Mutabor

      Магический мир в Корее не сильно отличается от обычного: тут такой же культ красоты, то же задрачивание учёбы до состояния зомби к выпуску и такая же почти что нездоровая любовь к айдолам. Только в мире магии айдолы свои. В Академии, например, у каждого факультета аж по три штуки фан-клубов. Загробницы отдают предпочтение своему старосте Ли Хонбину и его друзьям — обаятельному Рави и очаровательному ботанику Хакёну. Студентки с факультета кайдзю томно вздыхают на храброго и мудрого Ким Намджуна, игривого и лукавого Санхёка, а ещё на дружелюбного Бан Чана. У перевертышей главенствует Хосок — трём его самым любимым ипостасям и принадлежат фан-клубы: ворона, волк и гремучник. У магов свой топ, в котором первое место занимает Сокджин, а замыкает Юнги с Кеном. И если мнения на их счёт у всех постоянно разделяются, заставляя девушек срывать глотки за своих «оппачек», то есть королевское трио, на котором вкусы всех студенток сходятся в точке «отдалась бы за один взгляд»: Пак Чимин, Ким Тэхён и Чон Чонгук.       Поэтому реакция на показательный поцелуй Чонгука с меченой не заставляет себя долго ждать. Тем же вечером толпа девушек всех возрастов и видов плотно зажимает Морган в душевой. Они её не бьют, но допрос устраивают с пристрастием.       — Какие у тебя отношения с Чонгук-оппой? — пищит девчонка, которой на лицо лет четырнадцать, зато тело тянет на прокачанные стероидами двадцать.       — Никакие.       — Так мы тебе и поверили, — цыкает самая старшая из ведьм, больно сжимая волосы меченой на затылке. — Сначала свидание с Чимином, теперь ещё и ночевки с поцелуйчиками с Чонугком?! С тебя ж ничего, кроме как потрахаться разок и не возьмешь, а носятся как с писаной торбой, — она рукой тянет вниз, оттягивая волосы и задирая голову, чтобы с улыбкой произнести в ухо:       — Но мы это быстро исправим.       Раскатистый гул агрессивной поддержки взрывает пространство женской душевой, убивая всякую надежду на конструктивный диалог. Лязг металлических ножниц эхом отдается в ушной раковине, позже переходя в хрустящий звук неровно отстриженных прядей. Множество рук крепко держат Морган, пока другие под дружное хихиканье активно косплеят главного героя Бёртоновского фильмы «Эдвард Руки-Ножницы». В качестве финального штриха чья-то массивная пятерня размазывает нечто липкое и жгучее по макушке, неравномерно распределяя клейкую массу.       Морган, трезво рассудив, что в данных обстоятельствах проще не сопротивляться, просто прикрывает лицо руками и послушно ждёт конца унизительной экзекуции. Жадно вслушивается в каждый звук, облегченно выдыхая через долгих десять минут, когда руки постепенно начинают отпускать. Последняя включает воду, заливая холодной водой меченую, и наклоняется, чтобы прибить к полу едким:       — Вот теперь ты похожа на себя настоящую — меченый кусок грязи.

***

      Сокджин, едва заметив вытекающую толпу из женской душевой, сразу всё понимает и тормозит у входа. Просто чтобы убедиться, что она цела, а не потому, что внутри всё скрипит и тянет противным чувством беспокойства. Морган выходит минут через десять, чавкая подошвой ботинок и оставляя тянущийся мокрый след за собой. Выглядит она как потасканный в грязной луже воробушек: короткие кривые слипшиеся волосы торчат в разные стороны, кофта вся в черной слизи, юбка в непонятных разводах и глаза… Огромные, цвета мутной воды, словно их тоже окунули в лужу, полные настоящей и звонкой обиды. Сокджина разбивает щемящим желанием обнять и спрятать. Он накидывает ей на плечи джинсовку и всё-таки обнимает, утаскивая на мужской этаж общежития в свою комнату старосты.       Как позаботиться о девушке в беде — инструкция для начинающих от Ким Сокджина: полотенце на голову, кружка чая в руки и оставить наедине.       — Я пока пойду всех проверю, а когда вернусь, чтоб была в состоянии слова говорить, — сообщает ей драматично грозным тоном Сокджин и закрывает за собой дверь, но ни на какой обход не идёт.       Сам не знает зачем, но плотно прикипает лопатками к стене, вслушиваясь в каждый шорох с той стороны. Тихое, шипящее дыхание — преддверие скорой истерики, — медленно перетекает в бессознательные рыдания. Каждый новый всхлип окисляется на подкорке Сокджина новым оттенком вины, и ему становится так неприятно и противно, будто он стал свидетелем того, чего не должен был — чего-то личного. Ему бы уйти на этот дурацкий обход, но ноги словно прибиты к полу тяжестью происходящего за дверью. Он впитывает в себя каждый тугой, сделанный через силу, вздох, каждый всхлип, что постепенно утихает, обращаясь ровным дыханием.       Выжидает вежливые пять минут на вытереть влагу с щёк и заходит обратно. Морган, скрючившись над чашкой, скребёт ногтём по выпуклому узору, голова так и остается укрыта полотенцем, мешая полностью разглядеть лицо, только закушенные губы.       — Слушай, реально бы они тебе не навредили, — негромко произносит Сокджин, садясь напротив. — Им запрещено причинять тебе серьезный вред.       — И мне от этого должно быть легче? — моментально ощетинивается Морган и, хоть глаз не видно, но жжется её взгляд из-под полотенца вполне себе осязаемо. Она снова прикусывает губы, опуская голову. — Извини… они вроде ничего такого не сделали, но просто всё как-то разом навалилось.       Сокджин шумно вздыхает, стараясь вытолкнуть вместе с воздухом иррациональное желание извиниться перед ней, и массирует пальцами переносицу. Что он может ей сказать? Что всё будет хорошо? Она не дура — кивнет согласно головой и ни разу не поверит. А кто бы вообще на её месте поверил? Ситуация и без пометки на Охоту выглядит скверно: три короля Академии, обладающие непомерной властью, гоняют её и в хвост, и в гриву, не гнушаясь любых методов. У любого рано или поздно откажет терпение и внутренний стержень обязательно даст трещину. Вопрос лишь в том, сможет ли она предотвратить цепную реакцию или превратится в горстку осколков.       — Уверен, ты и сама понимаешь, но тебе нужна точка опоры, если собираешься и дальше бегать от мелких, — неожиданно мягко произносит Сокджин. — Ты отвечаешь им достойно, но если лишишь себя возможности выдыхать, то быстро доведешь себя до нервного срыва.       — Я стараюсь, — фарфоровое дно чашки звонко бьётся о стол, на котором расплывается невнятная лужица. — Но какой в этом смысл? Чимин тупо задавит любые мои попытки… — Морган подтягивает колени к себе, утыкаясь носом между ними. — Почему нельзя было просто поухаживать? Нормально, я имею в виду, без всех этих заскоков а-ля «я такой цундере, что без пяти минут абьюзер, но ты можешь меня расколдовать». Адекватно поухаживать, я же нормальная, здоровая девушка. Пусть это на один раз и несерьёзно, но я бы может и не отказалась даже. Так нет же, надо обязательно устроить адское соревнование.       — Нас так воспитывают, потому что именно мы потом будем управлять многомиллионными корпорациями, государственным аппаратом и так далее. Поэтому для них Охота… — Джин спотыкается, облизывая губы, и неосознанно фиксирует яркий, горящий нездоровым блеском взгляд ртутных глаз, но не решается фильтровать его прямо сейчас, спеша поправиться. — В смысле, погоня за тобой — это своего рода соревнование между собой. Им не столько важен конечный результат в виде тебя, уложенной в койку, сколько сама победа. Они борются между собой.       — А почему ты этого не делаешь? — и снова взгляд не привычно стеклянный, безучастный, а живой, окрашивающийся на кайме в глубокий цвет иронии на грани с лукавством.       — Я в другой весовой категории, — однобоко кривит уголок губ Сокджин. — Чонгук — единственный ребёнок в семье и наследник, поэтому ему вместе с пуповиной обрезали добрую часть эмоциональных привязанностей, оставив рационализм, терпение удава, логику и камень вместо сердца. Из таких получаются лидеры, которые ради победы выкосят половину собственного войска, если другого выхода нет. Чимин — манипулятор не столько по природе своей, а по обстоятельствам, ведь в его семье иначе нельзя, там слишком много голодных до власти ртов и речь не всегда о кровных родственниках. Амбиции, интриги, кинк на власть, упрямство и привычка биться до последнего, иногда полагаясь на банальное «а вдруг» — семья политиков, одним словом. А Тэхён, — ведьмак смакует имя младшего брата, — младший ребёнок, с одной стороны избалованный вниманием, а с другой обделенный. Наши родители в целом не умеют транслировать здоровую любовь своим детям, поэтому от Тэхёна откупались подарками, чаще и грандиознее, чем от меня или сестры. Но и требования к нему за них предъявляют соотвествующие. Так что Тэхён у нас что-то вроде искаженной версии Прекрасного Принца — в желании получить любовь и одобрение будет прибегать к любым доступным методам, легко мимикрируя под обстоятельства. Если у первых двух есть какой-то внутренний тормоз, который они никогда не пересекали, то для Тэхёна перейти черту всё равно, что чихнуть, если конечный результат того стоит.       — Это всё очень полезная информация, которая почти заставила меня проникнуться и испугаться, — Морган укладывает подбородок на колени и кренит голову в сторону. — Но это не отвечает на мой вопрос: почему ты не соревнуешься, как они, ты ведь тоже наследник.       — Я уже сказал — я в другой весовой категории, а ещё старше, и легко могу поставить их на место, просто мне это не нужно.       — А есть что-то, что тебе нужно?       — Зависит от того, что ты хочешь получить взамен от меня, — ведьмак симметрично тянет губы в азартной улыбке.       — Всего лишь осадить Тэхёна, — буднично пожимает плечами Морган, и у Джина от такого равнодушного жеста вкупе с её словами внутри всё сворачивается тугим узлом предвкушения.       — Интересненько.       А как любит повторять Юнги, сокджиново «интересненько» всегда является предвестником пиздеца.

***

      Тэхён не выдерживает острого взгляда напротив, когда дверь в комнату меченой открывается. Вместо привычного образа отличницы, который, казалось, намертво приклеился к Морган, перед ведьмаком предстает совершенно новая, чужая и не знакомая Морган. Короткие каштановые волосы уложены беспорядочными волнами, рыжие, почти медные концы цепляют плечи. Форменная рубашка краями наружу, бант с лентой цвета магического факультета, и клетчатая юбка с цепочками на шлейках бренчит магическими амулетами. Тяжелые ботинки, как последний штрих, в образе бунтующего подростка из клишированных американских фильмов.       До вязкой слюны на языке очаровательно и ужасно хочется сморщить нос, настолько органично она смотрится даже в таком образе.       — Это что за вид? — не выдерживает Тэхён, убирая руки в карманы.       — Захотелось сменить имидж, — резко отвечает Морган, пожимая плечами и снимает с крючка пиджак перед тем, как переступить порог собственной комнаты.       Тэхён, как есть, замирает. Его натурально прибивает к полу разящими эмоциями Морган, которые неожиданно наружу. Куда делось набившее оскомину и ставшее родным равнодушие? Неужели отвалилось с копной черных волос? Ведьмак задумчиво крутит головой, натыкаясь на Соён, вопросительно выгибает бровь. Девчонка в приступе бесполезной злости поджимает губы, сцепляя пальцы на ремешке дизайнерской сумки.       — Откуда мне знать? Она вечером пришла уже такой.       И чем дальше, тем страннее. Морган не чурается подарить пару улыбок, теснее придвинуться к нему на лестнице, где образовалась людская пробка из-за первокурсника и его кусачего будильника, который решил взбеситься именно сегодня и дербанит нерадивому хозяину рукав пиджака. Она охотно идёт на диалог и он — о Кришна! — вовсе не об учебе. Набирает полный поднос еды, смущенно опускает глаза к полу, когда они подходят к столу, и тормозит.       Тэхён жадно ловит каждую эмоцию: нерешительность, нетерпение и неожиданное стеснение. А потом вдруг резко колючее и ядовитое, будто он в куст плюща упал, злорадство — и вот её лицо снова обращается маской, но не равнодушной, а немного лукавой, опасной, словно вкус победы тягучей каплей карамели растёкся по кончику языка.       — Извините, сонбэ, — обращается Морган ко всей троице сразу и к каждому конкретно, заставляя Чонгука с Чимином сцепить пальцами палочки, а Тэхёна края подноса, — но сегодня я буду завтракать за другим столом.       И разворачивается на пятках, бренча амулетами на цепочке, а Тэхёну кажется, что это у него бренчит чувство гордости, рассыпаясь монетами по нутряку. В звенящей тишине, в которой застыло содержимое столовой, отчетливо слышится каждый шаг Морган. Как нарочито громко она ставит поднос на стол и садится напротив Сокджина. Тэхён ни разу не перевертыш, но в тот момент отчетливо слышит, как расправляются трещинки на её губах, растягивая рот в улыбке.       — Два ноль в пользу меченой, — ровным голосом цепляет, мимо проходящий, Юнги.       — Что ты сказал? — мгновенно ощетинивается Тэхён, резко разворачивая к себе лицом старшего.       — Говорю, Чонгука она уже однажды обошла, теперь тебя минусанула, — щерится в однобокой ухмылке ведьмак, никак не реагируя на чужой выпад в свою сторону. Только лениво разворачивает голову к старосте Академии, чтобы насмешливо ткнуть:       — Скажи, Чимин-а, тебе тоже интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы отделаться от тебя?       Юнги уходит спокойно, точно зная, что после такого продолжать беседу с ним не захочет никто из тонсенов. И правда, никто не решается остановить старшего: Чонгук крепко сцепляет челюсти, пряча за ровным зубным рядом горсть едких комментариев; Чимин прикрывает глаза, собирая носом кислород и своё терпение. И только Тэхён не отводит взгляд, отпечатывая на изнанке карей радужки довольное лицо своего хёна, что не стесняясь машет рукой с застывшим «и как тебе такое, братец?» на лице.

***

      Тэхён в особенно критических ситуациях имеет привычку замыкаться на одной конкретной детали и раскручивать её, словно клубок ниток, до тех пор, пока не доберётся до сердцевины. Поэтому из столовой он вышел первым, больше ни разу не посмотрев в сторону стола, за которым сидела меченая с Сокджином. Чимин раздумывал над словами Юнги с минуту, а потом, хитро ухмыльнувшись, спокойно продолжил пережевывать завтрак. И только Чонгук, выйдя из корпуса со столовой, остановливается напротив и ждёт.       Морган выходит минут через десять, переговариваясь о чем-то с Сокджином и улыбаясь ему. Затем она разворачивает голову вперёд и тормозит, заметив, наконец, Чонгука. Ведьма задумчиво щурит глаза, кивает старшему, мысленно что-то решив, и направляется к нему. Непривычно короткие волосы двигаются в такт решительным шагам, пока Чонгук мысленно примеривается: какие они теперь на ощупь, после краски, — мягкие, жесткие, хватит ли длины, чтобы намотать на кулак?       — Ну привет, — он наклоняет голову к плечу с едва заметной усмешкой на губах.       — Виделись, — голос у неё в пику образу дерзкий, с щекочущей нутро иронией в окончаниях. — Ты чего-то хотел, Чонгук-ши?       Он кивает, запрещая себе любые эмоции сильнее обычных в это время суток. Чонгук потом удивится её спокойствию, открытому взгляду и самому факту, что после вчерашнего поцелуя Морган с ним всё ещё разговаривает. Хотя ему казалось, что она никогда в жизни его к себе не подпустит больше, но вот надо же…       — Да, — ещё раз кивает собственным мыслям, — я хотел извиниться за вчерашнее.       — Уже простила и забыла, — даже не задумывается, выпаливает так складно, так ровно, что аж обидно до ужаса. В смысле «уже»? В смысле «забыла»? Ему бы кто помог забыть горький вкус жареного миндаля и переспелой вишни, что сейчас размазывается слюной по её губам. Чонгук против воли фиксируется взглядом на языке, что смачивает розовую полоску рта, и внутри опять всё опаляется желанием впиться, сожрать, подчинить.       Он шумно втягивает воздух носом, кое-как заставляя себя посмотреть выше и сталкивается с маревом серых глаз и… ох-ты-ж-еб-твою-налево. Там столько всего и ничего одновременно, что позвонки перекручивает липким холодом. Чонгук скользит взглядом ей за плечо, туда, где всё это время расслабленно стоит Джин, и вдруг понимает, что упускает нечто фундаментально важное.       Они сговорились!       И кто знает с какого времени всё это длится. Как много лапши Морган успела навешать ему. Снисходительно насмешливый взгляд хёна подрывает доверие буквально ко всему. Может быть, они с самого начала вели их по четко заданной траектории, вечерами разбиваясь довольным улюлюканьем: «и ведь поверили, прикинь». Если Морган видит в Сокджине спасение от Чонгука с друзьями, то сам Сокджин очевидно преследует собственные цели, в которых пункт «проучить младших» идёт приятным бонусом к победе в Охоте.       Чонгук хмурится недовольно, возвращаясь к Морган, и наклоняется к её уху, чтобы прошептать в него короткие пару слов.       — Не верь ему.       И уйти, на ходу доставая мобильник из кармана штанов, чтобы отписаться в групповой чат.

***

      Редкий случай, когда гостиная старосты Академии тонет в вязкой тишине чужих мыслей. Чонгук, собравший всех утренним сообщением, задумчиво молчит, катая на языке слова. Чимин лениво листает ленту новостей на форуме Академии, Тэхён молча загибает листы тетради, превращая ту в бумажный веер. Никому не хочется начинать первым, потому что итог дискуссии заранее предопределен — если в игру вступил старший, то хоть головой разбейся, всё равно не победишь.       — Я думаю, она с ним сговорилась, — всё-таки отмирает Чонгук, стараясь не сорваться на злое рычание. — Не знаю когда, как и почему, но это пиздец.       — Ты говорил с братом? — не отрываясь от мобильника, спрашивает Чимин.       — Какой в этом смысл, — фыркает Тэхён, проводя коротким ногтём по сгибу. — Сокджин не скажет ничего, пока не разыграет партию до конца, а к тому моменту мы уже и сами всё увидим.       — И всё? Мы типа так легко её отпустим к хёну? — угрюмо спрашивает макне, перескакивая взглядом с одного друга на другого. — А как же наш спор и Охота?       — Мне это нравится меньше всех, — загробным голосом цедит по слову младший брат Сокджина. — Ведь именно на моей неделе она решила взбрыкнуть.       Чимин задумчиво гладит указательным пальцем бок телефона, прикусив губу, и, наконец, поднимает лукавый взгляд на друга.       — Что мне будет за возврат меченой в игру?       — А ты не охренел ли? — рявкает на него Тэхён. — Ты же это сделаешь не только для меня.       — Да, но я ведь могу это сделать после твоей недели и победить, не дав тебе и шанса, — Чимин задирает глаза, сворачивая пухлые губы в трубочку, и усиленно делает вид, что выискивает трещины на безупречно выкрашенном потолке.       — Чего ты хочешь? — со вздохом сдается ведьмак.       — Один день. Не бойся, — староста Академии спешит успокоить поднявшуюся эмоциональную бурю, — не выходной. Мне нужен будет четверг.       — Хрен с тобой, но сначала оторви её от Сокджина.

***

      Чимин смотрит на открытый файл с личным делом женщины и не верит своим глазам. До последнего кажется, что это очередной обман — с Морган сталось бы подтасовать данные матери на государственном уровне. Отца же как-то умудрилась спрятать так, что про него ничего не известно, кроме общей информации и того факта, что он уже полгода занимается открытием нового филиала своей газеты где-то в Америке.       Шантажировать, прибегать к детским играм в стиле «запугать», «застращать» и другие «заебать» больше не хочется. Ржавой накипью на стенках сосудов выкипает острое желание проучить по-настоящему. Чтобы не просто испугалась и через пять минут забыла, а запомнила надолго. Для этого нужно найти правильную болевую точку и жать на неё до тех пор, пока не хрустнет.       Набирая номер Карины, Чимину кажется, что он слышит первый ломкий звук.       — Добрый день, миссис Ёкояма, вас беспокоит Пак Чимин — староста Академии Силла.       — … Да, мы с вашей дочерью учимся на одном факультете, — довольная улыбка за секунду до хруста.       — … Могу обращаться к вам просто Карина? — пауза на короткое и спешное «конечно» с того конца провода. — Ничего серьезного не случилось, я по поручению директора. Так уж вышло, что наш архив с личными делами учеников был затоплен нерадивыми младшекурсниками… Ну вы и сами знаете — молодые, зелёные, магия так и прёт из них… Да-да, — шумная усмешка, которую легко можно было бы поместить на пьедестал «дружелюбие года». — Так вот, Карина, я звоню, чтобы заполнить некоторые пробелы в личном деле Морган, которое также, к сожалению, было испорчено. Вы не могли бы мне помочь?       — … Спасибо за понимание. Меня интересует господин Ёкояма, слышал, он в Америке и занят открытием нового филиала издательства. Верно, да?       — … Нет? Правда?       Хр-у-у-у-у-у-у-с-ть.

***

      Чимин не сразу замечает, как кто-то упорно протискивается сквозь толпу студентов в коридоре, двигаясь прямой линией к нему. В последний момент, перед самым с столкновением с серыми глазами, он видит Морган. Её новый образ всё ещё сбивает с толку.       Время замирает, поглощая пространство в липкий, удушающий вакуум. Чимин чувствует, как по гортани кубарем скатывается вниз тугой комок из секундной растерянности. Когда он созванивался утром с её матерью, то думал, что новости дойдут до Морган лишь к вечеру, и она явится на порог его спальни. В конце концов, давление на семью — безотказная тактика против таких, как она, заботливых и хороших девочек с комплексом отличницы. И, кажется, с Морган это сработало даже слишком хорошо, раз она не постеснялась цапнуть его за запястье на людях, вталкивая в ближайший свободный кабинет.       — Помягче, пожалуйста, — улыбаясь, давит насмешку в голосе Чимин и отряхивает форменную кофту. — Если так хотела побыть со мной наедине, надо было только попросить.       Чужая попытка в флирт не производит должного эффекта — Морган выпрямляется и задирает подбородок. Глаза кажутся двумя верхушками айсберга, сталкиваться с которыми интуитивно не хочется совсем. Чимин прикрывает свои веки, втягивая носом воздух и молясь только о том, чтобы не пришлось применять физическую силу. Практика показывает, что особенно близкий контакт с Морган приводит в движение черепичную кладку его ментальной крыши.       — Чего ты хочешь? — спрашивает, наконец, ведьма и в голосе столько презрения, что можно захлебнуться. Зря она это, конечно, когда он в одном шаге от того, чтобы натурально разозлиться. — Ну узнал ты, что мой отец ни в какой Америке не был, а лежал всё это время на больничной койке. Помог деньгами, сделал хорошее дело. Дальше что? Думаешь, я подпишусь на твою сделку и раздвину ноги, чтобы скрепить контракт?       Ярость в серых глазах распаляется красными искрами, оттягивая зрачок к краю радужки. Чимин невольно застывает, засмотревшись. Пробует на вкус чужую чистую эмоцию и, довольно чмокнув губами, ухмыляется.       — Какая ещё сделка, ча-аги? — нарочно перекатывая «а» на языке с особенным наслаждением. — Старое предложение действовало вчера, пока ты не начала ходить с цербером в виде Сокджин-хёна. Новое и единственное предложение, которое у меня есть для тебя: смирись, — Чимин все-таки не выдерживает и делает шаг вперед, снижая тон голоса до грудного, с легкой хрипотцой от натянутых до предела эмоций, что ещё чуть-чуть и зазвенят. — Смирись и стань моей шавкой. Принеси, подай, отдайся — это те слова, которые тебе нужно выбить в своей голове и неукоснительно следовать им, как только я открываю рот, потому что твоя семья в моих руках.       — Ты хоть понимаешь, насколько жалко сейчас выглядишь?       — Посмотрим, насколько жалким станет твой отец, когда останется без нужных ему лекарств, — толчок пальцами в место над ключицей. — Или когда Танака придёт по его душу, чтобы добить, — ещё один тычок, чтобы прижать к стене, нависнуть, вдохнуть запах миндаля с вишней, наклонить голову к уху и заползти жалящими словами-пчёлами в девичью ушную раковину. — Ты принадлежишь мне, чаги.       Тишина.       А потом Морган вдруг начинает смеяться. Натянуто, немного на грани истерики, но в большей степени искренне. И смех у неё искренний, тот самый, на который Чимин меньше всего рассчитывал в данных обстоятельствах. Слёзы, истерика, отрицание и рукоприкладство до тех пор, пока вся ярость не выйдет, — да, окей, можно понять и потерпеть, но смех. Ведьмак на секунду теряется, отстраняясь и смотрит на неё.       — Русалку тебе в печень, ну что за идиот, — закатывает глаза Морган, теперь принимаясь сама толкать его в плечо к столу. — Ты, когда разговаривал с Кариной, не подумал спросить, где она находится? — толчок. — Где находится мой отец? — ещё один. — На какие такие деньги они всё это время жили и как смогли отправить меня сюда? Ты серьезно думаешь, что моя семья стала бы оставаться в Японии после того, как нам начал угрожать такой человек, как Танака? Нет, за финансовую поддержку, конечно, спасибо, но стать твоей? Серьезно?       — Не важно, где находятся твои родители, важно, что я теперь знаю о тебе куда больше, чем раньше. Но самое ценное, что ты должна была понять: я смог сделать это меньше, чем за сутки, а теперь представь, что я смогу, когда у меня будет больше времени? А если подключу ресурсы? Твоя мать будет рада увидеть ту миленькую запись с Хонбином? — трещина в чужих серых глазах заставляет Чимина на секунду остановиться, азартно облизнуть пересохшие губы и продолжить давить. — А Танака? Что его заинтересует больше: интимное видео с дочерью врага в главной роли или полезная информация об этом враге?       — Ну давай, выкладывай, раскапывай, доноси. Давай, — с вызовом ухмыляется ведьма, делая очередной глоток загустевшего от напряжения воздуха. — Ты не станешь, а знаешь почему? Потому что шантаж — единственный способ, чтобы заставить человека делать то, что ты хочешь. Иначе ты не умеешь, потому что слишком слаб и труслив для того, чтобы прикладывать реальные усилия. Тебе проще исподтишка, чем сказать мне прямо в лицо чего ты хочешь.       Чимин сжимает губы в тонкую линию и резко, больно дергает её за запястье, кидая на стол. Подминает под собой, сдавливая рукой горло, а бёдрами стискивает её ноги так, что она даже охает от боли. Он корпусом почти укладывается на Морган, окончательно перекрывая возможность сделать нормальный вдох, и не обращает внимание, что собственные ноги больно упираются в край стола. Чимин сейчас вообще ни на что не обращает внимание — последние слова распутали такой клубок из ярости и ненависти, что кости буквально горят изнутри.       — Слушай внимательно! Ты сделаешь всё, что я тебе скажу, иначе я не только твою репутацию уничтожу, я ещё и родителей твоих погребу вместе с тобой, в прямом смысле. Сделать из обычного человека преступника несложно, сложно потом выжить, особенно, когда ты одной ногой в могиле. Я сделаю всё так, что твой отец помрёт, даже не дойдя до здания суда, это будет совсем не трудно, достаточно одного верного шепотка на ухо Танаке. А ты в это время будешь тут, и хрен я тебя выпущу из Академии на похороны отца, чтобы у тебя было задание на летние каникулы: рыскать по могилам в поисках нужной, захлебываясь слезами. Вот тогда-то мы и посмотрим, как долго ты ещё сможешь задирать свой нос.       — Чего ты хочешь? — через силу хрипит Морган.       Чимин внимательно смотрит на расширившиеся зрачки, что затопили серые глаза почти полностью, замечает каплю соленой жидкости в уголке и отпускает горло. Рука тут же сжимает подбородок, раскрывая челюсти, словно те на шарнирах, и Чимин влипает в распахнувшиеся губы.       Пока не успела опомниться.       Пока не успел передумать.       Не целует — подчиняет, ломая хребет пополам. Языком скользит по нёбу, наслаждаясь фантомным звуком, с которым надвое делится чужая воля. По-хозяйски вылизывает рот, собирая чужой вкус жадно, не оставляя и капли под аккомпанемент заветного «хру-у-у-у-усть». Отчаянно, больно зажимает между зубов нижнюю губу и отпускает. Отходит на два шага и замечает, с какой брезгливостью Морган принимается оттирать рот.       — Ты избавишься от Сокджина и позволишь Тэхёну сводить тебя на свидание в выходные, — произносит ведьмак, когда она усаживается на парте, приводя дыхание в норму.       — Принадлежать тебе — значит ходить по рукам твоих друзей, как трофей? — риторический вопрос звучит, как плевок. Чимин готов поспорить: сплюнь она в действительности на пол и там бы образовалась дыра от концентрации яда.       — Принадлежать мне — значит делать то, что я говорю, — припечатывает тяжелым взглядом Чимин и выходит за дверь, чувствуя, как почему-то немеют губы и грудину сводит резкой судорогой, которая не отпускает до самого вечера, пока он не забивает чужой вкус во рту дозой крепкого виски.       Теперь Морган принадлежит ему полностью.       Хру-у-у-у-у-сть.

***

      — А на что ты ещё рассчитывала, когда садилась за стол к Сокджину? — произносит Юнги и склоняется над ней, протягивая руку, чтобы ей было проще подняться с татами.       Спортивный зал в ранний час пуст по той простой причине, что Юнги забронировал его до конца года для их с Морган тренировок каждое утро и три раза в неделю поздним вечером. А чтобы ни один любопытный тонсен не сунул свой нос, ведьмак повесил туманящее заклинание на все окна и поставил магические заглушки. Они оказываются полностью отрезанными от суматохи за пределами зала.       Юнги узнает об очередной стычке Морган с Чимином ещё тем же вечером, поэтому, когда она утром следующего дня входит в зал с нахмуренными бровями, догадаться не трудно — закончилось всё плохо. Спрашивать напрямую и ковыряться в незажившей трещине ведьмаку не хочется. Так что вопросы задавать Юнги начинает только после того, как Морган дважды уложит его на татами. Морган заметно расслабляется, напряженные плечи слегка опускаются и тогда начинаются настоящая тренировка и допрос.       — Сейчас неделя Тэхёна и ещё эти девки в душевой, — вздыхает устало Морган, поднимаясь обратно на ноги. — Ты бы видел морду Тэхёна, когда он увидел меня в понедельник. Столько самодовольства, уверенности в том, что у него есть хоть какое-то право что-то с меня спрашивать… и я не знаю, просто захотелось хоть как-нибудь их уязвить.       — И как тебе результат?       — Никак.       Юнги шумно хмыкает на её перекореженное саркастичной гримасой лицо и делает шаг назад, позволяя напасть первой. Ловко уворачивается от электрического залпа и успевает запустить в неё сковывающую руну. Заклинание энергетической змеей обнимает щиколотку девушки, Юнги тянет руку на себя, роняя Морган и подтягивая к себе за невидимый хвост аспида. Быстрый блок её усиленного удара другой ногой, он пригибается, ловко поднимая и перекидывая девушку через плечо. Буквально минута, и она уже снова лежит на полу, судорожно хватая губами воздух, не матерясь только что из принципа.       — Есть и хорошая новость — Чимин получил по шапке от своих родичей, — присаживается на скамью ведьмак и тянется за полотенцем, с целью вытереть пот с шеи. — Чтобы достать номер твоей матери ему пришлось прибегнуть к ресурсам одной из компаний своей семьи, а там подобные запросы в два счета фиксируются. В общем, по слухам, отец им крайне недоволен.       — Почему это? — удивленно разворачивает голову Морган, не желая на этот раз не то, что вставать, а двигаться вообще.       — То, что Чимин залез туда значит — он не справляется своими силами, а это признак слабости. — А слабый наследник никому не нужен, — заканчивает за него ведьма, обратно падая лицом на пол. — Слабое утешение, конечно.       — Это не утешение, это настоящий приз. Теперь никто из них не решится сунуться с твоим делом к семье за помощью, потому что никто не захочет оказаться на месте Чимина.       — У них всё ещё есть твои «птички».       — Мы фильтруем всю информацию, которую выдаем им. С самого начала у меня были контакты твоей матери, — Юнги исподлобья смотрит на неё тем самым «а ты ждала чего-то другого?» взглядом, заставляя её удивленно прикусить губу. — Просто мне не было никакого резона выдавать такой козырь им.       — Оставил для Сокджина? — Морган презрительно фыркает, вытягивая из ведьмак ещё один смешок. — Пофиг.       Она одним рывком поднимается с пола и садится рядом на скамейку, хватаясь за бутылку с водой. Тишина между ними не напрягает ни разу. На удивление, Юнги с ней вообще до ужаса комфортно молчать. Обычно людям становится рядом с ним дискомфортно: сначала они начинают елозить, вертеть головой в поисках зацепки для диалога, чтобы потом в итоге ляпнуть что-то жутко банальное и глупое. Но не Морган. Ей, кажется, одинаково пофиг в любой момент, и это то, что приятно удивляет.       — Слушай, по поводу Сокджина. Отвлекающий маневр из него отличный, но если ты всерьез думаешь играть против него, то я не буду тебе помогать. Не потому ,что боюсь его или того, что он может сделать, когда узнает о моем участии. Он мой друг.       Морган на секунду зависает с бутылкой в руках, бездумно пялясь на собственный пальцы, и тихо угукает.       — Понимаю, — кивает ведьма. — Я не собираюсь этого делать. В конце концов, Сокджин единственный, кто здесь отнесся ко мне по-человечески.       — Это не значит, что он не воткнет тебе нож в спину, когда дойдет до дела, — резонно замечает Юнги.       — Знаю, — она откладывает бутылку и отворачивается к сумке с вещами, но ведьмак успевает заметить на лице легкую пленку печали. Удивительно, как с таким чувствительным эмоциональным интеллектом она умудряется так плохо фильтровать собственное настроение. Смешнее только то, с каким завидным упорством королевская троица не замечает очевидных вещей.       — Не расскажешь, зачем ввязалась во все это? — как бы между прочим, снова спрашивает её Юнги.       — Не сейчас, — мотает головой Морган и делает глубокий вдох, будто готовится прыгнуть с обрыва. — Можно тебя попросить об одолжении?       — М? — удивленно вздергивает бровь ведьмак, никак не ожидавший подобного выпада.       — Мне очень надо напиться, а сделать этого при королях я не смогу. «Птички» смогут организовать мне отходной путь со свидания с Тэхёном так, чтобы он не мог меня отследить?       Юнги секунду-другую внимательно вглядывается в неё: выкрашенные в каштановый волосы вьются влажными после физических нагрузок волнами, губы розовые сомкнуты напряженно-плотно, лицо заострилось в ожидании, а спина вытянулась иголкой. Он точно не знает: то ли стычка с Чимином, после которой на неё всё ещё жалко смотреть; то ли обрезанные против собственной воли волосы; то ли факт того, что с ней приятно молчать. Но что-то толкает его согласно кивнуть.       — Придумаем что-нибудь, но одной пить не дам. Да и кому-то надо будет проконтролировать, чтобы ты добралась обратно.       — Спасибо.