Mutabor

      Шин Соён из того типа девушек, что наверняка знают о собственной исключительности, ибо всё в ней складно от внешности до мозгов. Она с самого детства чётко знала отведенную ей роль — удачно выйти замуж, и всё время «до» шлифовала себя к этому моменту, представляя своего такого же идеального мужа. Красивый, богатый, властный за пределами дома, а в спальне из тех, кому не стыдно опуститься на колени перед женой. Особенно перед такой, как Соён.       Ким Тэхён имеет все необходимые качества, кроме одного — он точно не собирается вставать перед ней на колени ни в спальне, ни в жизни.       Только у Шин Соён, кроме внешности и мозгов имеется ещё и характер, на девяносто процентов состоящий из упрямства, что она сама в себе воспитала за годы ожидания идеального мужа. И если для того, чтобы получить его, ей придется пойти по головам, в том числе и по голове Ким Тэхена, она это сделает. Поэтому, когда Сокджин ведёт её по коридору общежития, Соён с присущей прямолинейностью спрашивает:       — Где живет эта Морган?       — У неё уже есть соседка, — Сокджин хмыкает добродушно, пряча за дружелюбием целую гамму подспудных эмоций, где очевидная жалость к потенциальной невестке далеко не на первом месте. Он тормозит и поворачивается к Соён, чтобы та чуть лучше разглядела другую улыбку — лукавую, любопытную, азартную, впору словам:       — Но это можно исправить.       Соён скептически смотрит на красивое лицо старшего сына Ким, складывает руки под грудью и никак не может решить — он её больше пугает, чем вызывает трепет в груди, или наоборот? Она откладывает ненужную в данный момент мысль и концентрируется на главном.       — Цена данного вопроса?       — Безвозмездно, — пожимает плечами Сокджин, отмирая и делая шаг дальше по коридору. — Почти, — Соён фыркает, но равняется со старостой магов. — Сообщай иногда мне, что происходит у неё: чем она занимается, с кем и когда. Сможешь?       За последний час она видит уже третьего парня, который заинтересован в той, кто даже волосы не в состоянии собрать в гладкий пучок с помощью заклинания. Девчонка начинает до абсурдного бесить Соён, поднимая со дна её отшлифованной души самое тёмное и густое — зависть.       — Да на что вам всем она сдалась? — вспыхивает ведьма. — Свет на ней клином сошёлся, что ли?       — Почти, — убирает руки в карманы ведьмак, загибая уголки губ в опасно-приторной улыбке. — Она — меченая, а у нас на таких охотятся. Слышала от родителей о Дикой Охоте?       Соён замирает на месте, долго и быстро моргая. Она много раз слышала об этом от отца, но ей это всегда казалось интересной сказкой на ночь, а когда переехала в Америку, где подобных загонов никто не приветствует, изо всех сил стараясь следовать новомодным веяниям по типу толерантности и инклюзивности, так и вообще забыла.       — То есть, это не байки старших?       — То есть не байки, — кивает Сокджин. — Родители тебя совсем не готовили?       — Я с детства знала, что поеду в Америку учиться, — на автомате выдаёт Соён, пока шестерёнки в голове составляют единую картину. — Подожди, — хватает за локоть старосту, — так Тэхён вокруг неё вьётся из-за Охоты? И ты тоже?       Сокджин аккуратно выдёргивает руку, улыбаясь картонно-вежливой улыбкой. Его так хватают по тридцать раз за день, что тело срабатывает на автопилоте, а в голове откладывается простое «дура». Разве умная схватилась бы так? Стала бы дергать за руку, чтобы уточнить про жениха, когда он ей прямым текстом заявил, что они собираются разложить девчонку и убить? Ни ума, ни уважения к чужой жизни — сплошное разочарование для Сокджина, который при знакомстве увидел в ней нечто живое, не закостенело следующее правилам их жизни. Ошибся.       Но это уже не его головная боль, поэтому он нарочно смягчает голос, давая той откровенно ложную надежду.       — Конечно, а зачем бы ещё? — может, затем, что Морган, в отличие от неё, не так глупа и умеет видеть чуть дальше собственного носа, не говоря уже о том, что знает цену себе. — Так что, поможем друг другу?       — Естественно, — огромные карие глаза Соён загораются чем-то отдалённо напоминающим надежду, отчего Сокджину очень хочется запустить руку в её волосы и погладить, приговаривая «ох, милочка…». Но тогда бы ему пришлось признать, что он ничуть не лучше её с той только разницей, что мыслит масштабнее. И в обычной перестановке соседей Морган убивает сразу несколько зайцев: наступает на хвост собственному младшему брату, усложняет жизнь Морган и приятным бонусом получает информацию.       Будь Соён хоть на йоту сообразительнее, поняла бы всё и цену за свои услуги просила бы куда большую, чем просто переселение, и это ещё один повод жалостливо вздохнуть, потрепав её за волосы. Вместо этого Сокджин улыбается той самой обезоруживающей улыбкой, от которой млеют все от первокурсниц до аджумм из администрации, и произносит елейным голосом:       — Спасибо, Соён-ши.

***

      Час уже поздний, но Дунбинь не спешит закрывать библиотеку на все замки, захлопывая магическую головоломку. Бутылёк редкого зелья молодости, настоянного на слезах пяти русалок, приятно тяжелит карман и заставляет развернуться к приоткрытой двери спиной, чтобы уйти к себе в комнату, и не мешать очередной парочке студентов, желающей уединиться.       Не то чтобы Юнги действительно хотел уединяться, тем более среди книжных полок, но выбора ему другого не оставляют, кроме как забраться внутрь и удобно устроиться за столом, мрачным взглядом сторожа дверь.       По долгу своей внеурочной деятельности Юнги никогда ещё ни с кем не встречался лично. Все вопросы с «птичками» он предпочитает решать через анонимный чат, а лицом их авиария является Хосок, регулируя все вопросы с клиентами лично. Юнги светиться необходимости нет. Не было. До этого момента.       — Сонбэ, — слегка кланяется Морган, закрывая за собой дверь, и ставит заклинанием звуковую заглушку, чтобы их наверняка не подслушали. — Спасибо, что согласились встретиться.       — А у меня был выбор? — недовольно фыркает Юнги, потягиваясь на стуле. На неё он не смотрит нарочно, желая хотя бы вот так, по-детски, но задеть, отомстить за дешёвые манипуляции с шантажом в стиле «не встретимся, я всем расскажу кто вы». — Лучше расскажи, как ты мой номер достала?       — Заказала у «птичек» номер Мин Юнги, — пожав плечами, она садится напротив и излучает ровно тот же градус равнодушного пренебрежения, что и Юнги. Это внезапно ни разу не раздражает, а веселит, заставляя едва заметно улыбнуться в библиотечных сумерках. Непомерная сообразительность и дерзость девчонки в одинаковой степени восхищают и пугают. Это вам не Пак Чимин с комплексом отличника и фетишем на контроль, и даже не Ким Сокджин — самоуверенный и хитрющий, словно змея. Морган не воротит сложных схем, не сочиняет мудреных трафаретов — она непредсказуема проста, экономя энергию там, где это возможно. — Кстати, без приставки «глава «птичек» вы стоите недорого.       Смешок всё-таки срывается с его губ. Юнги слегка дергает головой, смахивая челку в сторону, и шумно вздыхает.       — Чего хотела-то?       — Вас, — желание расхохотаться уже в голос достигает пика, и ведьмаку приходится приложить недюжинные усилия, чтобы удержать порыв внутри. — Хочу вас к себе в команду.       — В какую ещё команду? Магических Мстителей собираешь? — откровенно насмехается над ней Юнги, стараясь скрыть за словами напряжение, что пока простреливает слабыми электрическими разрядами внутри спинного мозга. Он пятерней зачесывает волосы назад и откидывается на спинку стула, скрещивая руки под грудью. — В любом случае, я тебе не по карману.       — Так это вопрос цены? — скалится Морган, жадно вгрызаясь в возможность подтянуть своего оппонента за слова, и это натурально умиляет главаря «птичек».       Он слишком очевидно открылся — она слишком легко поддалась, просовывая руку в метафорический ящик. Остается лишь один вопрос: Морган сделала это нарочно, чтобы он проникся к ней доверием или же наоборот, пожалел, а может — действительно глупая?       — Учитывая, что ты единственная, кто знает о моей причастности к «птичкам», твой вопрос про цену кажется глупым. Кто ж не любит деньги? — Юнги облизывает губы, мысленно прикидывая, как лучше всего разыграть имеющиеся на руках карты, и стоит ли игра ставок, потому что неожиданно на обычно красивом, но безэмоциональном лице едва заметно вибрирует что-то инородное, заставляющее сердечную мышцу в груди ведьмака заскрипеть.       — Просто мне казалось, что вы занимаетесь этим не ради денег, — и взгляд лисий, хитрый, лукавый, но совсем не злой. Юнги это легко считывает, даже в темноте, жадно фиксируя образ в своей голове.       — А ради чего тогда?       — Ради власти, конечно, — у Морган лицо ироничное, хитрое и она, будто специально, позволяет разглядеть его получше, нагибаясь вперед и почти укладываясь грудью на стол, где пролегает полоска синеватого света с улицы. — Пусть Пак Чимин или Ким Сокджин ходят по Академии с коронами на голове, но, давайте честно, вы в любую секунду можете их столкнуть с трона, учитывая весь компромат, который накопили на них за годы обучения. Я не права?       Она в очередной раз обводит его вокруг пальца: не доверия или жалости искала от него — выводила на эмоции. И у неё получается, потому что из груди рвётся утробный рык. Тихий. Предупреждающий. Морган слишком часто и безнаказанно щелкает его по носу, демонстрируя дыры в его, казалось бы, идеальной актерской игре.       Они сцепляются взглядами, и что-то ухает вниз, в желудок, перетирается о рёбра, чтобы осыпаться мелкой стружкой у ног. Лицо Юнги каменеет, заостряется, словно ветрами тёсано. Он прикрывает веки, чтобы увидеть под ними, как свободной рукой перехватывает тонкую шею — хватит и половины минуты, чтобы выдрать жизнь из костлявой тушки. Так просто со всем покончить. Или ошибиться.       И почему, когда существование человека в его полной, абсолютной власти, Юнги чувствует, что в угол загнан именно он?       Может, потому что за секунду до схлопывания ресниц успевает вырвать неравнодушный, мягкий взгляд человека, который говорит не с целью уязвить, перехватить власть, а с целью продемонстрировать имеющиеся козыри на руках.       Логика давится интуицией с первым раскрытием слипшихся век.       — Допустим, ты права, — спокойнее выдыхает Юнги, смягчаясь в лице. — Чего ты хочешь от меня?       — Я уже сказала: хочу вас к себе в команду на Дикую Охоту.       Её последний козырный туз оглушающим хлопком приземляется на стол. Изумление вьётся вокруг позвонков, плотно скручиваясь удушающей лентой.       Она все-таки знает?       Внимательный, жадный взгляд в лицо напротив, что в лунном свете кажется особенно другим, принадлежащим не меченой, что бегает по коридорам, отбиваясь от надоедливых ухажеров. Нет. Сейчас её лицо хуже — злее, нестерпимее, словно для неё всё происходившее «до» — набившая оскомину игра в поддавки.       — Умоляю, Юнги-ши, давайте, без банальностей вроде: «Что ещё за Охота?» и «Первый раз о таком слышу», — Морган всё-таки укладывается на стол грудью, смотрит на него снизу вверх и не перестает улыбаться мягко, тепло, устало, как улыбаются уставшие взрослые свои непоседливым детям. — Я знаю ваш маленький секрет, теперь вы знаете мой. Этого будет достаточно для первичного доверия?       — Зачем? — кое-как выковыривает слова Юнги, стараясь унять бурю в башке.       — Мне нужен маг в команде.       — Не это, — качает головой, глухо цыкая. — Зачем пришла сюда, если знала про Дикую Охоту?       — Это уже другой уровень доверия, мы пока к нему не пришли, — слегка кривится лицом Морган, и Юнги замечает в этой мимике нечто более глубокое, болезненное, тяжелое для её хрупких плеч. Внезапно хочется считерить, прыгнув сразу к финишу, чтобы снять этот груз и посмотреть на неё без него. Как она будет улыбаться тогда? Также мягко?       — Так какая у вас цена, Юнги-ши?       Он снова захлопывает веки, снова та же картина: рука перехватывает шею — убить, уничтожить, покончить с потенциальной угрозой, минуя все эти душевные мотивации. Никаких личных подробностей. Никаких сожалений после. Просто сжимать горло девчонки до предсмертного хрипа, а после вырвать трахею, как это сделал бы любой с его багажом из статуса, воспитания и амбиций, но…       — Расскажешь, как поняла, что я управляю «птичками», — всё ещё немного угрюмо выталкивает из себя Юнги.       …интуиция опять опрокидывает на лопатки логику.       Может быть потому, что за злым и нестерпимым он все-таки фиксирует нечто другое: хрупкое, ломкое и до одури нуждающееся в банальной передышке, когда не надо каждый день грызться за возможность дожить до конца года.       Пока все остальные упрямо видят в ней гордячку с желанием установить свои правила, Юнги находит самую обычную, хоть и любопытную не в меру девушку, что оказалась заперта в клетке с хищниками по воле судьбы. Ей не правила установить хочется или власть отобрать, а банально выжить.       — И обсуждать будешь всё со мной, вплоть до остальных кандидатов в команду, — уверенно выговаривает каждое слово Юнги, тарабаня пальцами по столу. Мысли о том, чтобы быстро со всем разделаться и не ввязываться в это болото, то и дело отскакивают от черепушки, раздражая нервную систему. — Это не прихоть ради прихоти, а необходимость. Раз уж мне проводить ритуал, я хочу быть уверен, что сил хватит у всех.       — Хорошо, — соглашается Морган, распрямляясь и разглядывая сцепленные перед собой пальцы. Плечи совсем немного опустились вниз в расслабленном жесте, будто груз, висящий на них, внезапно уменьшился на десяток килограмм.       — Пути отхода от троицы тебе будут обеспечивать «птички» по необходимости, просто не тупи в нужный момент, — Юнги устало растирает веки, всё ещё не веря в то, что он поддался ей, несмотря на то, что она ходячая часовая бомба, которая если рванет, то его первым делом разнесет осколками. — А теперь иди отсюда и поспи уже, в конце концов, без жалости не взглянешь.       — Так на то и расчет, — хмыкает насмешливо Морган, вставая из-за стола и засовывая руки в передний карман толстовки. — Пусть думают, что они меня выматывают.       Юнги замирает на секунду-другую перед тем, как все-таки сорваться и рассмеяться вслух, улыбаясь широкой улыбкой с деснами. И понимает вдруг, что он ей на самом деле нужен постольку-поскольку — просто самый простой из возможных вариантов, — Юнги это не обижает, наоборот, ужасно нравится.       Мышца, зашитая в грудной клетке, предательски сжимается и ёкает, когда она кланяется ему, складываясь под углом в девяносто градусов и выдыхает тихое, но оттого неожиданно искреннее и ценное:       — Спасибо, Юнги-ши, что согласились мне помочь.       — С тебя кофе, — не может не поддеть, намекая на все её столкновения с местными королями. Морган ответной реакцией опять удивляет — не злится, не спешит парировать, а без всяких уловок улыбается ему так, как ещё никому здесь не улыбалась. Юнги это точно знает, он «птичьи» кадры видел и даже не один раз.       Сердце ёкает во второй раз, но совсем иначе.

***

      Соён не собирается за ней нарочно следить, но взгляд против воли так и липнет к соседке. Сколько она не пыталась завести разговор — дальше выверенного с точностью до запятой ответа диалог не заходит.       — Ты уже справилась с сочинением по клятвам?       — Да, вот держи, — Морган вытягивает руку с книгой в сторону собеседницы, — тут вся нужная историческая справка.       Раздражает до плотно сомкнутых губ.       — На завтрак пойдешь? — завязывая форменный галстук, спрашивает Соён.       — Угу, — и смотрит на часы, чтобы продолжить, — через один, два, три, четыре.       И под «никогда ещё до пяти не доходила» в дверь настойчиво стучат. Соён аж на месте подпрыгивает и расправляет губы в довольной улыбке, когда видит в дверях Тэхёна с Чонгуком за спиной. На секунду в грудине ёкает до тупого наивная надежда, что пришли за ней. Взгляд сквозь дает первую трещину, а густой бархат чужого голоса оставляет осколки.       — Готова? — внимательный и теплый взгляд жениха на меченую заставляет демонстративно громко хлопнуть дверцей шкафа.       Бесит до сердечного скрипа.       Она ведь наверняка даже не видит разницы, потому что Тэхён на Морган вряд ли хоть раз смотрел также, как на Соён смотрит всегда: безучастно, как смотрят на ненужную книгу, которая случайно попала в руки.       «Это временно», — уговаривает себя ведьма, когда они идут по коридору в столовую, но потом взгляд ловит короткое движение. Чонгук что-то рассказывает, бурно жестикулируя, Морган ему даже отвечает и не замечает, как рука младшего почти укладывается ей на плечо, но Тэхён, не глядя в ту сторону, отточенно-хозяйским движением отталкивает загребущую лапу.       Обижает до театрального закатывания глаз.       Но хуже всего — самодостаточность Морган. Будучи публичной личностью, Соён не просто привыкла к общественному вниманию, а срослась с ним: люди неизменно тянутся к ней, а она к ним за очередной порцией, чаще лживого, внимания. Почти вся женская часть Академии то и дело подходит к потенциальной невестке семейства Ким, желая урвать её благосклонность — мало ли где пригодится. А Соён и рада спрятаться за толпой щебечущих подруг, ловко маскируя холодную войну с будущим мужем.       Морган же плевать: она одинаково комфортно себя чувствует, когда кто-то к ней подходит или же оставляет в покое. Она нарочно не ищет общества других людей, и даже в том, как она подходит к Пак Чимину, нет и капли желания внимания. Сколько бы ведьмак её не тискал то шутливо за плечо, то пальцами по спине, чтобы друзья не увидели, то в почти ласковом движении по волосам — ей плевать: щеки не горят румянцем, глаза не блестят и губы не складываются лукавой улыбкой. Она никогда первой не провоцирует разговор и всегда с одинаковой участливостью отвечает как на шутку, так и на флирт, филигранно тонко обрывая последний.       Злит до сжатых в жесте бессилия кулаков.       Неконтролируемая и нелогичная в основе своей зависть кислотой разъедает нутро Соён. Нет, не чужое внимание к ней, которое легко объясняется Охотой, а не прогнувшийся ни разу за это время стержень. Даже, черт возьми, ни разу не скрипнувший под таким давлением, но заставляющий проникнуться к ведьме уважением напополам с желанием раздробить в труху чужую броню, но найти хоть одно слабое место.       — За тобой носится элита Академии, а тебе реально пофиг? — не выдерживает все-таки Соён очередным вечером, когда они собираются спать. — Прям-таки никто не нравится? И ни с кем на свидания не ходила?       — Не ходила, — припечатывает Морган, собирая волосы в пучок, — но пойду.       Соён от удивления даже рот открывает, но быстро приходит в себя и шумно втягивает воздух, чувствуя, как в районе солнечного сплетения нервы скручивает от ноющей судороги страха.       — С кем?       — С Пак Чимином, — Соён выдыхает до очевидного громко, прикусывая губу от досады.       — А почему с ним?       — Потому что позвал, — слегка удивленно отвечает ведьма, будто бы ответ настолько же очевиден, насколько несуразен сам вопрос.       — Серьезно? — в конце голос все-таки срывается на ядовитую ноту. — То есть, позови тебя кто-то другой, например, Тэхён — пошла бы с ним?       — Да, — коротко, не задумываясь ни на секунду о том, кому и что она отвечает.       Как же, блять, бесит!       — У него есть невеста.       — Свидание — это просто свидание, Соён-ши. Оно ни к чему не обязывает, — спокойно пожимает плечами Морган. — В твоем понимании, свидание — это свадебная церемония или койка, так, что ли?       — Нет, — сквозь зубы, кое-как поверх злости кладет подорожник из гордости, которая наверняка не даст упасть на дно хотя бы в собственных глазах. — Но и идти на свидание с обрученным парнем — это верх неприличия.       — Чисто гипотетически, — тянет гласные меченая, а у самой лицо такое, с каким она обычно разбирает очередное задание по прорицанию. Это злит ещё сильнее: для неё это не более чем любопытная задачка, решив которую, Морган быстро выбросит её из головы, в то время как для Соён — это то, что она проживает день изо дня, вынужденная смотреть на то, как её жених коршуном стережет покой другой. — Так вот, чисто гипотетически, на свидание всё равно пойти можно: помолвки, даже официальные, имеют свойство расторгаться, но вообще всё достаточно индивидуально и во многом зависит от обстоятельств. Если тебя волнует, пойду ли я на свидание с Тэхёном, — чужая прямолинейность доводит Соён до состояния натурального бешенства.       — Да! Меня это волнует, — рычит та, срываясь с когда-то непоколебимых петель терпения и цепляясь за совсем другие, темные: злость, раздражение, зависть и презрение. — Насколько ещё ты — студентка с запятнанным прошлым из не самой влиятельной семьи, — опозоришь меня и моего жениха, — давит на местоимения Соён, кривя губы в издевательской улыбке превосходства. — Это просто унизительно, что такая, как ты, допускаешься до нашего круга, но ещё более унизительно, что ты даже не осознаешь всей ценности этого.       Морган смаргивает чужую вспышку ревности так, словно смахнула пылинку с юбки — с легким «она была здесь всё это время?» удивлением.       — Если тебе так всё это неприятно, то стоило сказать об этом раньше, — чужой спокойный голос мгновенно отрезвляет. — Я не собираюсь ни с кем воевать из-за парня. Мы с Тэхёном установили дружеские границы, и после твоих слов я тем более не собираюсь их нарушать и соглашаться на свидание, если он его предложит.       «Когда! Когда он его предложит!» — орет испуганной птицей сознание Соён, но сама ведьма до боли прикусывает губу и кивает, бросая задушенное:       — Хорошо.       Даже этим жестом Морган не просто разбивает её гордость — заставляет чувствовать себя до ужасного слабой.

***

      Тэхён стоит, упираясь плечом в стену на входе в общую гостиную общежития магов. Он не смотрит, но влипает в образ Морган, пролетая сквозь него, только сердцевина застревает где-то в непозволительно узком промежутке между ней и Чимином. У неё на лице застывает лениво-томная полуулыбка, пальцы с точностью карточного шулера перебирают таро и бедро едва заметно соприкасается джинсовым швом с брюками Чимина. Тэхён не смотрит — он злится. С утра среды злится, когда очнулся в пустом коридоре от того, как громко гудит собственное сердце, а на губах выжигается вкус её губ и под веками её возмущенное лицо, и собранные в кулак пальцы, словно она пыталась себя удержать в узде, и блестящие глаза.       Он злится, загоняет эту злость вглубь вечером того же дня, спеша найти её в библиотеке с единственной целью — объясниться. В библиотеке Морган нет, она сидит в позе медитирующего йога в общей гостиной с книгой между ног, карандашом между губ и между Чимином с Чонгуком, тесно прижатых к ней. Ладно, окей. Поговорит с ней потом.       — Что делаете? — спрашивает он, усаживаясь в кресло рядом.       — Ставим эксперимент: на сколько одновременных задач хватит Морган, — от удовольствия внутренний ученый в младшем аж глотает окончания, превращая последние слова в кашу.       — И как?       — Читает ботанику, разгадывает кроссворд с Чонгуком и помогает мне составлять таблицу студенческих групп у кайдзю — полет нормальный, — с кривой ухмылкой отвечает Чимин, поправляя что-то в ноутбуке, в экран которого не так давно тыкала Морган.       Тэхёна разбирает такой детской ревностью, что он поджимает губы и не находит ничего лучше, кроме как кинуть на стол перед ними тетрадь со словами:       — Увеличим нагрузку: пусть сделает за меня домашку по защитным чарам.       Он злится, загоняет эту злость вглубь, смешивая с иррациональной ревностью, и утром в четверг кое-как растягивает губы, надеясь поймать её за запястье на выходе из корпуса со столовой. На выходе её ловит Чимин, обнимая пальцами за плечо, чтобы в очередной раз варварски нарушить чужие границы и отпустить какую-то шутку, на которую Морган закатит глаза и оттолкнет от себя со словами «мне в другую сторону, сонбэ» — и все это настолько вежливо, настолько деликатно, настолько между строк «пошел на хуй», что даже уже не смешно.       — Надо поговорить, — пытается сразу начать Тэхён, забираясь вверх по крыльцу корпуса, в который ему ни разу не надо.       — Я опаздываю на занятие, — трясет головой отрицательно.       Ладно, окей. Поговорит с ней потом. Днем на большом перерыве. Но в обед Морган статуей застывает около Чимина, пока Чонгук буравит ей подбородком плечо. И снова в этой ебаной геометрической камасутре нет стороны, к которой можно прибиться, чтоб незаметно в ухо, кончиком засохшей кожицы на губах ловить её волосы, пока язык складывает «надо поговорить».       Ладно, окей. Потом. Вечером, когда она опять куда-нибудь соберется. Тэхён себя клонирует и расставит по всем стратегически важным для Морган точкам: зал для тренировок, библиотека, сад, общая гостиная, лес.       Вечером Тэхён очевидно не расщепляет себя на десяток копий, но всё-таки находит Морган в холле общежития, когда Чимин накидывает ей на плечи куртку и что-то говорит, прежде чем она кивает ему с пустым выражением на лице и выходит из здания.       — Куда?       — В лес, — пожимает плечами Чимин, убирая руки в карманы джинс. — У неё час медитаций.       — Так до отбоя совсем ничего, — удивленно раскрывает рот Тэхён.       — Она у меня отпросилась, — равнодушно сообщает староста. — Она засиделась с группой, работая над проектом, и поэтому пропустила своё обычное время.       — И ты её так просто отпустил? — сквозь зубы, даже не пытаясь контролировать злость, потому что уже наверняка знает, что будет дальше.       — Она пойдет со мной на свидание в субботу, — довольно щерится улыбкой друг.       На свидание, значит.       Сука.       Тэхёну даже не за себя обидно — мелкого жалко. Тот с ней и так, и сяк, и на кофе в город, и на чай в столовую, и на стакан чего покрепче в Японию на Самайн, а она в отказ. Зато с Чимином меньше, чем через неделю на свидание. Вот так просто: он ей — она ему. Сколько он сам, Тэхён, к ней с такими манипуляциями подъезжал, уповая на её фетиш на вежливость? Бесчисленное количество раз. Нет, обидно все-таки за себя, но больше злит. Он злится снова, привычно загоняет эту злость вглубь, она глухо ворочается невнятным комком напополам с обидой и ревностью где-то глубоко внутри и прорывается наружу уродливым «свалили нахуй» в сторону первокурсников, что попадаются под ноги в коридоре общежития.       — Не с той ноги встал, дорогой? — голос звонкий, высокий, надменно-довольный и лицо у Соён соответствующее.       У Соён влажные после душа волосы, короткие пижамные шорты с дурацкими кружевными оборками и верхние пуговицы рубашки не застегнуты, позволяя разглядеть каплю, стекающую вниз по солнечному сплетению. Тэхён смотрит на неё тяжелым взглядом и думает, что трахнул бы её, тем более, что хочется до скрипа в зубах.       Объективно Соён красивая: тонкая талия, длинные ноги, которые удобно закидывать на плечи, и пахнет она после душа ненавязчивым алоэ с лотосом. Трахнул бы определенно. Раньше. Когда ещё после не приходило осознание, что сунулся куда-то в помойку, а Соён помойка и есть, пусть и грубо, но зато точно. Жестокая, злобная, эгоистичная, инфантильная, вспыльчивая мусорка с привлекательной внешностью, из нутра которой разит прогнившими самомнением и детскими комплексами, ковыряться в которых Тэхёну не хочется совсем.       — Хочешь, — голос у неё становится приторно-ласковым, — помогу встать тебе завтра с нужной ноги?       — Не заставляй меня и тебя слать на хуй, — резко и возможно даже больно он скидывает с себя чужие руки, которые уже вовсю гладят край его форменной рубашки. Тэхён отстраненно понимает, что в силу своего крайне неустойчивого состояния он откровенно ведется на провокацию, в основе которой лежит слишком много всего разом: желание уязвить, поддеть, доказать своё превосходство и продемонстрировать безвыходность тэхенового положения. Он наклоняется к её уху, ведомый не рациональным умом, но кипящей со среды злостью, и грудным шепотом с расстановкой диктует:       — Я. Тебя. Не. Хочу.       — Врешь, — глотает комок Соён, сразу же выдавая неуверенность. До смешного легко растрясти её на отдачу, и это внезапно настолько разочаровывает, что Тэхён плотнее сжимает губы. — Я знаю, что ты бегаешь за ней из-за Охоты, но она сейчас с Чимином и, похоже, ей он нравится больше, чем ты.       Сука.       Не та, конечно, что заставляет сердце дергаться в предсмертных конвульсиях, но вдоль реберной клетки тоже пускает трещины. Не собой, не своим натягивающим жилы поведением, не хитростью, заставляющей нервы гудеть от восхищения, а всего-то словами. Набор звуков, а какой урон.       — Молодец, — кривит губы в улыбке Тэхён и качает головой. — Одно с другим сложила, но дальше, видимо, складывать надоело или ума не хватило, но ничего, сама потом всё увидишь, — на красивое лицо ведьмы накладывается тень, и Тэхён понимает — он попал в яблочко. Наступил на больную мозоль этой самовлюблённой дурочки, которая дальше своих интересов не потрудилась посмотреть. — Увидишь, как она встанет рядом со мной, просто потому что я так захотел. Её захотел.       — Ты не посмеешь, — рявкает звонко Соён.       — Почему это? Потому что ты дала зеленый свет нашей помолвке? Так у меня уже была невеста, можешь почитать, что с ней стало, — загибает уголки губ в ехидной улыбке тем временем.       И предсказуемую пощечину ловит с низким, хриплым, от которого веет мрачным превосходством, смехом — он сбил с неё спесь и наглядно продемонстрировал последствия её самовлюбленных и слепых амбиций. Ядовитые, поражающие ткани некрозом последствия, с каждым из которых сам Тэхён хорошо ознакомился за этот короткий срок знакомства с Морган.       — Думаешь, никто не видит, как ты на неё смотришь? Думаешь, что сможешь её спасти? А может, вообще решил, что сможешь после всего остаться с ней и договориться с семьей, чтоб они впустили меченую в свой круг? — не может остановиться Соён. — Ты идиот. Да как только она узнает, что вы вокруг неё ходите на цыпочках, только чтоб сначала затащить в койку, а потом убить, она тебя первая бросит. Зачем ей такой ты?       — Но вот такого меня ты хочешь себе в женихи, Соён-ши, — липкой ухмылкой по её тяжело вздымающейся груди под рубашкой. — Тебя торкает от силы или от власти?       Он смеется негромко, распаляя румянец на её щеках, и неожиданно понимает, что невольно подается вперед, проезжается носом по шее, укладывает руки на талию и замирает. Она не сопротивляется, дышит заполошно, пойманной с поличным птичкой, и даже не догадывается, как распирает грудину человеку напротив. А Тэхёну распирает: злостью, уродливой и неудобной правдой, которую Соён на него вывалила от обиды, и образом Морган, на чьи плечи Чимин накидывает куртку — она ему такого никогда не позволяла. Это последнее, что Тэхён запоминает, прежде чем нырнуть на дно «мусорного бака» и изваляться там, в первую очередь, в собственной уязвленной гордости.       Морган никогда не соглашалась на свидание с ним.       Он целует Соён.       Морган никогда не позволяла ему сидеть так близко: всегда через стол или на соседнем стуле с дистанцией, одобренной целибатом.       Поцелуй выходит разнузданным, грубым, до оголения всех нервов целиком и с сильным укусом, перед тем как язык пошло и по-животному толкнется в рот.       Морган никогда не стояла рядом с ним на перерывах в коридоре, никогда не притиралась краями одежды к нему, чтобы без тяжелого вдоха необходимости.       Он рычит в чужую глотку, толкаясь пахом ещё теснее к Соён. Усмехается в поцелуй и упивается чужой отдачей, которая с голоду кажется сверхэмоциональной, сверхчувствительной.       Морган никогда…       Тэхён целует Соён тем самым поцелуем, который напоминает раздирание хищником добычи, когда после остаются только обглоданные кости.       Тэхён никогда так не целовал Морган, потому что её он действительно хочет: прижать к себе, окольцевать руками, чтобы дышала с ним в один ритм, чтобы за взглядом следить и предугадывать мысли, а не чтобы слить поскорее все густое, черное и раздирающее нутро, чтобы после закрыть крышку мусорки и забыть, но сделать, наконец, выдох полной грудью.       — На колени опустись, — хрипло приказывает Тэхён, когда они заходят в спальню Соён с Морган.       Он с какой-то тоской отмечает гору учебников возле кровати, моментально угадывая принадлежность спального места меченой. Цепляет затуманенным тупой похотью взглядом чужие вещи, отмечая их обманчивую простоту, идентичную хозяйской.       И в упор не видит, как Соён, опускаясь на колени, глотает осколки мечты, в которой она вот также ставит на колени своего мужа. Вместо этого он грубо прихватывает влажные волосы и жестко фиксирует голову, входя сразу до болезненного глубоко.       У них двоих никогда не будет красиво, глянцево, как с картинки журнала про высшее общество. И Тэхён, который знал всё с самого начала, толкаясь в жаркий рот и сцепляя до рыка челюсти, наглядно демонстрирует это Соён.

***

      Тлеющий зрачок на конце сигареты выжигает дыру в сутках. Онемевшие на холоде пальцы вминают окурок в шершавый бок дерева, как в пепельницу. Колючие звезды одна за другой загораются над лесом рядом с Академией — непрерывная драма смены дня и ночи. Хосок недовольно толкается языком в щеку и сильнее вглядывается в темноту — Морган должна была прийти ещё три часа назад.       Сначала он слышит хруст веток и засохших листьев в паре десятков метров, после замечает слабую вспышку света. Бледное, с отчетливо пролегающими тенями под глазами и неестественно острыми скулами, лицо ведьмы заставляет Хосока проглотить всю нецензурную лексику по поводу опоздания. Вместо этого он сквозь пережатые сожалением связки выталкивает глухой и хриплый набор слов.       — Почему так долго?       — Работала над зачетным проектом, — дергает плечом Морган и отводит взгляд, но уже слишком поздно — Хосок успевает заметить и злость, и усталость. Оно и понятно: у неё в учебной группе сплошные лентяи и Соён, которая очевидно из принципа не желает хоть как-то участвовать в действии, где фигурирует Морган. И это всё на фоне того, что ей до сих пор приходится подтягивать хвосты по предметам, которых в старой школе банально не было за ненадобностью.       Хосок шумно вздыхает, недовольно морщась, и мнет между пальцев переносицу.       — Я знаю, что ты против, но давай прищучим Соён и заставим её помогать тебе? Хоть чуть-чуть выдохнешь, а то ты уже похожа на приведение.       — Нет, — отрезает студентка. — Меня больше утомляет Чимин и его «будь всегда рядом», чем учеба.       — И всё же?..       — Нет, Хоби-я, — на глубоком выдохе качает головой Морган. — Она отвлекает Тэхёна на себя, плюс это опасно. Если я вдруг попробую её прижать грешками из прошлой школы, она сразу догадается, что мне кто-то помогает. И первое, что она сделает — расскажет Тэхёну, для которого вы это и раскопали. Как думаешь, сколько у него уйдет времени, чтобы обо всем догадаться?       — «Птички» — организация вольная, не подчиняющаяся иерархии, хотя бы потому что работает на неё. Поэтому мы сами решаем, кому и какую информацию продавать, — стоит на своём перевертыш.       — Не хочу рисковать. Посмотрим, как пройдет свидание с Чимином, может, я смогу чего-нибудь выторговать себе.       — Кстати, о свиданиях, — Хосок ковыряет носком ботинка камешек, поглядывая на девушку исподлобья с ухмылкой. — Слышал, ты просила номер Мин Юнги. Зачем?       — Ну ты же сам просил заводить друзей для будущей команды, — Морган зеркалит ухмылку, но Хосок за привычным слоем видит кое-что неожиданное — любопытство. Не то сухое и академическое, с которым она подходит к сложным задачам, а живое, искрящееся любопытство на грани с азартом и предвкушением.       — Полезных друзей, — давит ударением на первое слово Хосок. — Чем Мин Юнги будет полезным, кроме того, что растреплет всё Джину?       — Он ничего не расскажет, потому что согласился быть в команде. Нам нужен маг, Хоби-я, — осаживает друга. — Юнги — лучший из имеющихся вариантов. Он нечто среднее: достаточно сильный, чтобы провести ритуал, и недостаточно сильный, чтобы одолеть вас с Санхёком, когда дойдет до дележки амулета.       Спорить с Морган трудно, хотя бы потому, что о Юнги действительно все говорят, как о сильном маге, что уступает Сокджину лишь в силу того, что младше и ленивее, чтобы хватать учебную программу на годы вперед. Хосок ворочает варианты возможных последствий в голове, пока носок ботинка продолжает катать несчастный камушек по холодной земле.       — Ладно, — соглашается он. — Но его дружба с Сокджином может стать реальной проблемой.       — Посмотрим, — отмахивается ведьма. — Лучше расскажи, что там с нашими охотниками? Они как-то притихли и перестали напирать, словно затаились.       Хосок тяжело вздыхает: троица наследников — ещё одна проблема, которая напрягает. Судя по тому, что доносят «птички», Морган все-таки умудрилась раздразнить их до такой степени, что им стало плевать на рамки минимального приличия.       — Если верить «птичкам», они решили поменять ход своей игры, — кривит лицо староста перевертышей. — Теперь тот, кто до конца семестра затащит тебя в койку, а после проведет с тобой каникулы, предоставив доказательства, тот и забирает артефакт. Они пока будут играть по очереди, у каждого есть неделя.       — Получается, сейчас неделя Чимина, — кивает собственным мыслям Морган, складывая что-то в своей голове. — Ну, хор-р-р-о-шо.       — Что хорошего? — ярится Хосок, не понимая чужого спокойствия. — Они тебя как кусок мяса делят, а тебе хоть бы что. Настолько себя не ценишь? Что подумает твой отец, если узнает о том, что ты легла под какого-то мудака ради его жизни? Думаешь, погладит тебя по головке?       — Заткнись, — рывок вперед, жесткий толчок и перекрыть ребром руки горло, закрывая доступ к кислороду — движения Морган быстрые и отточенные до автоматизма, видимо, тренировки пошли ей на пользу. — Не смей говорить про отца, просто не смей!       И в словах её столько раскаяния на будущее, столько понимания собственного положения и безысходности, что душит даже сильнее захвата. В отблеске намагиченного синего пламени Хосок впервые замечает глубокую трещину, что раскроила безупречный фасад подруги. Имя той трещины — безысходность. Она всё прекрасно понимает, принимает, и пытается жить свою новую, внезапно очень взрослую жизнь, где больше нет родителя, что даст совет или защитит. Есть лишь необходимость спасти родную жизнь любой ценой, ибо до тех пор, пока она дышит — всё можно исправить.       — Прости, — кряхтит Хосок, протягивая руки, чтобы прижать её к себе и сдавить в неловких объятиях. — Извини, ладно?       Морган что-то бурчит ему в куртку, коротко и быстро кивая, а потом отстраняется, шмыгнув носом «я пойду». Ему бы её остановить, поддержать, сказать, что он будет с ней рядом в любом случае, потому что он действительно будет, но связки перевязывает жгутами, а тело позорно немеет.       Нет, единственное, что он сейчас может для неё сделать — промолчать. Пока он не договорится сам с собой, пока не примирится с мыслью о том, чего им будет стоить её потенциальная победа — ему лучше к ней не соваться.       Хосок провожает взглядом ведьму, и, когда она окончательно теряется среди густого леса, он оборачивается волком, срываясь на охоту. Исступленная погоня до сорванной дыхалки, теплая и густая кровь, впитывающаяся в подшёрсток — единственное, что может отрезвить его сейчас, смывая все переживания за близкого человека.

***

      Она летит по коридору общежития, а монетки, вплетенные в её волосы, задорно бренчат. В цыганской юбке и густо подведенных глазах не узнать зубрилки, что слоняется тенью между золотой троицей Академии: её осанка, уголки губ, подрагивающие в легкой ухмылке, и твердый шаг — охотничья натура лезет сквозь её хребет, чтобы преломиться под слабыми солнечными лучами и обратиться в нечто уставшее и покорное, вылепленное специально для единственного зрителя.       Юнги шумно ухмыляется собственным мыслям и ловким движением ловит Морган за запястье, утягивая в небольшую и скрытую от лишних глаз нишу.       — Держи, — протягивает он ей мобильник. — Здесь забит номер для экстренной связи, если свидание вдруг пойдет не так.       Первая растерянность заменяется любопытной улыбкой.       — А «не так» — это как?       — Сама реши.       — Насколько мне известно, суть их спора — трахнуть меня. Так какая разница, если это сделает Чимин, то победа просто уйдет ему, но сути моего плана это не поменяет, — равнодушно рассуждает Морган, но Юнги ни разу не удивляет чужое спокойствие, скорее забавляет. Что прячется под этой маской? Есть ли там хоть капля страха или она отрезала его за ненадобностью? Такие, как Морган, в критической ситуации способны отрубать любые мешающие чувства, если это поможет достичь цели, и это заставляет его против воли восхищаться ею.       — Не думаю, что ты так быстро отдашь кому-то из них победу, — качает головой Юнги, пытаясь скрыть улыбку, что так и просится на губы. — Зачем-то же ты набивала себе цену всё это время, хотя могла сдаться ещё на первой неделе и спокойно сидеть под защитой одного из королей. Значит, ищешь вариант, который будет максимально выгодным. Тоже поставила ставку в этом дурацком тотализаторе загробников?       — Возможно.       — Тогда лучше меня понимаешь, что самое выгодное — это до последнего повышать, поэтому бери телефон и не благодари.       — А вы, Юнги-ши, — тормозит его Морган, — тоже поставили на кого-то?       — Нет, — оборачивается через плечо ведьмак и после короткой паузы добавляет: — Я поставлю, когда ты решишь, с кем из них тебе выгоднее всего переспать.       И прежде чем уйти, он успевает запечатать в памяти шумный не то фырк, не то смешок, прикушенную в задумчивости губу и тонкую серебряную нить вокруг шеи — Чимину наверняка понравится.       — Удачи на свидании.