Анатомия безумия

Natura abhorret vacuum

      Джейн забивала легкие свежим морозным воздухом, подпорченным запахом табачного дыма. Роберт сидел рядом со своей коллегой на бетонных ступенях, ведущих в одно из административных помещений во внутреннем дворике.       Детективу раньше казалось, что курит он по инерции, больше не ощущая острой потребности в никотине, однако после последних событий его мнение кардинально изменилось. После допроса Дейва Ирвинга ему хотелось лишь достать сигарету и сделать первый вдох, чувствуя, как табак горечью жжет горло. Так Роберт глушил стресс и абстрагировался от реальной жизни, давая себе возможность несколько минут посидеть на улице в полной тишине.       — Что это было? — наконец нарушила молчание Джейн. — Все шло нормально, пока он не увидел фотографию Эрика.       — Знаешь, изначально все не шло нормально. Я не понял ни слова из того, что он сказал, и не вижу смысла даже пытаться, потому что это бред.       — Жаклин сказала, что Дейв проявлял агрессию ночью. Это от него у нее остался синяк.       — Отлично, — пробормотал Роберт. — Просто потрясающе. А предупредить нас никто не хотел? Как мы можем делать свою работу, если ни камер, ни показаний свидетелей, ни заключения криминалистов нет? Мы даже не можем отталкиваться от мотива, потому что любой из этих психов вполне мог совершить убийство просто из-за того, что ему так сказали голоса в голове или бредовые идеи.       — Да… — после короткой паузы согласилась девушка. — Но мы все еще можем… Нет, мы должны попытаться. Иначе зачем мы тут?       — Мы тут, чтобы на нас можно было оформить очередной висяк, — разочарованно бросил он и резким движением вдавил дымящийся бычок в ступень. — Мы тут, потому что ни одного нормального детектива не выдернут из участка ради того, чтобы несколько дней послушать бредни сумасшедших.       — Мы нормальные детективы, — тихо проговорила Джейн. — Мы ничем не хуже всех остальных. Ты и сам это знаешь.       — Да… — нервно засмеялся Роберт. — Одна застряла в амплуа выпускницы-идеалистки, а второй подсиживает капитана. Дуэт мечты.       — Зато мы дополняем друг друга, — она слегка толкнула коллегу в плечо. — Вместе мы — один полноценный детектив.       Роберт приподнял брови и повернулся к девушки, стараясь понять: пытается ли она подобными нелепыми высказываниями поддержать его или действительно так считает. Да, бесспорно, Джейн порой выдавала много странных фраз и идей, будто жила в совершенно другом мире, работавшим по иным правилам, однако это было перебором. Роберт зажмурился и покачал головой, делая вдох, прежде чем подняться на ноги и направиться делать свою работу. Впервые за долгое время его тошнило лишь об одной мысли о деле, однако выбора не было.       — Осмотрим подсобку и поедем в жилой корпус, — произнес он, повертев в руках маленькие железные ключи. — Идем.       Джейн покорно встала и отряхнула джинсы. По внутреннему дворику гуляли пациенты. Они казались потерянными детьми, бродившими по окрестностям после того, как сверстники отказались играть с ними на одной площадке. Больные останавливались у ограды, вглядывались в горы, затянутые молочным плотным туманом, или собирались в небольшие стайки, где полушепотом рассказывали друг другу истории, искоса поглядывая на санитаров.       Роберт без лишних слов сунул Джейн папку с документами и фотографиями и быстро размял ноги. После он одним стремительным прыжком допрыгнул до края забора и уперся ногой в один из прутьев. Подтянувшись на руках, он приблизился к колючей проволоке.       — Осторожно! — обеспокоенно вскрикнула она.       Мужчина переместился чуть правее, продолжая осмотр. Как он и предполагал, сталь местами покрылась ржавчиной, а никаких признаков повреждений или разрезов не наблюдалось. Роберт спрыгнул на землю и отряхнулся, оглядываясь по сторонам.       — Нужно исключить вероятность того, что кто-то помимо этих пациентов был на месте преступления, — пробормотал он.       На переулок выходили зарешеченные окна, козырьков или площадок для перемещения не наблюдалось. Роберт разочарованно поджал губы.       — Даже если так, нам все равно придется провести допрос со всеми, — напомнила Джейн. — От этого уйти не получится.       Детектив не хотел признавать, что согласен с коллегой. Он ненавидел признавать чью-то правоту. И дело было вовсе не в том, что это была Джейн, нет. Он всегда маниакально проверял всю информацию, чтобы найти хотя бы малейшую ошибку в чужих словах, играл в адвоката дьявола в любом споре, потому что ненавидел чувство поражения, что неизменно появлялось каждый раз, когда обстоятельства вынуждали сдаться.       — Там все еще есть свидетельница с биполярным расстройством, — тише заговорила девушка. — Я думаю, все самое худшее мы уже пережили. Надо закончить с осмотрами и двигаться дальше.       — Да… — отстраненно произнес Роберт, отпирая дверь в подсобное помещение.       Джейн включила фонарик и осторожно шагнула внутрь. Помещение оказалось абсолютно пустым. Детективы увереннее прошли дальше и огляделись. Ни инструментов садовника, ни сезонной мебели, ни одной вещи не было, лишь в углах заторопились к своим паутинам потревоженные незваными гостями пауки.       — Пусто, — констатировала она.       Роберт решил воздержаться от едких комментариев и обошел помещение по периметру, будто от цепких взглядов детективов могла укрыться какая-то деталь.       — Нет даже мешков с листьями, — проговорил он. — Отличное подсобное помещение для садовника.       — Это странно, — нехотя согласилась Джейн.       — Я даже начинаю привыкать к этому. Ладно, здесь делать нечего. Пока не стемнело, нам лучше добраться до корпуса. Непонятно, как далеко идти и какой будет дорога.       Девушка закивала, выходя на улицу. Она бросила последний разочарованный взгляд на помещение, ставшей очередной загадкой в деле, час от часа обрастающего подозрительными пробелами. По мере расследования загадки лишь множились, а ответов на горизонте не наблюдалось. Джейн скрестила руки на груди и огляделась по сторонам. За забором виднелся уже почти привычный пейзаж: острые зубы голодных скал и стаи крикливых чаек, то и дело пролетающих над макушками погрустневших сосен. От такого вида вмиг стало неуютно и холодно, а Рид впервые словила себя на мысли, что не так уж и хочет покидать стены клиники «Фаррер».       Однако долг превыше всего. Поэтому Джейн без лишних слов зашагала в свою комнатку за рюкзаком с необходимыми вещами, а ее напарник направился на пост охраны, куда должны были доставить ключи от жилища Эрика.

***

      Ворота со скрипом захлопнулись, будто недовольные тем, что пришлось выпустить жертв из ловушки. Джейн вздрогнула и застегнула свою непромокаемую куртку, которую так дальновидно уместила в сумку в последний момент. Роберт уже открыл фотографию карты на телефоне и огляделся вокруг. Девушка скользнула взглядом по его привычному черному пальто, которое детектив не менял вне зависимости от сезона. И в снег, и в град, и в дождь он рассекал в нем по людным улицам, спеша в участок или на очередной осмотр.       Роберт вообще был олицетворением постоянства и стабильности. Он носил почти одну и ту же одежду, а когда какая-то вещь изнашивалась, покупал точно такую же. Так он избавил себя от мук выбора в повседневной жизни.       Изобилие вариантов всегда приводит уставший мозг в ступор, заставляя анализировать каждый из них, чтобы прийти к оптимальному решению. Люди сами не замечают, как перегружается сознание от постоянной необходимости выбирать. Выбирать что угодно: одежду, длину носков, сироп к кофе, фильм на вечер (и, конечно, закуску к нему), цвет помады, запах духов, порядок выполнения рабочих задач, партнера по жизни, ресторан для встречи с друзьями, имя ребенку, корм для собаки или приоритетного подозреваемого в преступлении. Множество вариантов порождают муки выбора. Муки выбора перетекают в паралич. И вот, в девять часов вечера, посреди заполненного супермаркета до капли выжатый офисный работник стоит перед витриной и искренне не может решить, взять ему бейгл с лососем или сэндвич с индейкой и вялеными томатами. Это не кажется проблемой, пока не приходит осознание, что это и есть причина усталости. Нет, не приятной усталости после выполнения сложного дела. Другой усталости. Той усталости, что тяжелой ношей прибивает к земле, вытягивает энергию медленно и незаметно, пока в одно утро у человека не останется сил даже встать с кровати.       — Роб? — осторожно позвала напарника Джейн. — Разобрался?       — Да, — уверенно ответил он. — Надо выйти к океану и перед пристанью свернуть налево. Тут около мили. За минут пятнадцать доберемся.       Девушка кивнула. Она была не против небольшой прогулки. Казалось, что вне клиники даже дышалось иначе. Свободнее. Без этих незримых оков, внезапных криков и давящих взглядов медсестер Джейн смогла сбросить скопившееся за день напряжение, однако неизбежно задумалась, что ощущают люди, обреченные провести на этом одиноком острове годы? Что ощущают люди, понимающие, что «Фаррер» станет их последним пристанищем, а перед смертью они увидят не заботливые лица родственников, а холодных и скучающих медсестер, желающих лишь закончить смену и вернуться в свою кровать?       Безумие — апогей отчаяния.       От одних мыслей о подобном исходе Джейн стало тошно. Тошно от себя самой, потому что вмиг девушка осознала, как много вещей она принимала как данность в своей жизни. И дело было вовсе не в комфорте или плодах цивилизации, вроде ванны или доставки еды. Нет. Всю жизнь Джейн крайне неблагодарно относилась к своему здоровью. Ей повезло родиться без хронических заболеваний, иметь чистый и ясный ум. Чувствуют ли пациенты «Фаррера» зависть? Осознают ли они собственное безумие или это нечто, простирающееся за гранью понимания мозга? Может ли сознание познать себя? Если нет, как сама Джейн может быть уверена, что она здорова? Как она может жить долгие годы с этой четкой установкой и ни разу не задаться вопросом: что, если все в действительности не так, как ей кажется? Почему она уверена, что окружающие ее люди видят мир таким, каким видит его она? Почему она уверена, что «синий» для нее точно такой же «синий», как и для Роберта, например? Или, быть может, все намного хуже?       Что, если вся ее жизнь — продукт больной фантазии дефектного рассудка, желающего развеять скуку?       Как можно быть уверенным в таких вещах, если хотя бы однажды задаться вопросом: что такое реальность? Как можно не сойти с ума, если не задвинуть эти идеи подальше, в самый темный и пыльный уголок сознания, куда даже бродящие от скуки мысли не смогут дотянуться?       Чайка с криком спикировала вниз, с самого края обрыва, под которым яростно пенился свинцовый океан.       Чайки не боятся высоты, потому что полет — неотъемлемая часть их природы. Чайки не задумываются ни о чем, кроме поиска отбившейся от косяка рыбешки, что допустит оплошность и взмахнет своим серебристым хвостом над мутной поверхностью воды.       И Джейн порой хотела бы быть чайкой. Такой же беззаботной и отважной, чтобы можно было расправить крылья и умчаться в бесконечное небо подальше от пыльных городов, заполненных озлобленными и грустными людьми. Подальше от общества, вынуждающего прожигать свою единственную жизнь в угоду другим. В никуда. Вот о чем порой мечтала Джейн, видя этих птиц.       Однако Джейн была всего лишь человеком. Она была рождена, чтобы платить счета за коммуналку, работать до пенсии и кормить государственный аппарат налогами со скромной зарплаты. Иной жизни Рид боялась. Боялась, потому что никто из ее родственников, друзей или знакомых иначе никогда не делал. Если все молчаливо приняли правила чужой игры, приходится притворяться, что тоже их знаешь. Приходится глушить собственную никчемность сутолокой дня и калейдоскопом навязанных целей.       Чайки не боятся высоты, а Джейн жить боится.       — Ты в порядке?       Роберт остановился и вглядывался в помрачневшие глаза коллеги. Он редко видел ее такой, чаще Джейн вилась рядом со смущенным или сосредоточенным выражением лица, именно поэтому этот внезапный порыв глубокой печали показался детективу странным. Девушка слабо покачала головой и, отклонившись от маршрута, пошла ближе к обрыву, с которого всего минутой ранее высматривала свою добычу чайка.       — Не говори, что ты собираешься прыгать, — вздохнул Роберт, направляясь за напарницей. — Ты мне еще тут нужна.       — Нужна? — переспросила она, перекрикивая внезапно налетевший ветер.       — Конечно. Мы же напарники.       — Как они тут живут? — после короткой паузы проговорила Джейн, неотрывно глядя на волны.       Раз за разом они разбивались о скалы и возвращались обратно, будто набираясь сил для нового тщетного наступления. Под ботинками детективов хрустела пожухлая трава, высушенная жестким ветром и низким солнцем, бледным пятном светящимся из-за вечных туч. В таком месте поистине можно почувствовать себя на краю мира: впереди не было ничего, кроме белесых барашков волн, а за спиной крохотный клочок земли, лишь немного тронутый уродливыми человеческими строениями.       — Привыкли, — пожал плечами Роберт. — Мы тоже ко многому странному привыкли. Человек — существо адаптивное и живучее. Похлеще таракана.       Человек привыкает всю жизнь. Пока он достаточно гибок, он может вынести что угодно, однако с первыми признаками закостенелости его шансы тают. К старости люди не хотят адаптироваться к новым правилам жизни, отчаянно цепляются за все, что напоминает им о золотых годах, когда тело было еще молодо, а сознание не блуждало в тумане прожитых лет. Старые люди смотрят в прошлое с теплой ностальгией, поэтому они не замечают угроз будущего. Не потому, что не могут, нет. Они не хотят. Не хотят видеть, как мир, который они знали, меняется до неузнаваемости. Не хотят видеть, как постарели их друзья, как поменялись улицы, как радостный и приветливый мир стремительно стал жестоким и незнакомым.       Роберт боялся в один день обнаружить, что его критичность вовсе не плод разумности и дотошности, а порождение упрямства. Того самого консервативно-слепого упрямства, что он так отчаянно презирал долгие годы, не сумев различить страх под маской отвращения. Палмер безусловно боялся в один день осознать, что он постарел. Боялся встретить седого старика в отражении мутного зеркала в ванной, боялся почувствовать боль в пояснице во время утренней зарядки. И ужас этот был обусловлен совершенно естественным страхом смерти.       — Такие странные ощущения здесь, — проговорила Джейн, убирая темные пряди волос от лица. — Я не могу это объяснить, но мне вдруг стало так бесконечно одиноко и тошно. Меня будто выпотрошили, а кожу натянули на старую, растрескавшуюся фарфоровую куклу…       Она захлебывалась в словах, которые никак не могли описать ее чувств. Все было не то и не тем, эти ощущения невозможно облачить в пару фраз.       — Тебе стоит поменьше общаться с пациентами, — серьезно ответил Роберт. — Это не очень хорошо влияет на психику. Ты и так слишком впечатлительная.       — И что предлагаешь? — нахмурилась Джейн. — Помню, как ты мне сказал уволиться и устроиться бариста в убыточной кофейне с напитками по десять долларов.       — Рекомендация все еще в силе. Ты не создана для этой работы. Не хватает стержня и выдержки для такого, — пожал плечами он. — Я от своих слов не отказываюсь. Но это не потому, что я тебя недолюбливаю.       — А почему?       — Потому что так будет лучше, чем через десять лет самой приехать в «Фаррер» и ощущать себя здесь как дома, — многозначительно ответил он. — Нам пора. Потом на воду посмотришь. В отпуск езжай или отгулы возьми. Иногда лишним не будет.       — Кто бы говорил, — пробормотала Джейн, возвращаясь на тропу.

***

      Небольшой трехэтажный домик расположился почти на самом краю обрыва, оттесняемый к краю плотным изумрудным лесом. Рядом с входом располагалось несколько деревянных лавочек, поросшим мхом, и столики, усыпанные окурками. Строение выглядело бы полузаброшенным, если бы не редкий теплый свет из зарешеченных окон.       — Боятся, что работники сбегут? — усмехнулся мужчина, осматривая здание.       — Скорее боятся, что к ним прибегут, — пожала плечами его напарница.       Входная дверь была не заперта, внутри детективов ждал довольно аккуратный подъезд, который кто-то явно пытался облагородить растениями в горшках. Впрочем, фикусы не особо прижились и теперь торчали насмешливыми желтыми вопросительными знаками из кашпо.       — Нам нужна квартира номер 304.       — Смею предположить, что это просто дальняя квартира на третьем этаже, — произнес Роберт, направляясь к лестнице.       Эрик Фисбер жил на мансардном этаже. Перед входом детективы остановились. Без лишних слов Джейн достала из рюкзака две пары перчаток и бахилы. Убедившись, что все меры предосторожности для сохранения важных улик были соблюдены, Роберт достал ключ из внутреннего кармана пальто и отворил дверь.       На скошенной стене, служившей крышей дому, были наклеены многочисленные плакаты. Некоторые изображали металл-группы, другие имели не самое приличное содержание. Девушка выудила фотоаппарат и сделала несколько обзорных фотографий для дела.       — Ты по правому краю, я по левому, — кинул Роберт, и детективы разделились.       Детектив ощупал одеяло, из которого в воздух поднялись клубы пыли, медленно закружившиеся в свете тусклой лампы. Он поднял подушку и вытащил порнографический журнал.       — Раритет из прошлого века, — усмехнулся он, повернувшись к напарнице.       — А ты что хотел? На острове без интернета и постоянной связи все откатятся на пару десятков лет назад.       Роберт протряс журнал, однако кроме слипшихся страниц ничего обнаружено не было. Мужчина с отвращением положил его на место и приподнял матрас. Меж погнувшихся досок лежала свернутая пачка купюр и несколько блоков сигарет.       — Сколько там ему лет было? Четырнадцать? — пробормотал он.       — Роб! — возмущенно воскликнула Джейн, отрываясь от осмотра шкаф.       — Ханжа, — покачал головой Роберт.       Он уже хотел было опустить матрас, однако застиранная до дыр простынь приподнялась, обнажая глубокий разрез. Детектив нахмурился и рывком сорвал постельное белье.       — Что такое? — встрепенулась девушка.       — Иди сюда и фиксируй, — проговорил Роберт, натягивая перчатки сильнее.       Он запустил пальцы в разрез и выудил пачку полароидных фотографий.       — Серьезно? Эти ребята в курсе, что двадцать первый век уже наступил и можно пользоваться телефоном?       — Роб… — проговорила Джейн, поддевая одну из торчащих фотографий.       На снимке был изображен человек. Понять мужчина это или женщина — и, тем более, опознать — было невозможно. На голове был мешок или наволочка, руки скованы широкими кожаными наручниками, а из одежды не было ничего, кроме одеяла, прикрывавшего паховую область. Следующая фотография запечатлела Эрика Фисбера с широкой улыбкой на лице и поднятым вверх большим пальцем. В другой руке он держал за волосы женщину, изо рта которой вытекала красноватая слюна.       — Господи… — прошептала Джейн, вглядываясь в фотографии.       Одна за одной: каждая запечатлела навсегда момент боли и отчаяния жертвы жестокости медбрата. Казалось, что он упивается собственной властью и безнаказанностью. Питается чужим горем.       — Он про Абу-Грейб ничего не слышал? — приподнял брови Роберт. — Верх идиотизма. Но зато теперь понятно, что я был прав.       — И у кого-то определенно был мотив, — согласилась Джейн.       — На половине фотографий не видно лица. Женщины, мужчины… Он мучил всех без разбора, — напряженно проговорил Палмер. — К счастью, Фисберу хватило ума спрятать снимки, иначе, я уверен, кто-то из персонала изъял их. В рамках сотрудничества, разумеется, — уколол он коллегу, перекладывая снимки в герметичный пакет.       — Он был не один, — констатировала Джейн, по привычки игнорируя тон напарника. — Кто-то должен был делать фото и покрывать его. Не исключено, что доктор Берн был в курсе.       — Когда такое происходит в психиатрической клинике, в курсе все. Берн мог и не одобрять этого, но все было совершено с его молчаливого согласия. Это тоже преступление.       — Мы расследуем убийство или преступную халатность? — уточнила она. — Мне кажется, ты только и делаешь, что копаешь под Берна, чтобы дело погромче вышло и благодарственную тебе дали.       — Я подозревал и оказался прав. А ты нет. Смирись. Не в первый раз такое.       — Тут ты прав, — поджала губы девушка. — И что нам с этим делать? — она указала на пакет с фотоснимками.       — Сегодня посидим у тебя, изучим все. К делу пока приобщать не будем, капитану сообщим позже, когда информации будет достаточно для возбуждения дела, а мы окажемся подальше от острова.       — Будто мы сможем связаться с капитаном раньше, чем уедем, — покачала головой Джейн. — Не будешь же ты использовать их компьютеры для передачи конфиденциальной информации?       Роберт молча повел плечом, однако на его губах заиграла улыбка.       — Только не это, — зажмурилась она. — Не говори, что обираешься втянуть меня во что-то незаконное и противоречащее уставу. Опять.       — Слышала что-то про спецоперацию «Мясной фарш»?       — Мне уже не нравится.       — Британцы выслали на территорию Испании труп, переодетый в офицера, и положили ему целый портфель, заполненный, якобы, секретными документами. Из-за них Гитлер подумал, что ему необходимо оборонять Сардинию, а не Сицилию, — увидев непонимание в глазах девушки, Роберт продолжил. — Немцы посчитали, что документы настоящие и в них содержатся реальные военные стратегии, поэтому и изменили свои собственные планы. Их обманули.       — Замечательно, — пробормотала она.       — Сегодня у нас много дел, напарница, — он хлопнул Джейн по плечу. — А сейчас продолжаем осмотр.

***

      Спрятать в крохотной комнате один герметичный пакет казалось невыполнимой задачей. Роберт прекрасно понимал, что все классические места не подходят, а единственным удачным вариантом представлялось последовать примеру Фисберу. Палмер присел на колени и достал из своей дорожной сумки охотничий нож. Одним резким движением он рассек тонкий жесткий матрас и вложил туда герметичный пакет. Конечно, детектив уже перестраховался дважды. В первый раз оперативная съемка велась еще во время осмотр комнаты жертвы, во второй — с его личного телефона. Снимки детектив отправил себе на почту, зная, что письмо придет как только появится связь. Оригиналы фотографий Роберт перенес в специальное приложение с отдельным паролем.       Когда дело было сделано, он поднялся, отряхнул джинсы и вышел в коридор, где его ждала Джейн. Она вопросительно приподняла брови, а Роберт утвердительно кивнул.       — Уверен? — в очередной раз спросила Джейн.       — Чем мы рискуем? — спросил детектив.       — Сохранностью улик.       — Их потеря будет большей уликой, — покачал головой он. — Если у нас получится, поверь мне, больше мы в этом отделе сидеть не будем.       Джейн было неспокойно. Она не могла до конца понять, тревога связана с возвращением в «Фаррер» или их планом, полностью основанном на домыслах. С одной стороны, ее напарник был прав: они не рискуют ничем. Если же он ошибся, ничего не произойдет, все останутся при своем, однако если он прав, вектор расследования придется значительно скорректировать. Джейн сжала вспотевшие ладони в кулаки, проходя мимо поста с охраной. Мужчина в форме — по всей видимости сменщик Блейка — скучающе играл в какую-то игру на телефоне. Он проводил детективов ленивым взглядом и вернулся к своему увлекательному занятию.       Детективы поднялись по лестнице и направились к комнате отдыха, где располагались компьютеры, подключенные к сети напрямую. По словам сотрудников, они хоть и работали с частыми сбоями, но оставались единственной возможностью связаться с цивилизованным миром. Роберт зашел в свой аккаунт и отправил короткое письмо на почтовый ящик, привязанный к его учетной записи на рабочем компьютере в участке.       «Добрый день!       Мы получили доказательства, достаточные для возбуждения уголовного дела о преступной халатности. Можете присылать паром для передачи вещдоков.       С уважением,       Роберт Палмер».       — Это же полный бред, — возмутилась Джейн.       Она быстро нажала на кнопку «отменить отправку» и отодвинула коллегу.       «Доказательства найдены, необходимо получить ордер на обыск кабинетов, архивов и полное изъятие всех видеоматериалов. Ждем дополнительную информацию и ордер на арест Лоуэлла Берна».       — Так лучше, — кивнул детектив и нажал «отправить».       Ловушки расставлены.