чмокает его в губы, быстро скрываясь за дверью. Тушенцов только поморщился от привкуса водки на чужих губах. — Свинья, — шепчет он, рассматривая бардак в комнате. Руслан, скинув с себя всё уличное и вернувшись в спальню, шумно выдохнул, уперев руки в бока. Пылесоса он здесь не заметил, поэтому решил хотя бы косметически прибраться здесь. Подойдя к кровати, он чуть не задохнулся от запаха пота и спирта. Бурча себе под нос что-то о том, какой Даня бытовой инвалид, он снимает постельное белье, кидая его в угол комнаты. Поднимает раскиданную одежду и, стараясь не повторять прошлый опыт, просто комком кидает все к белью. Руслан с удивлением насчитал шесть бутылок; окурков — сорок три. Бычки он решил кидать в бутылки, а их поставить рядом с горой грязной одежды. Пока он горбатился, не заметил пришедшего Даню, стоящего сзади, облокотившись на косяк и сложив руки на груди. Он чуть слышно фыркает и говорит: — Я вроде жену на час не заказывал. Руслан вздрагивает и оборачивается на уже одетого в футболку и клетчатые штаны Даню. Не сказать, что тот выглядел свежее, но будто холодная вода взаправду убрала синяки под его глазами. И снова видно веснушки, подумал Руслан. — У тебя есть пылесос и мусорные пакеты? — игнорируя подколку, спрашивает он. Сидеть на корточках и рассматривать пятна на когда-то белом, нынче сером матрасе неудобно. Ноги затекли, но он хочет хотя бы немного понять происхождение некоторых особенно причудливых грязных узоров. — Пылесоса нет. Пакеты сейчас принесу, и… — Даня закусывает губу, не зная, как правильно сформулировать мысль. — И, ну, давай вместе уберёмся. Моя квартира всё-таки. — Как романтично, — саркастично бросает Руслан, но все равно по-доброму улыбается. Даня рассматривает это как согласие. Взяв мусорные пакеты, они начали собирать грязную одежду. Наполнив несколько мешков за считанные минуты, Руслан сердито комментировал такой свинарник, будто его квартира когда-то не выглядела так же, если не хуже. — Пиздец. Дань, этот носок как кирка из Майнкрафта, — бубнил он. Даня только смеялся над шутками и помогал ему в уборке. Воняющий комок одежды и белья успешно поместили в корзину для белья. Даня принес новое постельное белье, что-то бормоча самому себе, что оно единственное и для особого случая, но кровать застелили. Они вынесли мешки с мусором, коробки и бутылки на помойку. Наверно, вахтерша за сегодня повидала всё, что можно: и три огромных пакета со всяким хламом, и целующихся парней, выходящих из лифта в тапочках и накинутых халатах. Когда они пришли, Руслан решил все-таки найти, чем обработать пол, и удивленно цокнул, найдя веник и совок, точь-в-точь такие же, как у его бабушки. И это квартира по-правде в одном из самых дорогих районов Питера? Знали бы, какая ходячая чума тут живет, сняли бы звание с района. Но он все равно берет это столетнее приспособление и идет в комнату, в которой Даня увлеченно протирал пыль с полки влажной тряпкой. Пока Руслан пытался достать весь мусор из-под кровати, с удивлением присел, выпрямив спину смотря на полупустой блистер с таблетками. — И давно у тебя болезнь Паркинсона? — недоуменно спросил он, оглядываясь на Даню. — М-м-м? — не поворачиваясь, мычит Кашин, понимая, как же он проебался. Руслан в медицинском учится все-таки, глупо было думать, что тот проспал все пары и не узнает по названию, что и как. Или он просто интересовался болезнью Паркинсона, что, в общем-то, тоже возможно. Руслан странный, читает с детства от нудятины до книжонки с нарциссом и шизофреничной, поэтому Даня не удивился бы, будь второй вариант правильным. — У тебя болезнь Паркинсона? — четко, по слогам, как маленькому, повторяет Руслан. Даня оборачивается и хмыкает, замечая в руках сидящего на полу Тушенцова блистер, который он проебал недавно. — Я не рассказывал тебе, что у меня дядька есть? Брат батька, — Руслан неуверенно замотал головой, мол, нет, не знаю такого. — Это его. Руслан приподнял бровь и, когда Даня подошел к нему и протянул руку, отдал таблетки. Чувство предательства и недоверия разливались по всему телу. Он не мог понять, почему Даня так поступает. Тем не менее, он решил разобраться с этим позже, глубоко вздохнув, и продолжил ползать под кроватью, матерясь, когда находил уже третий бычок подряд. Час спустя спальня была в чистоте. Кровать была застелена новым чистым бельем, ковер на полу выглядел более-менее прилично, пол вымыт, а неприятный запах гнили пропал, сменив собой морозную свежесть с улицы. Даня удивленно осмотрел комнату, едва узнавая ее. — Спасибо? — неуверенно спрашивает он, замечая, что Руслан даже нашел где-то его пепельницу и аккуратно поставил на тумбочку у кровати. — В постели скажешь, — шипит в ответ Тушенцов, тараканом бегая по кровати, всовывая простыню глубже под матрас. — О, обязательно, — выдохнув, смеется Даня, подсаживаясь к Руслану и хватая его поперек талии, притягивая на себя. Тот только удивленно ахнул, хлопая раскрытыми глазами, чувствуя под собой чужие бедра. Он поерзал, стараясь удобнее расположиться на чужих коленях. — Могу уже начинать? — Что? — подняв одну бровь и смотря на чужую глумливую улыбку, спрашивает Руслан. — Спасибо говорить, — мурлычет он, наклоняясь к чужой шее и обдувая ее горячим дыханием. Но Руслан не поддается. Он кладет ладони на чужие плечи и, массируя их, серьезным голосом спрашивает: — Почему я не знал, блять, до критического момента, где ты живешь? — он довольно выдохнул, все-таки задав этот вопрос, мучавший его с момента присланного сообщения. — Не ты ли говорил, что доверяешь мне? Даня апатично рассматривал родинки на лице напротив, в мыслях прокручивая все ответы, как в «Кто хочет стать миллионером», думая о том, какой из них будет правильным. Тебе не нужно было это знать? Или, может, завуалированно сказать, что это не его дело? Но выбирает он другой вариант. — Недавно сюда переехал. Я не рассказывал? Повышение на работе, премия, и вот решил шикануть, снять хату за деньги, от которых ты слюнями подавишься, — смеясь, отвечает Даня, надеясь, что звучало убедительно и на его шутку среагируют. Нет. Руслан недоверчиво смотрит на него, закатывая глаза. — Правда? Я думал, о таком сразу говорят. А в предыдущую почему не звал? — Русь, правда, давай без этой хуйни… — Нет! Какого хуя, а если бы ты был при смерти? И мне опять пришлось бы искать тебя по наитию и навигатору? — срываясь и все-таки прикрикнув, надломленным голосом спрашивает Руслан. Ему донельзя обидно, что от него скрывают блядский адрес, а о подробностях своей жизни рассказывают только по пьяни. Даня пытался сохранять спокойствие, но его нервозность была очевидна. Он опустил глаза в пол, избегая прямого взгляда Руслана. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, выдавая нарастающее раздражение. Желудок скрутило в неприятном послевкусии от вопроса. — Я просто не видел в этом смысла. Ты слишком драматичный, Русь, — потирая двумя пальцами переносицу, бормочет Даня. Он обнял его за плечи и прижал к себе. Крепко прижимая Руслана к себе, Даня тихо и успокаивающе прошептал на ухо, стараясь делать всё быстро. — Больше такого не повторится, обещаю. Всё тебе рассказывать буду, — голос Дани был мягким и спокойным. Он осторожно гладил Руслана по спине. — Не обижайся. Даня ещё сильнее прижал его к себе. Медленно, но верно, дыхание Руслана стало размеренным, а тело расслабилось. Он обмяк в объятиях Дани, словно котёнок, которому удалось найти убежище от бури. — Я все равно недоволен, если тебе интересно, — бурчит в плечо Руслан. — Знаю пару способов, как сделать тебя довольным, — заговорчески говорит Даня, запустив пятерню в темные волосы и двигая бедрами. — Ты говорил, что на следующем свидании нахуй пойдешь ты, — фыркает Руслан, но встать не пытается. Просто отодвигается от даниного паха, то ли дразня, то ли просто прячась от прикосновений. — Я не говорил, каким местом! Может, я имел в виду… Руслан не дает ему закончить, резко приближаясь к чужим губам, накрывая их своими. Если хотите заткнуть Даню — а с этим вам даже блядский кляп не поможет — просто укусите его за нижнюю губу и слушайте довольные мычания. Даня поднял руку и коснулся щеки Руслана, притягивая к себе, когда почувствовал, что он хотел отстраниться. Пальцы скользнули по гладкой коже, вызывая дрожь по всему телу. Их губы, словно магниты, крепко скрепились друг с другом. Даня углубил поцелуй, исследуя внутреннюю часть рта Руслана своим языком. Тот попытался укусить его, но вместо этого тихо простонал, ощущая, как чужая ладонь проникает под джинсы и щекочет кожу. Даня оттягивал резинку трусов, ухмыляясь в поцелуй, когда чужое дыхание учащалось. Стоило ему юркнуть под ткань и обхватить полувставший член рукой, двумя пальцами растирая предэякулят по всей длине, Руслан пробормотал что-то неразборчивое и, отстранившись, уткнулся лбом в его плечо, шумно дыша. Он попытался толкнуться в руку, но вместо приятной стимуляции почувствовал крепкую хватку на своем бедре. Руслан поднял мутный взгляд на улыбающегося Даню и прошипел: — Убери, — грозно сказать это не получилось, потому что примерно на половине последнего слога Даня активнее зашевелил рукой, обводя член по всей длине, сжимая у основания и быстро возвращаясь к головке, несильно надавливая на мокрую уретру: Руслан просто не смог договорить. Тихо шикнул на него и вернул голову обратно на плечо, не желая видеть ранее светлые, а теперь чёрные от похоти глаза. Даня насвистывает себе что-то под нос, ехидно сощурив глаза, спрашивая: — Как скажешь, — он вытаскивает руку из чужих джинсов и крутит ей перед носом Руслана. Тот неприятно заерзал и поднял взгляд на Даню. — Мудак, — кряхтя, Тушенцов уже хотел слезть с Кашина, послать его нахуй и запереться в ванной, но успевает только вскрикнуть, когда мир переворачивается на все возможные градусы. Удивленно хлопая глазами, Руслан понимает, что лежит на спине, а Даня удобно расположился между его ног, аккуратно снимая его черные джинсы. — Ты… ты что делаешь? — Иду нахуй, но другим местом, — подмигивая, шепчет он, откидывая всю ненужную одежду в угол комнаты, завороженно смотря на картину перед собой. Длинные стройные ноги красиво тряслись, когда он брал одну из них за лодыжку, вытягивая её и обводя возбужденным взглядом. Кожа рассечена серией тонких полосок, создавая орнаментальную паутину узоров на гладкой коже. Шрамы были рельефными, создавая неровности на поверхности ног: некоторые были мелкими и едва заметными, похожими на легкие царапины, оставшиеся после игры в детстве. Другие были более заметными, похожими на длинные тонкие нити, которые обвивали ноги, как виноградная лоза. На вид шрамы выглядели как нежные, словно вышиты иголкой на коже. Они были разных оттенков — некоторые были бледно-розовыми и только что зажившими, в то время как другие были темно-красными, свидетельствующими о давних ранах. Несмотря на свой внешний вид, шрамы не портили красоту ног, а скорее добавляли им характера и глубины. Даня всё насмотреться не мог. Почему-то он захотел припасть к ним губами, коротко целуя каждый. И не отказал себе, притягивая эти пиздатые ноги ближе и мелкими поцелуями оставляя печать на каждом. Руслан только удивленно смотрел на это все, кусая ребро ладони и жмуря глаза. Щекотно, непривычно и очень неловко. Но приятно. Приятно чувствовать к себе такое обожание; ощущать, как твое тело может заставить кого-то буквально целовать тебе ноги, даже если он об этом не просил. Поэтому, шумно выдохнув, он закинул одну ногу Дане на плечо, стараясь прижать его ближе к месту поинтереснее острых коленок. Не одному Кашину в голову похоть ударила. Тот не обращал внимания на толчки стопой по лопатке, убедившись, что дотронулся к каждому рубцу губами, начал покусывать их. Сначала легонько, вызывая только шумные «блять» и короткие ерзанья, но быстро теряя к этому интерес, впивается зубами в, наверно, самый гипертрофический шрам, удовлетворенно прикрывая глаза, улавливая ухом громкое: «Больно, сука!». — Зато смотри, какая красота, — с лукавой улыбкой говорит Даня. — Извращенец. Ты знал, что такие фетиши — это не норма? — разглядывая отпечаток чужих зубов на своей коже, бубнит Руслан. — У меня просто фетиш на все связанное с тобой. И только Руслан открывает рот, чтобы сказать какую-то гадость, как Даня наконец-то переходит к делу, обхватывая головку губами, двумя пальцами прокручивая член у основания, посасывая губами купол головки и задевая языком уздечку. Неожиданно он резко отрывается с громким «чмок» от головки, руками продолжая двигать у основания члена ритмичными и непрерывными движениями. Руслан умирал, горел, жарился, плавился и варился одновременно. Или он не может объяснить, почему в комнате резко стало душно, по его лбу стекает капелька пота, а подсветка вдоль потолка резко стала радиационной. Слезящимися глазами он смотрел на светодиоды разных цветов, жмурясь и шумно дыша. Когда Даня отстранился, не опуская головы, Руслан прохрипел: — Почему? — он охнул, почувствовав, как язык смелым движением прошелся по уздечке. Но снова продолжения не было. — Да что, блять? Почему ты… — Смотри на меня. По-другому не буду, — дуясь, как ребенок, сказал Даня. Он выжидающе смотрит на него, вздыхая, когда его просьбу игнорируют. Приподнимаясь, Даня рукой ухватывается за чужой подбородок, сжимая его в ладони и поворачивая на себя. Он готов поклясться, что почти кончил, смотря в эти мокрые, возбужденные, кипящие смолой глаза. Когда Руслан перестал пытаться избежать его взгляда, он отстранился. — Вот так, быстро вникаешь. — Ты сейчас вникать будешь, если не продолжишь, — запыханным голосом отвечает он, закусывая губу, смотря на Даню между своих ног. Он закинул обе ноги себе на плечи и с озорными чертиками в зрачках наклонился, котенком облизнув выпирающую венку. — Как скажешь. Он обхватывает головку губами, смачивая ее слюной, и опускается на половину, кружа языком по всей длине. Даня сам взял в руку запястье Руслана и положил его на свою макушку, удовлетворенно урча, когда почувствовал сильную хватку в волосах. Руслан от щекотной вибрации вслух вскрикнул, второй рукой до побеления в костяшках вцепился в простыню, не уводя взгляда от внимательно смотрящих на него глаз. Дане далеко не пятнадцать, чтобы получать оргазм от видео без рук, но сейчас он готов был кончить только от вида Руслана, тяжело дышащего и с влажными ресницами. Рукой он двигает вдоль члена вверх-вниз, ртом проникая на половину, больше внимания уделяя головке: облизывал, целовал, посасывал и довольно мычал, когда рука в волосах сжимала пряди, пытаясь насадить глубже. Когда член оказывался внутри, он водил по кругу, по уздечке языком. И не отводил пристального взгляда, изучая каждую появляющуюся морщинку на чужом лице. Сжимал бедра, иногда рукой гладил живот, просовывал под его, пальцами считая позвонки, опускаясь, оглаживая ягодицы и сжимая в ладони, но возвращал к члену, кольцом обхватывая у основания. Чувствуя, что бедра Руслана напрягаются, а его дыхание еще сильнее участилось, Даня понятливо хмыкнул и, не отводя взгляда, начал активнее водить рукой у основания, прикрывая глаза, когда Руслан все-таки стонет в голос, стараясь отстранить от себя чужой рот, он изливается, шумно дыша. Кашин шкодливо приподнял брови, улыбаясь — или что это? С членом во рту не понятно — и облизывая уретру, слизывая остатки семени. — Мерзкий, — хрипло шепчет Руслан, бессильно обмякая на кровати, чувствуя легкую дрожь в каждой частичке тела. Даня хмыкает, сплевывая куда-то на пол, и поднимается к лицу парня, хитро смотря в чужие глаза. — И зачем я пол мыл, по-твоему? — Чтобы получить второй лучший оргазм в своей жизни? — улыбаясь невинной улыбкой, спрашивает Даня. Руслан только удрученно вздыхает. — Слишком самоуверенно. Даня ложится рядом, поглаживая темные волнистые волосы. Смотрит в уставшие полузакрытые глаза, слегка дрожащие губы и подбородок, и, вслушиваясь в почти размеренное дыхание, решает, что сегодня его участь — дрочить под теплой водичкой. Он наклоняется к чужому уху, шепча: — Должок вернешь, — он чмокает Руслана в лоб, встает с кровати, закидывая руки на голову, выходит из спальни и крикнул перед тем, как окончательно скрыться в ванной: — Возьми футболку в шкафу и ложись. А мне дай деся-я-ть минут. Вернувшись, он увидел сопящего в его футболке Руслана. В тот момент, как взгляд Дани упал на уснувшего парня, сердце наполнилось эгоистичной спесью и, в противовес, каким-то странным трепетом. Он никогда не видел его таким беззащитным и умиротворенным. Приоткрытый рот Руслана слегка причмокивал, а его обычно хмурое лицо разгладилось, обнажив детские черты. Он осторожно присел рядом и провел рукой по мягким волосам. Руслан потряс головой, уходя от прикосновения. Даня фыркнул и, обойдя кровать, лег рядом, обнимая Руслана за плечи, носом уткнувшись в татуировку летучей мышки на шее.

Проснувшись, он обшарпал ладонью сторону, где лежал Руслан, и вымученно простонал, не нащупав тело. Подтягиваясь, Даня встает с кровати и, потирая сонные глаза, выходит из спальни на поиски. И каково же было удивление, когда он не обнаружил Руслана нигде. Он прошелся по всем своим квадратным метрам, даже заскочив в комнату с гирями и маленькую, без лампочки, темную кладовку. Руслана не было. Самое непонятное было, что кеды его стояли у входной двери, а куртка пропала вместе с хозяином. Какие обстоятельства могут заставить человека убежать из квартиры без обуви? Настолько плохой минет был? Даня вздохнул, проходя на кухню и нажимая на кнопку чайника. Садится за кухонный столик и подпирает ладонями лоб, смотря на выгравированный на дереве рисунок. Но вдруг раздался характерный скрежет металла, когда кто-то потянул за ручку балконной двери. Даня обернулся на звук скрипучих петель, отворяющихся панелей и вышедшего Руслана из холодного балкона в уютную теплоту квартиры. Вместе с теплым воздухом в помещение ворвался свежий весенний аромат, смешанный с запахом талого снега и мокрой земли. Руслан глубоко вдохнул, наслаждаясь теплом и складывая ладошки у носа, горячим воздухом тщетно пытаясь согреться. Звук хлопнувшей за ним двери эхом разнесся по квартире, словно приветствуя его возвращение. — У тебя какой-то бзик убегать после секса? — наблюдая за ним из кухни и наливая себе кофе, спрашивает Даня. — Будешь что-нибудь пить? Он оглядывает Руслана быстрым взглядом, и, когда тот снял розовые тапочки и скинул с себя куртку, запах сигарет добрался до его носа. Тот стоял, облокотившись о каменную белую арку, быстрым взглядом огибая Кашина. — Я курил, — Руслан садится на стул, единственный в помещении, довольно хмыкая от знания этого. — Буду. Но не кофе или чай. Даня задумчиво мычит, добавляя две ложки сахара и заливая все кипятком. — И что же тогда? Руслан молчит некоторое время, кусая губу и неуютно водя плечом, нервно сглатывая, пытаясь сконцентрироваться и сформулировать ответ. Пальцы бессознательно постукивали по столу, губы сжались в плотную полоску, а взгляд бегал по комнате, цепляясь за каждую незначительную деталь. Его ноги беспокойно подпрыгивали под столом, выдавая его нервозность. Он хотел бы встать и пройтись, чтобы прояснить мысли, но не мог позволить себе этого при Дане. — Давай сходим на… — Руслан прокашливается, продолжая. — На крышу. У нас с Колей традиция туда ходить уже лет пять, но он, ну, сам знаешь. — А выпить-то что хочешь? — смеется Даня, ожидая чего-то более претенциозного для такого долгого ожидания. — С Колей обычно пиво брали. — Девианты, — прыскает в кулак Даня, отворачиваясь, чтобы налить и Руслану горячий чай. Слишком тот замороженным выглядел. Тот проигнорировал его, погружаясь опять в свои мысли. Или, как любил это называть Даня — втыкал. — Слушай, помнишь как мы у озера сидели? Лет так с девять назад? Услышав это, Руслан остолбенел. Разум лихорадочно метался, пытаясь найти ответ, который не выдал бы его маленького секрета, связанного с тем днем. Движения его стали резкими и нервными. Он накручивал прядь волос на палец, его глаза беспокойно бегали по сторонам, избегая взгляда собеседника. Внутренняя борьба отражалась на его лице: брови то хмурились, то поднимались, выдавая его смятение. Руслан чувствовал, как вена на лбу вздулась почти буквально, словно пытаясь выпрыгнуть из него. — Допустим. И что? — аккуратно спросил Руслан. Даня поставил перед ним кружку с поднимающимся из нее паром и травянистым запахом. — Повезло, — он злобно проходится взглядом по сидящему на его стуле Тушенцову, ворча на него, пока Руслан тихо смеялся на его кряхтения. Даня вышел с кухни, подзывая того за собой, и, расположившись с кружками на кожаном диване, продолжил мысль. — Мне сегодня снился этот день. Но такими обрывками, как, знаешь… Ахинеей полной. То есть, там был момент, как мы сидим на той лавочке; потом, как я пью пиво и думаю о своем, а сразу после этого мы обнимаемся и я у тебя что-то спрашиваю… Что я спросил у тебя тогда? — Разве это важно? — бегая глазами по чужим щекам и машинально считая веснушки, с паузой говорит Руслан. — Пить меньше надо было, чтобы помнить такое, — все-таки фыркает он, делая маленький глоток. Клубничный. Его любимый. — Да! Мне сны снятся раз в год — а сейчас еще и с тобой, — игнорируя последнюю фразу, с энтузиазмом отвечает Даня. — Ты спросил тогда, влюблялся ли я, — неуверенно пробормотал Руслан в кружку, делая еще один глоток. Ощущение, как кипяченая жидкость разливается по гортани, приятно грея изнутри. — И что ты ответил? — со странной улыбкой спрашивает Даня. — Сходи к наркологу, он тебе ответит на это все, — бубнит Руслан, видя перед глазами, как шестнадцатилетний Даня падает ему на спину и коалой обвивая его, желая «согреть». Даня погрузился в глубокую задумчивость. Он оцепенел от осознания и легко ухмыльнулся. Догадки, которые он не осмеливался признать даже себе, оказались верными. Чувства, которые он долгое время подавлял, теперь вспыхнули с новой силой. — Ты правда признался мне в любви, когда тебе было четырнадцать? — Чего?! Не было такого! — растерянно раскрыв глаза, говорит Руслан. — Тебе приснилось, алкоголик. — Да? И часто у тебя бывают такие сны? — озорным взглядом огибая парня, спрашивает Даня. — Не такие. Знаешь, был один, и в нем парень, которому я «признался в любви, когда мне было четырнадцать», убивает человека в подворотне, — Руслан быстро ответил, не подумав перед этим. Но как услышал то, что произнес, испуганно закрыл рот рукой, отводя взгляд. Блять. Воздух между ними сгустился, как кисель, настолько осязаемый и тяжелый, угрожая задушить их обоих. Повисшая тишина была удушающей, грозившей вот-вот взорваться. Каждый раз, когда их глаза встречались, разгоралось пламя напряжения. Даня пристально смотрел на Руслана, пока тот пытался посчитать все узоры на обоях. Ни один из них не произносил ни слова, как будто сам звук человеческого голоса мог прервать тонкое равновесие, существовавшее между ними. С каждой минутой тишины напряжение становилось все сильнее и сильнее, создавая невыносимый груз, который грозил их обоих раздавить, пока Даня наконец не сказал: — Хочешь убедиться, был ли это я? — спокойным голосом спрашивает он. Руслан нехотя помахал головой в знак согласия. — Да. Это был я. После утвердительного ответа его охватил весь спектр эмоций. Злость, смешиваясь с неверием и ужасом, создавали большой воздушный шар, грелкой для которого было обычное, домашнее лицо Дани. Мысль о том, что человек, которого он знал всю свою жизнь, способен на такой чудовищный поступок, разрывала его изнутри. Даже если он на собственном опыте знал, на что тот способен. Руслан чувствовал себя дважды преданным, оскорбленным и оскверненным. Его доверие было разбито, а чувство безопасности, которое он всегда находил в этих недоотношениях, исчезло в одно мгновение. Подозрительность и страх свили в его душе змеиное гнездо. Однако сквозь шок пробивалась тонкая ниточка человечности. Он понимал, что его нынешний Даня, возможно, пошел на такой отчаянный шаг по каким-то сложным причинам. Сочувствие боролось в нем с осуждением, и он не мог полностью отвернуться от человека, с которым провел столько времени. — Почему? Что… Что сделал тот тип? — хриплым голосом спрашивает Руслан. — Он был одним из мужиков матери, подсадивших ее на беленькую, — бесстрастно отвечает Даня, полуприкрыв веки. — Когда я узнал, что он в Питере, решил отомстить. Лицо Руслана смягчилось со смесью сочувствия и сострадания. — Наверно, даже правильно сделал, — шепчет он, наконец спокойно выдыхая накопившийся в легких воздух. Даня сдержанно улыбнулся, шмыгнув носом и залпом допивая кофе. — Ты признался мне в любви будучи восьмиклассником, — подмигивая, напоминает он. — Ой, да пошел в пизду, — отмахивается Руслан. — Я по хуям, — фыркает Кашин. Осматривает лицо напротив, и тихо спрашивает: — Пойдем на крышу? — Собирайся. Несмотря на холодный, пронизывающий ветер и снежную крупу, мечущуюся в воздухе, они натягивали толстые куртки и шарфы, готовясь к восхождению на крышу какой-то девятиэтажной общаги. Даня с интересом наблюдал за тем, как Руслан ловко отвечает на сообщения, стоя в дверях. Когда он поднял взгляд и кивнул, они вышли из квартиры Дани. Обоюдным желанием было пройтись до старенького райончика и по дороге зайти в магазин. Холод пронизывал до костей, заставляя поеживаться и растирать окоченевшие руки. Хруст снега под ногами нарушал тишину пустынной улицы. Они поёживались от холода, кутаясь в свои куртки. Руслан потёр замёрзшие руки, пытаясь согреться. Даня сунул их в карманы, опустив голову, чтобы укрыться от колючего ветра. Несмотря на непрекращающуюся дрожь, они упрямо продолжали свой путь, борясь с обжигающим холодом. Свернув за угол, они наткнулись на небольшой магазинчик. Вывеска «Пивко» заманчиво мерцала, и Руслан без колебаний схватил Даню за рукав, заводя его внутрь, чтобы согреться. Полки магазина были уставлены разнообразными сортами пива, и они долго разглядывали их, выбирая то, что им больше по душе. Наконец, с двумя пакетами в руках, они вышли из магазина. Руслан повел Даню за собой, приговаривая по дороге, что осталось совсем недалеко, и скоро они будут на месте, на что Даня только саркастично отвечал, что лучше уж умереть в снегу, чем переться так далеко хуй пойми куда. Но послушно шел рядом. Какого было его облегчение, когда Руслан обернулся и, улыбаясь, сказал, что они пришли, и взору показалось обшарпанное здание, выглядящее как из кадров фильма «Дурак». Подъем по темной скрипучей лестнице был самым неприятным во всей «прогулке», потому что Даня два раза под громкие хихиканья Руслана чуть не упал назад спиной, но предвкушение вида на город с высоты и улыбка Руслана побуждала его двигаться дальше, забыв обо всех нюансах. Наконец, они добрались до крыши и распахнули тяжелую железную ржавую дверь. Снежные шапки домов, купола и шпили церквей расстилались перед ними панорамой. Руслан и Даня присели на мягкую кровлю, откидываясь на парапет и открывая бутылки, наслаждаясь видом ночного города, несмотря на пронизывающий холод. С высоты их раскинувшегося перед глазами города этажи пятиэтажек казались карликовыми улочками, а машины походили на игрушечные кубики. Ледяной ветер острыми лезвиями хлестал по лицу, но парни, казалось, не замечали его, ведь рядом они чувствовали лишь спасительное тепло взаимопонимания. — И что такого в этом месте? — тихо спрашивает Даня, вглядываясь в мерцающие окна. Рука покраснела от холода, и он поставил бутылку, засовывая руки в карманы. Надо было перчатки брать, думает он, но быстро мысль улетает, когда он чувствует тяжесть на своем плече. Руслан, поерзав, удобно расположился и сказал: — Ничего такого. Это первое место, куда меня привел Коля пару лет назад. Он тогда взял с собой самое дешевое пиво и предлагал мне выпить эту вонючую темную хуйню. И с тех пор мы каждый год ходим сюда. Но апофеоз, видимо, случился сегодня. Обычно Коля двадцатого числа звонит мне, строчит миллион сообщений, — Руслан отпивает хороший глоток, жмурясь от горького вкуса. — Мы с ним были почти не знакомы. Просто Коля немного со своими тараканами в голове, видел его татушки? — он фыркает, вспоминая лицо друга. — Тогда он просто ворвался ко мне, вытащил на улицу и, уже не помню под каким предлогом, привел меня сюда. Даня задумчиво промычал на рассказ. Высунул руку из кармана и, обхватывая бутылку за горлышко, делает несколько глотков. — Может, тогда не будем вспоминать былое и пойдем в тепло? — спустя какое-то время предлагает Даня, знатно так окоченев. Почувствовав, как с плеча пропадает тяжесть, он поворачивает голову в сторону Руслана. Тот пьяным взглядом смотрит на него. И когда он успел выпить две бутылки? Или это Даня задумался? Руслан согласно кивает и, поднимаясь, говорит: — Вызови такси. Не хочу идти. Даня согласно угукает, хватая того за рукав и потянув на себя. Когда они оказались в подъезде, он дрожащими красными руками написал адрес в приложении, и когда на экране высветилось: «Ожидайте водителя», — спокойно выдохнул, вызывая лифт. Руслан, слегка шатаясь, шел за ним, что-то бормоча себе под нос. — Пиздец ты пятикапельный, — в шутку говорит Даня, оглядывая прислонившегося виском к металлической стенке лифта Руслана. Тот ничего не ответил, кряхтя какие-то ругательства. Даня понятия не имел, куда хотел Тушенцов, поэтому, заказав машину до своего дома, они вскоре уже сидели в теплом салоне автомобиля. Уют внутри такси защищал их от пронизывающего холода. Машина плавно выехала на проезжую часть, колеса скользили по обледенелой дороге. Огни города мерцали и отражались в стеклах машин и зданий, создавая праздничную атмосферу. Яркие вывески магазинов, гирлянды, украшающие окна в старых панельках, не давали забывать о предстоящем новом году. Когда они подъехали до дома, Даня быстро расплатился, пихая полуспящего Руслана под ребра, почти вытаскивая его из машины. Лифт и вахтерша стали второстепенными, когда ему надо было как можно быстрее перенести Тушенцова хотя бы на горизонтальную поверхность, желательно мягкую. Неуклюжие конечности Руслана приходили в движение непроизвольными рывками, заставляя Даню постоянно перехватывать его обмякшее тело. Каждый метр вдоль длинного коридора до квартиры казались гребаными мучительными километрами. Тяжелое дыхание Руслана и его нечленораздельное бормотание звучали в тишине, как погребальный реквием. Зайдя в квартиру, тело Руслана сразу обмякло, пока Даня на секунду отпустил его, чтобы закрыть дверь. Он выругался себе под нос, поднимая его за подмышки. Скинув с себя и Руслана уличную одежду, он в какой-то слишком неудобной позе понес его до, хотя бы, дивана. — Напомни никогда больше не брать Клинское. Оно на тебя как-то неправильно влияет. Руслан качается, слегка оседая в чужих «объятьях». — Просто… Давно не пил, — хмыкает Руслан, стараясь подняться на ноги, но подскальзывается, ударяясь макушкой о челюсть Дани. — Сука, — шипит он от тупой боли. Руслан, словно безвольная тряпичная кукла, его конечности беспорядочно болтались, пока Даня старался действовать осторожно, чтобы не причинить лишней боли и донести его до спальни. Аккуратно уложив Руслана на постель, Даня снял с него джинсы, решая, что тот переживет второй день подряд спать в его футболке. Он накрыл его одеялом, заботливо подоткнув ткань под бок. Руслан тяжело дышал, его лицо было бледным и осунувшимся. Даня присел рядом с кроватью и взял Тушенцова за руку, закусывая губу. Даня с облегчением рухнул на кровать рядом, притягивая пьяное тело к себе и накрывая их одеялом. Однако долго поспать не удалось: уже в предутреннем полумраке комнаты раздался резкий телефонный звонок. Даня заворочался в кровати, отчаянно пытаясь вернуться в сон, но телефонный звонок не смолкал. Когда он наконец прекратился, Даня уже хотел отвернуться и снова уснуть, но в этот момент до его слуха донёсся хриплый голос Руслана. Даня повернулся и через плечо посмотрел на спину, обтянутую растянутой футболкой, прислушиваясь к разговору. — Да? Руслану пришлось быстро нажать кнопку сбоку, чтобы сделать громкий голос матери, доносившийся по ту сторону, тихим. — Руслан? Руслан! Почему не звоним, не пишем? Почему я не получила приглашение на твой день рождения? — Сейчас пять утра, — тихо стонет Руслан, понимая, что его разбудили просто так. — И что? А ты где сейчас? Давай я к тебе зайду, как раз со смены иду. — Нет, — он старался говорить шепотом, но сейчас прикрикнул, сразу закусывая губу, но не оборачиваясь. Хотелось бы думать, что Даня спит и не слышит этой вакханалии. — Ты не дома? Руслан, где ты шляешься? — оставляя между каждым словом паузу, говорит женщина строгим голосом. — Мам, давай потом… — Что значит «потом»? Я волнуюсь, сынок. Руслан набирает полную грудь воздуха, трет переносицу, ощущая как голова кружится и трещит. — Заботиться надо было тогда, когда я сдохнуть пытался. Дважды. Все, сладких снов. Он сбрасывает трубку, разворачиваясь и собираясь лечь обратно, но замечает направленный на него неодобрительный взгляд. Даня цокает, резким движением приближаясь к нему, цепко цепляясь за чужое запястье, поднимая его под себя. Руслан прошипел что-то, удивленно хлопая глазами на повисшего над ним парня. — Ты правда так с матерью родной общаешься? — сиплым голосом спрашивает Даня. Сказать, что он чувствовал жалость к женщине и зависть к Руслану — ничего не сказать. Просто потому, что у него этого не было. Не было доброй матушки, которая могла бы позвонить раз в хотя бы месяц, полгода, год и спросить, как он поживает, спросить о самочувствии или примчаться домой, узнать, что в холодильнике сына. Тупая ригидность Руслана в отношении матери взбесила его мгновенно. Гнев усилился еще больше, когда он увидел безразличие и раздражение Руслана к словам матери. Слова, которые должны были быть сказаны с любовью и заботой, Руслан произносил с напускным безразличием. Даня не мог понять, как кто-то может относиться к матерям с таким презрением. Зависть разъедала его, когда он смотрел на Руслана, общающегося с матерью. Он жаждал той же близости, того же чувства сопричастности. — Блять, ты еще со своими моралями? Давай потом, я недееспособный, — вздыхает Руслан, зевая. — Нет, — Даня резким движением хватает его за бедро, сжимая его до отпечатков пальцев и зло смотря в широко открытые черные глаза напротив. — Убери, — рычит Руслан, двигая ногой в чужой хватке. — Должок вернешь? Третьим свиданием назовем, — одиозным голосом говорит Даня, сильнее сжимая кожу в ладони. Даня приближался слишком близко, его дыхание опаляло шею, и каждое слово вызывало у Руслана леденящие душу отголоски прошлого. Его охватил панический ужас. Каждый взгляд Дани был пронизывающим, словно он хотел заглянуть в самую душу. Его вопросы о том, как можно так обращаться с матерью и не хочет ли Руслан «заняться близостью», становились все более настойчивыми, словно Даня пытался добиться от него признания в каком-то утопичном грехе. Руслану невольно приходилось уклоняться от его взгляда.

Как пять лет назад.

Такое поведение Дани неизбежно пробуждало воспоминания о том дне у бабушки дома. Страх, который его так долго преследовал, теперь возвращался с новой силой, угрожая разрушить хрупкий мир, что он выстроил за эти годы. За последние недели с Даней рядом. Даня придвинулся еще ближе, глаза блестели безумным намеком, а на губах играла кривая усмешка. Руслану это было до боли знакомо: от взгляда до мерзких искажений рта. Этого не могло происходить снова. Откуда в нем такая сила, он не знал, но какой-то неведомой силой грубо оттолкнул Даню. Сердце бешено колотилось, как будто оно вот-вот выскочит из груди. Он развернулся, быстро осматривая комнату, схватил джинсы и выбежал из комнаты, не оглядываясь. Даня сел на пол, закуривая. Густой дым струился в открытое окно, унося с собой резкий, едкий запах. — Он меня поймет, — прошептал он сам себе. — Поймет и простит. Как всегда.