Лёгкий путь не для него

      Браавос никогда не был приветливым городом. Ещё когда какой-либо купец только приплывает в город, основанный беглыми рабами, его судно встречает воинствующий титан — статуя, возвышающаяся над портом, словно страж, охраняющий свои тайны. Эта грандиозная фигура символизирует не только силу, но и безмолвное предупреждение: здесь не место для слабых.       Город, утопающий в пыли и грязи, кажется, лишён цвета. Его улицы вымощены камнями, покрытыми слоем серого мусора и остатками повседневной жизни. Дома, построенные из тусклого камня, с обветшалыми фасадами и забитыми окнами, создают атмосферу безысходности. Здесь нет ярких красок, только оттенки серого и коричневого, отражающие уныние его обитателей.       Люди Браавоса — это не просто жители, а тени, скитающиеся по узким улочкам. Их судьбы переплетены с полуправильными, полулегальными и жестокими поступками. Каждый из них носит на себе следы прошлого, которое часто оказывается более мрачным, чем настоящее. Здесь можно встретить как торговцев, так и бандитов; каждый из них знает цену предательству и лжи. В этом городе нет места для наивности — лишь опыт и хитрость могут помочь выжить.       Парень не любил этот город. Он чувствовал себя чужим среди его серых улиц и угрюмых лиц. Каждый день казался ему рутинным, монотонным существованием, где мечты о свободе и приключениях разбивались о жестокие реалии. Браавос был местом, где надежда умирала медленно, и он знал, что не сможет остаться здесь надолго.       Семейка, откуда произошёл его отец, была поистине уникальной. В то время как большинство людей давно забыли о магии, считая её лишь выдумкой, Зенины оставались верными своим традициям. Они верили в силу, которая текла в их венах, и даже в те времена, когда магия казалась всего лишь мифом, их предки продолжали практиковать свои ритуалы. Возможно, это было связано с их историей — с тем, как что их предки, в отличие от предков большинства браавосийцев, не были вынуждены терпеть рабство у валирийцев. Они мечтали о том, что однажды один из них станет обладателем великой силы, способным изменить судьбу своего рода и мира.       Однако отец Фушигуро, покинувший клан ещё до рождения сына, не разделял этих надежд. Он ушёл из семьи, оставив позади свою историю и её обременения. В его глазах Зенины были лишь тенью прошлого, с которой он не желал связываться. Всё, что Фушигуро-младшему было позволено знать об этой семье — это шрам на губе Тодзи, который тот получил во время одной из «воспитательных» церемоний — одного из наказаний, проще говоря. Этот шрам стал символом ненависти и неприязни между ними.       — Зенины для меня помойка, — произносил Тодзи с презрением, когда вспоминал о своём Доме. Его голос был полон ярости и отвращения, и Фушигуро чувствовал, как эта ненависть передаётся ему. Дом Зенин и Тодзи Фушигуро ненавидели друг друга — и это чувство было взаимным. Это была честная ненависть.       Фушигуро рос в атмосфере этой неприязни. Каждый раз, когда его отец произносил имя Зенинов, в голосе звучала насмешка и презрение над кланом и его традициями. Он слышал истории о том, как клан пренебрегал магией, как они использовали её в своих корыстных целях и как сами стали жертвами своих амбиций.       Мегуми не знал, каково это — принадлежать к клану, который верит и практикует магию в пределах разумного, чтобы не вызывать вокруг себя лишние глаза. Но он также понимал, что ненависть его отца не была безосновательной. Каждый взгляд, каждое слово подтверждали: Зенины были частью его истории, частью того наследия, от которого Тодзи пытался избавиться.       Его отец выбрал их путь вместо них. Возможно, это было правильным. Мегуми однажды пришлось повстречать кузину отца Маки. Она была разумной и адекватной. И та прямо сказала ему, что Тодзи прав.       — Держись подальше от этой семейки, — наказывала она ему, открыв больше про этих закрытых от мира людей.       Они сочли отца бесталанным. Также, как и саму Маки и её близняшку Май.       Дом Зенин был знатным дворянским родом — одним из немногих родов Браавоса, среди предков которого не было рабов, бежавших от Валирии. Семью знали, уважали, боялись, некоторые даже хотели получить в качестве союзников, породниться. Смельчаки и в какой-то степени наглецы. Господин Наобито скорее ещё раз переженит всех двоюродных родственников между собой, дабы вывести своего идеального наследника, но ни за что не отдаст девицу из своего рода какой-то обезьяне — так он называл всех остальных, кроме драконьих владык за Узким морем и других более или менее приличных семей, которых можно было сосчитать по пальцам рук.       Но главе Зенинов такие влиятельные в будущем политические перспективы ни за что в жизни не светили, от чего он тоже иногда бесился.       Отринув этих умалишённых, Тодзи взял фамилию своей жены. К сожалению, свою мать Мегуми Фушигуро никогда не видел — та умерла при родах. После этого и началась долгая наёмническая карьера Тодзи. Сколько войн он пережил, сколько отрядов и сторон сменил — уже не поддавалось никаким подсчётом. Кажется, только против самого Браавоса тот не воевал и к безупречным не присоединялся. Он сколотил свою репутацию ни разу не побеждённого одарённого бойца сам. Вместе с тем прибавилось и то, что каждая собака знает, чем он любит закусить, выпить и каких баб любит.       Одна из таких через несколько лет после рождения Мегуми стала мать Цумики. Мегуми не очень любил эту женщину, но сводная старшая сестра оказалась доброй, дипломатичной, честной, никогда не пыталась его осудить, считавшейся с ним и помогающей по дому. В отличие от матери. Мегуми ценил сестру. Прошло совсем немного времени, как однажды эта женщина ушла и не вернулась.       Тодзи, появившись у порога очередного временного жилья, спросил сразу, где она. Мальчишкой он не понял, что случилось, почему отец снова ушёл и вернулся ещё более мрачный, чем обычно, почему косо смотрел на девочку и почему они втроём следующим же утром уехали отсюда. Мать Цумики они больше никогда не видели.       Вся жизнь семейки Фушигуро состояла из странностей, спонтанных поездок и прочего дерьма, которое отец им подбрасывал: ни постоянного жилья, ни постоянного заработка, ничего. Только разъезды втроём по всему миру, пока Фушигуро-старший не соизволил поселить их в какой-то дом на окраине Браавоса. Еле живая халупа, но в отличие от Мегуми Цумики не смела жаловаться, принимая любые правила её приёмной семьи.       Если это вообще можно назвать семьёй. Впрочем, на людях Тодзи и не позволял кому-то даже думать, что Цумики ему не родная.       К отцу Мегуми начал регулярно приходить странный мужчина по имени Гилоро Несторис. Его внешний вид вызывал недоумение: длинные, яркие одежды, которые казались неуместными в их обстановке, и причудливая прическа, словно только что вышедшая из какого-то сказочного мира. Несторис всегда появлялся с широкой улыбкой, но в его глазах пряталась какая-то загадка, которая настораживала Мегуми.       Сначала мальчик не понимал, зачем этот человек приходит к ним. Отец, обычно сдержанный и сосредоточенный на своих делах, становился более открытым и разговорчивым в присутствии Несториса. Мегуми заметил, как они обсуждали что-то шепотом, иногда обмениваясь взглядами, полными понимания. Со временем стало ясно, что Несторис — это не просто странный гость. Он был посредником между отцом и заказчиками в его нелёгких делах, источником заработка.       Мегуми вскоре осознал, что Гилоро Несторис был и тем, кто позволял ему и его сестре Цумики получить то образование, которое они не могли бы получить иначе. Их отец был наёмником, который часто пропадал в разъездах, выполняя задания и зарабатывая деньги. Это означало, что Мегуми и Цумики оставались одни, без постоянного присмотра и руководства. Несторис же приходил к ним, что-то приносил — нет, не из-за того, что воспылал любовью к детям чужим, а потому что не мог терять контакт с их отцом.       Каждый раз, когда отец отсутствовал — а он мог пропадать неделями или даже месяцами — Несторис приходил проверять, как они живут. Его визиты становились рутиной: он задавал одни и те же вопросы о том, как они живут и не пытались ли с ними связаться Зенины. Это было главное, что его беспокоило. Мегуми чувствовал себя в ловушке. Хотя он не знал тогда много о своём роде, он понимал, что Зенины были частью их истории, частью того наследия, от которого его отец пытался убежать. И спрятать детей.       Каждый раз, когда Несторис покидал их дом, он оставлял после себя атмосферу неопределенности. Мегуми не мог избавиться от чувства, что за его вопросами скрывается нечто большее. И зачем ему Зенины, интересовало Мегуми не меньше.       Мысли закончились. Мегуми без стука вошёл, перешагивая порог деревянной халупы, называемой отцом и сестрой домом. Внутри было тихо, лишь изредка доносился треск дров в печи. Он вывалил на стол рыбу и яблоки, купленные на базаре у ворчливой торговки, её крик на всю улицу всё ещё звучал в его голове. Только после этого он снял с себя плащ с капюшоном, освободив взъерошенные, ветвящиеся в разные стороны непослушные тёмно-синие волосы, которые его сестра всегда считала символом его непокорного духа.       Отец заперся в своей комнате. Он говорил с Гилоро, и Мегуми уже мысленно готовился к нескольким дням отсутствия Тодзи.       Ему семнадцать, Цумики девятнадцать. Справятся.       — Они так разговаривают уже часа четыре, — шепнула ему Цумики, которая сидела на деревянном стуле, слышавшая их дольше, чем Мегуми. Говорила она с лёгким беспокойством в глазах.       Сестра была наряжена в простое кухонное платье, испачканное пылью, золой и выцветшее со временем. Его взгляд упал на её чёрные длинные волосы, завязанные в конский хвост — этот стиль был её постоянным выбором, выбором практичности над привлекательностью и готовности к любым трудностям. Лицо её, однако, при любых обстоятельствах словно светилось от радости.       — Видимо, заказ какой-то серьёзный, — отмахнулся Мегуми, пытаясь скрыть своё беспокойство. Он не любил, когда отец так долго обсуждал дела с Несторисом. Это всегда означало, что что-то не так.       — Нет, Мегуми. Они говорят о войне, — произнесла Цумики с такой серьёзностью, что он на мгновение замер.       В этот момент тишина в комнате стала ещё более ощутимой. Мегуми почувствовал, как холодок пробежал по спине. Война. Это слово всегда звучало как грозная угроза, как тень, нависающая над их жизнью. Он помнил, когда речь шла о войне, это касалось каждого — отец тогда может взять их и с собой, как это было десяток лет назад.       — О чём именно они говорят? — спросил он с лёгким трепетом в голосе.       Цумики вздохнула и посмотрела на него с тревогой.       — Я не знаю точно. Но я слышала… что они обсуждают возможное участие нашего отца. Гилоро говорит о том, что есть необходимость в помощи… И что многих наёмников призывают какие-то стороны предстоящего конфликта. Обе щедро платят.       Мегуми нахмурился. Мысли о том, что его отец может снова оказаться на поле боя, не вызывали у него страх. Казалось, Мегуми не помнит, чтобы Тодзи возвращался хотя бы с одной царапинкой. Но что-то гложило юношу. Да и куда бы они отправились? Неужели сварливая Триархия распадается, поссорилась с Дорном или какие-то города Залива Работорговцев что-то не поделили? Последние лет семь, казалось, весь мир жил в мире.       — Что мы можем сделать? — спросил он, пытаясь найти хоть какую-то надежду в этой ситуации.       — Мы должны быть готовы. Если он решит уйти… — Цумики не закончила фразу, но её взгляд говорил больше слов.       Мегуми подошёл к окну и взглянул на улицу. Ничего не увидел.       — Надеюсь, он объяснится, — сказал он решительно.       Цумики кивнула, и они оба стали ждать, когда дверь откроется, и Гилоро отправится к выходу. Ждать долго уже не приходилось. Гилоро первым вышел из комнаты, а уже следом за ним показалась мощная фигура их отца — Тодзи Фушигуро. По сравнению с мускулистым и высоким наёмником, даже облачённым в рубаху больше на размер, которую тот, казалось, никогда не снимал, их тайный покровитель выглядел словно тростиночка — тоненький, маленький. Да и сам Мегуми его давно перерос.       С детства из-за постоянных походов и не постоянного, но всё же частого недоедания Фушигуро-младший был худощав, но вытянулся и подтянул своё тело в хорошую физическую форму. Тренировки были изнурительными, хотя и Маки Зенин ему сделала небольшой подарок в виде нунчак. Она сказала, те наполнены магией. И пусть сам Мегуми слабо в это верил, всё же научился ими пользоваться, дополнив свой ближний бой оружием.       Отец когда-то сказал, что в отличие от него-то Мегуми талантлив, и ему нужно приводить себя в форму. Хотя такой формы как у отца, тот добиться не смог. Да и никто в мире пока что не походил на изгоя Зенинов. Одного взгляда на Фушигуро-старшего было достаточно, чтобы понять, почему тот заслужил признание как легенда Вольных городов. Впрочем, несмотря на это, тёплыми свои отношения с ним Мегуми назвать не мог. Он не знал отца по-настоящему. Походу, только Гилоро Несторис и знает.       Гилоро в конце концов вышел за порог их халупы и распрощался с семьёй Фушигуро.       — Кажется, Гилоро приносил что-то, — подала голос Цумики, слегка приподняв брови от любопытства.       — Сундук с золотом, — сухо ответил Тодзи, поворачиваясь от двери. Он не собирался вдаваться в подробности, ведь многословие было не в его стиле. Наёмник всегда предпочитал говорить по делу, — Собирайте свои пожитки. Мне нужно обновить арсенал, и мы отправимся.       — И куда мы отправимся? — спросил Мегуми, его голос был полон ожидания. Цумики, поддерживая брата, хлопнула глазами, глядя на Тодзи.       — Как, куда? За ещё большими деньгами, — рассмеялся мужчина, хотя его смех звучал скорее как предвестие чего-то серьёзного. Дети не разделили его веселья; в их глазах это было больше похоже на угрозу, чем на шутку.       — И что за работёнка на этот раз? — продолжал Мегуми.       — По ту сторону моря решили поиграть в солдатиков, — произнёс Тодзи, использовав метафору, которая могла бы показаться забавной, если бы не серьёзность ситуации.       — И ты решил стать одной из игрушек? Да ещё по ту сторону моря, — Мегуми не мог сдержать сарказма.       — Здесь делать нечего, а мы этот сундук скоро прожрём весь.       Слово «прожрём» вырвалось у него как-то неосторожно, и Мегуми усмехнулся про себя. Отец мог бы выразиться более деликатно. Всё-таки Тодзи выходец из аристократической среды, как бы он их не поливал словесным дерьмом. Но в такие моменты его манера общения становилась грубой и прямолинейной. Это зависело от настроения наёмника и от того, с кем он разговаривал.       «Прожрём». На самом деле это лишь подчеркивало безысходность их положения: золото могло быстро закончиться, а жизнь наёмника всегда была полна риска. Не в случае Тодзи — кажется, того и Иные не поберут и не напугают, но врагов он себе за столько лет нажил много. Но говорил отец, не оставляя им выбора.       — Кстати про «прожрём», — вспомнилось отцу, — Цумики, состряпай что-нибудь. Этот банкир меня утомил. Да и на корабле нам тоже потребуется что-нибудь, пока мы не прибудем к месту назначения.       — Да, папа, — без ухищрений согласилась девушка и отправилась на маленькую тесную кухоньку. Настолько тесную, что когда на ней появлялся изгнанный Зенин, он со своим ростом и мускулистым телом занимал половину стола, заставляя стройных и менее высоких Мегуми и Цумики ютиться по бокам стола и протискиваться, не задевая лишний раз отрешённого от всего Тодзи.       Мегуми же решил помочь и себе, и ей, собрав их вещи. Спорить с отцом, ввязываться в какие-то странные дела тот не хотел. Но и ничего, кроме как попытаться облегчить жизнь себе и Цумики он не мог. Пусть ей хотя бы после приготовления еды на троих, да ещё и на несколько дней — или недель? — путешествия в разные края не придётся заниматься вещами. Благо, вещей у них было немного. Аскетичность стала стандартом их существования. К несчастью, зная их отца, можно было предположить, что даже эту халупу они когда-нибудь покинут.       — Мегуми, — окликнул его грубый мужской голос, который мог принадлежать только отцу.       — Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил он у Тодзи, продолжая рассматривать старую стену, на которой осыпалась краска.       — Разговор есть, присядь, — произнёс Тодзи, его голос звучал настойчиво.       Мегуми вздохнул и, неохотно, переместился на неудобный твёрдый диван, который служил ему вместо нормальной кровати все эти годы. Диван был обит изношенной тканью с потертостями, а пружины скрипели при каждом движении. Он сел, обняв колени руками и уставившись в пол. Внутри него нарастало чувство тревоги.       Тодзи уселся напротив, его суровое выражение лица говорило о том, что разговор будет серьёзным. Он скрестил руки на груди и посмотрел на сына с недовольством.       — Откуда у тебя эти нунчаки?       Мегуми и не знал, что ответить. Не успев открыть рот, чтобы ответить отцу хоть слово, тот ответил вместо него самого, широко открыв глаза.       — Зенины! — прочувствовал отец, — Я же требовал, чтобы ты с ними не связывался! — вскочил тот со стула.       Мегуми почувствовал, как в груди у него закололо. Он привык, что отец всегда был равнодушен к занятиям детей, но никогда не видел его в таком состоянии. Тодзи Фушигуро можно было увидеть злобным, уставшим, развеселившимся, если его рассмешить, равнодушным и отталкивающим. Но паникующим наёмника его сын никогда не наблюдал. Да и была ли это паника? Или же просто гнев на его, Мегуми, отход от требований не связываться с Зенинами?       — Эта вещь стоит больше, чем наш дом, это мой заработок за десяток лет. В Кварте за это оружие отдадут несколько миллионов золотых. Откуда это у тебя?! — продолжал спрашивать он настойчивее.       Тодзи Фушигуро, крепкий и опытный наёмник, не мог поверить своим глазам, как видел Мегуми. Он знал цену таким изделиям — их делали по особым заказам клана Зенин, а стоимость была запредельной. Миллионы золотых… Даже в годы, когда он был моложе (он и сейчас не слабее), а Мегуми с Цумики были маленькими, они не видели в одних глазах сундук, наполненный больше, чем на пару тысяч золотых драконов. Мегуми столько лет имел несколько миллионов?       — Маки Зенин дала, — произнёс Мегуми, стараясь говорить уверенно, но внутри него всё трепетало от волнения.       На лице Тодзи смешались гнев, удивление, непонимание и куча других эмоций. Он замер на месте, словно его парализовало. Взгляд его стал острым, как лезвие меча, и он изучал сына с такой интенсивностью, что Мегуми почувствовал себя совершенно уязвимым.       — Ты не понимаешь, что Зенины ищут тебя?! — произнёс Тодзи, его голос стал резким, как лезвие меча. В его глазах читалась ярость и тревога. — А Гилоро все эти годы прикрывал нам жопы. Тебе в частности! И наконец сегодня он меня «обрадовал», что Зенины раскрыли тебя. Это всё твоя Маки!       Мегуми, стоя перед отцом, почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он не хотел верить в это. Он буквально знал, что это не так.       — Да быть не может! — воскликнул он, глядя в глаза отцу с отчаянием. — Она ненавидит эту семейку так же, как и ты. Они считают её обслугой и не более. Она сама мне говорила!       Тодзи усмехнулся, но эта усмешка была полна горечи и недоумения.       — Да они тебя так искать могли, — произнёс он, качая головой, словно не веря в наивность сына. — Ты думаешь, что если она говорит тебе такие вещи, это значит, что она действительно так думает? У Зенинов свои игры, свои планы. Они используют людей как пешки на шахматной доске. И ты — буквально могущественное оружие, которое те хотят получить в свои руки!       — Именно поэтому Наоя с ней обращается, как, дай припомню, — спрашивая, Мегуми изложил перед отцом все употребляемые наследником главы клана выражения. Этот отпрыск Наобито вообще не стеснялся в подборе фраз, которые отлично его выдавали, а его ещё совсем мелким Тодзи успел застать перед тем, как покинуть клан.       С каждым словом Мегуми Тодзи успокаивался или делал вид.       — В конце концов, если бы ты интересовался нашей с Цумики жизнью, мог бы узнать, что это оружие у меня уже два года! — произнёс Мегуми с горечью, чувствуя, как слова вырываются из него, словно искры из огня. Он ожидал, что эта фраза заденет отца, вызовет у него хотя бы тень угрызений совести.       Ладно, столько Зенины ждать не стали бы. Однако Тодзи лишь отмахнулся, словно отгоняя назойливую муху. Его лицо оставалось каменным, и Мегуми почувствовал, как его слова не достигли цели.       — Теперь у нас будет больше времени, Благословлённый, — с хитрой улыбкой произнёс Тодзи и покинул комнату сына, не сказав ни слова. Мегуми замер на месте, его глаза расширились от удивления. Благословлённый? Это он кому — Мегуми, что ли?       Эта фраза повисла в воздухе, словно неуместная шутка. Сын не мог поверить своим ушам. Обычно их разговоры заканчивались криками и взаимными упрёками, а тут — неожиданная лесть, которая звучала как-то странно. Тодзи всегда был строгим и сдержанным, его слова были острыми, как ножи, а теперь он вдруг стал ласковым.       Неужели это была попытка манипуляции? Или Тодзи просто решил поиграть в доброго родителя на фоне их сложных отношений и ещё более запутанного путешествия, куда их с Цумики заманивает отец кочующего семейства?       Да и вообще это был один из немногих их разговоров с глазу на глаз, который не закончился взаимными криками и скандалом. Каждый раз, когда они оставались наедине, между ними возникала напряжённая атмосфера. Не ладили уж они, оставаясь друг с другом наедине. Мегуми помнил все те моменты, когда слова превращались в оружие, а взгляды — в леденящие душу упрёки.       Его думы прервались, когда Цумики позвала на ужин. В её голосе не было привычной игривости, только усталость и забота. Мегуми поднялся с места и направился к столу, ощущая, как в груди у него нарастает напряжение. Трапеза в этот раз прошла спокойно, словно все присутствующие согласились на временное перемирие. Никто не обмолвился ни словом, даже Цумики, которая обычно пыталась разрядить атмосферу шутками и легкими разговорами. Тодзи, сидя во главе стола, казался погружённым в свои мысли, его взгляд был устремлён вдаль, как будто он искал ответы на вопросы, которые не решались за одним столом.       После ужина Тодзи велел обоим ложиться, потому что встанут они очень рано. Мегуми кивнул, но в его голове всё ещё витали мысли о странной беседе с отцом. Он не мог избавиться от ощущения, что что-то назревает, но не знал, что именно.       Цумики, казалось, тоже была погружена в свои размышления. Она молча убирала со стола, а затем, бросив на Мегуми короткий взгляд, исчезла в своей комнате. Мегуми остался один в полутёмной кухне, прислонившись к стене. Впрочем, и сам юноша решил перебраться на свой жёсткий диван. Фушигуро думалось, что он ещё обязательно заскучает по своему жёсткому и неудобному местечку в этом доме.       Но ни Мегуми, ни Цумики ни за что не догадаются, что сам Тодзи Фушигуро покинет дом на ночь. Он собирался раздобыть для сына кое-что ещё ценное — нечто такое, что могло изменить их судьбы. Но вместо того чтобы угодить в сонное царство этой ночью, он намеревался отправиться в неизвестность.       Тишина в доме внезапно нарушилась — Тодзи вошёл в комнату детей и тихо разбудил их. На выход со всеми собранными пожитками потребовалось около получаса. Семья отправилась в порт, а у причала, где был их корабль, их ожидал Гилоро. Этот человек был банкир-посредником и единственным провожающим семью Фушигуро. Тому отец передал какие-то вещицы, а вместе с тем вручил их дом на хранение.       А куда они плыли — не говорил никто. Мегуми ощущал, как внутри него нарастает тревога; он хотел задать вопросы, но слова застревали у него в горле. Тодзи выглядел решительным и сосредоточенным, словно всё уже было решено заранее.       Плыли они навстречу неизвестности. И даже Браавос не казался уже таким ужасным, как будущее, которое их ждало.