Лёгкий путь не для него

      — Тебе остаётся только закалять тело, Тодзи, — сварливо смаковал отец его имя, будто его заставляют есть мешок червей, — Раз больше ничего ты не можешь.       Так реагировали на порывы мальчика, когда тот пытался доказать, что он хоть что-то да может, когда он абсолютно честно старался освоить какие-то приёмы, техники, как бы там это не называлось. Однако от злости, он, стоило ему топнуть со всей дури, разрушал уложенную в особняке и его дворах плитку. Это отец, глава семьи, и подметил.       В пример Тодзи ставили Дзиничи, осваивавшего всё новые и новые искусства — те самые, что так любит клан Зенин — паранормальные, магические. Тодзи не проявлял того же. Он не мог своим кулаком, как его старший брат, сместить столб, пробить стены, забить до смерти. Тем более, что Дзиничи старше Тодзи на одиннадцать лет! В семье всегда требовали от маленького Зенина многое.       В свои шесть лет он только и мог делать, что сидеть и ждать, когда хоть кто-нибудь из тренирующихся на площадке займёт его и попробует позаниматься с ним. В один момент отец, глава клана, в конце концов сдался и просто назначил тренировки силовые: только закалять тело, как он и сказал. Тренировки были изнурительные. Шестилетнего ребёнка заставляли делать не только физические упражнения, но и таскать тяжести, лишать опоры под ногами, привязывать ноги к цепям и бежать, пока он не освободится из цепей, чтобы то не значило. В него бросали мусор при полном попустительстве главы клана.       Единственным, кто хотя бы не выставлял своего плохого отношения к мальчику напоказ, был Дзиничи. Все остальные насмехались в открытую: оставляли пощёчины, били за малейшую провинность. Когда младший сын главы клана стал расти, в нём росла ненависть к клану. Но и он не отставал от остальных. Не будучи одарённым так, как семья того хотела, он развивался в том, что природа ему дала вместо этого. Не забывал юный Зенин о своём интеллекте. С каждой прочитанной книгой он узнавал всё больше нового для себя, что от него скрывали Зенины, как от чёрного и гнилого пятна в их семье.       Он уже начал побеждать их элитную гвардию, будучи ребёнком, и всё равно в него плевали, на него огрызались, срывали всю злость. После загадочной смерти отца, который не испытывал особой привязанности к сыну, состояние унаследовал дядюшка Наобито. И после этого травля лишь обострилась: ему не стеснялись не просто поставить подножку или дать пощёчину, но и избить, поджечь края его одежды, пороть за малейшую провинность, использовать в качестве слуги и лишать занятий. Жизнь в этой семейке была кошмаром.       Можно было подумать, что Зенины хотят его убить. Да, им было бы проще, умри Тодзи. Но ещё не было такого, чтобы они действительно убили своего родственника прямо и бесцеремонно, хотя мучить его до смерти они вполне могли. Сначала юноша их боялся, а потом перестал — не для того он закаляет себя, чтобы позволить упырям проглотить его дух и не подавиться. Ожесточился его собственный взгляд. Лицо лишилось детской припухлости на щеках.       Брат Дзиничи, как и отец, не испытывал к младшему каких-то тёплых чувств. Однако тот оставался высокопоставленным Зенином, который мог похлопать Тодзи по плечу и скрыться, ни коим образом не объясняя своих действий. Впрочем, не считая этого жеста, Дзиничи часто хвалил старательных родственников — их было так много, что Тодзи не утруждал себя необходимостью запомнить их имена.       На одного из Зенинов из гвардии клана он бежал, сломя голову, а он, не в силах отследить его движения из-за огромной скорости, пропустил удар. Он упал очень сильно повредил голову. Такие моменты подрастающему мужчине доставляли единственное удовольствие в клане Зенин, на время погашая его желание убить всех Зенинов.       — Психопат! Он специально так сделал, а не потому что проходит тренировка, — орал потерпевший далёкий родственник с дрожащим от ярости гадким голосом, граничащем с плачем.       На его крик сбежались глава гвардии, несколько сыновей Наобито и дядя Оги, младший из братьев покойного отца. Вокруг царила напряжённая атмосфера, словно воздух был насыщен электричеством. Дядя Оги, заплетавший волосы в косу, подошёл к месту происшествия с выражением недовольства на лице. Он деловито сложил руки за спину и, с подозрением осматривая как двор, так и юного племянника, которого обвиняли в нанесении травм. Но пытался ли он понять, что же произошло на самом деле?       Риторический вопрос.       Этот человек не был ни общительным, ни справедливым. Он всегда предпочитал держаться на расстоянии, избегая откровенных разговоров. В его характере было много упрямства и гордыни, и он никогда не упускал возможности продемонстрировать своё превосходство. Самолюбие дяди Оги было настолько велико, что он часто искал поводы для конфликта, лишь бы подтвердить свою значимость в глазах окружающих. Далеко не все Зенины были одарены какими-то великими способностями; многие из них просто пытались соответствовать ожиданиям своей семьи. Тодзи тренировался с теми, кого считали хотя бы похожими на равных ему. Но даже он выходил на площадку, полон решимости доказать себе и окружающим, что если и не достоин быть частью этой семьи, то он как минимум не хуже её.       Тем временем дядя Оги продолжал внимательно изучать происходящее. Его взгляд метался между потерпевшим и Тодзи, пытаясь найти признаки вины или слабости. В его глазах не было места для сострадания — только холодный расчет и самолюбие. И в этот раз о самом низком статусе в семье напомнили именно юноше.       — Мальчишка понесёт наказание, — пообещал Оги, его голос звучал угрожающе, как раскат грома, — Взять его!       По приказу дяди, пусть и не ставшего главой клана, но всё ещё остававшегося высокопоставленным членом, Тодзи почувствовал, как его схватили за спину. Два крепких парня, сыновья Наобито, быстро подскочили к нему и, не дожидаясь возражений, ударили в спину. Тодзи едва успел выдохнуть от неожиданности, как их руки уже сжимали его запястья за спиной, заставляя двигаться вперёд.       — Ведите наглеца в воспитательную комнату, — велел Оги, его хриплый голос звучал так, что подчинение казалось неизбежным. В его словах не было ни капли сомнения — это был приговор.       Тодзи пытался сопротивляться, вырываясь из хватки. Его сердце колотилось в груди, а в ушах звенело от ярости и унижения. В ответ на его попытки вырваться один из парней ещё раз ударил его по спине, заставляя его согнуться от боли. Другой сжал его за шею, лишая возможности даже закричать.       — Успокойся, — прошипел один из них с презрением, — Ты не в праве протестовать. Ты здесь никто.       Когда их шаги привели его к двери неосвещённого подвала, который называли «воспитательной комнатой», Тодзи ощутил новый холодный прилив гнева. Это место было известно среди всех Зенинов как тёмный уголок для наказания тех, кто осмеливался нарушить правила клана.       Но никто не знал, что там делали с «непослушными».       На лестнице он вдруг потерял равновесие и упал на последних ступеньках. Глухой звук его падения отозвался в пустоте подвала. Он почувствовал, как боль пронзила его тело, но это было ничто по сравнению с тем унижением, которое он испытывал. Подняв голову, он увидел лишь темноту впереди и смутные силуэты своих обидчиков.       — Ты должен был знать своё место! — крикнул один из них, и смех раздался в тишине.       Тодзи собрался с силами и встал на ноги. Его сердце колотилось от гнева и страха, но он знал: даже если сейчас всё кажется безнадёжным, он не собирается сдаваться. Внутри него разгоралось желание доказать всем — и себе в первую очередь — что он не просто мальчишка.       Он немедленно почувствовал ссадины на локтях, на пальцах рук и на бёдрах. Подняться стоило усилий. Спина после удара локтём по ней изнывала и давала о себе знать. Он уже мог понимать обстановку вокруг: графин воды, тумбочка и койка: неудобная, жёсткая и меньше Тодзи ростом — всё для максимального неудобства, всё, чтобы было понятно, что это наказание.       Наказание за успехи.       На Тодзи набросились. Он не мог понять, кто это был, но удар был сильным и пришёлся в район живота. Отлетев, изгой клана снова упал на больную спину. Разглядев это чудовище, он даже не осознал сразу, что это было такое: глаза мёртвые, красные, лицо разбитое, остатки крови, где-то были видны кости, всё это чудовище было одето в доспехи, а в руке у него был двуручный меч. Стоило признать, Зенин смог бы носить его, но кто ему такой вообще даст?       Тодзи мог только сделать перекат, чтобы меч попал не ему в грудь или в лицо, а в камень, на который юношу повалили. Пришлось подниматься быстро и не обращать внимание на боли. Они пройдут, а второй жизни у Тодзи в запасе не было. Искусно двигаться получалось слабо, но ударить ногой по голове человекоподобного существа получилось. Бошка отлетела от тела, а туловище упало на спину. А меч теперь был у Тодзи. Кажется, в тот момент Тодзи имел дело с одним из бесчеловечных экспериментов Зенинов. И не было до конца понятно, как эта сборная мёртвая туша шевелилась.       И если бы это было концом…       Со стороны в сторону Зенина из ниоткуда стали идти ещё несколько таких тварей. Что это было? Живые трупы? Страшные эксперименты? Тодзи не имел возможности рассуждать, ему пришлось просто ждать, пока они со своими топориками, ножами и кинжальчиками будут бежать к нему, чтобы убить его. А мечом убивать их будет он. Сначала они подбегали по одному: их страшные обезображенные морды смотрелись ужасно и отпечатались в памяти юноши: глаза оказывались не на своих местах, рот искривлён, ушей вообще могло оказаться по три, а не по два. На туловище могла появиться и третья рука.       Когда они стали бросаться группами, и всех Тодзи предстояло убить, разрезать, уложить. Иначе они всё тоже самое сделают с ним. С частью этих мутантов бороться приходилось не один раз: одного из чудовищ Зенин разрезал пополам, а он всё равно восстал и уже без ног пошёл в сторону мужчины — колотить его по ногам, и ножом ткнул прямо в ногу. С криком от боли, юноша отбросил его этой самой ногой в сторону и бегом вонзил отобранный меч в глазницу. Это он не считал жестокостью, это было самоспасение. Жестокость — это обращение Зенинов с ним. И за что? За то, что он не умеет того же, что и они? Да он бы с удовольствием с таким дел не имел, благодарил судьбу, что он не один из них.       Он не один из них.       А твари не прекращали прибывать, появляясь из тёмных завес, стоявших по краям комнаты, за которыми не было видно предметов и происходящего. Тодзи получал от них раны, в том числе порез на груди, но боку. После каждого шага Зенина, капли крови падали на холодный каменный пол. Он сбросил кимоно, чтобы не липло к коже поступающей кровью. На нём оставались одни штаны и сандалии. В руках был меч. Гора тварей стала убывать, но силы Зенина были на исходе, пока в конце концов, не ткнул всей силой меч в камень и что-то не случилось. Его глаза побелели, и он бежал так, как не бежал никогда: быстро, молниеносно, не чувствуя никого кроме себя. Все, кого он касался мечом, бил ногой или рукой, погибали. На этот раз окончательно, если это были трупы.       И лишь один раз ещё он был остановлен: нож оставил порез прямо на губах, рассекая их с правой стороны лица снизу вверх, однако и этого засранца Тодзи прикончил. Глаза Тодзи, затуманенные гневом, болью, желанием выжить и отомстить, не ведали границ, просто указывали душе и телу путь для освобождения всех накопленных эмоций и чувств, вся физическая сила мужчины была вложена в удары и взмахи мечом. Звук лезвия, ударяющегося о плоть многочисленных экспериментов Зенинов, был для ушей слаще самой мелодичной песни.       Он остановился, когда последняя тварь была убита им. Глубокое дыхание юноши отражался эхом во всей комнате, пока тот. И Тодзи не содрогнулся с места ещё несколько часов, покуда дверь подвала не была открыта. Зенин вопреки ожиданиям своих конченых родственничков выжил. Из тихих, доносившихся до ушей Зенина слов стражей казалось, что сейчас будут извлекать тело, готовить к похоронам.       Но Тодзи вышел из подвала с первыми лучами солнца, приковав всё внимание к своему поджарому телу с высокой грудью, широкими плечами, рельефным животом и массивными руками, по которому текла кровь. Всё это оказалось видно, поскольку рубаху Тодзи сбросил ещё в «воспитательной комнате» из-за крови. Глава клана, Наобито Зенин, общался с братом. Но даже взгляд двоих мужчин средних лет приковался к Зенину.       И если Наобито хитро улыбнулся, то глаза Оги немедленно округлились и расширились. На лице его читался не просто ужас, а самый настоящий страх. Страх перед племянником, тащившим за собой одно из воняющих, мёртвых и отвратительных творений этой семейки, пытавшейся убить Тодзи.       Оги сделал шаг назад, но Тодзи уже оказался перед ним.       — Когда я вернусь, — произнёс надломанным и уставшим голосом Зенин, — я убью тебя первым. Спи спокойно, Оги Зенин, но бойся того дня, когда ты снова увидишь меня. Я обещаю тебе: последнее, что ты увидишь перед смертью, — это моя улыбка от счастья — счастья видеть твои страдания.       Никто, никто не смел такое даже думать в семье Зенин, где строгая иерархия, жестокие правила и ещё более жестокие наказания за проступки. Высказав всё это в лицо высокопоставленному родственнику, Тодзи вызвал у всех, кто в тот момент оказался рядом, неподдельное удивление. Никто в этого человека не верил, а он и смог выжить, и ещё напрямую пошёл против руководства клана.       — Покидаешь клан, Тодзи? — самоуверенно спросил Наобито, глядевший прямо на племянника, ничуть не страшась его угроз.       Косо посмотрев на старшего из дядюшек, Тодзи не только не удостоил ответа, но и пошёл прямо, оттолкнув того в бок. Глава клана опешил, но останавливать не стал. Оги незаметно спрятался за спиной брата, не подходя близко к Тодзи.       Но последним, что увидел изгнанник перед уходом, были любопытные янтарные глаза ребёнка, провожавшие его, уходящего прочь из этого гадюшника.

***

      — Так это ты, милорд, спасший мне жизнь? — тихий, хитрый и скользкий голосок пронёсся прямо над просыпающимся Тодзи, которого одолела зевота.       Мужчина открывал глаза. Какая-то тяжесть на веках присутствовала. Фушигуро провалялся бы так ещё пару часов, а лучше бы дней. После такого-то сна и просыпаться он не хотел, а юный голос его пробудил. Лорд приподнял голову и прикрыл глаза, дабы свет — на удивление, в столице стояла солнечная погода, и лучи солнца прорывались прямо в покои Фушигуро — не слепил. Перед ним стояла фигура высокого молодого человека в кожаном дублете, штанах и ботинках, в которые были заправлены штаны. На поясе висел меч, дублет, казалось, был прямо по фигуре и плотно сидел на ней. Серебристые волосы юноши немедленно выдавали в нём Таргариена, а повязка на левый глаз выдавала того самого принца, королевского брата. Как там его?       Фушигуро, всё ещё находясь в полудреме, пытался осознать ситуацию. Он потёр глаза и попытался встать, но тело не слушалось. В голове крутились мысли о том, что он мог бы оказаться в весьма неловком положении, особенно если бы рядом была дама. Непрошеный гость, облачённый в роскошные одежды, стоял перед ним с самодовольной улыбкой.       — Ты кто? — угрюмо и сонно спросил Фушигуро, стараясь не выдавать своего смущения.       — Не узнаёшь? — усмехнулся Таргариен, его голос звучал как насмешка. — Мне говорили, что мои матушка и братец отблагодарили твою семью лордскими почестями. Поздравляю.       Фушигуро показательно зевнул, закатывая голову назад, словно это могло помочь ему прийти в себя. Он не знал, что и думать о визите принца. Беспардонность Таргариена была поразительной.       — Да и отблагодарить за собственную жизнь тоже было бы неплохо. Ты помог моей родне, — продолжал Эймонд, его тон оставался легким, но в нём проскальзывала угроза, даже если не самому Тодзи, то принц будто бы привык к нему и не избавлялся уже в принципе.       — Как ты вообще зашёл к спящему лорду?       — Не существует слуги или рыцаря, который не пропустит принца Эймонда туда, куда он хочет, — произнёс Таргариен с самодовольной ухмылкой.       Эймонд, точно. Надо будет потренировать память.       — К тому же не думал, что кто-то отважится пойти против моего дяди и сестрицы, уже по сути оказавшись в их руках. Тем более если это коснулось меня, — продолжал Эймонд, его голос стал чуть более серьёзным.       — Я тебя не убил не потому, что ты как-то отличаешься от моих предыдущих жертв.       Таргариен заглянул в глаза лорда Тодзи, словно искал там ответ на какой-то вопрос. В голове самого наёмника крутились мысли о том, что этому малому от него вообще нужно.       — Что же тебя побудило? — Эймонд Таргариен уступил место, стоило Фушигуро-старшему в ночной рубахе и штанах свесить ноги с кровати и придать телу сидячее положение. Принц продолжил смотреть своим единственным глазом и надменно улыбаться отказавшемуся от заказа наёмнику.       — Не твоего ума дело, — пробормотал мужчина, потирая глаза и пытаясь разогнать остатки сна.       — Личное, так и понял, — с ухмылкой ответил Эймонд, его голос звучал так, будто он наслаждался этой игрой слов.       Эймонд отступил от кровати и посмотрел в окно, вставая спиной к хозяину покоев. У парня была хорошая осанка, натренирован, подтянут, высок и статен. Тодзи был в плечах шире, опыта у новоиспечённого лорда было больше, а уж статности и поджарого тела ему не занимать. Не будь они волей-неволей на одной стороне, а у самого Таргариена — самого крупного чудовища на планете, могло бы получиться хорошее состязание в дуэли.       — Ты ублюдок, Эймонд Таргариен, такой же как и я, — честно произнёс Тодзи, его голос звучал твёрдо и уверенно, — Право имеющий… — он задумался на мгновение, собираясь с мыслями.       «Такие разговоры — худшее начало для утра», — тем временем осознавал гость Красного замка.       — Имевший. Ты свою месть удовлетворил. Теперь относись уважительнее, сбавь обороты.       Эймонд повернулся к нему, его выражение лица слегка изменилось. Улыбка исчезла, уступив место чему-то более серьёзному. Он прищурил глаз, словно пытаясь прочитать мысли своего собеседника.       — Уважение требует больше, чем просто слова, — произнёс он, его голос стал холоднее, — Оно требует действий. Да и самоуважение тоже. Ты должен понимать, что я не собираюсь оставлять свои амбиции в стороне только потому, что ты показал мне, насколько смерть может быть близка и неожиданна.       — Хочешь проверить это ещё раз? — Тодзи уже бросал вызов мальцам, даже тем, кто выглядел опытными, сильными и бесстрашными. Особенно тем, кто не прочь вкусить лезвие самого Тодзи. И такой вопрос не был для изгоя Зенинов новым, — Вперёд! — вызывающе закончил наёмник.       — Жду тебя на тренировке во дворе, милорд, — шагая в сторону выхода, проговорил принц, хлопнув дверью.       Тодзи спешить не планировал. Лениво потянувшись, тот всё-таки встал, дабы умыться и привести себя в порядок. На накрытом столе его ждал завтрак. Отведав лишь пару кусков мяса и сделав глоток вина, лорд Фушигуро насытился и всё же принял приглашение Таргариена — приглашение, звучавшее как приказ. Кажется, юнец говорил ещё и об амбициях? Какие же у него амбиции? У всех в этом рое пчёл одна цель — власть, власть и ещё раз власть. Чем больше, тем лучше.       Во дворе, стоило Фушигуро выйти на порог и увидеть, собралась толпа вокруг принца Эймонда и какого-то рыцаря с чёрно-угольными волосами в тех же белых тканях, одевавшихся под доспехи, размахивавшего кистенём. В руках Эймонда Таргариена был меч и щит. От ударов кистенём Эймонд отмахивался и уворачивался: то потянется туловищем назад, то согнётся и уйдёт вправо или влево. Не давал себя коснуться и держал дистанцию во время боя, но лишь для того, чтобы поймать нужный момент для собственной атаки. Рыцарь развернулся боком, и его оружие было поймано щитом принца. Сам Эймонд оказался сзади и протянул меч из-за спины к глотке гвардейца.       Да, этот бой был окончен. Окончен в пользу принца. По грубому и серьёзному выражению лица, Тодзи как минимум дал бы этому мужчине сорок лет — столько же, сколько и себе. А то и старше, опытнее, мудрее, чем победивший его принц. Да и у лорда были сомнения, что понимание о поведении в бою принц перенял бы, не прояви он усидчивость над своими навыками.       — Молодец, мой принц, — тихим и грузным голосом произнёс побеждённый рыцарь, бросив оружие и похлопав в ладоши. Этот жест повторили столпившиеся гости Красного замка, — В дуэли против вас равных не будет.       — Хотелось бы. Не всё время войны я буду на спине Вхагар, — согласился Эймонд, но его единственный глаз уже смотрел на приближающегося Фушигуро. Принц хмыкнул, — Лорд Тодзи. Наш новый браавосийский друг. Пришли потренироваться?       «Какое удивительное уважение на людях», — отметил мужчина, но ему дали вторую возможность увидеть резкое изменение в поведении принца на глазах окружающих.       — Похлопайте лорду Тодзи Фушигуро, спасителю ваших королев и наследников короля Эйгона, — потребовал принц, и толпа воздала свои почести господину Фушигуро, которому пришлось протянуть руку в сторону, дабы они стихли.       — Вы хотели видеть меня, принц, как же я откажу одному из хозяев замка, принявшего меня?       — Я хотел потренироваться с вами. Уверен, мне есть, чему поучиться у вас, — заявлял Эймонд с игрой в голосе и хитрыми нотками в словах.       — Тогда атакуйте, Ваше Высочество, я перед вами, — встал Тодзи напротив Таргариена, держа в руке меч, причём остриём вниз. Он преподаст Эймонду Таргариену и всем присутствующим ещё один урок.       — А щит?       — Нет нужды, благодарю, — самоуверенно, основываясь на опыте, ответил браавосиец.       — В таком случае, начнём. Сир Кристон?       Рыцарь, который бился с принцем до Тодзи, одолжил тому кистень, вложив оружие в протянутую ладонь. Меч принц отбросил в сторону, собираясь действовать как атакующий. Но у него оставался щит. Тодзи Фушигуро щит был не нужен, как и тяжёлые доспехи. Против молодого Таргариена тот в своих силах был уверен. И своими движениями тот напоминал своего дядю. И если бы в руках у белобрысого был меч, как у Деймона Таргариена, они бы были совсем похожи. И принц Эймонд действительно пошёл в атаку. Фушигуро движением туловища уклонился от атаки, из-за чего принц, вслепую разворачивавшийся, протянул щит, по которому ударил Тодзи. Достаточно умно проверять пространство защитным снаряжением, прежде чем бить мечом, кистенём, копьём и любым другим оружием на соперника, который может руку и отрезать при неосторожном замахе. Подобное Фушигуро оценил.       — Недавно я сына своего обучал, — Тодзи решил не оставлять Одноглазого без ехидного высокомерного комментария в свой адрес, — И я ему сделал замечание, чтобы тот не ждал. Так чего ты ждёшь, принц? Атаковать надо ещё до того, как я тебе отвечал на вопросы про щит.       Слова лорда звучали вызывающе, он это понимал и осознанно сделал брату короля такое замечание, так как Тодзи не хотел бороться со скучным и предсказуемым бойцом. Раззадорить сребровласого бывшему наёмнику хотелось. И удалось. Гримаса принца скорчилась и выражала абсолютное неодобрение словам Фушигуро, на которого принц ринулся, двигая телом и заставляя браавосийца оглядываться по сторонам и медленно переступать назад.       Тодзи, с ухмылкой на лице, наблюдал за реакцией принца. Шёпот Тодзи разлетелся по воздуху, как меткая стрела. Он видел, как напряжение на лице принца растет, как его дыхание становится более частым. Это был момент, когда эмоции могли взять верх над разумом. И именно этого он и ждал. Замах следовал за замахом, а Тодзи лишь подстраивался под движения. Со стороны могло показаться, что принца не задеть — он хорошо прикрывался щитом — и не перехватить у него инициативу — попытки ударить лорда Фушигуро были всё интенсивнее и интенсивнее.       Сражение разгорелось с новой силой. Тодзи, обладая инстинктом настоящего воина, чувствовал, как адреналин бурлит в его венах, и изгой Зенинов вошёл в кураж. Когда принц Эймонд целился кистенём прямо в его лоб, Тодзи мгновенно оценил ситуацию и принял рискованное решение. Сделав резкий рывок, он свалился на землю, притворяясь, что теряет равновесие. Это неожиданное падение заставило Таргариена также потерять концентрацию. Оружие принца, которое должно было обрушиться на Тодзи, вместо этого пролетело, разрезая воздуж, и он сам чуть не потерял равновесие. В этот момент Тодзи смог использовать замешательство противника в свою пользу.       — Не увлекайся, — произнес он с ухмылкой, поднимаясь на ноги. Его голос звучал уверенно, даже несмотря на напряжение в воздухе, — Иначе ты будешь не готов к резкой смене движений.       Эймонд, пытаясь восстановить контроль над ситуацией, схватился за щит, но Тодзи был быстрее. Словно предвидя действия противника, он стремительно вонзил свой меч в щит Таргариена, разрубив его пополам с легкостью, которая говорила о многолетнем опыте в бою. Щит упал на землю, как бесполезный кусок дерева, оставив принца без защиты.       Теперь в руках Эймонда остался только кистень, и Тодзи воспользовался этой возможностью. Он бросился вперед, намереваясь повалить принца на землю. Но Эймонд не собирался сдаваться так просто. В его глазах сверкнуло решимость; он знал, что у него есть еще один козырь в рукаве. Спрятавшийся на поясе кинжал оказался последним шансом для принца. В отчаянном движении он выхватил его и нанес резкий удар. Этот шаг был рискованным — успех зависел от точности и скорости. Тодзи лишь увернулся и ударил своей рукой по выпрямившейся руке Таргариена. Тот издал сдавленный звук, а кинжал упал на землю вслед за щитом и кистенём принца.       Оставался толчок, от которого отбиться Таргариен не успел, а к шее поваленного наземь противника Тодзи прислонил кончик меча.       Эймонд Таргариен поднял руки.       — Вы победили, лорд Тодзи. Спасибо за этот урок вам.       Подавать побеждённому руку, лорд не стал, но улыбнулся. Зла на принца за все его неосторожные фразы Фушигуро не держал, да и что-то новое для себя в принце увидел. Это было не так-то плохо.       — Рад быть полезным Его Высочеству, — сухо соскользнуло в ответ от Фушигуро под звуки аплодисментов толпы, среди которой браавосиец вновь заметил того лорда с тростью — как там его, Стронг? — и сира Кристона, у которого принц одолжил оружие на дуэль.       — Рад учиться у тех, кто опытнее меня, — объяснил принц, — Вас ведь тоже кто-то научил?       Всю свою жизнь Тодзи по заветам отца закалял тело, постоянных соперников и товарищей у него никогда не было, он менял место и суть работы каждый раз, когда предлагали больше денег. В своём клане он был никем, никого у него рядом не было. Кто же его тогда учил, как не он сам? Лорд Фушигуро и сам сейчас задумался над вопросом принца.       — Никто.