Инстинкт

В последнее время Сугуру рвало так часто, что сначала он ничего не понял. Это было… Это просто не могло прийти ему в голову, хотя это определённо то, о чём ему стоило подумать, учитывая всё то, что происходило. Просто — Сугуру был таким, таким уставшим; он плохо ел, плохо спал, собственные мысли докучали ему так часто, что не было буквально ничего другого, кроме них, вечно вертящихся по кругу, уродливых, отвратительных, но таких, чёрт побери, правильных — и нет — мыслей. В его голову в тот момент действительно не могло бы прийти вот это вот всё. Учитывая его мысли, было логично отвлекаться и не спать. Учитывая нарушенный график сна и возникшую из-за этого постоянную усталость, что в миссиях, что после них, рвота и тошнота буквально не отпускали его, присосавшись, как любое другое проклятие. Из-за рвоты и поглощенных проклятий, что вызывали эту самую рвоту, он не хотел есть, поэтому часто пропускал приёмы пищи, а иногда за день не брал в рот ничего, кроме воды — и иногда даже от воды тошнило, потому что она ощущалась противной на вкус. В результате всего этого его гормоны буквально свихнулись. И, ах да, секс. Несмотря на всё это, у них с Сатору всё ещё был секс. Честно говоря, это было ужасно, это было кошмарно, это было больше рутиной и тем единственным, что иногда заставляло его поднимать голову на поверхность, чтобы оглянуться и понять, что вообще, чёрт побери, происходит. Секс не был плох — физически. Эмоционально? Если Сугуру ничего не чувствовал во время соития, то это уже было чудом. Он понятия не имел, было бы лучше, если бы секса не было, или хорошо, что хоть что-то у него есть. В любом случае, думать об этом было некогда. Секс просто был. Даже если немного рутинный, даже если от него иногда тоже тянуло к туалету, чтобы выплюнуть рвоту часа три-четыре спустя, когда Сатору уже был вынужден отправиться на другое задание — точно так же, как и Сугуру был вынужден сесть на поезд, чтобы быть в противоположной части Японии, потому что они оба работали, потому что они оба были особыми уровнями. В любом случае, они трахались с Сатору с первого курса, было бы странно, если бы именно сейчас секса не было. Конечно, на какое-то время они прервались на втором курсе — после смерти Аманай и всей той херни, которая стала началом всего его состояния — но потом, как только течка и гон снова начались, секс продолжился. Правда, сейчас это было сложно назвать тем сексом, что был раньше. Сугуру похудел, у них постоянно не было времени — короче, они трахались в одежде, часто в темноте, потому что прятались вообще ото всех, лишь бы никто не понял, что они вернулись с заданий и уже готовы — потому что не готовы — отправляться дальше, для очередной борьбы, поглощения. И, словно бы отдельно для Сугуру — отдельной порцией рвоты в грязных туалетах. Если повезёт. Если нет, то в лесу, где даже вытереть лицо и прополоснуть рот нечем. В любом случае, у него был секс. Но помимо секса у него была ещё целая куча всего, что вытащило всё это из головы. И, конечно же, сошедшие с ума гормоны. И, конечно же, когда гормоны не в порядке, то организм может выдать такую ошибку, как нестабильность противозачаточных. Но у него всё ещё продолжался секс. Периодический, вырванный с корнем, иногда действительно царапающий душу, но секс с Сатору. Вот и всё. Вот и замкнулась петля на его шее. Вот так Сугуру ни о чём, чёрт побери, не подумал, потому что всё и без того навалилось. Навалилось так сильно, что он, блять, не подумал о том, что может в добавок ко всему забеременеть. Залететь. Чёртовы мысли. Чёртова бессонница. Чёртова рвота. Чёртовы гормоны. Чёртовы противозачаточные. Чёртов Сатору — это его вина, даже если Сугуру логически понимает, что тот не виноват. Они пользовались презервативами. Мыться было слишком долго, а они были слишком заняты для всего этого, так что — презервативы, в отличие от такого далёкого второго курса и ещё более далекого, словно сон, первого. Но ни презервативы, ни таблетки всё равно не помогли. Они могли бы. Если бы только Сугуру сам себя не запустил. Своё тело. А тело и выдало финт ушами — держи, сука, беременность. Так что это была полностью его вина. Его. Сатору поучаствовал, но Сатору, как бы иррационально ни хотелось скинуть на него всю вину, был совершенно не виноват. А ещё Сугуру виноват в том, что он ничего не заметил. Тошнота и фиговое состояние скрыли все признаки; живота не было, да и срок, поди, ещё маловат для этого, хотя гадать о точной дате зачатия он не может вообще, потому что дни уже довольно давно сливались воедино. Единственное, что его выдало — это соски. Они стали чувствительными. Сугуру заметил это в душе, так, мельком проскочила мысль, мол, грудь чувствительная. Ну и что? Всё его тело было совершенно не таким, как обычно, потому что всему телу было плохо. С чего бы груди привлекать такое сильное внимание? Вот он и не обратил. Единственное, на что он вообще обращал внимание — это рвота. Просто потому что было бы довольно сложно не обратить на это внимание; опять же, связать это с беременностью не представлялось возможным, просто потому что Сугуру сейчас рвало постоянно, учитывая все те проклятия, которые он поглощал. Поэтому он ничего не понял. Тогда. А прямо сейчас, стоя в этой хилой, пыльной, грязной хижине, все мысли как-то резко пронеслись перед глазами. Не то чтобы прям перед глазами. Просто… Сугуру смотрел на девочку, вообще-то. Эта девочка была маленькой, побитой, такой беззащитной. Её взгляд был усталым, наполненный страхом и самой настоящей безнадёжностью; она плакала, смотря на него, а ещё одна девочка, уже со светлыми волосами, пыталась спрятать её под собой, будучи, наверное, даже ещё более побитой, чем та, с чьим взглядом встретился Сугуру, не в силах отвести глаза даже на секунду. Девочек было двое. У них были похожие лица. «Сёстры» — запоздалое, ошеломляющее понимание. Маленькие — совсем ещё дети. И вот эта самая мысль — дети — она просто что-то сделала в мозгу Сугуру. Ударило быстро, резко и неожиданно. Она отозвалась чем-то внутри него. Дети. Ребёнок. Пронесла все вот эти знаки. Сугуру смотрел двум девочкам в глаза и одновременно в нём боролось две огромные вещи: убить всех или же просто схватить детей и убраться отсюда нахрен, хлопнув дверью этой полуразвалившейся хижины. «Омеги иногда чувствуют, что они беременны, благодаря инстинктам. Чаще всего это происходит в окружении других детей» — давнее знание из каких-то сайтов. Но, чёрт побери, Сугуру никогда не думал, что это реально, во-первых. Во-вторых, что оно может произойти с ним. Более того, в подобной ситуации. Но факт оставался фактом: он понял, что эти дети в опасности, и его инстинкты, спавшие уже довольно долго, резко встали на дыбы. Те самые инстинкты омеги, которые требовали, чтобы он немедленно защитил своих детей; и вот это самое «дети» — отзывалось так, словно он был слишком уж сильно причастен к детям. Что-то просто встало на место. Как кусочек пазла. И Сугуру — буквально за пять секунд, пока он смотрел на детей, а дети смотрели на него, а кто-то рядом стоял и просил убить этих самых детей — понял, что беременный. Вот вообще без причины; логической и ясной, конкретной причины. Вот просто инстинкты сказали ему, что он беременный. И всё. И — всё. И Гето, ошеломлённо моргнув, был так сильно растерян всем этим, что даже всё остальное в его теле поутихло. Сейчас инстинкты стали не нападающими, а, скорее, защитными, потому что тут были дети и он был беременным, то есть тоже с ребёнком, ещё одним, в добавок к тем двум, что уже были буквально перед глазами. Была мысль, очень даже осознанная, перебить всех. Убить. Просто и ясно — убить. Но рука не поднялась. Не потому что убить не мог. Ведь он очень даже мог бы. А потому что у него были дети. И один — внутри него. Прямо внутри него. И чёртовы инстинкты требовали прямо сейчас не нападать, как это могло бы быть, не будь внутри него ещё одной жизни; они требовали защитить. Забрать, спрятать, приласкать, укрыть в гнезде, чтобы утешить и пометить собственным запахом так сильно, что никто бы не посмел усомниться в принадлежности этих детей. В том, что они его, Гето Сугуру. Поэтому, лишь чудом сдержавшись, Сугуру никого не убил. Он просто сказал: — Разберёмся.

***

Сказано — сделано. Спустя несколько часов девочки, всё ещё плачущие, нервничающие, дрожащие, были вместе с ним в номере старого отеля, арендованным от техникума на ночь, после которой ему нужно будет вернуться обратно в собственную комнату общежития. Сугуру осторожно уговорил их принять душ, ещё более осторожно выпустил собственные, немного слабые, чтобы не напугать резкостью, успокаивающие феромоны, прося помочь помыть им волосы. Нежно, очень нежно расчесал и высушил волосы — не феном, шум их пугал, только лишь полотенцем. Потом обработал раны. Они были серьёзными, но ничего смертельного или слишком ужасного; серьёзность скорее из-за их возраста и запущенного состояния, чем от чего-либо ещё. К двум часам ночи девочки были такими уставшими, что когда Сугуру кое-как расположил подушки и одеяла для подобия гнезда, они заползли внутрь, крепко к нему прижавшись, и уснули буквально через секунду после того, как закрыли глаза. Возможно, они даже сначала уснули, а потом уже закрыли глаза. Они действительно, действительно устали и вымотались. Все они. Но Сугуру не мог спать. Мысль — внезапная, ошеломляющая, но вполне возможно, что реальная — уже совершенно другая, в отличие от всех остальных мыслей, привлекла внимание своей резкостью, неожиданностью и назойливостью. Были очень большие шансы, что он беременный. Но, помимо инстинктов — а за последние месяцы он настолько был не в себе, что даже им доверять не мог, — доказательств реальности подобного у Гето не имелось. Нужен был тест. Однако прямо сейчас он даже его достать не мог — рядом с ним спали девочки, окутываемые феромонами, чтобы у них просто была возможность заснуть, пусть даже не очень крепким, но самым настоящим сном в кровати, а не на полу, внутри, чёрт побери, железной клетки. «Залетел… чёрт побери, я беременный; я залетел», — крутилось в голове. Сугуру не был типичным омегой — он с ранних лет не планировал заводить семью и уж тем более выходить замуж, просто потому что это не входило в его планы. Не то чтобы у него вообще были планы на будущее, но, наверное, он хотел повзрослеть, найти хорошую работу и просто иметь свой уголок? Если он когда и мечтал о партнёре — возможном альфе, с которым было бы хорошо как в течки, как в гоны, так и в простой повседневной жизни, — то даже тогда он не представлял себе детей. Он не любил детей; скорее, мог привязаться к личности ребёнка и после долгого времени полюбить эту личность, а, следовательно, дитя. Но личность ребёнка — это то, что появляется уже в довольно зрелом возрасте. Это минимум после пяти лет, когда живое существо уже давно родилось, научилось ходить, говорить и иметь свои интересы — то есть уже более-менее имеет связь с миром и воспитано-выращено. И именно поэтому он никогда не думал о том, чтобы самому кого-то рожать и воспитывать. Просто потому что он не чувствовал, что это то, что должны иметь матери или омеги к детям. Дети заслуживали любви и ожидания, а не того, что Сугуру просто посмотрит на них лет через десять после собственных родов и поймёт, что он просто не может их полюбить, потому что личность из-за его собственного воспитания просто не может вызвать внутри него чувств симпатии. Прямо сейчас Сугуру не чувствовал ничего, кроме ошеломления. Он — беременный. Инстинкты были под контролем. Никакой внезапной, неземной любви к тому, чего вообще могло бы даже не быть, не было. То есть да, внутри него что-то живое есть — но внутри него, типа, постоянно есть что-то живое? Лет с шести, после того, как он понял, что может поглощать проклятия. Внутри него, если так подумать, было более нескольких сотен чего-то живого. А сгусток проклятой энергии или же возможный набор клеток — вообще без разницы. Сугуру, как ни старался, не мог почувствовать разницу. От обеих вещей его тело менялось. От обеих — тошнило. И от первого, и от второго были проблемы с едой. Если бы не вот эти девочки, сейчас прижимающиеся к нему, он бы вообще не заметил разницы между поглощённой тварью и… ну, буквально набором клеток? Там ещё даже, наверное, не было ребёнка. Если срок маленький. А если нет — то, опять же, невелика разница между ним и проклятием. Помимо всего прочего, ему было всего семнадцать. Без образования, без дома, пусть и немного при деньгах, спасибо миссиям и всей той рвоте после них. Сугуру, размышляя обо всём этом, понял, что возможная беременность прямо сейчас, ну, она не меняла его. Она не вызывала никаких чувств внутри него. Разве что досаду, что теперь у него была ещё одна проблема, с которой ему нужно было разобраться. Вот девочки рядом с ним — защитная Нанако и чуть более тихая личность Мимико — уже вызвали чувства и привязанность к их личностям. А что-то внутри нет — нет. Вот нет, и всё тут. И Сугуру, думая обо всём этом, пожал бы плечами, будь у него силы. Залетел? Бывает. Оставить ребёнка? Нет конечно. Нет. Нет, ну это просто дикость. Ему семнадцать. У него даже нет таких больших денег, чтобы суметь оплатить всё то, что ребёнку, непременно, понадобится. Он не хотел этого ребёнка. Если он вообще есть. Это ведь ну, пока что просто сошедшие с ума инстинкты. Решение было простым — аборт. Точнее, проверка, потом — аборт.

***

Сугуру стащил тест из аптеки возле отеля с помощью проклятия. Девочки ещё спали, но вскоре наверняка проснутся из-за голода, потому что вчера он даже не догадался их покормить, ибо и самому есть не хотелось, его ведь стошнило всего за полчаса до встречи с девочками в лесу от очередного проклятия. На всякий случай он украл даже не один тест, а сразу три. Просто на всякий случай. И из-за инстинктов. Они были сумасшедшими. То ли он свихнулся окончательно, то ли… Ну, это уже покажут тесты. Он внимательно прочитал инструкцию на каждой — тесты были разными, тоже на всякий случай — потом опустил в одну и ту же ёмкость, опустошённо дожидаясь результата. Отчасти он надеялся, что инстинкты просто сошли с ума и то, что он думает, что он беременный, неправда. Так просто было меньше проблем. Не нужно было бы разбираться с абортом и со всем тем, что пришлось бы сделать, если бы он был в положении. Отчасти просто равнодушно наблюдал, пока на всех трёх палках медленно появлялись красные полоски. На одном — розовая полоска. Все три были положительные. Если бы один тест, Сугуру бы ещё засомневался. Ну, мало ли, иногда бывают ошибки. Однако это было сразу три, три разных бренда, разной стоимости и — ну, все три были положительными. Чёрт побери. И затем: «Я залетел от Сатору». И потом: «От Годжо Сатору». И: «Во мне наследник клана Годжо». И: «Наследник Годжо Сатору, обладателя редчайших техник». И запоздалое: «Ребёнок Сатору». Точнее — пока ещё набор клеток, частично позаимствованный от самого Гето, частично взятый — более чем добровольно взятый — от Сатору. Его и Сатору набор клеток. После этой мысли Сугуру на всякий случай прислушался к себе — ничего, опять-таки, не почувствовал — потом вылил стаканчик в туалет, а все коробки, инструкции, бумаги и тесты отправил на съедение своему проклятию. Никаких, чёрт побери, следов подтверждённой беременности, когда единственный вероятный кандидат — обладатель техник Шести Глаз и Безграничности. Ни. За. Что. Дело вот в чём: Сугуру прекрасно понимал, что Сатору из великого клана, просто это не мешало ему любить Сатору так, как они хотели любить друг друга, однако они также никогда не говорили о будущем. Том самом будущем, в котором Сугуру было просто не место рядом с будущим главой клана Годжо. Особенно сейчас. Он сделал глубокий вдох. Выдох. Прикрыл глаза. Нужно было как можно скорее сделать аборт. Нужно было. Очень нужно. Сугуру вообще ничего не чувствовал к этому набору клеток внутри него, по сути, ничем не отличавшемуся от любого другого его набора клеток — как новой коже после любой другой раны. Рядом была аптека. Нужно было послать проклятие, взять что-то, что прервёт беременность, выпить и прямо здесь, вот в этом старом отеле, спровоцировать выкидыш. Но было две проблемы. Проблема первая: он не знал точного срока. Если срок больше, чем восемь недель, то это уже отдельная, другая, очень и очень большая проблема. Проблема вторая: это был ребёнок Сатору. Сугуру было плевать, что это его ребёнок. К этому он ничего не чувствовал; его отношение к детям не менялось, наверное, с тех самых пор, как он сам был ребёнком и не понимал, как дети вообще могут дружить между собой, когда их привычки конфликтуют слишком сильно и раздражают его настолько, что никакие другие положительные качества от дружбы не могут это перевесить. Но это был ребёнок Сатору. Ребёнок Годжо Сатору. И именно поэтому это тормозило его. Было несправедливо поступить так по отношению к Сатору. Да, это было тело Сугуру, и именно ему решать, как со всем этим поступить, но сделать что-либо, вообще ничего не сказав Сатору? Он просто не мог так поступить, даже если какая-то стыдливая часть его отчаянно этого хотела, потому что в ином случае нужно было собираться с мыслями и готовиться к разговору о том, что он носит в своём теле живую жизнь, к созданию которой Сатору приложил даже не свои руки — а свой член. И узел. Другой момент был не менее важным, даже если не казался таковым — Сатору был наследником клана Годжо, обладателем очень редких техник. Что, если именно его первенец должен унаследовать эти техники? И Сугуру, решившись на аборт, случайно заберёт у другого ребёнка Сатору именно эти техники? Тогда у Сатору могут возникнуть очень, очень большие проблемы, потому что его будущий наследник родится без них, а он даже не будет знать, почему это произошло. … Блять. Просто — о, блять, — о, чёрт побери, да пропади всё пропадом; всё то, что привело его к этому моменту. Но в своём положении был виноват только сам Сугуру. Это была его вина — это он запустил своё тело, а оно просто работало так, как могло, и если это включало в себя беременность, то в чём оно виновато? И потому, кроме себя, он никого более винить не мог. Вспыхнул запоздалый стыд — было действительно стыдно перед Сатору. У Сугуру была одна задача — принимать противозачаточные. С этим он не справился. Справедливости ради, у Сатору тоже была задача — касаемо презервативов — но они оба знали, что резинки не очень надёжные, учитывая проклятую энергию, их подростковую страсть и то, что иногда резина просто рвалась, сколько бы денег на эти вещи Сатору ни тратил. Именно поэтому они дважды перестраховывались. Не то чтобы они совсем не пробовали без резинок. Но, опять же, это было давно, и они помнили о таблетках. Сугуру снова сделал глубокий вдох. И — выдох. Просто чтобы почувствовать собственное тело. Чтобы прикрыть глаза и в очередной раз попытаться собраться с мыслями. Он вернулся к спящим девочкам, медленно лёг на кровать, словно только что не провёл десять минут в туалете, испытывая самый жуткий подростковый кризис между «я беременный», «я хочу аборт», «я не буду рожать», «я должен сказать Сатору» и чем-то, что всё ещё мелькало на краю сознания — «хочу убить не-магов, потому что не-маги — дерьмо». На фоне всего остального последняя мысль практически ничего не значила. Было просто не до неё. Он открыл интернет, порадовался, что, пусть и слабо, но в этой глуши ловит сеть, а потом ушёл копаться на сайтах, чтобы попытаться выяснить, можно ли каким-то чудесным образом без врача узнать срок беременности, учитывая тот факт, что он был совершенно непонятным. У Сугуру не было живота. Но Сугуру также знал, что не у всех беременных появляются животы. Некоторые плоды были маленькими, как у женатой пары напротив его дома в той деревне, откуда он родом; женщина до восьмого месяца была тонкой и худой и очень этим взволнованной. Гето уже давно нормально не ел. Вполне возможно, что из-за всего этого… Ну, что именно поэтому не было видно никаких изменений. Это мог быть его случай, а мог быть не его. Сугуру также не помнил, когда именно они с Сатору занимались сексом. Это было периодически — раз в неделю-две точно. Каждый месяц — определённо. Так что его срок мог быть как меньше восьми необходимых для аборта недель, так и пара месяцев — то есть больше двух, что существенно уничтожает его шансы выпутаться из всего этого с минимальными потерями. Если его срок более восьми недель, то аборт… Ну, Сугуру мог бы рискнуть и воспользоваться своими проклятиями? Чтобы достать из себя мёртвый плод. Но это как-то слишком кошмарно даже для него; пусть и возможно. Тем не менее, вероятные последствия от подобного явно хуже, чем после родов, а рожать ребёнка Годжо только для того, чтобы отдать его в клан, — ну, он не племенная корова. Его гордость этого не потерпит. Сугуру скорее вспорет себе живот и умертвит возможного ребёнка, чем он родит и отдаст его в клан Годжо. Поэтому он открывал сайт за сайтом, пытаясь найти любой способ. Он буквально не мог обратиться хоть к какому-то врачу. Разве что к Сёко, но Сёко не занималась беременностями; она была хирургом. Плюс, она ещё училась. Сёко могла бы узнать нужную информацию и помочь ему, но, тьфу, лишнее внимание — слишком большой риск. Вот только интернет оказался совершенно, абсолютно бесполезен. Если бы у него были месячные, то он мог узнать срок по отсутствии менструации; но Сугуру был парнем, так что у него не было месячных. Тем не менее, омега — по течке. Вот только его последняя течка была три месяца назад, следующая ещё через три месяца — и вот если бы не вся эта ситуация с инстинктами, то только лишь через три месяца он и смог бы узнать. Если бы живот не появился, конечно. Да и тогда — понял бы? В любом случае, срок более-менее был: чуть меньше трёх месяцев, если считать от последней течки. Но больше — ничего. Если у Сугуру больше восьми недель — а три месяца это целых двенадцать недель — то всё пропало. Он в большой, чертовски огромной заднице. И тем сильнее осознавал он своё положение, когда ничего путного на сайтах не было. Точный срок можно было выяснить, видимо, только если сходить к врачу, чего Сугуру просто не мог сделать, потому что тогда о его положении станет известно — и что тогда с ним будет? Заставит ли клан Годжо его выйти замуж за Сатору? Прикажет ли Сатору поставить на нём метку? Принудит ли родить? Свадьба и метка — те вещи, которые Сугуру тоже никогда не планировал, особенно последнее. Справедливости ради, серьёзнее метки не может быть даже ребёнок или замужество, потому что с первым ещё можно договориться, а со вторым — развестись. Метка — это же навсегда. Ребёнок, понятное дело, тоже навсегда, но подобное навсегда это скорее лет на двадцать, пока не подрастёт. Или даже пятнадцать, пока не пойдёт в техникум магов. То есть много лет, но заботиться о нём и воспитывать нужно не так уж много времени. Ну, или много времени, если учитывать продолжительность жизни магов. Сугуру прикрыл глаза, провёл рукой по уставшим после бессонной ночи векам. Потом открыл и подчистил телефон, удаляя историю, чтобы не оставить никаких подозрительных следов. И, пока ещё присутствовала смелость, открыл чат с Сатору. Последнее сообщение было как раз от него. Писал несколько дней назад, что будет в техникуме и они могут встретиться. Они действительно в тот день встретились, даже если Сугуру и не ответил, попросту забыв из-за собственных мыслей хоть что-то написать в ответ. Сейчас они редко писали друг другу, если не сообщали о том, где находятся. Встречались, впрочем, всегда именно в техникуме, потому что в ином случае были в разных частях страны, без возможности увидеться и отдохнуть именно вдвоём, не беспокоясь, что кто-то их потревожит. Сугуру невольно помедлил, пытаясь подобрать слова. Говорить о своём положении прямо и через телефон он не собирался, сперва планировал лишь разведать обстановку, но сделать это тоже нужно было именно лично. Учитывая занятость, любой разговор мог занять целую вечность, которой у него даже не было. А через телефон могут узнать. То ли его внезапная паранойя, то ли ещё что, но Гето сейчас вообще не мог довериться совершенно ничему. Всё казалось слишком подозрительным. Потому, помявшись, он написал кратко:

Нам надо серьёзно поговорить.

На всякий случай отключил звук. И сделал это очень вовремя, потому что ему ответили не сообщением, а звонком, от которого могли проснуться девочки. Сугуру звонок сбросил, мельком взглянул на детей, проверяя, и замер, потому что дыхание одной из них было подозрительным. Не то чтобы громким или болезненным, а скорее тем, которое бывает, когда люди притворяются, что спят — слишком уж неравномерным и тихим, осторожным. Тёмненькая, Мимико, была немного бледна. От страха и беспокойства даже грудь почти не двигалась. Снова зазвонил Сатору. Сугуру отвлёкся, опять сбрасывая, в то же время посылая в воздух побольше лёгких успокаивающих феромонов, чтобы расслабить её и дать понять о безопасности. Не стал также звать или давать понять, что он знает, что она проснулась, решив вместо этого дать времени на осознание происходящего. Сам снова вернулся к чату, написав:

Со мной всё в порядке.

Просто надо поговорить.

Наедине.

Некоторое время от Сатору было подозрительное молчание. Затем: эти точки меня нервирубт ют я буду сегодня в 4 или 3 или раньше

Хорошо.

о чём ты хочешь поговорить ?

Вот сегодня и узнаешь.

Сугуру невольно улыбнулся. Маленькая, нерешительная и очень, очень усталая улыбка окрасила его лицо, прежде чем он снова вздохнул; перед глазами предстали три теста на беременность, четыре красные линии и две розовых. Несколько минут Сатору молчал, видимо, был занят. Он же прямо сейчас тоже на задании, как и Сугуру, а вот есть у него перерыв или нет, было спорным моментом, Годжо ведь может начать отвечать прямо во время боя. Он было подумал, что разговор окончен, а оттого собирался убирать телефон и осторожно подбираться к тихой Мимико, чтобы подбодрить её достаточно для утреннего приветствия, однако Сатору снова прислал сообщение. Мы ведь не расстаёмся? не то чтобы были причины я не хочу с тобой расставаться чёрт это глупо я идиот забудь об этом наверное просто в голову ударило просто в кино обычно всё так и мы уже давно не видели друг друга я скучаю по тебе Сугуру сглотнул, поджав губы от влажного комка в горле. Отвернулся в сторону, утирая повлажневшие глаза, сделал очередной глубокий вдох от внезапно вспыхнувших чувств в груди; разлившейся нежности от этого «я скучаю по тебе». ты молчишь почему ты молчишь сугуру эй Сугуру!

Боже, почему ты такой идиот

Я разве сказал, что хочу расстаться с тобой?

Чёрт испугал меня! не молчи в такой момент!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

*)

Я тоже скучаю по тебе

Сугуру!!!!!!!!!!!!! Сугуру невольно закатил глаза и наконец-то выключил телефон, хотя уведомления продолжили вспыхивать, давая знать о пришедших эмодзи, что резко затихли в какой-то момент, сменившись тишиной. Ну, а теперь… девочки. Живые, уже давно рождённые девочки, которые проснулись и теперь осторожно открывают глаза, чтобы посмотреть на него и окружающую обстановку. Девочки. Которых нужно было как-то накормить, одеть, снова обработать раны, а потом доставить их в техникум для нормального лечения.