Mutabor

      Чимин до последнего думает, что Морган костьми ляжет, но избежит их свидания в субботу. Даже когда она выскальзывает из-за магического барьера и движется прямо к нему, Чимин всё ещё думает о всех нелепых отговорках, которые она может использовать, но взгляд вдруг цепляется её внешний вид и внутри всё рушится.       На Морган то ли платье, то ли юбка — из-за свитера не разберешь, — края которой достают до щиколоток. В волосы вплетены бусины и монетки, серые глаза густо подведены черным. Она больше напоминает сошедшую с картинок цыганку, чем саму себя. Совершенно другая — новая, такую действительно можно окрестить ведьмой и не слукавить. В такой Морган соблазнительности напополам с загадочностью ровно столько, чтобы Чимин против собственной воли залип, чувствуя тяжесть в паху.       И если бы не единственный вопрос, что раздражающе щекочет нервные окончания, он бы так и стоял. Но на языке вертится колючее: неужели для него так нарядилась?       — Ты сегодня очень красива, — улыбка прямо противоположная словам — ядовитая.       — А вчера была не очень? — невозмутимо спрашивает Морган.       — Нет, я не то имел в виду, — Чимин натурально теряется от такого поворота, не понимая, то ли она так флиртует, напрашиваясь на ещё один комплимент, то ли привычно огрызается.       — Забейте, сонбэ, — отмахивается ведьма, кривя уголок губ под таким углом, словно ей всё с ним понятно. Чимин на это поджимает губы, чувствуя первую волну злости, но дверь спорткара все-таки открывает для неё.       — Не хочешь узнать куда мы едем? — лукаво улыбается, плавно выруливая на шоссе.       Морган вполне ожидаемо отворачивается к окну.       — Нет.       Вот и поговорили.       Захочешь — не зацепишься, не развяжешь диалог, не вытянешь нить сарказма и тем более не сплетешь узелок флирта.       — Я вообще-то надеялся с тобой поговорить, — беззлобно замечает ведьмак между делом. — Познакомиться поближе и все-такое.       — Ну так говорите, — она оборачивается к нему, и Чимин боковым зрением цепляет лёд в чужом взгляде. Лучше бы дальше смотрела в окно, чем вот так одним своим взглядом неприятно стягивала кожу на позвоночнике. Вторая волна злости накрывает липкой удушающей пеной.       — Ладно, — соглашается он, разве что чудом не скрипнув зубами. — Что тебе нравится?       — Артефакты, — голос, взгляд, улыбка — всё другое, совершенно новое. И в этой новой Морган Чимин отчетливо видит ещё не огонь вызова, но его первые искры, что теперь интересуют его больше, чем собственная злость.       — Ещё что-нибудь? — хрипло спрашивает Чимин, возвращая внимание обратно на дорогу. — Увлечения?       — Борьбой недавно начала заниматься, — механически отвечает Морган то, что он уже и так знает, благодаря «птичкам» и друзьям, что сталкивались с ней в зале. Не нужно быть волшебником, чтобы понять: она его нарочно не пускает ближе безопасной дистанции, и ему вдруг любопытно — как долго она продержится?       — И как успехи?       — Оставляют желать лучшего, — фыркает недовольно ведьма.       Попалась. Чимин довольно улыбается, прежде чем захлопнуть свою ловушку.       — Давай я тебе помогу? Я, конечно, не Чонгук, и чемпионского титула у меня нет, но учитель у нас с ним один, — они удачно тормозят на светофоре, и он поворачивает голову, жадно впиваясь в чужое лицо, не желая пропустить ни одной из возможных эмоций.       Первая и самая честная — смятение. Брови сводятся к переносице, пальцы неловко срываются с края свитера, который она так агрессивно сминала. На второй эмоции Морган всё-таки осознает в чем же дело: она в клетке вежливости, где прямой и косвенный отказ будут расцениваться, как неуважение к старшему, а согласие — близкий, тесный и наверняка интимный контакт с ним, с Пак Чимином, которому она принадлежит, который в любой момент может перестать спрашивать. И вот теперь на её лице досада смешивается с глубокой задумчивостью. Морган зубами прихватывает нижнюю губу, собирает пальцами волосы в хвост, слегка ероша их и открывая соблазнительную шею. Воздух в тесном пространстве автомобиля мгновенно заполняется ароматом черешни и миндаля, забиваясь, кажется, даже в поры. Чимин сам не замечает, как жадно втягивает носом пряный запах меченой.       Третья и последняя эмоция — выверенная вежливость, демонстрирующая Чимину, что ловушку, построенную им, все-таки можно обойти, и прямо сейчас он узнает как:       — Обязательно, я буду рада, сонбэ, — фу, какое откровенное вранье, он даже презрительно кривит губы, чувствуя новую волну злости. — Но мне пока рано тренироваться с людьми, и это вопрос даже не вашей безопасности, а моей собственной. Поэтому как только я пойму, что не представляю опасности хотя бы для себя самой, так и потренируемся.       Заговаривать зубы, бросаясь витиеватыми и пространными обещаниями в стиле «в необозримом будущем, примерно никогда, но обязательно», она все-таки умеет хорошо. Даже слишком.       — А узнать что-нибудь обо мне не хочешь? — переводит тему Чимин, наконец проезжая на зеленый.       — Нет.       — Йа! — возмущается Чимин. — Офигела?       — Какой вопрос — такой ответ, — пожимает плечами Морган, снова отворачиваясь к окну, чтобы скрыть довольную улыбку.       Четвертая волна злости обжигает кипятком внутренности Чимина, оставляя после себя на уязвленной гордости лопающиеся один за другим волдыри. Так быстро и легко его ещё никто не выводил из себя, и это странным образом распаляет нездоровое любопытство ещё сильнее.       А если добиться от неё обратных эмоций, его будет также сильно накрывать желанием схватить её за затылок, притянуть к себе и впиться губами в нежную кожу шеи?

***

      — Что это ты мне привез, Чимин-а? — вместо приветствия Ли Тэмин, зять Пак Чимина, с внимательным прищуром ощупывает взглядом парочку перед собой. — Я просил ведьму в смысле нормальную, милую, добрую, возможно немного тупую, но которая наверняка понравится детям, а ты мне привел злую цыганку. Она мне всех детей распугает.       Чимин ухмыляется, боковым зрением отмечая растерянность на лице Морган, и не может не признать, что в каком-то извращенном смысле происходящее доставляет ему огромное удовольствие.       Та часть семейства Пак, что отвечает за имидж, давно и прочно подсела на иглу пиар-благотворительности, устраивая регулярные вылазки в магический Детский дом. Праздники отличаются особым размахом, жирными пожертвованиями и обязательным участием семейства Пак, особенно младшего поколения, которому имидж выстраивать начали ещё с пеленок. Поэтому пиар-отдел с особой щепетильностью относится к набору персонала. Внешность, коммуникабельность с детьми, договор о неразглашении с Паками, базовый набор магии, способный удивить, как минимум, пятилеток — у Морган из всех требований проблем нет разве что с последним. Не говоря уже о том, что меньше всего на свете она ждала, что Чимин в качестве свидания притащит её на общественное мероприятие в Детский дом. Сам Чимин такого от себя не ждал, тем интереснее было это сделать.       Но предупредить её о дресс-коде, судя по скептическому выражению на лице Тэмина, всё-таки стоило.       — Какая тематика в этот раз? — на выдохе смирения спрашивает Чимин, уже вынимая телефон из кармана, чтобы вызвать стилистов для меченой.       — Золушка. Как понимаешь, главная героиня уже занята твоей кузиной, — фыркает ведьмак.       — Кто бы сомневался, что твоя жена упустит возможность вырядиться в помпезное платье, — быстро набирая сообщение, беззлобно отзывается староста Академии, на мгновение совершенно забывая о том, что рядом стоит Морган.       — Кто бы сомневался, что Чиён упустит возможность полапать тебя, — сарказм от Тэмина настолько густой, что заставляет на секунду затормозить. — Ей Мерлин, иногда её одержимость твоим вниманием кажется мне нездоровой.       Чимин решает, что самое лучшее в данной ситуации — проигнорировать, агрессивнее уткнувшись в телефон. Только Морган не позволяет ему, неожиданно вклиниваясь в диалог.       — Кого вам не хватает?       — Дризеллы, — машинально отвечает зять.       — Хорошо, — кивает собственным мыслям меченая. — Покажите, где у вас тут ванная и дайте мне пять минут, будет вам злобная сестра.       — Я уже почти договорился со стилистом, через десять минут будет тут и превратит тебя в кого скажешь, — произносит Чимин и сам себе удивляется. Зачем? Почему? Ну она ж не первокурсница, чарами перевоплощения владеть уже должна и очевидно собирается продемонстрировать этот навык, зачем её отговаривать? Он же её и привез с целью поставить в максимально некомфортные условия.       — Обойдусь, — отмахивается Морган. — Золушка сегодня уже имеется, так что справлюсь без фей-крестных.       Сука.       Ну вот вылитая сука. Другая на её месте руку бы на отсечение отдала, чтобы хоть пять минут провести со стилистами семьи Пак, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться дизайнерским гардеробом. А этой не просто плевать — Морган видит в этом проблему, лишние телодвижения и потерю времени. Бесит страшно, потому что лучше бы она была как все. Правда, тогда он бы на пушечный выстрел не подпустил её к этому месту.       Минут через двадцать Чимин в мундире Прекрасного Принца тормозит в коридоре без возможности сдвинуться хоть на миллиметр. Морган в образе Дризеллы выглядит не просто лучше своего цыганского амплуа, а лучше гребаной Золушки. Платье с корсетом глубокого изумрудного цвета, волосы, собранные в высокий пучок черной лентой и чокер с крупной жемчужиной аккурат во впадине меж открытых ключиц — внутри ведьмака всё не просто тяжелеет, а завязывается в тугой узел желания.       Такую Морган не хочется — её до сведения скул нужно. Зажать в каком-нибудь углу, ощупать пальцами натяжение корсетных веревок, коснуться языком острого разлета ключиц в вырезе платья и развернуть лицом в стену, прежде чем собрать пышную юбку в гармошку, положив ладонь меж лопаток, до красивого прогибая, и войти. С оттяжкой, на размахе, но слитным движением вторгнуться, завоевать. Не по-животному трахнуть, а отыметь собой, чтобы закрепить право на владение.       По вмиг пересохшей глотке Чимин с трудом проталкивает воспалённый ком возбуждения и нервным движением поправляет воротник костюма.       — Вот уж не думал, что ты так хороша в магии перевоплощения, — почти что сквозь зубы, потому что говорить нормально всё ещё трудно. — Чего тогда по Академии носишься вечно растрепанная?       — Вот уж не думала, что вы, сонбэ, обращаете внимание на мой внешний вид, — парирует Морган, изгибая губы в немного надменной ухмылке, и двигается к сцене, где уже собрались актеры.

***

      Кулисы опускают, давая всем актерам небольшой перерыв перед аниматорским квестом, единственной целью которого было пощеголять магией перед детьми, что пока о ней только слышали, и в качестве утешения раздать им подарки. Чимин оттягивает ворот мундира и срывается со сцены, быстро перебирает ногами вдоль узких коридоров закулисья и выходит на улицу, жадно глотая ноябрьский воздух. Тугой, набитый прохладой и сыростью кислород трезвит голову, развеивая дурман зеленого платья, колких реплик и затянутых ни разу не поддельной агрессией глаз Морган во время спектакля.       — Это ваша меченая? — прилетает любопытное в спину, заставляя Чимина обернуться и увидеть там своего зятя. Молчаливый кивок головой, как единственная доступная форма речи на данном этапе, пока перед глазами так и стоит затянутая в корсет талия ведьмы. — Сочувствую и одновременно завидую, — и снова вместо вопроса лишь выгнутая бровь. — На моей Охоте меченым был парень и это не то, чтобы придавало настоящего азарта. Все-таки воевали мы с ним, как и всегда воюем между собой: драки, подставы и социальное унижение. С девчонкой Охота происходит на других уровнях, более тонких, — Тэмин говорит ровно, но что-то в тоне его голоса всё равно выбешивает Чимина до острого желания стесать костяшки о чужую ухмылку. — Согласись, такую как эта особенно сильно хочется победить, поставив на колени.       — К чему ты ведешь? — сквозь зубы спрашивает Чимин, чувствуя, как непроизвольно напрягается каждый нерв на остове.       — Не трахайся с ней, и сделай так, чтобы в конце она умерла, — серьезно советует Тэмин.       — Почему тебя так волнует её судьба?       — Потому что я таких уже видел: они достаточно умны, чтобы вовремя склонить голову, но слишком хорошо знают себе цену, чтобы сделать это всерьез, — ведьмак разворачивается, чтобы уйти, но перед самым входом тормозит и бросает через плечо:       — Она сделает тебя слабым. При других обстоятельствах, возможно, у вас бы что-то вышло, но не когда ты гонишься за её головой.       Ничего не значащий кивок вслед уходящему зятю и цепкий взгляд в окно коридора, где Морган о чем-то переговаривается с одним из координаторов. Чимин размазывается по необычайно спокойному лицу ведьмы и никак не может унять копошение в грудине — она слишком спокойна, а они слишком мягки с ней. Решив играть на более глубоких уровнях, они ни разу не пытались зайти с лобовой атаки. Может быть зря?       Он отбивает короткое сообщение «птичкам» и заходит внутрь, чтобы всю оставшуюся часть праздника боковым зрением ловить края зеленого платья, искры левитационной магии, которой она поднимает в воздух разную мелочевку, приводя детей в восторг. Чимин фиксирует каждый ответный смешок ребенку, легкие прикосновения к макушкам особо умильных экземпляров будущих людей и чувствует, как жилы тянет напряжением и предвкушением: через пару часов детский праздник закончится, но начнется совсем другой, более приятный и интересный.       — Понравилось? — спрашивает Чимин, разглядывая стену напротив той, к которой прижался лопатками.       — Было, — Морган тормозит, задумчиво покусывая губу, — интересно.       Аккуратно-вежливый ответ заставляет шумно усмехнуться, словно он действительно мог рассчитывать на что-то иное. Будто достаточно одного праздника, на котором Чимин из кожи вон лез, но старался показать свою «человеческую» сторону: он может и в общение, и в шутки, и в добрые поступки. Словно всего этого реально хватит, чтобы она внезапно разглядела в нем что-то другое, кроме потенциального врага.       Видит Бог, он пытался.       Пытался, давая шанс раскрыться дальше выверенных вдохов-выдохов. Пытался показать, что с ним можно договориться, он умеет идти на уступки, например, соглашаясь нянчиться с детьми.       Но кривая ухмылка на губах Морган равняется очередному отказу брать что дают. Не хочет вилять, чтобы выйти из игры с меньшими потерями, её воля. Он пытался. И чтобы наверняка, Чимин делает последнюю попытку: аккуратно берет её за локоть и разворачивает к себе.       — Как ты сегодня успела заметить, моя семья умеет не только зарабатывать деньги, но и делать хорошие дела. Я хочу сделать одно такое, предложив тебе сделку, — она успела переодеться, поэтому пальцы щупают мягкую вязку свитера, пока глаза внимательно щупают далеко не самые мягкие черты лица. — Суть сделки простая: ты становишься моей на этот год, а взамен получаешь мою защиту, всё на что укажет твой палец и прочие радости девушки наследника. Я даже забуду про видеозапись, перестав шантажировать.       — Но будете контролировать, — ничего не выражающая улыбка на её лице кажется особенно пустой и оскорбительной. — Вы предлагаете мне сменить шантаж на контроль.       — Я предлагаю сделку, в которой ты получаешь не меньше моего.       — Разве? — и выгибает, мать его, бровь, словно издевается и получает от этого удовольствие. — Я предпочту быть той, кого шантажируют, чем дорогой шлюхой.       — Так ты имеешь все шансы стать не только шантажируемой дурой, но и самой обычной шлюхой, — фыркает Чимин и сам не замечает, как сильнее сдавливает чужое предплечье в руках. — Всё это время в Академии тебя спасала наша негласная защита, но стоит нам хоть на секунду спустить поводок, и ты утонешь под весом пиздеца, что могут устроить тебе студенты, не говоря уже о студентках. Я же предлагаю тебе защиту.       — Вы предлагаете мне трахаться с вами в золотой клетке, Чимин-ши.       — Я тебя настолько не нравлюсь? — неожиданно для себя самого выпаливает он, и это веселит Морган, заставляя тихо засмеяться.       — Нет, — неожиданно честно. — Вообще-то, внешне вполне себе нравитесь, сонбэ. Проблема только в том, — а теперь ещё и неожиданно близко, она придвигается к его лицу, почти касаясь носом его носа, и совсем не почти обжигает дыханием уголок губ, — что мне для секса нужно что-то большее, чем красивая морда партнера.       — И что же? — сглатывает комок, сильнее вминая подушечки пальцев в кофту. У неё сейчас лицо совсем чистое, видимо, на цыганский макияж во второй раз её не хватило, и это позволяет Чимину разглядеть трещинки на её губах, каждую из которых ужасно хочется смочить слюной, пройдясь языком.       — Чувство юмора, ум и характер, от силы которого бы у меня дрожали коленки, — её привычно ровный голос скатывается на интимный, хрипловатый шепот, пускающий по хребту армию кусачих мурашек. Совсем дурно становится, когда она кладет ладони на его плечи, вставая на цыпочки, проезжается скулой по его и, не касаясь уха, режет его насквозь:       — В вас, Чимин-ши, нет ничего из перечисленного, поэтому у меня на вас не встанет ни за какие деньги.       А у него встанет.       На это колющее и грудное «Чимин-ши», на теплые ладони, на запах этот дурной из переспевшей черешни с миндалем. На искрящиеся злым и ироничным серые глаза, на мягкий свитер, который он, кажется, расковырял, и на её самоубийственную гордость. Обязательно встанет, когда придет время всё это сломать.       Чужой отказ ни разу не обижает, но заставляет натянуто мягко отодвинуть от себя, прихватив за запястья.       — В таком случае, — причмокнув губами, расплывается довольным оскалом Чимин, — до Академии доберешься сама, — и, поправляя манжеты рубашки, добавляет. — Не забудь, что за опоздание тебя ждет наказание.       Видит Бог, он реально пытался.

***

      — Ты сегодня поздно, — забирая «жирный» чек, улыбается довольный Ли Тэмин, что ещё не вышел из образа отца Золушки.       — Дела, — равнодушно пожимает плечами Сокджин, и есть в этом действии что-то высокомерное и раздражающее. — К тому же это мероприятие семьи Пак, не хотелось перетягивать внимание на себя.       — Даже если бы захотел — не смог, — фыркает ведьмак, которого хлебом не корми, дай старшего Кима задеть. — Сегодня Чимин приезжал.       — Серьезно? — удивленно тянет брови к потолку. — Один?       — Нет.       — Уже уехали?       — Уехал, — давит интонацией на единственное число Тэмин. — Она ещё где-то тут.       А дальше Сокджин не слушает, разворачивается и уходит в противоположную сторону. Ему все эти благотворительные мероприятия, как кость в горле — болезненно и мешает дышать. Он предпочитает молчаливо совать чеки, не отмечаясь участием в очередном параде лицемерия, ещё лет с восемнадцати. Какой толк в костюмированном представлении, если детей накормят в первую очередь деньги? Имиджу наследника такое своеволие никак не вредит, потому что пресса все равно прознает о пожертвованиях. Вот и сейчас, проскальзывая в служебные помещения, Сокджин фиксирует боковым зрением пару вспышек от камер и сквозь зубы матерится себе под нос.       Морган он находит в небольшом внутреннем дворике, склонившую голову над телефоном. Мгновение чужой незамутненной расслабленности заставляет ведьмака замереть, жадно впиваясь в новый образ. Если бы не до боли знакомое гнездо непослушных волос, хрен бы он признал в этой тонкой цыганке меченую студентку. Она выглядит до непривычного женственной и завораживающей, сердце так и замирает при взгляде на спрятанные монетки в волосах, на вырез кофты и ободранные в бахрому края длиной юбки. Сокджин в один бесшумный шаг преодолевает расстояние между ними и привычным движением устраивает подбородок на плечо.       — Какая встреча, — беззлобно тянет гласные, расплываясь в улыбке.       — Сонбэ, — напряженно и вопросительно выдыхает Морган, незаметно расслабляя плечи.       — Слышал, твоё свидание закончилось не очень хорошо, — огибает её Сокджин, становясь напротив и скрывая за телодвижениями самодовольную иронию, что так и липнет к лицу ухмылкой.       — Не сошлись характерами, — в этой фразе нет и капли женской уязвленности, которая в таких ситуациях так и прет из знакомых ведьмаку девушек.       — Подбросить? — щурится довольным котом, даже не пытаясь скрыть высокую степень удовольствия от происходящего.       Морган на это устало прикрывает веки, простым жестом сбивая со старшего налет веселья. У того будто глаза открываются, так резко в сетчатку впиваются мелкие детали: синяки под глазами, неприкрытые слоем тональника, искусанные до корки губы от постоянного напряжения, и пальцы, крепко сцепленные в замок за спиной, лишь бы не распустить и не расхерачить вокруг себя все. Сокджин поджимает губы в тонкую линию и с мягкой настойчивостью обхватывает чужое запястья, утягивая за собой с безапелляционным «идём».       А Морган даже не сопротивляется: тащится следом, лениво перебирая ногами до самой машины, и только иногда кидает взгляды по сторонам в поисках свидетелей. Никого, естественно, нет, всю прессу распустили, а стафф выходит с другой стороны дома, но Сокджин всё равно чувствует, как к горлу подступает нечто бурлящее от раздражения и оформляется в дискомфортную, понятную злость уже в машине, когда они успевают далеко отъехать. Злит тотальное отсутствие сопротивления, даже намека на него. Не то, чтобы Морган и раньше сопротивлялась сильно: иногда Сокджину казалось, что кинь её мелкие в вольер с тигром, она бы уточнила «его покормить или убить?». Но в каждом её не-сопротивлении есть что-то стальное, непоколебимое, многообещающее и даже где-то пугающее, а сейчас там «ничего», отдающее на языке склизким привкусом плесени.       — Рассказывай, — резко тормозит на обочине Сокджин и смотрит на часы. — Знаю, мелкие тебя знатно утомили и, скорее всего, учебу ты тоже не тянешь, потому что я видел, кто у тебя в группе. Поэтому даю ровно десять минут на выдохнуть всё, что хочется, и это не выйдет за пределы машины.       У неё затянутый холодным скептицизмом взгляд и искривленные губы в треснутой усмешке. Кажется, что вот так выглядит её настоящая тоска, и Сокджину это не нравится совсем, а должно бы. По всем законам жанра игры, в которую они оказались впутаны, ему происходящее с ней должно нравиться, но внутри гудит лишь раздражение.       — Ну хочешь, поклянусь на заклинании? — не отстает, потому что не столько хочется ей помочь, сколько выскрести из себя всё это смущающее по отношению к ней.       — Хрен с вами, — мотает головой Морган, впиваясь пальцами на шумном выдохе в колени. — Я заебалась, потому что у вас тут не учеба, а какой-то марафон морских котиков помноженный на олимпийские игры, а я в этом балагане — калека, приехавшая на паралимпиаду, но по ошибке попавшая в программу выступлений здоровых спортсменов. Никто, блять, не помогает нормально, разговаривать со мной тоже особо не хотят: либо сквозь зубы, либо чтобы что-то спросить. А всё Чимин и его комплекс альфа-самца, со своим «не подходите». И друзья его — Чип и Дейл на кривых стероидах, — лучше не делают ни разу. Весь батальон их поклонниц и без того на меня скалился, а теперь у одного из них невеста есть. Это всё прикольно и забавно, но уже конкретно так бесит. И ладно бы будь у них хоть какая-то цель, а то ведь они просто тупо носятся за мной, словно мы в подростковой комедии, где плохой парень переживает кризис личности и влюбляется в отличницу. С той разницей, что плохих парней трое, кризис они явно не переживают, потому что им норм быть козлами, и я не отличница.       — А почему только трое? — максимально тупая шутка вылетает на автомате, преломляя лицо до наигранно оскорбленного. — Извини, молчу.       — Ну вы, сонбэ, не плохой парень, вы скорее парень из второй части, который вбивает клин между влюбленной парочкой: весь такой загадочный, со своей драмой, спрятанной глубоко-глубоко, и только отличница сможет вытянуть её из вас, залечив своей добротой и наивностью, — по-злому, очень колюче и неприятно проезжается по нему ведьма, что под корнем языка копится горький комок вязкой слюны. — Повторюсь, я не отличница, хотя бы потому что не верю в это дерьмо с изменениями: плохой парень так или иначе остается плохим парнем, вопрос времени, когда он вернется в исходную точку.       Сокджин крепче сжимает пальцами руль, потому что одинаково сильно хочется дать ей по шее и вжать в себя, чтобы носом между ключиц и до глухих рыданий ему в грудь, чтобы впитать в себя её эмоции и раскатать их по нутру, пробуя и запоминая на вкус. Они для неё не более, чем кучка ходячих киношных штампов, так ловко вычисленных за пару месяцев, и это бесит.       — Я могу поговорить с ними, если хочешь, — пожимает плечами Сокджин, стараясь выглядеть как можно более равнодушно и спокойно.       — Я похожа на человека, который будет просить о защите? — нет, прямо сейчас она похожа на искривлённую версию самой себя: вроде и сильно эмоциональнее обычного, а вроде, если приглядеться и послушать повнимательнее — важного и нового она ничего не сказала, потому что и не собиралась ему открываться по-настоящему, но сделала, чтоб отстал.       Ещё и не дура, будто всего остального недостаточно, чтобы отчаянно хотеть свернуть ей шею минимум раз в минуту.       — Ну терпи, — заводит машину ведьмак, но не двигается с места, продолжая сжимать руль. — Не так уж, значит, тебе все это и не нравится.       — Слушайте, сонбэ, — с уставшим раздражением выдыхает в стекло Морган, — вы сами просили меня в начале года никому здесь не доверять, даже вам. Так с чего бы сейчас мне это делать?       — Я уже дал понять, что хоть ты мне и не нравишься, но я ничего против тебя не имею, — «пока» естественным образом остается за плотно сомкнутыми зубами.       — И это тоже бесит, — неожиданно резко и честно вскрывается ведьма, добавляя уже сильно тише: — Я вас совсем не понимаю.       А вот это уже умиляет до поднятого вверх уголка губ, потому что Морган прямо сейчас выглядит натурально растерянной и даже смущенной, ковыряя пальцами заусенцы.       — Ты и не пыталась, — аккуратно расцепляя её руки, произносит Сокджин и очерчивает большим пальцем узловатую, как у него, костяшку указательного. — Давай честно, всё это время ты не пыталась понять никого из нас, только скалилась. Смени тактику: стань мягче, хитрее по-женски с этими оболтусами, и они сами станут меньше давить.       — А вы? — и в этом вопросе столько подтекста, столько прежнего голодного любопытства в её глазах, что он не сразу осознает, что до сих пор держит её руку, поглаживая пальцы.       — И я, — кивает тот и отпускает, не тянется дальше в порыве убрать прядь волос с лица, потому что касаться её сейчас не хочется совсем — страшно не остановиться, пойти дальше.       — Со мной можно и проще, — делает густой выдох Сокджин и выруливает обратно на дорогу. — Нужно разговаривать и не прятаться при этом за десятью замками. Мне от тебя ничего не нужно, но я не люблю тех, кто старается скрыть всё сразу.       — Вы сами-то не очень открытый человек, — с усмешкой парирует Морган, доводя до ответной улыбки.       — Да, но я скрываю не всё, потому что так проще обмануть ожидания, — Он тормозит у развилки на светофоре, резко приближается к ней и шепчет в самое ухо, парализуя чужие нервные окончания до крепкого румянца на скулах:       — Обмани их ожидания, Морган.