143

Руслан не знает, молиться на человека, вошедшего в квартиру, или материть последними словами, но, тем не менее, два черных шара внимательно смотрели на весело зашедшего в квартиру Колю. Ну да, только он и Даша, наверно, знают, что он ебал закрывать дверь. Тот не сразу смотрит влево, разуваясь и напевая что-то себе под нос. Кудрявые, не расчёсанные волосы веником собрались на голове. «Там кто-то живет», — проносится у него в голове мысль. Привычные вещи из секонда и определенного стиля. Коля машинально заходит на кухню, уже привыкший к тому, что Руслан занимается самобичеванием именно там, на холодном грязном кафеле, но быстро разворачивается, когда не находит друга там. Дальнейшую историю Руслан с радостью бы рассказывал Колиным детям, акцентируя внимание на том, что их папашка полоумный. Потому что Коля, только развернувшись, увидел, как на Руслана в большой ему кофте, оголяющей плечо, а сверху на нем повис какой-то, блять, огромный мужик и находится в неприлично близком расстоянии. Он широкими шагами подлетает к Руслану, садится перед ним на корточки и пытается оттащить неизвестного парня. Загнанное дыхание и громкие выкрики: «Пошел нахуй», «Ты че, черт, тут забыл?», «Отъебал, придурок!» и похожие бубнения продолжались ровно до того момента, когда Коля увидел кого он пытается ударить. Даня, приподнимая брови и смотря на парня перед собой, неожиданно начинает смеяться. Это даже смехом назвать было трудно. Гогот, до слез, с истеричными хрипами и нервными вздохами. Кашин отскочил от Руслана, в примирительном жесте складывая руки, не прекращая хрипеть. Вытирает слезы с глаз и едко говорит переводящему дыханию Коле: — Приветик, — он переключает взгляд на удивленного Руслана, и мягко говорит ему: — Хуевые у тебя друзья.   — Вы знакомы?  — Виделись один раз... — неуверенно говорит Коля, почесывая макушку. Резкое воспоминание, как его схватили за капюшон и глазами ебаного социопата смотрели сквозь него, эскизами рисуются в голове. Тот вечер был напряженным. Руслан после тусовки попросил Колю довезти или хотя бы проводить его до дома, а он, как хороший и, больше того, поддатый друг, не смог отказать. Шатаясь и смеясь, Руслан рассказывал какие-то странные истории о былом, нервно сопя. Когда они сели покурить, тот машинально опустил свою голову Коле на плечо. Он, может, и не заметил, но две чужие соленые капли на толстовке остались. Не лучшее время Тушенцов переживал тогда. Это он понял намного позже. А после этого, сам отмахнувшись от своего же желания о прогулке до парадной, если не до самой двери, они разошлись. Коля, уходя обратно до квартиры девчонки, у которой еще остался алкоголь, неожиданно для себя открыл новую эмоцию: дико блядский страх. Потому что плотно сжатая рука на его кофте, скрипящая челюсть и глаза... Блять, они были безумны. Тон голоса еще такой, будто Коля недавно зарубил всю его семью, если не хуже. И каково же было его удивление, когда тот спросил про Руслана. Мысль о том, что их приняли за педиков, опередила остальные, и он начал быстро тараторить отговорки, но этому страшному — именно страшному — мужчине был интересен сам Руслан Тушенцов. Инстинкт самосохранения, страх смерти, алкоголь в крови, а может, и самый настоящий здравый смысл тогда побудил его ответить на все вопросы — он не знает. Мозгов, главное, хватило адрес не говорить. Но, видимо, тот и без него с этим справился. — Как мир тесен, — прошептал Руслан. — Ты чего пришел-то?  Коля мнется под Даниным взглядом. Он смотрит уверенно, ехидно и донельзя самоуверенно.   — Проведать тебя. Сигарет принес, Винстон этот твой, компакт с ментолом...  — У него все есть, не переживай. Можешь уходить, если это все, — влезает в разговор Даня.   Коля неуверенно пожимает плечами, рассматривая бардак в комнате. Много всяких вещей: от гречки до... смазки?! Блять, кажется, он прервал что-то слишком личное. А если он умеет понимать людей, то за это ему скоро колени прострелят. Неловкое молчание темной тучей начинало нависать над ними. Напряжение Коли и оцепенение Руслана мешались в коктейль похлеще бурды, что он пил на двадцатилетие. Коля, встряхнув головой, хватает Руслана за запястье, поднимает с ковра и тащит в сторону ванны. Спотыкаясь, Тушенцов только оборачивается на Кашина, приподнимая брови, мол, да я сам не знаю. Его впихивают в маленькую комнатушку, включая тусклый свет. Коля смотрит пристально в его глаза и просит дыхнуть. Когда понимает, что тот трезв, лицо искажается в удивление еще сильнее. Руслан только непонимающе смотрел на него. — Ты же недавно с больнички вышел, да? — тихо спрашивает Коля. Ему согласно угукают в ответ. — А попал ты туда из-за...  — Да.   «Да, из-за того парня, с которым ты меня увидел, угадал». — Тогда почему ты сейчас с ним?   Руслан глаза прикрывает, делая максимально отрешенное лицо.   — А тебя это как ебет? Даня приходил ко мне ежедневно, еду приносил и звонил, о самочувствие спрашивал, а не заскакивает раз в месяц сигарет подкинуть и пригласить дунуть в очередную подворотню. Коля изумленно скривился. Резкий грубый тон его, мягко говоря, удивил.  — Русь, я клянусь, этот тип, когда мы встретились, смотрел мне в глаза как животное. Дико, как я даже не знаю... — Руслан готов метать гром и молнии. Сука, да как они уже затрахали все со своей «заботой». Что мать, звонящая спросить, почему декан позвонил и пожаловался, то Коля, приносящий эти блядские сигареты в надежде на то, что, потратив две сотки, сможет уломать его сходить вместе с ним за гашишем. Даша, что, как вторая мать, трётся рядом и постоянно, как ебаный робот, говорит одни и те же фразы, хотя бы не писала ему последнее время, а этот пришел настроение все испортить своими моралями? Он фыркает саркастично и, поднимая брови, спрашивает: — Как ты под травкой на своих телок смотришь? — бубнит Руслан, смотря на мигающую лампочку. «Вроде, Даня новые купил». — Давай не будешь мне мозги насиловать? Пока мне заебись, не ебите мозги. — Русь, я... волнуюсь. — Волнуйтесь вы все блять о своих доходах, личной жизни. Конкретно ты можешь за зачетку волноваться. Отъебитесь от меня.   — Но...  — Коль, когда это «животное» набросится на меня и захочет схавать, ты будешь первым, кому я об этом скажу, обещаю. Всё, пиздуй, спасибо за заботу, спасибо за принесенные сигареты. Давай звякну, как кишки будут вывернуты из тела. Пиздуй туда, куда-ты там меня затащить хотел. Давай-давай. Коля хотел еще что-то сказать, но, видя лицо Тушенцова, обреченно вздохнул. Наклонив голову, он просто вышел из ванны, направляясь в коридор, обуваясь и тихо закрывая за собой две двери. Уже в подъезде он прошептал себе под нос: — Скоро из тебя кишки вывернут. Выходя из дома, он недолго топчется под дверью, но, закуривая, уходит. Даня только весело наблюдал за происходящим.   — О чем болтали?   — Даша вселилась в него, забей хер, — отмахиваясь, шипит он. — Почему ты назвал его хуевым другом? Где виделись?   — Забе-е-ей хер, — повторяя за Русланом, поет Даня. Быстро перехватывает тюбик со смазкой в руки и, многозначительно смотря, говорит: — Так что, опробуем?   — Нахуй сходи!   — Да ладно тебе, — глумиться он, замечая краснеющие уши. Он хватает Руслана за грудки и резко тянет, заставляя потянуться за ним. От неожиданности он по инерции цепляется за чужие плечи, ударяясь лбом о локоть. Не теряя времени, Даня прижимается ближе, ладони под чужие бедра подкладывая, и рывком сажает того на свои. Ради этого мутного взгляда он и старался. И красных ушей, конечно же. К которым он стремительно приближается, обдувая горячим дыханием.   — Съеби. На первом свидании не даю, — пытается отшутиться Руслан, взаправду стараясь слезть с Кашина. А тот только сильнее к себе прижимает, довольно смотря снизу вверх на недовольное лицо, и смеется тихонько. — А на втором? Какую еще характеристику вписать в свой блокнот о Руслане Тушенцове? Я думал, ты себя ценишь больше, чем на одно свидание.   — Заткнись ты уже. И съеби, — но вставать сам не собирается. Ждет видимо, пока сбросят с себя.   — Заткни, — мурлычет Даня, убирая руки с чужих ног, отбрасывая их назад, упираясь на них. Смотрит возбужденным взглядом, ждет, присматривается.   Мысль, что он об этом пожалеет, испаряется в ту же секунду, как его ледяные ладони прикасаются к горячим щекам, а губы впиваются в чужую довольную ухмылку. Даня сначала глаза в неверии распахивает, ощущая жар чужого рта, но быстро включается, приподнимаясь и обнимая Руслана поперек талии. Углубляет поцелуй, как только тот собирается отстраниться, переключая одну ладонь на макушку, сжимая короткие волнистые волосы и приближая ближе. Его губы были мягкими и теплыми, в них чувствовалась приветливая нежность. Все печали и тоска, которые Руслан носил внутри, растворялись в диких движениях губ Дани. Вселенная прекратила существование, положив на них огромный болт. Только один пытался ухватиться в этом поцелуе за что-то неосязаемое, а второй — найти еще один способ для захвата дофамина. Руслан, целовал сейчас, несмотря на все его заебы, сидел и судорожно дышал через нос и не пытался отстраниться. Шипел иногда, когда Даня самозабвенно кусал за нижнюю губу. Он тоже не промах, и вскоре поцелуй перерос в драку, полноценный бой. Кто укусит за чужой язык первым — тот выиграет. Борьба продолжалась недолго: рука в волосах сжалась сильнее, заставляя его ахнуть от боли, и Даня все-таки смог прикусить чужой язык под грязную ругань Тушенцова, что была прервана сразу после начала. Прежде чем отлипнуть друг от друга, прошло минут пятнадцать, если не все тридцать. Губы онемели, щеки то бледнели, то возвращали краски, волосы у обоих были растрепаны, глаза как слепые. Отстранившись, они дышали, будто пробежали очень длинную эстафету. — Если чувствуешь что-то, упирающееся тебе в бедро, — это телефон. Тушенцов только глаза закатывает и подзатыльник мягкий прописывает.  — Еблан. — Нет, правда. Я держу себя как могу, чтобы не снять с тебя эти блядские шорты. Кофту из принципа снимать не буду. Второй подзатыльник получается сильнее. — Я... — Руслан хочет сказать что-то про слишком быстро развивающиеся отношения, к которым он не готов, но Даня просто накрывает его губы ладонью и шепчет. — Ждем второго свидания, помню. Он только хмыкает в согласии, откидывая лоб на чужое плечо. Кашин зарывается пятерней в короткие волосы, окрыленный всей ситуацией. И насрать на этого пацана, пришедшего не вовремя. Главное, чтоб не распиздел больше нужного, а пока всё хорошо. На лице Дани была довольная улыбка.   На лице Руслана — сомнения. Дни пролетают стремительно, словно птицы в небе. Даня стал приходить всё чаще, а Руслан стал ожидать того у себя в квартире еще сильнее, чем в больнице. Думал, придет тот с чем-то или просто принесет анекдоты и свои глупые шутки. За эти десять, может, двенадцать дней у него появилась привычка встречать Даню в пледе с вышивкой Авроры и глупо улыбаться, когда Даня, обращая на это внимание, говорил об их сходстве. Всегда, когда он приходил, говорил быстро и бессвязно, шаркал ногами и махал руками, словно пытаясь привлечь внимание всего мира к своим чувствам. Это был Даня во всей своей странно-активной красе. Активный, бессвязный, простой и возбужденный. Руслану, правда, иногда казались такие когда-то действия непонятными и даже немного пугающими. Руслан часто присматривался к возбужденно говорящему Дане, предлагая тому отоспаться у себя на диване, на что Даня только отмахивался. Однажды он пришел пьяным, и Руслан, цокая и ворча о том, что «ничего не поменялось», «Время идет, люди никуда, блять, не идут», укладывал того в кровать. В какой-то части его головы сломанным фонариком мерцали предупреждения об опасности, однако он их игнорировал как мог. Потому что ничего не проходит так просто. Кашин что-то бормотал про то, как любит всё и вся на земле, как хочет его обнять и прижать к себе, не отпускать никогда, и прочий бред пьяного человека. Только тому, вроде, уже не восемнадцать, чтобы такую чушь нести, но это не его дело. Уши непроизвольно краснели при любом таком комплименте, и он только фыркал на него, выходя из комнаты, укладываясь на диване. Не хочется просыпаться с этой мордой на одной кровати. Еще и запах спирта вызывал рвотный рефлекс. Постепенно, с каждым приходом Дани, он забывал о мире вокруг себя. Погружался в него, пытаясь понять и принять необычные появления. Мама начала чаще звонить и спрашивать о самочувствии — видимо, Даша что-то сказала, стерва. Коля названивал с Давидом вкупе, вешая свою заботу на уши. Заебали, правда. Он только наладил почти все свои проблемы — учеба не в счет: он на больничном — стал хорошо кушать то, что приносил ему Кашин, почти перестал мучиться параличами, уменьшил дозировку таблеток. Мысли о своей никчемности уносились холодным ветром, когда он снова слышал скрип открывающейся двери. Все становилось второстепенным, когда он был рядом с Даней. Он забывал о своих обязанностях, о своих долгах на учебе и о своем собственном благополучии. Его мир стал окрашенным в яркие краски, а его сердце билось сильнее, когда он видел улыбку на лице Дани. И этого вполне хватало. Хватало даже глупых подкатов, заканчивавшихся пощечиной или злыми рыками на Кашина. Тот, правда, иногда вел себя как мальчишки, подглядывающие через древний папин телескоп, за сексом в окнах квартир напротив. Если Руслан и стал понимать что-то новое, то только нездоровую привязанность Дани к его блядским ногам и волосам. В шортах он не выходил никогда после очередных неловких поглаживаний по коленкам. Может, зацикленность на том самом дне уже и проходила, да и в мыслях было то, что прошло уже пять лет, люди меняются, можно не акцентировать внимание на такие приколы, но Руслана все равно в дрожь бросало от любого прикосновения к голому участку кожи. Пресуппозицией во всем предложении было: «а вдруг не изменился», из чего дальше строились остальные не самые приятные ассоциации. Но Руслан силился блокировать всю эту депрессивную кашу в голове. Зачем вспоминать о прошлом, когда есть настоящее? А в нем пока все хорошо, спокойно и уютно. Тепло до жара на кончиках пальцев и донельзя приятно, поэтому к черту все прошлые заморочки. «Сказать легче, чем сделать». Потому что если боязнь к присутствию Дани прошла быстро и как-то слишком легко, остальные страхи оставались на своих местах. От прикосновений до пьяного говора. А проблемы были только в том, что тот не раз приходил ночью. Приходил с перегаром, шаткой походкой, несмешными шутками и засосами на шее. Последнее едкой ревностью пробирало каждый участок его кожи мелкими паразитами. Причем кусающимися и впрыскивающими яд. Да, они просто друзья, но постыдился бы хоть. Сначала свои тупые влюбленные речи толкать, а потом вваливаться к нему, будто своего жилья нет. О котором, к слову, Руслан спрашивал, но Кашин, ебаная мисс загадочность, отвечал только немногословно и говорил, что у него там скучно. Но дни шли, и ничего не менялось: Даня приходил к нему стабильно раз в день, иногда доставая того прогуляться. Декабрь месяц не самый приятный — холодный до жути, суетливый и бесячий. Все к Новому году готовятся, на улице гололед, малолетки в поворотах... В общем, все это было причиной возникновения его антипатии к гулянкам зимой. Но Даня настаивал, сам приносил куртку, штаны, теплые носки. Шарфом шею оборачивал и, улыбаясь так привычно, выгонял его из теплой квартиры. На улице морозно. Решимости насладиться этим вечером был наполнен только один из них — Руслан не упускал возможности сказать, что идея прогуляться донельзя тупая. Они шли по заснеженным тропинкам, наслаждаясь «красотой» зимнего Питера. Серость, голые деревья, рабочие на дорогах, посыпающие их солью или песком, и тусклый свет солнца, редко просачивающийся сквозь тучи. Только вечерами снег искрился под светом фонарей, а яркие вывески магазинов добавляли красок в этот унылый пейзаж. Но жаловался Руслан не на это, а в основном просто, чтобы поворчать. Он искренне наслаждался такими прогулками. Когда забываешь обо всем, понимаешь, что скоро Новый год, а это идет в комплекте с десятью днями отдыха, не думаешь о всякой дряни и только пассивно принимаешь нужную дозу психотропных по утрам, которую прописали в последний раз. Болтали о всяком: от планов на будущее до моментов из прошлого. Вспоминали глупые моменты, обходя неуютные темы. Даня старался не напоминать о конкретных случаях, а Руслан просто старался впитывать только позитивное о прошедших годах. Иногда Кашин, будто забыв обо всем, брал Руслана за руку и бежал куда-нибудь, смеясь, пока тот, путаясь в ногах, материл его и отказывался на очередную супер смешную затею. Заходили в кафе погреться, где Тушенцов неизменно заказывал маленькую чашку эспрессо, а Даня только глаза закатывал, говоря официантке о двух порциях десерта. Знает, что у того в желудке, кроме этого кофе, только вчерашний суп. Гуляли они недолго, но удачно почти всегда: от обычных смешных посиделок на детских площадках, куря и смеясь с голубей, до походов на новогодние ярмарки, где Даня раскошеливался, покупая им шапки Дедов Морозов с претензией ходить в этом до конца жизни. Кто такой Руслан, чтобы отказывать такому веселому и наслаждающемуся жизнью Дане? Пришлось напяливать на голову этот стыд и, как два болванчика, расхаживать по городу под недоумевающие взгляды бабушек и женщин с колясками. Одной из светских идей Кашина было сходить на каток. И снова, под бубнеж и проклятья, они пришли в какую-то новомодно построенную площадку с обилием льда, но после первых трех падений Дани на задницу и болезненных стонов под ехидный смех Руслана они оттуда ушли. Этот вечер ничем не отличался от предыдущих: его выперли из дома, бубня, что тот скоро «зачахнет», одели и, как псину какую-то, только без поводка, выгуливали. Пока один рассказ сменялся другим, Руслан, пассивно слушая, чуть не глохнет, слыша громкий голос над ухом. — Спорим, я его достану? — глупо улыбаясь, спросил Даня, головой махая в сторону лежащего на козырьке подъезда котенка. Подняться туда, в теории, можно было: зайти в парадную, подняться по лестнице и, открыв окно, выйти на каменный навес и забрать пищащего кота. Проблема была только в том, что дверь после «Аберто» не откроется. Поэтому Руслан только ядовито фыркнул и сказал: — Спорим, — он трёт руки, пытаясь согреть красные ладошки, и смотрит на маленького серого котёнка. Тот пискляво мяукает, как будто сам не спрыгнул из квартиры. А как по-другому кот мог оказаться на ебаном козырьке? — На что? Вопрос был проигнорирован. Даня, достав руки из карманов куртки, вприпрыжку побежал к старой сталинке. Руслан только глаза закатывает и придумывает, что попросит у этого русского Уэйна. Смотрит вполглаза на то, как Кашин руками хватается за водосток и, сильно сжимая его, хруст железа резко скребет по ушам. Подпрыгивает и повисает в метре от земли, уперевшись ногами о кирпичную стену. — Видал, что могу? — самодовольно говорит Даня, руки выше цепляя и полноценно становясь в таком положении. Ебаный Питер Паркер. Рот Руслана, до этого судорожно согревающий ладони, теперь был открыт от шока. Потому что Даня в самом деле лез по ебаной столетней трубе, ничуть не боясь упасть, и, добравшись до первого балконного выступа, хватается за него, подтягиваясь, с первого раза поднимает весь свой вес, садясь сверху. Он встает, деловито отряхивает спортивки и, улыбаясь, машет Руслану рукой. В ответ на средний палец только гогочет громко, шагает до козырька с котенком. Протягивая руки, ждет, пока тот сам к нему подбежит. Маленькая дворняжка только шипит на него, испуганными глазами недоверчиво смотря на предложенные руки. И тогда Кашин одной ногой поднимается на навес, подпрыгивает и на корточках оказывается в метре от серого, пушистого и донельзя испуганного животного. Хватает его за шкирку, засовывает под куртку и спрыгивает. Стон при падении был наигран, Руслан мог руку на отсечение дать. А Даня только с лукавой ухмылкой подходил к нему. Писки котенка становились громче, его маленькие серые ушки прижались к голове и дрожали. — Отдай, придурок! Ты его сейчас задушишь, идиота кусок! Даня смеется, но кота из куртки достает. Руслан рассматривает его внимательно: маленький комочек шерсти, который либо вынужден выживать на улице, либо сбежал из комфортных условий. Такие мысли были у него. Серая шерстка местами свалявшаяся, запутанная. «Возможно, лишай есть», — пронеслось у него в голове. Желтые маленькие глаза испуганно смотрели на него, занимая, по ощущениям, большую часть всей мордочки. Облезший короткий хвост, маленькие тонкие лапки. Когда он взял кота на руки, худоба и жесткость шерсти огорчили его еще раз. Значит, бездомный. — И куда мы его? — вдруг спрашивает Даня, смотрящий на это, умиляясь. В детстве у деда Руслана тоже был кот, только тот был злым и вообще не ручным, из-за чего тот только материл животное, в очередной раз безосновательно вцепившееся в ногу острыми когтями. А сколько радости было у него в глазах, когда Кашин приносил ему котят с улицы, и они покупали им корма, вкусностей и строили шалаши из палок. Правда, из их новых пристанищ коты часто сбегали раньше времени, но грусть проходила с приходом нового бездомного ушастого. — Я откуда знаю? Это ты его достал, — шипит Руслан, поглаживая маленькую головку котенка. Тот все уши зажимает и пищит жалобно. — Будешь? — предлагая сигарету, говорит Даня. В ответ тихо угукают. — Можем его к тебе, а потом уже куда-нибудь пристроим. — Издеваешься, блять? — несмотря на свой тон, зажигалку из чужих рук послушно берет, одной рукой закуривая, другой держа котенка. — Мне себя прокормить в тягость ебейшую, а тут он. — Тебе и дерьмо за собой убрать в тягость, ничего, живешь же как-то. Он с глупой ухмылкой на лице уворачивается от удара в грудь. — Подъеб засчитан. Про срач в его квартире Кашин индивидуальностью не выделился: так говорят все, хоть раз бывающие у него. — Ты, к слову, спор проебал. Руслан только стонет и качает головой. — Давай потом. — Неделю приносить мне пиво или отсос... Удар в плечо был резким и несильным. Даня только посмеялся с сердитого лица. Некоторое время они еще стоят в молчании, куря, слушая только писклявые визги котенка у Руслана в руках. Мысли о том, куда все-таки пристроить котенка, лились ручьем по всему телу, пока Даня, не взяв его за запястье, не повел куда-то. На недоуменный взгляд, тот только улыбнулся. — Мы слишком долго гуляем, ты замерз. Пошли домой, там всё решим. То, что «домой» подразумевает его хрущевку, было само собой разумеющимся. Тушенцов соглашается на это усталым вздохом и, нелепо шагая, идет вслед за Даней. — Я полностью... — под писклявый бит котёнка начинает бубнить себе под нос Руслан первое, что вспомнилось. — ... в тебе, по уши в дерьме, — ему не дают допеть строчку. Даня перехватывает, более подходящим голосом продолжая строчку. — Боже упаси стать твоим мужем, — фыркает Руслан. Даня смеется с этого, закидывая руку на чужое плечо. По приходу в квартиру они сразу выпустили пушистый комок на твердый ковер, снимая уличную одежду. Кашин машинально проходит на кухню, наполняя чайник и ставя его на плиту, пока Руслан присел напротив котенка, рассматривая того. Дрожащий, пищащий, с каким-то наростом под шерсткой, серый, с покрасневшими глазами в уголках которых, кажется, был гной. Даня принес две чашки с чаем, поставил их на ободранный столик, передвинутый с кухни, и, садясь рядом, рассматривал картину перед собой. И грустно, и мило. Грустно от этого пищащего маленького комочка шерсти, а мило... Руслан — вот что мило. Его сведенные к переносице брови, закусанная губа и хмурый взгляд, тщательно рассматривающий котенка. Купленный по дороге мягкий корм был насыпан в какую-то первую попавшуюся под руку чашку и любезно поставлен рядом с котенком. Тот или без обоняния, или на улице воробья сожрал, но на еду даже не посмотрел. — Как назовешь? — Надо сначала узнать, мальчик это или девочка, — тихо сказал Руслан. Запах клубничного чая наполнял комнату, и он неосознанно улыбнулся, как будто еще не привык к тому, что Кашин помнит о его любви к этому напитку. Он переворачивает кота на спину, внимательно смотрит и, приподнимая уголки губ, говорит: — Мавка. Она девочка — будет Мавкой. — Если и в этом есть какой-то смысл, я тебя ударю, — смеется Даня, делая глоток обжигающей жидкости. Черный чай с сахаром был, наверно, его характеризующим напитком. — Пф, ты меня переоцениваешь. Просто ей подходит это имя. И улыбается ласково, смотря на свою новую Мавку. Даня уже хотел что-то ответить, как телефон начинает вибрировать в кармане. Он смотрит на экран, закатывает глаза и уходит в другую комнату. Руслан не помнит, сколько времени он там пробыл, но вернулся Кашин под звук сопения Мавки и его мутный взгляд. — Русь, работа. Я пошел. Быстро обуваясь и накидывая на плечи куртку, он, несмотря на Тушенцова, кидает тихое «завтра не приду» и выходит, негромко хлопая дверьми. Руслан на это только плечами пожал, постепенно засыпая на жестком ковре с Мавкой на коленях.

***

Темный кабинет с ходу украшала картина в золотой рамке, снизу которой было выгравировано: «Его Величество» Уильям Холбрук Бирд. Опять на аукционе каком-нибудь по пьяни купил, проносится в голове Дани. Это место он не посещал давно, из изменений только отросшая борода на лице дяди и эта блядская картина. — Зачем я тебе? — без прелюдий решил спросить Даня. — А как же приветствие? Я думал, что научил тебя этому. Даня прыскает на его слова, садясь на одно из кожаных кресел. Он стал свидетелем жестокости и лицемерия Федора уже давно, и с годами отвращение превратилось в нечто похожее на ненависть. Каждое слово этого человека вызывало у него омерзение. Высокомерный тон, хитрый прищур и эгоцентричные манеры будоражили каждый нерв. Порой он чувствовал себя словно запертым в клетке с хищником, его разум бегал, ища любую возможность сбежать от этой удушающей ненависти. В последнее время во снах ему приходили образы, как он сводит счеты с дядей, наблюдая, как тот мучается и молит о пощаде. Но, проснувшись, быстро забывал о своих влажных мечтах, собираясь к Руслану. Видя его, ненависть росла, опутывая все тело колючей проволокой, оставляющая неизгладимые шрамы. Каждый взгляд этого мужчины становился острым осколком, пронзавшим его душу, каждый разговор – ядовитым коктейлем, отравлявшим его мысли. Запах кисло-сладкой травки не выветривался здесь даже с открытыми нараспашку окнами. Весь пафос, вплоть до запаха дорогого спайса или ганджи, мужчина предпочитал оставлять при себе. Нагромождение старинных книг, фолиантов и вырванных листков покрывало массивный письменный стол из темного дуба. Сквозь облако табачного дыма проступал силуэт. Его морщинистое лицо с блеклыми глазами пряталось за темнотой всего помещения, созданной тяжёлыми бархатными портьерами на окнах. Душно тут. Он делает тягу сигары, выдыхая сиплый дым, и смотрит на Даню, приподнимая брови. И улыбается своей ебаной, блядской, насмешливой улыбкой. — Ты сказал прийти к тебе, — он прокашливается и продолжает, положив ногу на ногу. — Я пришел. — Даже не спросишь, зачем я тебя уговаривал с полчаса? — Спрошу, но сначала узнаю первопричину. Федор хрипло смеется, туша недокуренный косяк о дорогую пепельницу. — Мой главный наёмник перестал появляться на работе... — Потому что нет заказов. Дальше, — он максимально не хочет сейчас выслушивать длинные монологи с непонятными ему словами, поэтому, закатывая глаза, перебивают мужчину. В ответ только хмыкают. — Хорошо. Хо-ро-шо, — напевает прокуренный голос. — Глаза есть у всех и везде, ты же знаешь это? — Да. — Тот мальчишка, которого ты так усердно и до греческих колен искал, переходит всякие нормы, Данил. — Данила. По паспорту, дядь. Так что по поводу «мальчишки»? — Эти детские замашки при себе оставь. А по поводу нашего внебрачного знакомого... Я бы по-хорошему предложил тебе оборвать с ним провода. Он негативно влияет на тебя. — «Он хочет уйти от вас» женским голосом отдается где-то в голове. — Но твое лицо говорит мне, что ты не хочешь делать всё благоприятно. Поэтому даю тебе выбор: или ты убираешь Руслана Тушенцова из своей жизни, или мы убираем Руслана Тушенцова из твоей жизни. Даня в немом шоке сидел, облокотившись на ручку кресла, в оцепенении смотря на мужчину. Слышав эти мерзкие слова, сердце неприятно екнуло. Словно кто-то с силой ударил его под дых, полоснул ножом и оставил его задыхающимся с окровавленной шеей на асфальте. Шок, недоверие и странный трепет боролись на мечах внутри. Он не мог поверить, что этому старикану хватит ума предложить ему такое. Ярость горящим огнем на сене разжигалась, превращая его кровь в кипящий адреналин. Отчаяние обхватило его, паника парализовала разум. Страх сковывал тело, грозя полностью поглотить. Кому, как не ему, знать о серьезности слов этого человека? Если он не заблокирует и снова не пошлет на Руслана болт, того мать через пару дней с тремя выстрелами в груди найдет. — Первое, — хрипло шипит Даня и вскакивает с насиженного места, выходя из кабинета. «Суггестия — единственный способ помочь тем, кто нуждается в помощи», — пролетает в голове Федора, спокойным взглядом смотрящего на уходящего племянника. На улице Даня первым делом достает сигареты и телефон, дрожащей рукой поджигая ее, второй судорожно ища нужный номер на холодном экране. Первый, второй, третий, и на четвертый гудок трубку берут, говоря негромкое «Алло?». — Здравствуйте, завтра в десять утра к вам подъедет черное BMW. Я выйду к вам, — тараторит Даня, не узнавая своего голоса. В ответ только сонное «Хорошо».

***

Сквозь грязные окна проникал лунный свет, освещая комнату и создавая причудливые тени на стенах. Воздух был тяжёлым и спёртым, пахло пылью и остатками заварки клубничного чая. Тишину нарушали сопения двух спящих на протертом ковре и редкие удары колышущихся ветром деревьев о грязное окно. В глубинах ночи, когда сумрак окутал землю, в крошечное тельце котенка кольнула вязкая боль. Глазки, когда-то аккуратно вытертые ватными дисками, потускнели, их блеск сменился мутью боли. Дыхание стало хриплым и прерывистым, каждое движение давалось ей с огромной мукой. Маленькое сердце билось все слабее и слабее. Она слезла с колен парня, отползая подальше из последних сил. Шерстка, не так давно отмытая и ставшая более-менее мягкой, покрылась мурашками и стала матовой. Беспомощность сжимала маленькую грудь. С каждым прошедшим часом приближалась неминуемая смерть. Когда рассвет окрасил небо проблесками света, она без сил упала на ковер. Ее тельце содрогнулось в последнем вздохе, жизнь покинула Мавку под сонное бормотание Руслана, неосознанно гладящего свои колени.