Анатомия безумия

Non progredi est regredi

      — Покуришь со мной? — внезапно спросил Роберт.       Джейн пораженно замерла возле своей двери. Обычно он уходил курить один. Лишь изредка, когда обстоятельства вынуждали, он терпел общество своей напарницы, да и то игнорировал все ее вопросы или реплики. Так Джейн научилась сидеть молча.       — Зачем?       — Покараулишь, чтобы никто из местных мне нож в затылок не загнал, — бросил он, направляясь к выходу. — Заодно нервы свои успокоишь. А то руки трясутся. Давно заметил.       Джейн вздохнула и направилась вслед за напарником, сама не понимая, с чего она решила променять часы сна на ночной перекур в не самой лучшей компании. Роберт приложил свежую электронную карту к датчику и толкнул дверь. Морозный соленый воздух тут же ударил в лицо. Детектив спрыгнул со ступеней и направился к персональской бетонной лестнице.       — Почему тут? Двор все равно пустой, — спросила девушка.       — Напрягают их камеры. К тому же, не просто так же Берн сказал не шастать по территории после десяти вечера.       Джейн молча села рядом с коллегой, впрочем, выдержав приличное расстояние, чтобы случайно не соприкоснуться локтями. Роберт достал из кармана пачку сигарет и зиппо, а девушка вглядывалась в ночное небо. Через проплешины туч виднелись звезды. Такие яркие, что больше походили на огни пролетающего мимо самолета. В больших городах небо обычно черное даже в безоблачную ночь. Огни неоновых вывесок, рекламирующих культ потребления, отняли у жителей мегаполисов одно из немногих бесплатных удовольствий. Отняли звезды. Теперь посмотреть на них можно было только в планетариях через мощные проекторы или на астрономических площадках.       — Ты уже второй день как на иголках, — произнес мужчина на выдохе. — Чего боишься?       — Стать как ты, — отшутилась Джейн.       — Надо же… И каким это? — вдруг поинтересовался Роберт.       — Выгоревшим и озлобленным, — просто ответила девушка.       — А мне казалось, что мы начали ладить, — слегка разочарованно протянул он. — Так сработались, что ты заразила меня своей интуицией. Чуйкой. Как ты там это называешь?       — Я просто смирилась, — пожала плечами она, проигнорировав последний вопрос. — Привыкла терпеть твои выходки и не обращать внимания. Себе дороже.       — Это верно… — кивнул он. — Но даже это я ценю, поверь. Не все на такое способны. Далеко не все.       — Почему ты так внезапно решил поговорить на какие-то личные темы? Не ты ли несколько лет сказал мне, что если я хочу поплакаться, то стоит сходить к психологу или завести наконец друзей?       — Мои слова травмируют тебя настолько сильно, что ты помнишь их спустя столько времени?       Джейн осеклась. Она приоткрыла рот, желая сказать одновременно так много и ничего вовсе. Эти два абсолютно полярных порыва боролись в ней некоторое время, пока здравый смысл не одержал сокрушительную победу.       — Ты действительно бываешь резок, — произнесла она.       — Но ты продолжаешь работать со мной.       — Поверь мне, я написала не одно ходатайство прежде чем смириться. Я до последнего боролась.       — Да ладно, — возмущенно фыркнул детектив. — И что тебе сказал капитан Джексон?       — Сначала он ответил, что назначит другого напарника, как только выдастся случай. Во второй раз он опять просил подождать прихода нового детектива в штат. В третий раз он меня проигнорировал. В четвертый сказал, что я буду работать с тобой до последнего, а если попытаюсь перевестись в другой участок, он мне жизни не даст.       — Безусловно… Пустые угрозы, — покачал головой Роберт. — Он всегда так делает. После каждого нарушения устава он писал мне выговоры и кричал, что мы будем «расставаться». Просил меня писать заявление на увольнение по собственному желанию, грозился уволить по статье. У нас с ним долгая история крепкой любви, — горько закончил он.       — Почему он тебя так невзлюбил? — Джейн решила воспользоваться случаем и разузнать о прошлом своего напарника.       Роберт часто грубо прерывал беседы на личные темы. Если спонтанные рассказы своей напарницы он в последнее время и мог терпеть, то посягательства на свое прошлое пресекал жестко и быстро. Джейн было любопытно. Этот праздный интерес подогревался годами. В кафетерии и курилке ходило множество слухов, ни один из которых не казался девушке и каплю правдоподобным. Кто-то из коллег говорил, что Роберт облажался и потерял кучу вещдоков по делу крупного наркодилера, другие рассказывали, что он оказывал повышенное внимание жене капитана. Все это казалось таким грязным и лживым, что порой даже Рид тошнило, хотя она сама не питала особой симпатии к Роберту.       — Жажда власти, — коротко ответил он после продолжительной паузы.       — Что?       — Я хочу руководить участком. И в самом начале карьеры избрал не самый лучший способ достижения цели. А понял ошибку слишком поздно.       Джейн не говорила ничего, потому что молчание — сильнейший инструмент допроса. Молчание вызывает в людях непреодолимое желание заполнить тишину потоком слов, порой бессмысленных или лишних. Люди слишком привыкли к постоянному шуму, поэтому тишина стала истинной пыткой.       В нулевых ЦРУ для допросов террористов использовало ряд не самых гуманных методов, среди которой была пытка звуком. На полную громкость включали металл, рок, чтобы басы пробирались под кожу и заставляли кости дрожать. Музыка не прекращалась часами, порой и сутками.       Сейчас наиболее эффективным методом стала бы полная изоляция. Если поместить человека в звукоизоляционную комнату, как долго он протянет? Начнет ли напевать под нос, разговаривать сам с собой? Многое ли он сможет отдать, чтобы услышать человеческий голос?       — Пять лет назад я начал собирать доказательства коррумпированности капитана Джексона. Связался с прокурором, с парочкой офицеров и детективов. Не всем из них можно было доверять, как оказалось.       — Он… Коррумпирован?       — Нет, — спокойно ответил Роберт. — Но я надеялся собрать достаточно доказательств обратного. Задумывалась, почему Фемида держит весы и меч с завязанными глазами?       — Да. На весах взвешивают добро и зло. Вину и невиновность. В университете рассказывали. На глазах у нее повязка, чтобы не видеть ничего, кроме объективных фактов и не соблазниться на… взятки. Меч — это кара. Тут все просто. Что за экзамен ты решил устроить?       — Может быть, когда-то в Древней Греции так было. Сейчас на чашах весов доказательства. Голословность не имеет веса, а факты — да. С достаточным количеством документов и вещдоков можно выиграть почти любой процесс. Ты же ходила на заседания по делам, которые вела? Давала там показания?       — Конечно. Один раз даже нас с тобой вместе вызывали.       — Как часто адвокаты парой слов вычеркивали то, что мы искали месяцами? Как часто одна процессуальная ошибка приводила к краху всего, что мы делали?       — Бывало такое, — нехотя согласилась Джейн.       — Вот то-то и оно. Формалисты захватили суд. И эта болезнь перекинулась на полицию. В таком мире приходится жить. Теперь глаза Фемиды завязаны, чтобы она могла своим мечом зарубить кого угодно без зазрения совести. Так и работаем, что тут поделать.       — Хотел бы вернуться во времена линчевания и салемских ведьм?       — Охота на ведьм ведется до сих пор, — покачал головой Роберт. — У меня много знакомых в других участках. Когда-то я еще общался с нашей старой гвардией. Триста лет назад преследовали поклонниц дьявола. Сорок лет назад искали коммунистов. Двадцать лет назад боролись с джихадистами. Сейчас ищут китайских и русских шпионов. Охота на ведьм никогда не заканчивалась, только переориентировалась.       Каждый раз детективы будто заново писали «Молот ведьм», выстраивая эфемерные обвинения, уверенности в которых не было ни у них, ни у прокурора, и порой методы сыска и доказательств были не многим лучше тех, что использовали инквизиторы в темные времена.       — Надо же… Никогда бы не подумала, что тебя волнует что-то, помимо твоей собственной карьеры.       — К сожалению, у нас больше общего, чем может показаться на первый взгляд, — Роберт стукнул пальцем по сигарете и россыпь тлеющих огоньков полетела на бетонный пол.       — Поэтому ты меня так презирал? — вырвалось у Джейн. — Сам себе признаваться не хотел, что был таким же когда-то.       — Я никогда не был настолько наивным. Просто видел недостатки системы. Научился под них подстраиваться. А ты нет.       — И не буду.       — Тогда, в лучшем случае, будешь работать бариста. Если не прогнешься — тебя сломают.       — Можешь на один вопрос ответить?       — Не уверен.       — Ты сказал, что хотел убрать капитана, чтобы занять его место. В чем была проблема сменить участок изначально, чтобы продвинуться? Я знаю, что в девяносто девятом участке недавно капитан ушел в отставку. В восемьдесят шестом умер. Ты мог просто ждать, а не подставляться. Я считаю, что ты что-то недоговариваешь. Зная тебя, хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле.       — Вопрос будет? — прервал коллегу Роберт.       — Почему?       — Что «почему»?       — Почему ты изо всех сил пытаешься быть таким неприятным?       — Меньше ожиданий — меньше проблем. Особенно в социальном плане. Если ты заметила, я не бегаю за кофе для всего отдела на перерывах и не занимаю деньги, которые никто не возвращает, — он красноречиво взглянул на коллегу. — Люди и правда как звери. Мы сбиваемся в группы не потому что мы социальные существа, а потому что мы слабые животные. Как антилопы, жирафы, коровы или овцы. Хочется верить, что если пойти против своей природы, можно стать сильнее. Не знаю. Оправданий можно найти миллион, мне не сложно. Но я таким всегда был. И мне хорошо в своей собственной компании.       — Тебе не одиноко?       — Одиночество не про количество людей, которые потребляют кислород с тобой в одной комнате. Оно про ощущение. Одиноким я себя не ощущал никогда, несмотря на то, что один я почти всегда. Знаешь сколько одиноких детей, жен, друзей я видел? Не сосчитать.       — Ладно. Допустим. Но почему именно капитан Джексон? Ты решил подставить невиновного человека? И при этом он не уволил тебя, не понизил, а просто стал давать мертвые дела? Ерунда какая-то. Ничего не сходится.       — Бывает так. Что ничего не сходится. Привыкай, — он поднялся и отряхнул полы пальто. — Пора спать. Утром не забудь закинуть монетку на ручку двери или просыпать пудры или чего-нибудь на порог.       — Монетка на ручку? — переспросила девушка.       — Если кто-то в твое отсутствие откроет дверь, ты это узнаешь. А гости, скорее всего, у нас будут.       Джейн нехотя кивнула. Не потому что она разделяла паранойю напарника, нет. Она лишь хотела как можно оказаться в своей маленькой тесной каморке. Длинные коридоры вызывали дискомфорт, потому что как только ночь вступала в свои права, их заполняли крики и… шепот. Такой тихий и невнятный, будто кто-то притаился за углом и выжидал. По спине поползли мурашки.

***

      В допросной пахло моющим средством. Джейн задержала взгляд на месте, где еще день назад расплывалось кровавое пятно. Роберт опустился на стул и, вздохнув, достал из папки новую фотографию Эрика.       — У нас остался последний оригинальный экземпляр. Я попросил сделать несколько копий, но они будут черно-белые, — сообщил он. — Сегодня на повестке дня у нас биполярное аффективное расстройство и синдром Ганзера.       — Мы теперь свидетелей не по именам запоминаем, а по диагнозам? — спросила Джейн, заглядывая в личную карту. — Сильвия Стоун, двадцать три года. Безработная. Исчерпывающе.       — Из дополнительных заметок психиатра… — детектив перевернул страницу и вчитался в рукописный текст. — Писала поэмы, в клинику попала после неудачной попытки самоубийства. Сунула голову в духовку, но потеряла сознание и упала на пол. Ее нашла мать.       — Специфический способ покончить с собой, — проговорила она, забирая у коллеги документы. — Есть много других методов, а она решила именно так. Еще и с родственниками в доме. Всех убить хотела?       — Если она оставила в квартире с собственной матерью включенный газ… Думаю, да. Вполне может быть нашим субъектом, — кивнул Роберт. — Если она подвергалась издевательствам со стороны Эрика — тем более. Есть мотив и возможность.       — Дело раскрыто, пакуем? — невесело усмехнулась Джейн.       — Тогда всех забирать надо, — пожал плечами он. — Мотив вполне у всех может быть, а предрасположенность к насилию вытекает из природы заболевания.       — Я пошутила, Роб, — пробормотала девушка.       — Тогда хотя бы предупреждай, я, может, даже подыграю, — бросил он.       За дверью послышались шаги. Вместо Жаклин в кабинет вошла та самая хмурая медсестра, что встречала детективов по приезде в «Фаррер». Джейн попыталась скрыть разочарование, на мгновение отразившееся на ее лице. Элвуд хоть и была неразговорчива и закрыта, не защищала свои границы столь агрессивно. Вошедшая особа с ноткой высокомерие обвела взглядом кабинет и сложила руки на груди. Обычно такие, как она, на работе упиваются мнимой властью, потому что в обычной жизни слишком беспомощны и бессильны против неумолимых превратностей судьбы. Синдром вахтера.       С одной стороны, Джейн прекрасно понимала, что в руках медсестер человеческие жизни, однако также по опыту она знала, что не все из них берегут их так, как обязывает клятва Гиппократа.       В криминалистике и криминологии их называют ангелами смерти. Йозеф Менгеле. Мария Грубее, Стефания Мейер, Вальтраунд Вагнер и Ирен Лайдольф. Гарольд Шипман. Джейн Топпан. Джон Бодкин Адамс. Их чрезвычайно сложно поймать, потому что смерти в больницах зачастую не вызывают вопросов, ведь ежедневно в госпиталях и медицинских учреждениях с жизнью прощаются десятки тысяч человек. Доктора и медсестры, облаченные в белые халаты, нередко вынуждены стать проводниками душ, слушателями последней воли и предсмертных спертых слов, вымолвленных в холодном поту на самой грани бездонной пустоты. Их участь незавидна. Цена ошибки слишком высока. Но не все врачи идут в медицину по зову сердца и с готовностью выполнить нелегкий священный общественный долг. Многих манят деньги, а некоторых — жажда поиграть в бога.       Передозировка морфина. Синдром внезапной детской смерти. Пузырьки воздуха в венах или в желудке. Неисправность аппарата обеспечения жизнедеятельности.       Эти слова в графе «причина смерти» встречаются настолько часто, что проверить каждый случай не представляется возможным. Каждый из ангелов смерти уносит сотни жизней прежде, чем появляются первые подозрения со стороны коллег или полиции.       Сколько жизней могли отнять врачи «Фаррера»? Что стало с людьми, выброшенными на обочину жизни, забытыми даже богом на чертовом острове посреди равнодушного океана? Кто мог услышать их мольбу о помощи, тонущей в шуме волн, криках пациентов и гоготе чаек?       Роберт щелкнул пальцами прямо перед лицом напарницы. Джейн дернулась и огляделась по сторонам, стараясь игнорировать обеспокоенно-пораженный взгляд.       — Не выспалась? — аккуратно спросил мужчина, будто старался не спугнуть диковинную зверушку. — Миссис Хоул спросила, готовы ли мы начинать допрос.       — Да… Да, готовы, — рассеянно закивала девушка.       Медсестра приподняла брови, однако резко развернулась и зашагала по коридору, прикрыв за собой дверь.       — Ты в норме? — поинтересовался Роберт.       — Да. Задумалась просто.       Джейн нравилось, что ее напарник знал, когда не стоит задавать вопросы. Он никогда не душил ее уточнениями и ненужной напускной заинтересованностью. Роберт в какой-то степени уважал ее право оставить ворох проблем внутри черепной коробки, не выпускать их наружу.       Сильвия казалась поломанной фарфоровой куклой, нелепо склеенной несмышленым ребенком. Некогда тонкие и аристократичные черты лица поблекли, на руках и ногах виднелись уродливые червяки-шрамы. Грязные русые волосы прядями выбивались из неаккуратного хвоста и налипали на искусанные до крови сухие губы. Роберт поднялся и отодвинул стул, мельком осмотрев приведенную пациентку. Ему хотелось убедиться лично, что в руках у нее нет опасных предметов или чего-либо, что может навредить ему или его коллеге. Как показала практика, меры предосторожности излишними не бывают, особенно когда приходится вести допрос психически нестабильных людей, потенциально совершивших убийство.       — Привет, Сильвия, — мягко начала Рид.       Еще до допроса они с Робертом условились, что диалог будет вести она. У Джейн явно было больше потенциала настроить психологический контакт в силу повышенной эмпатии. Хотя бы где-то это качество не оказалось недостатком.       Однако ответом было молчание. Стоун продолжила рассматривать ободранные заусенцы собственных тонких пальцев. Девушка и глазом не моргнула, чтобы хотя бы подать вид, что слышит детективов.       — Мы приехали разобраться в произошедшем.       Джейн вытащила из папки фотографию Эрика и аккуратно положила ее на стол рядом с собой. Сильвия даже не шевельнулась.       — Ты знаешь этого человека? — спросила Рид.       Тишина. Джейн тяжело вздохнула и прикрыла глаза.       — Знаешь, нам не обязательно говорить об этом сразу. Я знаю, что ты писала поэмы. Это, должно быть, очень тяжело, особенно в наше время, когда люди привыкли к продуктам массовой индустрии развлечений.       Сильвия перевернула ладони и поочередно гладила пальцы на правой руке.       — Я сама в детстве очень любила читать. Детективы, триллеры… Агату Кристи очень любила. Мэри Шелли. Любила писательниц. В те времена им было многим сложнее поставить свое имя на обложку и вписать его в историю. Я даже задумывалась, сколько авторов прославилось незаслуженно, присвоив себе заслуги жен или дочерей.       Роберт осуждающе посмотрел на коллегу, однако не сказал ничего. Впрочем, как и Сильвия. Она не желала беседовать даже на близкую ей тему.       — Мы могли бы рассказать тебе новости из мира литературы и кино. Кто получил премию, кто написал новый роман… Я сомневаюсь, что такому творческому человеку легко пережить изоляцию без возможности выплеснуть все на бумагу. Может, тебе понадобился бы блокнот и карандаш? Мы могли бы тебе это дать.       Сильвия на долю секунды приподняла глаза, встретившись взглядом с Джейн. Детектив мягко улыбнулась, стараясь сделать вид, что не замечает уродливый шрам на подбородке девушки. Красноватая кожа, натянутая подобно барабану, блестела в свете ярких ламп. Свежий шрам. Получен недавно. Четко очерченный красноватый рубец полз от самой губы к шее. Исходя из весьма скудных знаний в медицине, Рид предположила, что рана была нанесена чем-то острым, но не ножом или другим тонким лезвием.       — Особенно тяжело бывает, когда обращаются ужасно, да? — продолжила следовательница. — Это ведь незаконно, бесчеловечно.       Стоун тяжело сглотнула, однако продолжила упорно делать вид, что ей не интересен монолог. Роберт видел, как она начала вникать в слова его напарницы. Он ловил каждое микродвижение лицевых мышц, каждое малейшее движение глаз. Сильвия настойчиво отказывалась снимать маску безразличия. Боялась она чего-то или следовала привычке?       — Я помню, как сама лежала в клинике, — решилась Джейн.       Она не любила врать на допросах, однако порой это было единственным выходом. Установить психологический контакт со свидетелем критически важно. Особенно сейчас. Особенно с Сильвией Стоун.       — Мне было шестнадцать лет, — продолжила Джейн. — И это были самые ужасные месяцы в моей жизни. Но, думаю ты сама понимаешь, дело было не в самой клинике. Дело было во врачах и медсестрах, которые пациентов за людей не считают. Мы для них были как животные в зоопарке. Сидели за закрытыми дверьми и кричали, выли, плакали. А они смеялись. Им было смешно видеть нас такими жалкими и беспомощными. Они чувствовали свою власть, чувствовали, что могут сделать нам что угодно, а мы ничего в ответ даже сказать не сможем. Это ведь не только потому, что нас связывали. Проблема была в том, что никто не верил. Все вокруг так отчаянно убеждали меня, что это были мои галлюцинации под препаратами, что я и сама в какой-то момент засомневалась. Думала, что это мой мозг обманывает меня.       Джейн говорила и говорила, пока не исчерпала источник для убедительной лжи. Она не могла описать то, через что не проходила сама. Могла лишь догадываться и бросаться общими фразами, основанными на стереотипах и толики догадок.       — Потом я узнала, что это происходит очень много где… — задумчиво произнесла она. — Даже в самых дорогих и частных клиниках.       Медсестра медленно перевела взгляд на детективов. Роберт молча глядел на нее в ответ. Он прекрасно понимал, насколько сильно рискует Джейн сейчас. Ее намеки вполне очевидны, однако она, видимо сама того не ведая, лишь помогала плану Палмера. Сначала он хотел остановить напарницу, однако подумал, что существует вероятность того, что их письмо не найдут: сотрудники могут не прочитать и сразу выйти из аккаунта или компьютером за время ночной смены никто так и не воспользуется, и он выключится.       — Я часто думаю, стало бы мне легче, если бы я решилась. Просто показала бы им, что со мной так обращаться нельзя, потому что я человек. Моя ценность не измеряется в количестве диагнозов в моей медицинской карте. Я имею право на достойное обращение, на жизнь без боли…       Сильвия вновь будто закрылась от детективов. Девушка будто окружила себя непробиваемым защитным пузырем, внутри которого она могла наслаждаться своим собственным уютным и комфортным миром.       Джейн поджала губы и прикрыла на мгновение глаза. Девушка достала из кармана телефон и открыла заметки, чтобы напечатать единственную фразу.       «Уведи отсюда медсестру».       Роберт непонимающе взглянул на напарницу. Нет, он, безусловно, и сам думал об этом, однако никакого четкого плана не было. Нельзя было попросить ее покинуть помещение. Очевидно, что она должна была выйти сама, по своему желанию. Мужчина вздохнул и стиснул руки в кулаки, оценивая, насколько он готов опозориться или нарушить правила ради шанса услышать хотя бы одно внятное слово от Сильвии.       Им нужно было так мало.       Одно единственное имя.       Произнести несколько букв — дело пары секунд.       Роберт подхватил пластиковый стакан с водой и сумку, и направился к выходу.       — Не подскажете, где здесь уборная? — ровным голосом спросил он у медсестры.       Женщина приоткрыла дверь и молча показала налево.       — Благодарю, — произнес он.       Когда медсестра поворачивалась обратно, Роберт сделал шаг вперед. Рукой женщина задела стакан, а вся вода вылилась на ее белоснежный халат.       — Осторожнее! — грубо бросил детектив. — Если бы это все на мои документы пролилось? Вы бы опять новые делали мне?       — Это вы… — зашипела медсестра, однако быстро осеклась.       Она бросила взгляд на часы и поняла, что допрос будет длиться еще сорок минут. Взглянув на пациентку, она тяжело вздохнула и покачала головой.       — Сделайте паузу, я приведу кого-то из санитаров, — кинула она и нырнула за угол.       Сердце Джейн бешено колотилась. Она благодарно кивнула Роберту и перевела взгляд на Сильвию.       — Мы знаем, что делал Эрик, — быстро заговорила следовательница. — У нас есть доказательства. Есть фотографии, которые он делал на полароид. Нам нужны показания свидетелей, чтобы засудить клинику и врачей. Нам нужно очень много свидетелей. Убийство в состоянии аффекта или самообороны при условии наличия психического расстройства не будет наказуемо.       Джейн решила не упоминать про принудительное решение по приговору суда, поскольку понимала, что это будет в разы страшнее того, что происходит в «Фаррере».       — Даже если это совершила ты… Мы сможем тебе помочь. И остальным тоже. Нужно только дать показания. Прошу.       Сильвия была спокойна. Она меланхолично слушала торопливую речь детектива и, казалось, думала о совершенно отстраненных вещах. Ее внимание выдавала лишь легкая улыбка, заигравшая на губах.       — Сильвия… — мягко проговорила она.       — Ложь.       Ее хриплый голос резал горло, будто Стоун не произносила ни звука целую вечность.       — Что? — нахмурилась Джейн.       — Ты лгунья, — произнесла она. — Одна из них, — эти слова сорвались с ее обкусанных губ настолько тихо, что следовательнице даже показалось, что это лишь игра воображения.       В кабинет зашел санитар. Джейн не заметила, как увлеченная мольбами она привстала с кожаного кресла. Девушка опустилась обратно и разочарованно сжала челюсти. Раскрытая ложь на вкус как скисшее молоко.       — Это не так, — мягко сказала она.       Однако было поздно. Стоун более не была в комнате с детективами. Ее мысли унесли ее куда-то очень далеко, позволив покинуть стены «Фаррера», пропитанные вязким страхом и окутанные непроницаемой пеленой тайн.