Конфигурация

Зима 1989

Зима сковала город в ледяные объятия, но в квартире Вити пылал огонь, жаркий и неистовый, как и он сам. Его кудрявые волосы, светлые с рыжим отливом, разметались по подушке, когда он навис надо мной. Его голубые глаза, в которых плескалась смесь страсти и наглости, буравили меня насквозь. Он был так молод и так красив в этот момент, словно бог из греческих мифов, сошедший на грешную землю. — Ты горишь, — прошептал он, его голос был хриплым, как будто он тоже был на пределе. — Угу, — выдавила я, чувствуя, как внутри всё дрожит от его прикосновений. Его губы накрыли мои, и мы утонули в поцелуе, где не было ни нежности, ни любви, лишь чистая животная страсть. Его руки блуждали по моему телу, оставляя за собой горячий след, и я, словно кукла, позволяла ему делать всё, что он захочет. Я почти никогда не отказывала ему. Это был как негласный договор, и я считала, что это мой долг. Словно так и должно быть. — Давай, малышка, — произнёс он, и его голос прозвучал хрипло и откровенно. — Тебе хорошо? — Очень, — выдохнула я, чувствуя, как всё внутри дрожит. Я чувствовала себя словно утопающей в его прикосновениях. Его руки сжимали мои бёдра, его губы ласкали мои соски, и я стонала, и он тоже стонал. Но я не знала, что это: то ли удовольствие, то ли боль. Я просто чувствовала, как Витя проникает в меня, а моё сердце остаётся холодным и отстранённым. Он был в своей стихии, словно рождён для этого, а я была лишь наблюдателем, пленником его желаний. Он не стеснялся своих слов, говорил мне, что хочет сделать, и делал это. И в его уверенности читалась и его опытность. — Да, да, — шептал он, его голос становился всё более хриплым и требовательным. — Вот так. Хорошая девочка. И я чувствовала себя не девочкой, а какой-то вещью, которую он использовал для удовлетворения своих желаний. Я чувствовала, как его тело пронизывает меня, а моя душа остаётся где-то далеко, одиноко и потеряно. Я знала, что это всё неправильно, что я должна вырваться из этих оков, но страх и какая-то необъяснимая надежда удерживали меня на месте. Когда всё закончилось, Витя откинулся на подушки, словно выжатый лимон. Его тело было мокрым, его волосы растрёпаны, но его голубые глаза всё так же светились азартом, словно он был готов к следующему раунду. Он закурил свою сигарету и посмотрел на меня с прищуром. — Ну что, котёнок? — произнёс он, выпуская дым. — Понравилось? Я встала с кровати, стараясь не смотреть на него. Накинула его огромную футболку, которая пахла потом, табаком и какой-то дикой мужской силой, от которой у меня мурашки по коже. — Нормально, — пробормотала я, отворачиваясь. — Нормально? — хмыкнул он. — Это что, всё? — Да, — ответила я, не глядя на него. — Ладно, — пожал плечами он, — пора мне. Дела. — Да, давай, — произнесла я, уже мыслями убегая из квартиры. Он чмокнул меня в лоб, как будто отмахнулся от назойливой мухи, и вышел. Я осталась одна в тишине, с этой пустотой, которая всегда поселялась во мне после его прикосновений. Мамины слова про то, что «он меня бросит и обрюхатит», крутились в моей голове, словно заезженная пластинка. Я взяла телефонную трубку — старый, тяжелый аппарат с диском — и набрала номер Ангелины. Каждый оборот диска сопровождался щелчком, словно отсчитывая секунды моего сомнения. На другом конце провода раздался мягкий, словно бархатный, голос Ангелины. — Алло, — промурлыкала она, словно кошка, потягиваясь. — Привет, это Лиза, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Лизка! — она обрадовалась. — Ну как ты? Что-то случилось? — Нет, всё нормально, — соврала я, — просто хотела увидеться. Ты сегодня свободна? — Для тебя всегда, — хихикнула она, — приезжай, поболтаем. — Ты у себя? — неуверенно спросила я, представляя себе ее роскошную квартиру. — Ну а где же еще, милочка? — самодовольно ответила она. — Жду. Я быстро собралась, стараясь одеться неброско, но со вкусом. Надела свои джинсы, свитер и, накинув куртку, вылетела из квартиры. Квартира Ангелины располагалась не в самом центре Москвы, но по ощущениям это был совершенно другой мир. Большие окна выходили на тихий дворик. Сразу было понятно, что это квартира её продюсера. Я видела ее впервые и чувствовала себя неуютно в этой роскоши. Ангелина открыла дверь, одетая в полупрозрачный шелковый халатик, под которым виднелось кружевное белье. Её блондинистые волосы были аккуратно завиты, а на лице красовался лёгкий макияж. От неё пахло чем-то дорогим и экзотическим, что словно переносило меня в другую страну. — Лизка! — она расплылась в широкой улыбке, поправляя непослушную прядь. — Заходи, милочка, как всегда — в своём стиле. Я вошла, оглядываясь по сторонам. Комната была обставлена антикварной мебелью, на стенах висели картины, а на полках стояли дорогие статуэтки. — Ну и хоромы! — усмехнулась я, стараясь скрыть своё восхищение. — А тебе не страшно тут одной жить? Вдруг он обманет тебя или… хуже? Ангелина закатила глаза и, махнув рукой, ушла в гостиную, жестом приглашая меня следовать за собой. — Лиз, детка, — она села на мягкий диван, — худшее в моей жизни уже позади. Я села напротив нее, разглядывая её ухоженный вид. — Ты всегда так шикарно выглядишь, — сказала я. — Как тебе это удаётся? — Секрет, — лукаво подмигнула она. — Ладно, чего пришла? Говори, ты же не просто так. — Хочу на кастинги, — выпалила я, как на духу. — У тебя ведь есть знакомые? Ангелина кивнула, постоянно поправляя свои светлые волосы, и поджала губы. — Есть, конечно, — ответила она, — но... только через постель, ты же понимаешь? Я покачала головой. — Нет, не понимаю, — ответила я. — Я так не могу. Есть другой шанс? Ангелина пожала плечами и провела рукой по своей густой шевелюре. — Ну, может и есть, — ответила она. — Если что, я скажу. А ты не хочешь сменить имидж? — она окинула меня взглядом. — Ты тоже хороша, но брюнеткой сейчас мало кого удивишь. Я усмехнулась. — Спасибо, но меня пока устраивает, — ответила я. — Лучше скажи, как у тебя там с Витей? Ангелина лукаво улыбнулась, её глаза блеснули. — Как он в постели? — спросила она как бы невзначай. Я покраснела и неловко отвела взгляд. — Нормально, — соврала я, стараясь не выдать своего смущения. — Нормально? — переспросила Ангелина, приподняв бровь. — Что значит «нормально»? Ты же знаешь, что… — Зачем спрашиваешь, если и так знаешь? – перебила её я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Ангелина засмеялась и поправила свои блондинистые волосы. — Да так, из любопытства, — ответила она. — Не кипятись. Ладно, чем займёмся? Остаток дня мы провели в разговорах. Ангелина рассказывала о своих поездках, о знакомствах, а я слушала, но в глубине души чувствовала себя потерянной. К вечеру, когда пришло время уходить, она подарила мне огромный флакон своих духов. — Это тебе, — проговорила она, — на удачу. И ты это... не пропадай. Потом, неожиданно, она наклонилась, поцеловала меня в щёку и крепко обняла. — Береги себя, Лизка, — прошептала она на ухо. Я вышла из её квартиры, словно проснувшись от долгого сна. Мамины слова, пустота после Вити и этот новый мир Ангелины – всё это кружилось в моей голове. Я шла по заснеженной улице, чувствуя себя потерянной и одинокой, и мне стало так холодно.

***

Дни тянулись один за другим, словно однообразные бусины на нитке. Казалось, вечность, и я жила как во сне, где каждый день был копией предыдущего. *** Зал ожидания. Я сижу, чувствуя себя как пойманная птица, сжимая в руках листок с текстом моей песни. Текст, который я написала ночью, когда не могла уснуть от тоски. «Следующая!» — раздаётся громкий голос из-за двери, и сердце подскакивает к горлу. Я встаю, ноги дрожат, но я заставляю себя идти. Я захожу в комнату, и яркий свет софитов бьёт мне в глаза. Члены жюри сидят за столом, и их лица бесстрастны. Они ждут, что я им покажу. — Имя? — звучит голос продюсера, такой безразличный. — Лиза, — отвечаю я, стараясь не выдать своего волнения. — Ну покажи, на что ты способна, — говорит он, и я чувствую, как всё внутри сжимается. Я начинаю петь. Мой голос, сначала тихий и неуверенный, постепенно набирает силу. Я пою о своих мечтах, о своей тоске, о своём желании вырваться из этого порочного круга. Моя песня – это часть моей души, и я вкладываю в неё всё, что у меня есть. Я пою так, как будто это мой последний шанс, как будто это единственное, что у меня осталось. Но когда я заканчиваю, в зале наступает тишина. Тишина, которая ранит. — Спасибо, мы вам перезвоним, — произносит продюсер, не глядя мне в глаза. Я выхожу из комнаты и чувствую себя опустошенной и никчемной. Я слышу шёпот за своей спиной: «Голос неплохой, но этого мало…». И я понимаю, что они правы. Моего голоса мало, чтобы вырваться из этого плена. *** Музыкальный класс. Маленькие дети сидят и с нетерпением ждут начала урока вокала, и все их маленькие глазки устремлены на меня. — Здравствуйте, мои юные певцы, — произношу я, стараясь сделать голос бодрым. — Здравствуйте, Елизавета Юрьевна, — отвечают они хором, и я невольно улыбаюсь. — А вы сегодня будете петь? — спрашивает маленький мальчик, и я на мгновение замолкаю. — Нет, сегодня мы будем учиться петь, — отвечаю я, и мой голос звучит грустно. Девочка в розовом платьице говорит, что тоже хочет петь, как я, и я понимаю, что все они мечтают. Они верят в свои мечты. И я должна помочь им поверить в себя и не совершить моих ошибок. Я начинаю урок и учу их азам вокала. Я показываю, как правильно дышать, как раскрывать голос. Но внутри меня всё сжимается от боли. — Теперь вы, — говорю я, — попробуйте ещё раз и вложите всю душу в свою песню, не бойтесь раскрыться. И я понимаю, что не могу научить их тому, чему не смогла научиться сама. Я не могу научить их, как преодолеть свои страхи, как поверить в себя, как стать счастливыми. *** Вечерами, и не только, я возвращалась в объятия Вити, в его жаркую и по-прежнему манящую меня постель. И всё повторялось снова и снова. *** Комната Вити после ночи страсти. Бельё раскидано, запах сигарет и пота витает в воздухе. Я лежу на его груди и чувствую его сильные руки, но внутри меня пустота. — Ты сегодня была особенно хороша, — шепчет он, его голос хриплый от недавней близости. — Правда? — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, но в душе ничего не дрожит. — Конечно, — он проводит рукой по моим волосам. — Ты моё сокровище. Я молчу, потому что знаю, что для него я не сокровище, а всего лишь ещё одна игрушка. — Зачем ты так говоришь? — тихо спрашиваю я, но он словно не слышит моего вопроса. *** Витя протягивает мне бархатную коробочку. Я открываю её и вижу золотое кольцо. Но это ничего не вызывает, кроме отвращения. — Это тебе, — говорит он с довольной улыбкой. — Нравится? — Красиво, — выдавливаю я, но мой взгляд холоден. — Что такое? — хмурится он. — Ты не рада? — Я не знаю, зачем ты это делаешь, — отвечаю я, стараясь сдержать гнев, который вот-вот меня поглотит. — Я хочу сделать тебе приятно, — он берёт мою руку и надевает кольцо на палец, но я чувствую себя скованной. — Разве я не прав? Я не отвечаю, а просто смотрю на кольцо, которое давит на мой палец. — Что с тобой? — спрашивает он, и я чувствую его фальшь. — Ничего, — отвечаю я и не хочу больше продолжать этот разговор. *** Я жду его в его квартире. Он возвращается поздно ночью, уставший и злой. Его одежда пропахла табаком и чужими деньгами. Я смотрю на него и понимаю, что он ничем не отличается от тех, кто его окружает. От этих мерзавцев. — Ты где был? — спрашиваю я, но мой голос звучит устало. — Дела были, — отвечает он, не глядя на меня. — Не ждала? — Я всегда жду, — говорю я, и в моей интонации слышится обречённость. — Ну что ты как бабка? — грубо отвечает он. — Чего тебе? Я молчу. Молчу, потому что знаю, что он меня не слышит. Молчу, потому что не хочу быть такой же, как он. — Ты меня бесишь, — произносит Витя и идёт к кровати. Я сижу на диване и наблюдаю за ним, чувствуя как всё внутри меня кипит от отвращения. — Я знаю, — тихо отвечаю я. Я возвращалась в объятия Вити, в его жаркую и по-прежнему манящую меня постель, и всё повторялось снова и снова. Он по-прежнему был в своих рэкетирских делах, он дарил мне подарки, но я смотрела на них с отвращением, потому что всё это казалось фальшивым и пустым. Он был таким же, как и те, с кем он делал свои грязные делишки, и это меня пугало. Он был прекрасен и пылок, но в то же время он был и зверем, не ведающим ни любви, ни сострадания. Жизнь превратилась в день сурка, где каждое утро было похоже на предыдущее, а каждый вечер был похож на другой. Но я продолжала свой бег по кругу, словно белка в колесе. И всё бы продолжалось так и дальше, если бы однажды вечером, когда зимний город погрузился во тьму, а слабый свет фонарей едва освещал дорогу, я не встретила её. Снег мягкими хлопьями падал на землю, укрывая всё белым покрывалом. Я шла домой, стараясь не замечать холода, когда вдруг увидела её – тётю Аллу. Она стояла у витрины какого-то магазина, закутанная в старый платок. Её глаза, всегда такие добрые и лучистые, казались потухшими и печальными. Я так давно её не видела, и у меня словно ком встал в горле. Сердце забилось быстрее, и чувство стыда окатило меня, как холодный душ. Как же я могла так долго её не навещать? А ведь она звала меня на дачу и была всегда так добра. Я подошла к ней, стараясь скрыть своё смущение. — Тётя Алла? – тихо позвала я. Она повернулась, и я увидела, как её глаза наполнились слезами. — Лизонька, — прошептала она, — это ты? Как же я рада тебя видеть. Мы обнялись, и я почувствовала, как её тело дрожит. — Что с тобой? — спросила я, чувствуя, как внутри всё сжимается от тревоги. — Да вот, — вздохнула она, — отняли всё, проклятые рэкетиры. Оставили меня без ничего. Я знала эту историю. Я знала, что её лавку отняли и что она осталась без средств к существованию. И мне было так стыдно. — Мне так жаль, — произнесла я, не зная, что ещё сказать. — Ничего, милая, — ответила она, — главное, что ты жива и здорова. Мы ещё немного поговорили, и я почувствовала, как теплота её души согревает меня в этот морозный вечер. Потом мы попрощались и снова обнялись. Я пошла дальше, снег всё также падал, как будто заметая все мои прошлые грехи, и я вдруг увидела его. Он стоял на другой стороне улицы, и я сразу узнала его силуэт. Это был Каверин. Мы встретились взглядами, и наши глаза словно столкнулись. Он, как всегда, был в своём пальто, с суровым и непроницаемым выражением лица. Мы не обменялись ни словом, ни жестом. Мы просто качнули головой друг другу, словно какие-то тайные сообщники, у которых есть секрет, который они обязаны хранить. Но кое-что я для себя решила...