Анатомия безумия

Optimus testis confitens reus

      — Мы не будем выдвигать обвинение, если узнаем имена всех, кто был задействован, — произнес строгий голос за кадром. — Нужны все имена.       — Я был один, — дерзко произнес Эрик, вскинув голову.       В его взгляде читался явный вызов, уверенность в собственной неуязвимости. Мужчина за кадром тяжело вздохнул, камера дрогнула, будто кто-то задел стол, на котором располагался штатив. Парень поправил светлые волосы, явно отросшие длиннее необходимого для работника психиатрической клиники. Даже в кресле на своеобразном допросе он выглядел самоуверенным и циничным, будто обсуждались не страшные уголовные преступления, а мелкие школьные шалости капитана футбольной команды.       — Не усложняй все, Эрик. Мы знаем больше, чем ты думаешь, так что мы лишь хотим убедиться в том, что ничего не упустили.       — Было бы так — меня бы уже уволили отсюда. Без обвинений, конечно. Это ведь будет честная сделка для нас обоих, — усмехнулся он и покачал головой, рассматривая свои ладони. — А то что в суде скажут все богатенькие родственники этих полоумных?       — Тебе обязательно заканчивать все так? — спросил мужчина, сцепив руки в замок.       В кадре на несколько мгновений мелькнули сложенные очки, сжатые в руках, покрытых мелкими пигментными пятнами и морщинками. Ногти были аккуратно пострижены, в движениях пальцев сквозила сдержанность.

***

      Роберт поставил видео на паузу и приблизил изображение. В отражении стекол виднелось смутное отражение собеседника Эрика.       — Берн, — проговорил мужчина. — Он знал про все. Знал и допустил Фисбера до работы с пациентами даже после этого разговора. Я знал, — торжествующе произнес детектив.       — Давай дальше посмотрим, — напряженно ответила Джейн. — Видишь дату? Это день смерти Эрика.       Роберт перевел взгляд на нижнюю часть экрана, где отображалась дата и время записи.       — Всего за несколько часов до убийства, — согласился он. — Надо закончить.

***

      — Если бы вы знали все, я бы тут не сидел. Вы бы не предлагали мне три оклада за увольнение по собственному желанию и список имен.       — Три оклада — немало. Подумай, пока кто-то не сделала это быстрее тебя, — спокойно бросил Берн. — Не думаю, что ты хочешь поставить под удар кого-то из своих коллег. Например, Джеки. У тебя есть время сделать все правильно, ради себя самого и всех остальных.       Запись завершилась.

***

      Детективы переглянулись.       — Джеки — это же Жаклин Элвуд? — нахмурилась девушка. — Джеки называли еще Жаклин Кеннеди, — добавила она. — Но Элвуд не была похожа на того, кто мог бы мучить пациентов.       — Внешность обманчива, однако нельзя исключать, что она могла быть просто свидетелем или находиться с Эриком в близких отношениях, — пробормотал Роберт. — Но мы были правы. Берн действительно был в курсе всего. Видимо, он собирался просто уволить причастных тихо, но после смерти Эрика все пошло не по плану. Кстати, а кто вообще подал заявление в наш участок? Почему в нашей юрисдикции рассматривать дело, если тут есть другой участок?       Джейн на секунду задумалась и вытащила из-под кровати свою дорожную сумку, на дне которой лежала папка с самыми важными файлами. Перед отправкой на остров пришлось подготовиться: полицейское управление не горело желанием направлять конфиденциальные документы на личные почты, которые будут открываться через рабочие компьютеры «Фаррера». Девушка пролистнула несколько файлов, пока не дошла до постановления о возбуждении уголовного дела.       — Основанием указано заявление миссис Фисбер о пропаже человека. Берн не сообщал о смерти Эрика на континент. Он даже его близким ничего не сказал, — нахмурилась Джейн. — Через два дня после заявления факт смерти был подтвержден врачами «Фаррера», а дело осталось нашим на основании первичной подачи заявления.       — Берну было невыгодно проведение расследования, — проговорил Роберт. — Факт издевательств вскрылся бы, рано или поздно. Он пытался оттянуть это, поэтому все пациенты были под препаратами или ничего не говорили. Поэтому он запретил медсестрам общаться с нами. Пытался свой зад прикрыть.       — И не только свой, — протянула девушка. — Берн вполне недвусмысленно говорил о том, что у Эрика были сообщники. Если он не блефовал, должны быть какие-то доказательства. К тому же… Почему он упомянул Жаклин?       Джейн перенесли файл с флэшки на ноутбук.       — На допросе Сильвии Стоун была не смена Элвуд, — произнес детектив. — Там была Хоул, которая и встречала нас в первый день. Если ей доверили это, она должна быть вне подозрений. Или, по крайней мере, Берн в этом убежден. Сомневаюсь, что он с порога послал бы к нам садистку, слишком велик риск.       — Жаклин мы впервые встретили случайно, когда искали ключи от двери во внутренний дворик. Нельзя полагать, что это укрылось от глаз Берна, — продолжила его мысль девушка.       — Он мог решить минимизировать наш контакт с остальными сотрудниками. Выделил несколько человек, в число которых попала и Элвуд. Не по его воле.       — И что делать будем? — устало спросила Джейн.       — Когда разберемся с убийством Эрика, выделим день на допрос медсестер. Начнем с Жаклин. Пусть они до последнего не догадываются, что мы в курсе ситуации. Нам лишние проблемы не нужны — своих достаточно. Не хватало еще, чтобы Элвуд внезапно уволили или она решила уйти в незапланированный отпуск за свой счет.       — Я сохраню записи, допросы проведем в последний день, — согласилась Рид.       — Мотивом убийства могла быть не только месть. Берн должен быть хорошим психиатром. Надо понять, мог ли он склонять кого-то из наших субъектов к убийству на сеансе.       Сломанными людьми легко управлять. Они готовы цепляться за малейшее проявление доброты и участия, вгрызаться в мираж стабильности, чтобы выкарабкаться из пропасти собственного рассудка. Вложить в голову идею не так сложно. Громоздкий аппарат государственной пропаганды справлялся с этой задачей веками, манипулируя вполне «здоровыми» людьми. Достаточно заставить человека думать, что идея родилась у него сама, а принципы выработались на основе жизненного опыта, а не по велению кукловода. Важно замаскировать тонкие нити, чтобы марионетка твердо верила в собственную независимость, послушно дергаясь и извиваясь в угоду другим.       — Нельзя исключать, что Берн рассчитывал избавиться от тела во время очередного шторма. Несчастный случай, копать бы не стали.       На секунду Джейн вновь вспомнила ужасный вечер в морге, когда казалось, что весь мир ополчился против детективов.       — Мне страшно, — вдруг призналась девушка. — От этого места и от этих людей… У меня мороз по коже. И кошмары.       — Я уже говорил: гораздо хуже было бы, если бы тебе тут нравилось.       — Им же ничего не стоит просто избавиться от нас. На следующем допросе какой-нибудь Дейв придушит меня, а его даже не осудят. Он уже тут отбывает пожизненное.       — Я не дам никому тебя задушить, — безапелляционно заявил Роберт. — Это будет моей привилегией, не волнуйся.       — Они ведь даже во сне меня могут убить. И тебя. Они уже могли подсыпать что-то в наш чай, чтобы мы не проснулись, — голос девушки срывался от рвущегося наружу отчаяния.       — Джейн… Послушай меня внимательно. У тебя начинается паранойя. Иногда это полезно, но ты выбрала вообще не лучшее время, чтобы сходить с ума.       — Да? — Джейн нервно рассмеялась. — А, по-моему, вполне неплохо. Далеко ехать не надо будет, — она отвернулась, вглядываясь в тьму за окном.       — Тебя беспокоит только то, что тебя тут могут попытаться убить? — тихо спросил Палмер.       — Только? — едко переспросила Джейн, стараясь проглотить накатывающую истерику.       Отчего-то в горле застрял ком, мешавший словам вырваться наружу. Девушка опустила голову, чтобы напарник не заметил пелену предательских слез, накативших на глаза. Штука была в том, что Джейн и сама не знала, от чего она чувствовала омерзительное отчаяние от одного взгляда по сторонам. От чего ей хотелось бежать, пока легкие не сгорят огнем, а ноги не откажут. Быть может, побег был единственным стоящим талантом Джейн, единственным делом всей ее жизни.       Она действительно часто бежала. От себя, от обязательств, от прошлого. Вся ее жизнь была бесконечным марафоном, итогом которого не будет красная лента и толпы фотографов. Конец всегда один.       Калейдоскопом в голове пронеслись воспоминания.       Вот Джейн, совсем юная семилетняя девочка, бежит вверх по ступенькам, потому что за окном падает первый снег. Седым ковром он покрывает робкую траву, уставшую кору деревьев и потрескавшиеся стены дома. Она бежит, потому что первый снег означает праздник. Она бежит, потому что первый снег очень похож на две дорожки, которые мама рисует на прикроватной тумбочке перед сном. А это значит, что надо снова играть в прятки или догонялки. Девочка уже знала, что безопаснее и надежнее последний вариант.       Теперь Джейн четырнадцать. Она все также бежит, но теперь по белым коридорам больницы, по которой снуют как всегда занятые врачи в белых халатах. Белый повсюду, в этом Дейв Ирвинг оказался прав. Юная Рид забегает в палату, где на кушетке лежит мама. Такая же белая, как и все вокруг. Такая же белая, как рождественский снег и те дорожки.       Джейн двадцать три. Она бежит, а на руках ее собака, белая шерсть которой окрасилась в красный. Это не просто собака, а самый верный и надежный друг, который слизывал ее слезы в моменты печали, радостно встречал после каждого дежурства в полицейском патруле и грел теплом своего тела холодными ночами. Но Джейн бежит недостаточно быстро, и черный влажный носик больше не обдает жарким дыханием судорожно сжатые руки. От смерти не убежишь.       — Ты… ты чего? — нахмурился Роберт.       Впервые за долгое время он увидел слезы на щеках своей напарницы. Она нередко плакала в первые совместные смены, но спустя столько лет эти слезы ощущались иначе. Казалось, что каждая соленая капля резала сердце острее ножа. Мужчина неловко опустился на кровать и замер. Нередко он испытывал замешательство, когда дело доходило до сильных эмоций других людей. Он не знал, что ему стоит говорить, как помочь. Он чувствовал себя бессильным и раздавленным.       Иногда слова бесполезны.       Роберт аккуратно приобнял содрогающуюся от рыданий девушку и постарался отвести взгляд, чтобы хотя бы для себя разбавить неловкость момента. Бесспорно, на утро Джейн будет самой стыдно, что кто-то увидел ее в столь уязвимом положении. Но сейчас это было неважно. Она прижалась виском к плечу напарника и зажмурилась, позволяя слезам капать на старую простынь.

***

      Роберт уже подготовился для очередного допроса, когда в комнату зашла Джейн. Глаза девушки опухли и покраснели, однако она настойчиво делала вид, что из ее память магическим образом выпали события минувшей ночи. Детектив отодвинул стул рядом с собой. На столе уже стояла кружка остывшего чая.       — Последний? — хрипло спросила Джейн и тут же прочистила горло.       — Да. Надеюсь, что вторичные допросы будут слегка… Информативнее. На повестке дня параноидальное расстройство, — вздохнул Роберт и потянулся, разминая затекшую спину.       Джейн кивнула и поспешила отвернуться. К ее счастью, в кабинет зашла Жаклин. Рядом с ней шагал недовольный долговязый парень с взъерошенными волосами цвета ржавчины. Длинными тонкими пальцами совсем юный паренек отбивал сбивчивый ритм по собственной ладони, будто это могло унять непрекращающуюся дрожь во всем тощем теле.       — Эван Моррисон, — произнес Роберт, указывая на стул.       Парень сощурился и медленно опустился в кресло, внимательно оглядываясь по сторонам, будто в попытке отыскать где-то подвох. Детективы представились, а Эван ловил каждое их слово, однако взгляд его был прикован к диктофону, лежащему на столе.       — Вы были свидетелем убийства Эрика…       — Вы из-за него сюда пришли? — оживился парень, впервые подняв свои водянистые глаза на детективов.       — Да, — твердо ответил Роберт. — Нам необходимо знать, что с ним случилось.       — Это проверка. Это все проверка, а вы одни из них… — он вжался в спинку кресла и мотнул головой. — Я не буду ничего говорить, я знаю… Это вы слушали меня. Я говорил всем…       — Сделайте глубокий вдох, — мягко произнесла Джейн. — Мы не причиним вам никакого вреда…       — Не причините вреда? — Эван рассмеялся, стиснув подлокотники. — Вы меня обдурить собрались? Зря…       Роберт на миг закрыл глаза и взглянул на напарницу. Он будто решался на что-то и на мгновение хотел получить взгляд поддержки или еле заметный кивок.       — Мы расследуем массовую слежку за людьми, — медленно произнес детектив, выключая диктофон. — Эрик был нашим информатором, он сообщил, что ты обладаешь ценными сведениями. Кто-то из пациентов — засланный агент, который узнал, что мы собираемся огласить данные нашего расследования.       Эван недоверчиво вглядывался в непроницаемое лицо Роберта. Джейн пыталась сдержать улыбку, ведь всего парой дней ранее напарник ругал ее за подобный ход.       — И на кого вы работаете? — медленно спросил парень.       — Ни на кого. Мы сами по себе.       Жаклин нервно поглядывала на дверь, за которой ждали санитары, сопроводившие пациента до допросной. Медсестре не особо нравилась новая тактика детективов, ведь подпитка бредовых идей пациентов определенно нарушала план лечения, однако просто покинуть помещение она не могла, не могла оставить подопечного с ними наедине.       — Вы не можете ни на кого не работать, — презрительно фыркнул Эван. — Что вам вообще известно?       — Мы уже знаем, что ЦРУ прослушивает телефоны. Знаем, что корпорации сливают персональные данные…       — Вы ни черта не знаете. Не знаете про фармакологический заговор, про нейросети… Это все очевидные вещи… Вы ничего не понимаете. Вы одни из них.       Трясущейся рукой парень начал вырывать еле заметные рыжие волоски на предплечье.       — Поэтому нам и нужна информация, — терпеливо ответил Роберт. — И Эрик нам передал, что ты знаешь больше, чем наши агенты. Поэтому тебя и спрятали сюда. Это ведь очевидно.       — Эрик? — переспросил Эван, скрестив руки на груди. — Эрик был самым зомбированным из всех.       — Он был нашим агентом. Пытался сделать так, чтобы его не поймали.       Парень сощурился, оглядываясь по сторонам. Джейн медленно закрыла глаза. Очевидно, что подобная тактика должна занять много времени. Доверие хрупкая вещь, его сложно сохранить, но еще труднее создать из пустоты, когда все играет вопреки. Эван явно был непростым. Учитывая его расстройство, добиться его расположения после откровенной лжи было бы крайне затруднительно, поэтому оставалось лишь продолжать разыгрывать начатый спектакль, потому что попытка всегда одна.       Джейн в очередной раз пожалела, что человеку нельзя стереть память и выборочно отобрать у него некоторые воспоминания. Быть может, это было бы жестоко, но пользы в этом виделось куда больше. Мозг и без того стремится аннигилировать травматичные моменты прошлого, слепив из них карикатуру на жизнь. Именно поэтому порой люди не могут объяснить свои странные реакции на будничные события. В сознании травма — разрастающаяся голодная опухоль, что пожирает все на своем пути, потому необходимо убрать ее подальше, на самые задворки, чтобы она ненароком не перекинулась на нечто дорогое и важное.       — Вы считаете, что я болен, — печально протянул Эван и опустил глаза на свои дрожащие пальцы. — Да, вы так считаете. И вы правы… Да… Да, вы правы. Я болен.       — И чем ты болен? — после короткой паузы спросил Роберт.       Парень поднял глаза куда-то вверх и несколько мгновений будто раздумывал над сутью вопроса. Эван тяжело вздохнул и сжал челюсти.       — Прозрачностью.       — Это… цвет? — уточнил детектив, вспоминая недавний разговор с Дейвом.       — Это состояние. Я один прозрачный, а другие нет.       — Это физическая болезнь, получается? — не сумев скрыть скепсис в голосе, спросил Роберт.       — Скорее да. Вы хотите меня убить? Никому не нравятся прозрачные. Я понимаю это… Да, я понимаю… — он покачал головой. — Я с самого начала знал, что так кончится. Мне никто не верил. С самого начала мне никто не верил, потому что я говорил только правду, а люди любят ложь.       — Мы не хотим тебя убить, — доверительно заявил мужчина. — Хотим узнать, кто убил Эрика, вот и все. После этого мы сможем оставить тебя с покое.       — Покоя нет. Никогда нет и не было. А виноваты все. Все его убили.       — Все — это кто?       — Все люди, — сказал он. — Эрика не от крови умер. От всех умер.       Роберт поджал губы и взглянул на понурую напарницу, которая даже не пыталась влиться в допрос. Девушка отстраненно смотрела на Эвана и погрузилась в свои мысли.       — Он умер также, как и все остальные, — тихо добавил парень.       — Остальные? — переспросила Джейн.       — Здесь люди пропадают чаще, чем в городах, а беспокоитесь вы только об одном.       Детективы переглянулись, невольно задумавшись, сколько может быть давно мертвых пациентов, смерть которых не заботила бы ни полицию, ни родственников, что предпочли вычеркнуть их из своей жизни и забыть. Сколько может быть пациентов, смерть которых стала бы облегчением или мимолетной новостью для близких?       — А ты не знаешь, кто еще пропал? — осторожно уточнил Роберт.       — У них нет имен. И никогда не было. Их не должно было здесь быть. Как и вас. Через несколько дней вы поймете, что вас здесь никогда и не было.

***

      Четыре допроса не дали никакой информации. Роберт разочарованно постукивал пальцами по столу, обводя взглядом кабинет, тонувший в полумраке. Нет, детектив вовсе не думал, что дело будет легкое, однако его разочаровывало то, что стандартные процедуры вновь показали свою несостоятельность. Чтобы выйти на контакт и добиться хотя бы чего-то стоящего, необходимо было установить психологическую связь, что, безусловно, займет времени многим больше, чем обычно бывает.       Времени не хватает всегда.       Джейн вернулась в кабинет и направилась прямо к окну, страдавшему от навязчивого стука голых веток. Девушка открыла форточку и вдохнула свежий воздух. У Рид возникло ощущение, что воздух в «Фаррере» особенно затхлый и удушливый: чем больше находишься в его стенах, тем больше чувствуешь, что увязаешь. Да, «Фаррер» определенно затягивал, сперва ненавязчиво погружая в свою атмосферу. Он обманчиво встречал гостей шикарным холлом и аккуратными кабинетами, а потом постепенно приоткрывал завесу, скрывавшую уродливую изнанку.       — Нужно провести повторные допросы как можно скорее, — бросил Роберт. — Мы не можем топтаться на месте и слушать этот бред бесконечно. У тебя уже крыша едет.       — У меня? — возмущенно переспросила Джейн. —       Она скрестила руки и облокотилась о подоконник, стремительно намокавший от капель дождя, что пробирались в здание через узкий проем.       — Не у меня же. Я переговорю с Берном. Мне кажется, Дейв и Сильвия могут быть полезны, если их привезут не под препаратами.       — Да, они могут быть полезны, если один из них не убийца, — пробормотала Рид. — Это лотерея. Еще есть Эван… Он знает что-то. Ты сам слышал, что он говорил.       — У него паранойя, Джейн, — устало сказал Роберт. — Буквально паранойя. Мания преследования, бред…       — Давай так… Через час у пациентов будет прогулка. Я отправлюсь во двор, а ты переговоришь с Берном по поводу допросов.       — И кого ты хочешь выловить? — прищурился мужчина.       — Сильвию или Дейва, — чуть помедлив, ответила Рид. — Проверю, в каком они состоянии, заговорит ли Стоун… Лучше, чем ничего, верно?       Роберт вздохнул и покачал головой. Отчего-то ему совсем не нравился предложенный напарницей план. Его терзало смутное чувство, что что-то непременно пойдет не так.       С другой стороны, когда в их делах все шло «так»?

***

      — Это недопустимо, мистер Палмер, — гневно произнес доктор Берн. — Мне передали о ваших… методах допроса. Это вздор. Вы не понимаете, что подпитывание бредовых идей сводит к нулю весь процесс лечения, на который мы положили несколько лет? Вы одним разговором просто уничтожили наши старания, а также немалые деньги, которые ушли на покрытие всех нужд? Я не могу позволить вам даже приблизиться к мистеру Моррисону, врачебная этика мне не позволяет.       — Я не отрицаю, что тактика может быть… спорна. Но ваша врачебная этика должна ставить превыше всего жизни пациентов и вашего персонала, который точно не приехал на остров умирать от скальпеля в затылке. Кто-то из пациентов опасен. И вы не можете это игнорировать. Вы, как лечащий врач, могли бы хотя бы рассказать свои предположения на основе истории течения болезни, чтобы нам не пришлось допытывать ваших пациентов так много…       — Мое предположение? — усмехнулся доктор. — Приношу свои извинение за то, что прервал вас, но это абсурд.       — Почему абсурд?       — Потому что мои предположения — эфемерные доводы. Я не хочу быть тем, кто укажет пальцем на невинного человека, чтобы вы растерзали его в своих судах.       — При всем уважении, ваши доводы даже не будут зачитаны в суде, — покачал головой Роберт. — Я прекрасно понимаю, что вы печетесь за свою репутацию, за репутацию клиники, но от этого она страдает еще больше.       — Дело вовсе не в репутации, мистер Палмер, — надменно бросил Берн. — Вам никогда не понять врача. Вам никогда не понять всего груза ответственности за вверенные в мои руки жизни, которые вы постоянно пытаетесь отнять. Вы, полицейские, только разрушаете. Не сочтите за грубость, это правда. Когда я был ординатором в одной из клиник Лос-Анджелеса, — когда я еще хотел стать хирургом — был конец апреля, прекрасная погода, солнце еще не так палило, а по вечерам можно было покататься по Родео Драйв с банкой Canada Dry. Так я и планировал сделать, пока нам не начали привозить людей пачками. В «скорых» не было места, люди лежали друг на друге, пачкая все кровью. Ее было много, можно было ведрами черпать. Кто-то из них был с пулевыми ранениями, кто-то с тяжелыми переломами. Это были люди, вышедшие на протест против полицейского беспредела. Они вышли против дубинок и пистолетов, от этого и погибли. Это беспощадная и бесконечная борьба, в которой нам не выиграть, пока насилие и обман — ваши естественные инструменты, которые вы все прикрываете какими-то благими целями. Но, как писал Данте, преисподняя полна добрыми намерениями, а небеса полны добрыми делами. Сколько хороших дел сделали вы лично, мистер Палмер? Или у вас вечно только намерения и оправдания?       — Не надо мне лекции читать, — спокойно проговорил Роберт. — Я не пациент на сеансе. Я представитель закона, нравится вам это или нет. Ваши благие намерения привели к смерти вашего сотрудника, а никто из больных, насколько мне известно, так и не вышел из «Фаррера». Так лучше задумайтесь об этом, а не мне нотации читайте. Мне нужны повторные допросы. Это не просьба. Это распоряжение. Мое лично от имени департамента полиции.       — Насилие… — медленно проговорил Берн. — Вы всегда выбираете насилие.       — Всех четырех пациентов мы хотим опросить завтра.       — За один день? — замер доктор.       — Да. План лечения подождет один день. Мы и так потеряли достаточно времени в попытке пойти вам навстречу. Хорошего дня.       Роберт поднялся и быстрым шагом направился к двери, чтобы бурлящая злость не захлестнула его с головой.