Equestria at War: Конец тысячелетнего мира.

Северянское пограничье.

Сталлионградское время 12:58

      Эта ночь была чертовски насыщенной для Дарк Кольта — небольшого представителя четвёртого племени, сердцем и копытом служащий в армии Эквестрии как пограничник на Эквестрийско-Сталлионградской границе. Сейчас он, вернувшись из караула, отдыхал в казарме, пока за окнами болтались на ветру развешанные по веткам офицеры.        «Они заслужили мести, и вкусят её сполна», думали солдаты, когда занимались самосудом, и радовались долгожданному «освобождению» от погон и притеснений. В их части было довольно много уроженцев Балтимейра и юга в целом. В основном это были простые земнопони, и почти одна треть всего служащего состава были такие как Кольт — бетпони. Конечно работяги и выходцы с юга всегда считались самым «дешёвым» расходным материалом, однако всё же их допускали к службе в армии, хотя и по мнению большинства офицеров они просто проедали казённые пайки.       Малое количество бетпони в личном составе погранзаставы не помешало подразделению поддержать принцессу Луну. Большинство солдат было выходцами из бедных крестьянских или рабочих семей, не видевших в правлении Селестии чего-то что могло бы дать им надежду на счастливое будущее. Что уж говорить о фестралах, готовых пойти за ночной принцессой хоть в Тартар, впитывая верность ночи с молоком матери.       Были однако и те, кто отказался поддержать восстание, в их числе были почти все офицеры и небольшое количество рядового состава. В основном это были коммунисты и жители развитых северных провинций. Командиры, по большей части, сейчас болтались на ближайших деревьях после попытки задавить мятеж, а остальные разбежались, кто куда. Нескольких солдат из взвода Дарка видели драпающими в сторону Сталлионградской границы, видимо в попытке найти убежище у товарищей по идеологии.       «Ну ничего, скоро и до них доберёмся, надо лишь разделаться с селестийскими ублюдками», думал Кольт, вспоминая неудачный наскок на соседнюю заставу, не согласившуюся поддержать новую правительницу Эквестрии. В ходе короткой перестрелки атака была отбита, а новоиспеченный легион ночи убежал зализывать раны, повезло ещё, что без убитых обошлось.       Смотря в окно казармы, Дарк Кольт с неким воодушевлением рассматривал развивающуюся вместо флага Эквестрии фиолетовую тряпку, сигнализировавшую о переходе подразделения под знамена ночи. Правым копытом он гладил свою любимую овчарку, которую он вытащил из псарни себе на попечительство с разрешения новоиспечённого командира их части, бывшего старшего сержанта Холлоу.       Жеребец родился в семье фестралов, проживающих в трущобах Мейнхеттена. Отец работал грузчиком на заводе по производству локомотивов, а мать подрабатывала в прачечной. Более квалифицированные специальности бетпони зачастую не были доступны из-за того, что мало какие ВУЗы готовы были брать их на обучение, больно вредно для репутации. Денег семье кое-как хватало для прокорма Дарк Кольта и его сестры, однако он, всё таки, смог научиться читать и писать, сидя под окнами местной школы и общаясь с немногими друзьями из числа обычных пони.       После совершеннолетия он пошёл работать вместе с отцом. Однако однажды, проходя по улице, он увидел объявление о наборе добровольцев в эквестрийскую армию. С плаката на него взирал бравый белый единорог в сияющей золотой броне, указывающий на него копытом и как бы спрашивая «А что ты сделал для защиты Эквестрии?». Ниже мелким шрифтом был адрес ближайшего призывного пункта и краткая информация, в том числе и размер единоразовой выплаты при поступлении на службу. От количества битов, которые обещали новым защитникам страны у молодого фестрала чуть кисточки на ушах не выпали. Пять тысяч бит было воистину неподъёмной суммой для его семьи. А в случае получения, отцу осталось бы скопить совсем немного, чтобы отправить сестру учиться в Филлидельфию. Где усилиями местных активистов и меценатов открыли первый университет, принимающий представителей всех племен. Конечно же не за бесплатно.       На прощание с семьёй, заполнение документов на призывном пункте и прохождение чисто формальной медкомиссии ушло меньше дня. Неделя на краткий курс первичной подготовки и вот уже наш герой оказался на северной границе в составе войск, сторожащих эту самую границу от коммунистической угрозы. По крайней мере, так им говорили при прибытии в расположение части.       На деле же, в войсках процветала коррупция, взяточничество, кумовство и некомпетентность. Бывало, что мимо их заставы проходили чуть ли не целые колонны контрабандистов в обе стороны. На что офицеры из числа аристократов закрывали глаза, стоило лишь мелькнуть толстенькому конверту банковских ассигнаций. Про скотское отношение командиров к личному составу и говорить было нечего. Здесь, в дали от Кантерлота и больших начальников, простых солдат вообще за пони не считали. А в случае, если благороднейшее начальство всё же изволило явиться на холодные севера, то при попытке донести о положении дел резко выяснялось, что проверяющий — либо далёкий родственник командира, либо его «хороший друг». А потому такие потуги были заведомо провальными.       Некоторые из сослуживцев, переведённые из центральных провинций, говорили, что такая картина наблюдается плюс-минус по всей Эквестрии. Улучшалась ситуация лишь по мере приближения к Кантерлоту, где был высок риск личного визита принцессы, любившей заехать со спонтанной проверкой по пути на какую-нибудь государственную встречу, да и это уже не особо спасало.       — «Скоро всё изменится, надо лишь свергнуть эту солнцезадую суку и мы наконец заживём нормальной жизнью» — похожим образом мыслили и все остальные товарищи Дарка. В момент, когда напряжение между офицерами и бойцами достигло пика из-за увольнения поручика Лайта, всегда с добротой относившегося к солдатам, прозвучала роковая для многих речь Луны по радио. Как они раньше не догадались? ведь это же очевидно — Селестия просто ненавидит фестралов, а видя попытки сестры им помочь сошла с ума на почве ненависти. Надо лишь сместить её вместе со всеми прихвостнями солнца и тогда Эквестрия расцветёт по новому, вступив в светлую эру Вечной Ночи.       Ещё ночью со стороны Сталлионграда пытались просачиваться группы пони. По разведчикам коммунистов сразу же открывали огонь часовые, чтобы они знали что падение власти Селестии не значит их полную свободу передвижение.       Когда за стенами казармы раздались взрывы, Дарк Кольт переполошился и бросился за снаряжением. Винтовки нынче не запирались в оружейной, а лежали как можно ближе к солдатам, на случай непредвиденных обстоятельств. Следить за исполнением уставов в мятежной части было особо некому, да и не то, чтобы кто-то хотел. Однако фестралу не суждено было вступить в бой. Как только он кое-как напялил каску на свою голову, в здание влетел снаряд, пробив крышу и разорвавшись внутри, он перемолол в фарш всех, кто находился по близости, обрушив часть старого здания, погребая выживших…

      За минуту до, полукилометром севернее.

      Капитан Семён Лященков был назначен командиром третьей стрелковой роты всего два месяца назад, а потому немного волновался из-за предстоящей операции. Ещё вчера его подразделение мирно встречало отбой в части, а ночью их уже подняли по тревоге и выдвинули занимать позиции в приписанном к ним опорнике.       Подобных ему по границе было построено великое множество, всё для отражения атаки агрессивных империалистов, со стороны которых на Сталлионград смотрела одна ветхая погранзастава. Чуть позже, на утреннем разводе, до них наконец довели информацию о происходящем. И вот она уже абсолютно не радовала.       Семён не был суеверным пони, он, как и большинство членов КПССР не поклонялся Селестии как божеству и не боялся жеребячьих сказок про страшную Найтмер Мун. Однако даже он вздрогнул, когда слушал обращение главы СталИнформБюро и читал приказы. Их батальон должен был перейти границу Эквестрии, разоружить пограничников и занять ближайшие населенные пункты.       Самое интересное началось, когда соседняя рота доложила о том, что с той стороны слышна стрельба, а солдаты из роты Лященкова поймали несколько беглых эквестрийских погранцов. Перебежчики рассказали, что солдаты на заставе присягнули Луне. Это значило, что… Да хрен его знает, что оно значило. Никто толком не знает, кто окажется более сговорчивым, селестийские лоялисты или мятежники. Однако, видимо, командование имело на этот счёт вполне конкретное мнение и в список подготовительных мероприятий включили артподготовку. В эффективности работы артполка их дивизии Сёма не сомневался, как и в своих ротных миномётах, а потому был спокоен.       Застава представляла из себя небольшой комплекс старых построек на скате холма. Проводимая с ночи разведка уже дала информацию по поводу укреплений, трепета они не внушали. Три короткие траншеи и несколько отдельных окопов, проволочные заграждения вдоль самой границы и жиденькое минное поле по обочине грунтовой дороги, ведущей в Сталлионград.       В двух километрах от заставы располагалась деревня, в которой квартировались сменщики незадачливых стражей границы. Пролетавший там на заре пегас из разведки доложил, что над деревней тоже болтается фиолетовый флаг, судя по всему, сделанный из неприлично больших панталонов жены деревенского головы.       До позиций противника было около пятисот метров. Рота занимала один из опорных пунктов, входивших в состав Копытобойского укрепрайона. По задумке, он должен был в случае нападения Эквестрии принять на себя первый удар, если эквестрийцы пойдут по дороге, конечно. В двухстах метрах от линии границы со сталлионградской стороны был небольшой холм, на который Лященко отправил артиллерийских корректировщиков и миномётный взвод. По задумке, все эти великолепные, точно не имеющие только месяц подготовки, пони должны были обеспечить огневое прикрытие наступлению. Всё согласно уставу.       Может быть, кто-нибудь в высоком штабе мог сказать, что батарея гаубиц и целая рота пехоты со всем штатным вооружением — это слишком жирно для погранзаставы. Ещё до мятежа не полностью укомплектованной личным составом, а сейчас ещё и понесшей потери казнёнными и бежавшими. Однако ни капитан, ни его бойцы явно не возражали против такой поддержки.       Серый земной пони смотрел на часы, последнее время он был занят приготовлениями к атаке, лично, или через старшину, проверяя готовность подразделения к атаке. Согласовывал действия с другими ротами и принимал посыльного из штаба батальона за последними распоряжениями. Так что сейчас он позволил себе слегка выдохнуть и, так сказать, расслабиться на дорожку.       Облокотившись на стену траншеи, Семён открутил крышку фляги и сделал несколько глотков, окинул взглядом карих глаз пасмурное небо и закурил. Скоро начиналась атака, так что времени на что-то большее не было, повезло ещё, что поесть успел.       Сам план был прост, как коньзанские часы. После начала обстрела позиций эквестрийцев, или как там они себя сейчас называют, вся рота поднимается в атаку и идёт пехотными цепями вперёд. Пулемёты выходят на позиции в небольшой рощице восточнее заставы и начинают подавлять её огнём. Когда артиллерия перестанет работать, бойцы уже должны быть на расстоянии пары сотен метров от вражеских окопов. Дальше уже всё будет зависеть от действий самих красноармейцев и того, сколько обороняющихся выживет после обстрела, однако с учётом перевеса огневой мощи, исход боя был очевиден.       Когда стрелка достигла часа дня, из тыла донёсся гром артиллерийских залпов, а Лященко взял в рот свисток и подал сигнал о начале боя. По позициям донеслись отрывистые команды взводных, бойцы поднялись в атаку, с холма заговорили миномёты.       Со своего наблюдательного пункта капитан наблюдал за идущими в бой цепями бойцов в коричневых шинелях. На дворе стояло начало октября и Красная армия уже потихоньку переходила на зимнюю форму одежды, ибо в Северяне, что логично, холодать начинало рано и скоро начнёт падать первый снег.       Будучи застигнутыми врасплох, эквестрийские пограничники далеко не сразу сообразили, что происходит. Большинство из них, видимо, находились в казармах в момент нападения, а те что были на посту либо погибли, либо попрятались по блиндажам и норам. В бинокль капитан видел, как несколько солдат противника с напяленными кое-как портками выбежали из казармы, после чего тут же были распылены попаданием снаряда прямо под их копыта. Однако большинство из них таки успело выбежать на позиции, к моменту, когда крышу казармы проломил фугасный «чемодан», пробив здоровенную дыру в крыше и обрушив часть свода на нерасторопных бедолаг.       Когда артподготовка закончилась, пехота уже подошла вплотную к окопам противника, по которым, к тому же, начали работать пулемёты. Пускай и с лёгким опозданием. Сам капитан, вместе со своим командирским отделением, двигался чуть позади солдат, где-то в полусотне метров, и руководил ходом боя через полевой телефон и хорошо поставленный командирский голос.       Спустя десять минут после начала атаки, эквестрийцы всё же осмелели и начали отвечать северянам огнём. Над головой капитана просвистела шальная пуля, едва не сбив с его головы фуражку. Машинально пригнувшись и закрыв голову копытами, он, поняв, что всё ещё жив, всё же поднял голову и продолжил идти вперёд.        Командиры взводов достаточно успешно следовали плану и вот, первые красноармейцы уже прыгают в окопы неприятеля. Завязалась короткая рукопашная, после чего в оставшиеся норы и блиндажи полетели гранаты, оглушенных выживших добивали выстрелами в упор или закалывали штыками.       После зачистки траншей, пришла очередь зданий. Лященко лично возглавил атаку, убив из пистолета молодого эквестрийца лет двадцати и ещё нескольких удачным броском гранаты в дверь псарни. Красноармейцы заходили с торца домов и лезли в окна, предварительно закидывая в них гранаты.       В ходе коротких перестрелок эквестрийцев удавалось достаточно быстро уничтожать. Однако в здании штаба враг организовал оборону и пришлось ждать пулемёты для огневого подавления. Сам Семён чуть было не погиб, когда рядом с ним прошлась пулемётная очередь, едва не изрешетив капитана.       Однако, в течение часа все здания заставы были заняты красноармейцами. Но на этом наступление не закончилось. Часть эквестрийцев разбежалась в разные стороны, часть отошла в деревню, а часть драпанула в лес неподалёку ещё в начале боя, видимо пришив пытавшегося остановить их командира.       По итогу боя, удалось взять множество трофейного оружия и троих пленных, который пока связали и посадили у стены казармы под наблюдением. Подойдя к штабу погранзаставы, Лященко подозвал к себе командиров взводов, для ознакомления с обстановкой. Через пять минут трое помятых, но бодрых пони предстали пред очами командира:       — Товарищ капитан, лейтенант Маликов, докладываю: задачу выполнили, противник рассеян и бежал! — в глазах командира первого стрелкового взвода читалась гордость за успешное завершение первого в его жизни боя, а судя по тяжелому дыханию, ему пришлось изрядно побегать.       — Что на счёт потерь? — Капитан был безусловно рад победе, однако служба на севере научила его мыслить более рационально. Начальство за потери по головке не гладит.       Морда лейтенанта переменилась, задора заметно поубавилось, однако было видно, что не всё так плохо.       — В моём взводе четверо раненных, одному часть копыта гранатой оторвало. Мы его, копыто в смысле, нашли и вместе с ним положили, вдруг обратно присобачить получится. А то вдруг ещё бедолага калекой останется. — проговорил комвзвода.       — Во втором взводе один убитый и пять раненных, — подал голос молчавший до этого офицер.       — У меня один раненный, но лёгкий, так что в ближайшее время уже на копыта поставим. — отозвался командир третьего взвода, лейтенант Глоу.       — Понятно, благодарю за службу и поздравляю с первым успешным боем, товарищи, — спокойно проговорил капитан.       — Служу Революции! — раздался нестройный хор голосов. После чего подчинённые отправились по своим делам.       — Вот так вот, без крови не обошлось, — сказал Лященков, и, проследив за удаляющимися подчинёнными, повернулся к идущему чуть позади прапорщику Флаю. — Надо организовать эвакуацию раненых в тыл, как можно скорее, пусть наши врачи над ними поколдуют. Пленных вместе с ними отправим, только конвой выделить надо. И готовьтесь идти в деревню, за сегодня мы должны её взять и успеть закрепиться. Нам надо обеспечить тыл тем, кто пойдет после нас дальше, да и связь с остальным батальоном надо восстановить. Хотя бы телефон бы протянуть.       — Будет сделано! — ответил старшина роты, после чего развернулся и утопал выполнять поставленные задачи. Капитан направился к кучке пони, сидящих сейчас под охраной пяти солдат у разрушенной казармы. По ходу дела Семён взглянул на занимающих позиции на обратном скате холма бойцов, подгоняемых ретивыми сержантами. На удивление, им даже не пришлось орать на свои отделения благим матом. Всё ещё не отошедшие от впрыска адреналина в кровь красноармейцы соображали на удивление быстро. Пропустив перед собой расчёт станкового пулемёта, направлявшийся на обратный скат холма, Лященко наконец дошёл до пленных с целью провести краткий допрос на предмет информации о числе их товарищей, оставшихся в деревне.       Его взору предстали трое помятых пони, чьи передние копыта были связаны первой попавшейся верёвкой. Среднего возраста серый фестрал, с выбитым и перебинтованным глазом, мятный единорог лет восемнадцати и неопределённого возраста коричневый земнопони. Все они смотрели на капитана, кто с недоумением, кто со злобой, а кто со страхом. Эти, судя по всему, либо были в карауле на начало атаки, либо просто очень быстро оделись. Униформа эквестрийской армии сильно отличалась от таковой у северных соседей, представляя из себя скорее просто серый комбинезон из плотной ткани надетый на голое тело. В Эквестрии вообще зачастую было непринято носить одежду, а потому дизайнеры формы ограничились лишь минимумом, без каких-либо излишеств. Это, в свою очередь, сильно контрастировало с жителями Северяны, традиционно привыкшими носить множество отдельных предметов гардероба, преимущественно утеплённых, и в чьей культуре разгуливание нагишом не приветствуется от слова совсем.       — Итак, всё просто, я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Если ответите правильно, то вас не отпустят, конечно, но обеспечат хорошие условия содержания на месте заключения, это точно. Вопрос следующий — сколько ваших сейчас в деревне?       — Ты от нас ничего не узнаешь, краснопузый ублюдок! — выкрикнул единорог, однако тут же был осажен толчком серого бетпони. Капитан махнул копытом, прерывая занёсшего приклад винтовки часового.       — Ответ неверный. Спрошу ещё раз, сколько ваших солдат сейчас находится в деревне?       — Где-то четыре десятка, — ответил фестрал, чем вызвал недоумённый взгляд молодого побратима. — Было больше, но офицерьё перевешали, а часть разбежались. Больше сказать не могу, туда только посыльного отправляли, чтобы узнать, присягнули ли они истинной принцессе, или нет.       — Хорошо, вот такой диалог мне нравится, — проговорил капитан, после чего, подумав, продолжил. — Мне вот интересно, а вас не смутила присяга Найтмер Мун? Она же вроде вечную ночь хочет устроить и всё такое…       — Да пиздёж это всё, — вставил свои три бита единорог. — Солнцезадая ради спасения своего крупа что угодно придумать может. Истинная принцесса — это Луна, и так было всегда.       — Мдаа… Довела народ Селестия, — протянул себе под нос один из часовых. — Это же на сколько у вас там всё плохо, что вы готовы за Найтмер пойти, лишь бы что-то поменять?       Спросил боец, однако поймав недовольный вмешательством в ход допроса взгляд командира, осёкся и замолчал.       — А вот оно как бывает, — флегматично протянул фестрал. — Если пони всю жизнь живёт впроголодь, то ему не важно, за какой символикой пойти, лишь что-то поменялось…       — Довольно, — оборвал его капитан. — У тебя есть ещё какая-то информация, касательно частей поблизости? Кто ещё перешёл к Луне? Какой состав и вооружение?       — Кроме нас все отказались принимать веру в истинную принцессу, — ответил за него земнопони. Когда тот поднял голову, капитан заметил у него на шее странную татуировку в виде полумесяца, однако не придал этому значения. — Дальше деревни никого быть не должно, все войска в глубине страны, да и те кто был поблизости, наверняка уже куда-нибудь двинулись.       — В общем всё ясно, — подытожил капитан, после чего повернулся к начальнику миниатюрного караула. — Сержант, этих троих — в тыл отправьте вместе с раненными, старшина должен подсуетиться, все распоряжения получите от него. Главное охрану не забудьте там организовать, ну это уже к вашему взводному если что претензии будут.       — Есть, товарищ капитан! — отозвался молодой пегас.       Красный командир последний раз окинул взглядом подчиненных, после чего двинулся на осмотр занятых позиций, как вдруг к нему подошёл политрук.       — Товарищ капитан, — обратился к нему худощавый бирюзовый единорог, поправляя очки. Лященко всегда удивлялся способностям этого уроженца Питерсхуфа исчезать и появляться так внезапно, что любой шпион Кризалис от зависти удавится. — Я бы посоветовал держать вон того коричневого товарища отдельно от остальных, и желательно всегда под охраной.       — Так, это уже интересно, — нахмурился ротный. — С чем это связано?       — У меня есть подозрения о том, что это культист. Больно характерные татуировки и речёвки про истину, да и прислали его сюда только два дня назад, не думаю, что это случайность…       — Откуда, во имя партии… — капитан уже хотел поинтересоваться касательно источника столь подробной информации о переводах эквестрийских погранцов. Не дожидаясь окончания вопроса политрук вытащил телекинезом из планшета пачку каких-то пыльных документов и слегка потряс ими в воздухе.       — Из кабинета начальника заставы, на удивление, у него даже окно не выбило, — ухмыльнулся единорог, после чего убрал ЖУЛС обратно и продолжил. — Пока вы тут оборону организовывали, я слегка порыскал в нужных бумажках и теперь мы знаем немного больше.       — Например?       — Ну, — слегка помялся политрук. — На самом деле, из действительно важного был только журнал пересменок, учёта вооружения и прочая бюрократия, где-то половина документов в комнате были просто обложками для журналов с эротикой.       — И почему я не удивлён? — хмыкнул Лященко. — Ну так, что конкретно там написано?       — На момент последней записи в журнале, в деревне точно было около полусотни пони, при двух копытных пулемётах и… Собственно всё, про укрепления и индивидуальное вооружение ни слова.       — Мда, не густо конечно. Но и то хлеб, — хмыкнул капитан. — В любом случае, мы должны продолжать наступление, деревню надо взять до заката. Тамошние уже явно в курсе о происходящем, так что такой же лёгкой прогулки явно ожидать не стоит.       Тут его взгляд зацепился за тянущего на спине немаленькую катушку с телефонным проводом штабного связиста Ершова. Пустой взгляд светло-зелёного жеребца направленный в пустоту свидетельствовал, что этим делом он был занят ещё с самого начала атаки.       — Ершов! — окликнул капитан паучка. — Давай ко мне, и поторопись! Мне нужна связь со штабом батальона.       — А? — казалось, боец даже не сразу понял, что речь идёт именно о нём. — В смысле… Так точно, товарищ капитан!       Молча покачав головой, Семён наблюдал, как связист ковыляет к нему, явно не привыкнув таскать на спине многокилограммовую бабину кабеля, он уже почти задыхался, а ведь ему ещё до деревни её тянуть…       — Давай сюда телефон, будем звонить наверх, — не дожидаясь, пока боец произнесёт все субординационные фразы, капитан потянулся к ящику телефона, висевшему у Ершова на боку и, открыв громоздкую зелёную коробку с надписью ТАП-1, приложил трубку к уху.       — Капитан Семён Лященко, первая рота. Боевую задачу выполнил, так точно, да. Вас понял, приступаю, — проговорил Семён в трубку, после чего вернул её в изначальное положение и отдал телефон связисту. — Можешь пока отдохнуть, минут десять у тебя есть.       Не слушая обречённого вздоха Ершова, Лященко повернулся к всё это время молча ожидавшему политруку, после чего, тупо посмотрев на него секунды три, перевёл взгляд на накопытные часы и сказал:       — Надо ускоряться, раньше начнём — раньше закончим. Сейчас небольшую перегруппировку произведём и пойдём в атаку.       Распрощавшись с политруком, отправившимся по своим особистским делам, капитан отправился на осмотр войск, чьи командиры только-только объявили привал и закончили ставить часовых. На горизонте замаячил лейтенант Глоу, молодой красный жеребец сидел в траншее на ящике из-под боеприпасов в окружении бинокля и офицерского планшета и что-то писал в блокноте, держа карандаш в зубах. При обнаружении начальства он тут же вскочил и, отдав честь воодушевленно протараторил что-то вроде «Авариш капинан!», после чего видимо сообразив, что что-то не так, выплюнул карандаш и повторил:       — Товарищ капитан!       — Вольно, боец, — хмыкнул Лященко. — Как обстановка?       — Пока ничего, эквестриец носу из деревни не кажет. Нам удалось немного пострелять по отступающим вдоль дороги, кажись даже положили нескольких.       — То что не кажет, это конечно хорошо, но лучше бы они отступали дальше… — протянул Семён. Действительно, если бы противник снялся с позиций и просто дал им занять деревню — было бы гораздо проще.       — Не извольте беспокоиться, товарищ капитан! — бодро сказал подчинённый, не замечая задумчивость начальства. — Там же всего с гулькин нос эквестрийцев, они как нас увидят — тут же стрекача дадут в произвольном направлении.       — Ты у меня с такими мыслями никогда рекомендацию на повышение не получишь, — ответил ему капитан. — Помни, лейтенант, недооценка противника может сгубить любую армию. Именно то, что эквестрийцы недооценивали пушки и пулемёты сыграло основную роль в их разгроме после Майской Революции.       — Понял, товарищ капитан, есть не недооценивать противника, — посерьезнел лейтенант, вовсе не желающий лишаться дальнейших перспектив из-за спора с командиром.       — Вот и правильно, вам надо бы помнить, что от вас зависят жизни наших солдат, так что впредь не советую даже думать в таком ключе. В прочем ладно, что по состоянию взвода?       — В принципе, всё хорошо, нужен небольшой отдых и сможем выдвигаться, поддержка артиллерии будет?       — Да, но только на подходах к деревне, по домам сказали, что стрелять не будут, видите ли, гражданских можем задеть, — сморщился капитан. — А своих бойцов им, значит, не жалко, да? Ну что же, партия сказала «надо», капитан ответил «есть», хех.       — Звучит паршиво, товарищ капитан, — без нотки лестности добавил Глоу.       — А оно так и есть. С другой стороны, это всё-таки наши пони, сталионградские почти, мы их освобождать пришли, а не дома с землей ровнять.       — Так точно. Товарищ капитан, разрешите продолжить наблюдение за местностью? — сказал лейтенант, бросив секундный взгляд на свой блокнот.       — Разрешаю, — без эмоций ответил Лященко, про себя подметив, что рисуночки в блокноте подчинённого не сильно похожи на карточку огня или план местности…

Десять минут спустя.

      Пока рота готовилась к наступлению на деревню, небольшая группа разведчиков была отправлена на проверку леса западнее села. Их задачей было просто проверить лес на наличие врага, так как у капитана были серьёзные опасения на счёт того, что сбежавшие эквестрийцы могут засесть именно там.       Четверо пони тихо двигались по лесу, стараясь оставлять как можно меньше следов и не шуметь. Внимательно вслушиваясь в каждый шорох и вглядываясь в землю, пытаясь найти глазами растяжки и мины, они продвигались вперёд вдоль небольшой лесной тропинки, ведущей, по данным предварительной разведки, прямо к деревне.       Внезапно впереди донеслась возня и невнятные крики. Сблизившись и спрятавшись за деревьями разведчики увидели поляну и нескольких пони, находившихся на ней. Трое из них были одеты в форму эквестрийских пограничников и видимо, принадлежали к группе сбежавших в начале атаки. Четвёртая же была молодой кобылкой лет семнадцати, что сейчас пребывала под одним из горе вояк, явно не по своей воле.       — Слушай, а ты уверен, что тебе вот прям щас очень надо, а? — обратился к насильнику один из его товарищей, видимо стоящий на стрёме. — Просто там сейчас в деревне стрельба начнётся, и если мы тут провозимся, то нас сто пудов поймают.       — Не ломай мне кайф, — отрывисто ответил ему его побратим, пытаясь покрепче зафиксировать под собой сопротивляющуюся жертву. — Что ты ссышь, как жеребёнок? Те децелы в деревне не настолько тупы, чтобы краснопузым сразу сдаться, а значит ещё часок у нас есть… Да не брыкайся ты, сука!       Последующий удар в бок вызвал глухой стон кобылки, однако своей цели достиг, она стала двигаться куда менее охотно.       — Вот так вот, не двигайся, папочка быстро справится, — бормотал себе под нос жеребец, пытаясь копытом расстегнуть ширинку комбинезона.       Внезапные выстрелы застали насильника врасплох. Обернувшись, он увидел, как оба его товарища захрипели и повалились на землю с пулевыми отверстиями в шее, а на их форме стремительно разрастаются красные пятна. Хотевшего было драпануть эквестрийца остановило несколько пуль, попавших в землю перед ним. Посмотрев в сторону, откуда стреляли, он увидел четырёх пони в маскхалатах, выходящих из-за деревьев.       — Н-не убивайте, п-пожалуйста… У мен-ня семья… — это было всем, что смог выдавить из себя неудачливый альфа-самец, явно осознавая безвыходность ситуации.       Один из разведчиков обошёл его по дуге и неожиданно врезал прикладом по башке, скидывая жеребца с кобылы. После чего остальные скрутили ему копыта и начали приводить в чувства начавшую терять сознание от шока пони. В это время командир разведгруппы подошёл к горе-казанове и, взяв его на прицел, сказал:       — Так, ты отвечаешь на мои вопросы, я оставляю тебя в живых, согласен? — удовлетворившись молчаливыми, но очень интенсивными кивками, он продолжил. — Сколько ваших в деревне?       — Я не знаю, ск-колько было, честно, не знаю, — затараторил допрашиваемый, однако увидев в глазах разведчика недовольство своей запредельной тупостью, всё же нашелся, что сказать. — Из тех, кто уш-шёл где-то десять пошл-ло к деревне. Я н-не знаю, чт-то там д-дальше было, честно, м-мы тут ос-стались.       — Да это я уже понял… — протянул разведчик, кивком передав жеребца в распоряжение подошедшему подчинённому, после чего переключил внимание на пришедшую в себя кобылку.       — Ты как, сильно досталось? — лучшего вопроса в данной ситуации он придумать не смог.       — Н-нормально, — кое-как выдавила из себя розовая пони. — Вы же из Сталлионграда, да?       В голосе кобылки явно прозвучала радость.       — Ну да, есть такое, — ответил разведчик, не совсем понимая смысл вопроса.       — Слава всем богам! — воскликнула пони. — Значит вы освободите нашу деревню, да? А то как это всё началось, солдаты Дискорд знает что творить начали, офицеров убили, про Найтмер Мун говорят постоянно. Кошмар какой-то. Меня бабушка в землянку отправила сразу, тут недалеко от поляны, я по тропе прошла, думала, раз никто из деревни он ней не знает, то и не доберуться сюда, а тут эти…       Кобылка с ненавистью посмотрела на трупы солдат, лежащих на земле.       — Так, спокойно, не всё сразу, — прервал её разведчик, после чего зацепился за слова собеседницы. — Говоришь, о тропе никто в деревне не знает?..

Спустя полчаса.

      Капитан Лященко был доволен, исключительно доволен. Добытая по чистой случайности разведчиками информация послужила отличным подспорьем для предстоящей атаки. Жеребец был более чем уверен, что эквестрийцы очень удивились, когда три десятка красноармейцев вывалились из сплошного бурелома, нормально пройти через который было невозможно. По мнению большинства.       Прямо сейчас его рота зачищает окопы близ деревни, а миномётчики уже обстреливают дорогу, ведущую на юг, не давая эквестрийцам сбежать. Сейчас капитан находился в небольшом овраге, откуда наблюдал за ходом боя. К сожалению, с заставы пришлось уйти, так как, в противном случае, об управляемости можно было бы забыть. Саму заставу сдали подошедшим войскам второго эшелона, батальон продвигался вперёд…       По ходу руководства боем, в голову капитану закрадывались различные мысли. В частности о том, что придя он в армию парой лет раньше, то сейчас бы бежал в первом ряду атакующих, а не сидел в уютном овраге болтая по телефончику. Офицер старался отгонять подобные бессмысленные рассуждения от себя, поскольку сейчас они только мешали.       К моменту начала штурма самой деревни Лященко уже вылез из своего укрытия и, пригибаясь, добежал до своих.       Красноармейцы уже сжали полукольцо вокруг деревни и сейчас начинали отбивать первые дома на окраинах. А поскольку единственная прямая улица в селе простреливалась из пулемёта насквозь, двигаться приходилось по дворам. Капитан сбился со счёта, сколько он распугал кур и сколько передавил горшков на плетнях, пока вместе со своими бойцами двигался вперёд.       В один момент прямо перед носом Семёна, словно из ниоткуда вывалился солдат противника, смотря на сталлионградцев ошарашенными глазами. Впрочем, ему хватило ума сдаться прежде, чем в не меньшей степени ошарашенные красноармейцы пристрелили его. Отправив жеребца в тыл под конвоем, капитан стал продвигаться дальше. Шли они слегка позади порядков третьего взвода, хотя, сложно было назвать порядками кучу пони в форме, мечущихся от дома к дому и палящих во все мыслимые и немыслимые стороны.       Наконец, когда метким броском гранаты пулемёт всё таки заткнули, у красноармейцев развязались копыта и остатки эквестрийцев были быстро добиты. Части из них хватило ума сдаться без сопротивления, и сейчас старшина холопотал над отправкой десятка южных морд в тыл под конвоем. В это время капитан, естественно отчитавшись о победе в штаб, решил пройтись по деревушке и оглядеть поле боя.       Картина была весьма удручающая. Выбитые окна и сорванные с петель двери, развороченная утварь, часть хат вообще загорелась и сейчас их активно тушили силами повылазивших местных и свободных красноармейцев. Но непривычнее всего было смотреть на трупы, тут их было какое-то ужасающее количество. Если бы Семён в бытность свою рядовым не участвовал в стычках с налётчиками из Нова Грифонии, то сейчас его бы точно вывернуло. Однако даже там, в холодных северных лесах и горных перевалах он не видел столько тел сразу. Налёты грифонов редко уносили больше десятка жизней с обеих сторон, но здесь, здесь всё было по другому. Да, на заставе тоже полегло много пони, однако там большая часть трупов осталась заваленной обломками казармы и засыпанной в окопах. Тут же они валялись то тут, то там прямо под ногами, имея весьма разнообразную номенклатуру повреждений.       Вот красноармеец, кажется, из первого взвода, несколько пулевых ранений, одно - в голову. Быстрая смерть. А вот эквестриец, заколотый трёхгранным штыком. Под телом большая лужа крови, судя по гримасе, умирал несколько минут. Оторванное гранатой копыто, снесённая выстрелом в упор половина головы, снова штык, снова пулевое...       Капитан не боялся крови и не плакал при виде трупов, как маленькая кобылка. Однако эта картина определённо доставляла ему некоторый дискомфорт.       Выйдя на небольшую "площадь" перед домом старосты, капитан застал своих бойцов за разгребанием тел по кучам. Эквестрийцев в одну сторону, сталлионградцев в другую. Гражданских среди них практически не было. За их жизни расплачивались своими бойцы Красной Армии, старавшиеся в ходе боя не кидать гранаты во всё, что движется. Приказ сверху чётко говорил, что жизни местного населения следует беречь как можно сильней, именно поэтому деревню не сравняли с землёй артиллерией, а бойцы всегда старались проверять, есть ли в домах жители, прежде, чем идти на штурм.       Раненных расположили в домике деревенского фельдшера. В ближайшее время их начнут вывозить в полевой госпиталь, который уже организовали в ближайшем тылу.       Зайдя в дом старосты, Лященко увидел его хозяина сидящим за столом в прихожей с перебинтованной головой.       - Что с ним случилось? - обратился капитан к часовому, стоявшему у двери.       - Говорит, прикладом огрели, - отозвался боец. - Пока я ему голову перевязывал, он мне все уши прожужжал о том, как его в подвале заперли, и что это всё вообще беспредел и Кантерлот совсем аху...       Взглянув в глаза командира, солдат решил не продолжать свою мысль.       - В общем, лучше у него, спросите, товарищ капитан, он вам с радостью ответит, и даже больше, - усмехнулся часовой.       Лященко кивнул и направился в сторону сидящего за столом пони. Перед Семёном предстал тучный пожилой единорог светло-коричневого цвета. На вид ему было где-то лет шестьдесят. Однако, не смотря на весьма помятый внешний вид, его глаза так и светились благодарностью. Казалось, факт взятия его деревни с боем ничуть не волновал пони.       — Спасибо вам огромное! — вскочил он со стула при виде вошедшего офицера, однако довольно быстро осел обратно, сморщившись от головной боли. — Если бы не вы, то я даже не знаю, чтобы эти дискордовы сыны с нами сделали. Скажите пожалуйста, как я могу к вам обращаться, товарищ…       — Капитан Лященко. Семён Лященко, — ответил ему офицер, окидывая взглядом скудную обстановку комнаты. По характеру окружавших капитана разрушений трудно было сказать, были они тут до того, как в здание вломились и устроили в нём перестрелку, или появились как раз после. Мимолётом капитан увидел на полке у старосты пачку явно контрабандной «Примы», что вызвало улыбку у офицера Красной армии. Всё же, даже этот кошмар здоровых лёгких без фильтра был лучше по вкусу, чем та дрянь, которую выращивали в Эквестрии, где культура курения отсутствовала как таковая.       — Семён, я хочу от всех жителей нашей деревни поблагодарить вас! — продолжал пожилой жеребец. — От этой Эквестрии никогда ничего хорошего не было, сколько себя помню, одни беды. Сначала голодом нас морили, потом гвардию отправляли, сейчас вот это вот устроили… Эх, было бы мне сейчас поменьше лет, я бы им показал, что значит старый революционер!       — Это всё конечно прекрасно, но я здесь за другим. Нам нужна вся информация, касательно эквестрийских войск, расположенных рядом.       - О, так это запросто, я вам наших жеребят дам, они округу на ближайшие километров десять уже излазили, всё вам расскажут, да и я кой чего слышал.       - Просто прекрасно, - послышался сзади голос политрука, в очередной раз возникшего словно из под земли. Семён уже не раз спрашивал, владеет ли тот телепортацией, на что бирюзовый единорог зачастую просто отшучивался, однако Дискорд его знает. - Тогда я предлагаю нам переместиться за стол и хорошенько побеседовать. К слову, не найдётся ли у вас чаю?...

Сталлионград. Бывшая ратуша Принцессина.

Сталлионградское время 19:37

      — Итак, что у нас по итогам дня? — задал самый логичный, в его ситуации, Василий. — Каких мы достигли успехов, где мы с треском провалились?       — Пока что катастрофических провалов не было. Надеюсь, — ответил ему Данилка, разглядывая всех собравшихся членов Чрезвычайного Комитета.       — Что же, — начал Серов. — Дела пока что действительно идут хорошо. Наша армия продвинулась на пятнадцать-двадцать километров от границы, погранцов разоружили практически без боя. Самыми упорными оказались те, кто перешёл на сторону принцессы Луны.       — Найтмер Мун, — поправил его Винг, чем вызвал недовольный взгляд товарища по партии. — Мы уже установили, что это именно она восстала против Селестии.       — Хорошо, Найтмер Мун, — исправился нарком обороны. — Сопротивление было минимальным, и к концу следующего дня мы уже должны преодолеть треть нужного расстояния.       — Как вы думаете, — подал голос Спайк Шпигель. — На сколько быстро они смогут организовать оборону?       Даже будучи экономистом до мозга костей, усатый бежевый пони всё же достаточно разбирался в военном деле, чтобы принять в беседе хоть какое-то участие.       — Не раньше, чем они подтянут войска из центра, — ответил ему Серов. — В последние два месяца они только ослабляли приграничные гарнизоны и отводили части в тыл. Складывается ощущение, что они просто заранее отдали нам всю территорию. Что-то здесь нечисто…       — Вы уверены, что это не может быть специальным ходом, скажем, чтобы выманить нас на подготовленную линию обороны? — задала, в принципе, логичный вопрос Кранбери Бранч. — В конце концов, они же идиоты, чтобы просто не учитывать угрозу с нашей стороны, правильно?       — В случае эквестрийцев там может быть что угодно, — буркнул Данилка, но поймав вопросительный взгляд кобылы, пояснил. — Последний раз эквестрийцы воевали много лет назад, и то это была скорее стычка с войсками Кризалис, которую солдаты Селестии выиграли. Настоящих войн у них же не было уже почти тысячу лет с начала правления принцесс аликорнов. Так что я бы лично не удивился любой дурости со стороны их командования.       — А как же наша агентура? — спросил Вайнштейн. — Если мне не изменяет память, нам удавалось успешно формировать агентурную сеть в течении многих лет. Разве наши шпионы не смогли дать ответ на вопрос с этими перемещениями?       — Дело в том, — вклинился в разговор генсек. — Что в эквестрийских документах никаких пояснений касательно именно этих перемещений не было, их просто перебазировали в глубь страны, преимущественно в районы на восточном побережье.       — Час назад кое-что всё-таки прояснилось, — привлёк к себе внимание комиссар. — Маршал Зефир Бриз является сторонником Найтмер Мун. Видимо он был частью заговора и заранее готовился к перевороту.       — Что же, это многое объясняет, — сказал Серов. — На сколько мне дали ознакомиться с докладами разведки, пока что восставшие удерживают инициативу и продвигаются по всем фронтам, тесня эквестрийскую армию.       — Да, это так, — сказал Данилка. — Однако в ближайшее время, скорее всего, приток информации убавится. На территориях, подконтрольных Найтмер, уже объявили награду за выдачу наших агентов. А они, к сожалению, привыкли работать достаточно грубо и некоторые оставили много следов. Раньше это было простительно, из-за того, что селестийская контрразведка особо никого не ловила и была занята бюрократией и бумажной волокитой. Но мне кажется, что в ближайшее время ситуация начнёт меняться, при чём, не в лучшую для нас сторону.       — Что же, остаётся надеяться, что мы успеем к этому подготовиться, — сказал генсек, после чего обратился к наркому обороны. — Товарищ Серов, возвращаясь к теме нашего наступления. Какова ситуация под Новочернушском, насколько быстро мы сможем его взять?       — Лёгкой прогулки явно ожидать не стоит, — слегка поморщился Синистер. — Разведка доложила, что местные войска перешли на сторону Найтмер Мун и уже начали укреплять оборону вокруг города, а там, я напомню, выстроены полноценные укрепления с траншеями, минными полями и ДОТами. К моменту, когда мы подойдём к Новочернушску, они явно сумеют организоваться. А это значит, что нам надо будет приостанавливать наступление, перегруппировываться и идти на штурм. Я очень сомневаюсь, что мы сможем взять город с наскока, даже при наличии танков и превосходства в воздухе.       — Что же, это в любом случае ваша зона ответственности, и я не буду в неё влезать сверх необходимого, — сказал Василий, чем вызвал едва слышный недовольных вздох наркома. — Я осознаю то, что попытки взять город сразу и без подготовки как минимум закончатся огромными потерями, однако постарайтесь всё же захватить его как можно быстрее, Новочернушск имеет для нас стратегическое значение.       — Хорошо, товарищ генеральный секретарь, я вас услышал.       — Это прекрасно, переходим к следующему вопросу. Что у нас по пленным?       — С этим всё куда интереснее, — начал Данилка. — В ходе наступления войска брали в плен всех сдающихся, за исключением инциндента на заставе номер шестнадцать, где лунисты оказали крайне серьёзное сопротивление. По итогу озлобленные солдаты расстреляли всех пленных, включая немногих командиров.       — Я надеюсь, расследование уже ведётся? — спросил генсек, чьи глаза явно демонстрировали крайнее недовольство подобным самоуправством и сейчас смотрели на подчинённых.       — Командира роты и политрука уже арестованы и ждут трибунала. Сейчас выясняем личности участников из числа солдат.       — А не слишком ли это? — произнёс Серов, безусловно знавший об этом случае, однако не желавший особо афишировать его на общем совещании. — Они в любом случае являются сторонниками хтонического древнего зла, и к тому же, убили немало наших солдат.       — Чьими там сторонниками они являются не важно, когда был дан чёткий приказ о недопущении лишнего кровопролития, — отрезал Данилка. — При чём виновники даже не постарались скрыть это сказав, что все эквестрийцы погибли в ходе боя. Исходя из того, что мне доложили, они вообще чуть ли не гордятся этим.       — В любом случае, с этим стоит разбираться отдельно, — сказал генсек, немного успокоившись. — Если не учитывать это, сколько пленных у нас сейчас на копытах?       — Около двух тысяч, большинство сдалось без боя, — сказал Синистер. — Мне интересно следующее, куда мы их собираемся девать? Сейчас мы смогли на скорое копыто организовать несколько лагерей для военнопленных. Сгоняем их пока что туда, но нельзя же их там вечно держать?       — Ваша правда, — согласился со старым товарищем Василий. — У меня есть одна мысль на этот счёт. Пленных нужно начать фильтровать, пока что по принципу того, какую принцессу они поддерживали и держать их отдельно друг от друга. Потом уже можно будет начать их распределять дальше.       — Например? — поинтересовался Шпигель.       — Например начать судить лунаристов, — ответил ему за генсека Данилка. — Опросить жителей на занятых территориях, провести допросы, вытянуть информацию и уже от этого плясать. Кого в тюрьму, кого к стенке ставить.       — А не через чур ли так сразу к стенке? — Подал голос молчавший до того Сансет Кейк. — Они же просто пони, восставшие против тирании Селестии. Может у них выбора не было?       — Мы уже знаем о нескольких десятках случаев изнасилований, убийств и грабежей, учинённых мятежниками, и это меньше чем за день, — ответил ему комиссар. — Таких пони я жалеть не собираюсь, а чтобы понять, кого жалеть всё-таки стоит, мы и будем проводить фильтрацию.       — В общем так, — подытожил генсек. — Нужно организовать чёткую систему по содержанию и транспортировке пленных. Товарищ Данилка, разработайте план организации. Можете отдельное ведомство организовать, чтобы делегировать полномочия. В общем, действуйте как знаете.       — Вас понял, — ответил безопасник. — Будут дополнительные указания?       — Пока на этом всё, — сказал Витин. — Есть у кого-то ещё вопросы?              Ответа не последовало.       — В таком случае, идём дальше. Голд Маффин, что у нас по оповещению населения, агитпроп уже начал работу?       — Во всю мощь динамиков и печатных станков, — усмехнулся чейнджлинг, почёсывая голову перфорированным копытом. — Делаем всё по инструкции, военные корреспонденты уже высланы на фронт, будем проводить съёмки боевых действий, брать интервью у граждан, опрашивать пленных…       — Я надеюсь, вы делаете всё по инструкции? — уточнил Данилка, внимательно глядя на инсектоида в ушанке.       — Естественно, — усмехнулся чейнджлинг. — Ничего крамольного не снимаем, да и нечего там пока особо и смотреть. Военных поражений у нас ещё не было.       — Будем надеяться, что и в дальнейшем не будет, — вздохнул генсек, после чего обратил своё внимание на комиссара. — Что по реакции населения, сильно острая?       — Если бы произошло нечто экстраординарное, вы бы узнали об этом первым, товарищ генеральный секретарь, — ответил ему СКВДшник. — Население в шоке, и я могу их понять. Нам было мало двух принцесс аликорнов, так теперь одна из них ещё и сошла с ума и начала гражданскую войну. У многих наших пони в Эквестрии есть родственники, пускай и на тех территориях, которые мы в ближайшее время освободим. На данный момент мы вполне контролируем ситуацию, на улицах городов усилены патрули милиции, граждан призывают сохранять спокойствие и гражданскую ответственность.       — Ну, шок — это по крайней мере не паника, уже хорошо, — заметил Вайнштейн, до этого момента хранивший молчание. — Стоит отдать должное работе СталИнформБюро, за эти двенадцать лет мы успели направить мысль северянского народа в нужное русло.       — Благодарю за похвалу, но право, не стоит, мы просто делаем свою работу… И приседаем пони на уши, — ответил ему чейнджлинг, будучи любителем специфического юмора, он часто отшучивался на официальных мероприятиях, даже когда ему после этого прилетало по самую ушанку.       — М-да, пожалуй, приседание на уши — это у вас в гемолимфе, — ответил ему Шпигель. — Однако соглашусь с товарищем Вайнштейном, сталлионградская пропаганда — самая честная пропаганда в мире!       — Правду говорят: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся», товарищи, может прекратим это и всё-таки продолжим? — сказал Серов, который, в прочем, сам сейчас улыбался похлеще любого чеширского кота.       — Товарищ Винг, — обратился генсек к уже почти уснувшему наркому иностранных дел. — Как успехи с налаживанием связи, удалось чего-нибудь добиться?       — А? Да, конечно… В смысле, нет, вообще, — очухался пегас и растерянно посмотрел по сторонам, пытаясь собрать мысли в кучу. — До Кантерлота мы дотянуться вообще не можем. Между нами и столицей Эквестрии сейчас линия фронта и сотни километров территории, контролируемой сторонниками Найтмер Мун. С Кристальной Империей ситуация та же, только мешает в этот раз погода. Они, видимо, совершенно прекратили контроль погоды близ наших границ и сейчас там такие бури, что Вендиго позавидуют, а через горные перевалы идти ещё опаснее, всё так же из-за бурь.       — Что же, новости не утешительные, — сказал Сансет Кейк. — Не то, чтобы они вообще захотели бы с нами общаться, но в такой ситуации действительно лучше иметь связь с соседями.       — Да, даже с такими, как эта шавка Селестии, Каденс, — поморщился Серов, вызвав на себя испепеляющий взгляд Дарка и недоумённые со стороны всех остальных. — А что вы на меня так смотрите? Забыли, что именно корпус из Кристального города дольше всего отказывался покидать Северяну во время войны за независимость…       — Кхм, в любом случае, — решил сменить тему разговора Василий. — Товарищ Винг, пока что вам стоит прекратить это дело и переключиться на более успешные направления. Нам стоит послать делегацию в Новый Мейрленд. Я думаю, что товарищ Бранч вам в этом поможет.       От этих слов Серов чуть не поперхнулся, а другие члены Комитета с искренним удивлением посмотрели сначала на генсека, а потом на саму Бранч.       — Вы уверены, товарищ Витин? — спросил Данилка.       — Новый Мейрленд же тоже является союзником Эквестрии, даже больше, он — их колония! — вставил свои пять копеек Серов.       — Новый Мейрленд — не колония! — ответила ему Кранбери. — Он уже давно обрёл достаточную автономию, чтобы проводить независимую политику. И, раз уж вы так любите уроки истории, товарищ нарком, я напомню вам, что именно Мейрленд оказал ССР экономическую поддержку после Майской революции.       Было видно, что кобыла явно возмущена. Сама будучи уроженкой Нового Мейрленда, она приехала в Северяну как журналист «The New Marelend News». Однако со временем освоилась, прониклась бедственным положение северянского народа и не захотела возвращаться на родину. Впрочем, тёплые чувства к родным берегам в ней не исчезли.       — Это правда, пони за океаном — одни из немногих, кто ведёт с нами хоть какие-то дела, пусть даже и через подставных лиц. — Сказал глава совета народных комиссаров.       — Хорошо, предположим, — с явным недовольством согласился Серов. — И как они нам помогут? Во-первых, они за океаном и даже в теории не смогут быстро прислать к нам хоть что-то. А во-вторых, мы осуществляем интервенцию в Эквестрию. Страну, которая является их Родиной. Их правительство явно не одобрит наши действия.       — Нам достоверно известно, — подключился к обсуждению Дарк Винг. — Что в последние годы их отношения с Эквестрией заметно ухудшились. Метрополия всячески пыталась придушить их автономию и оказывала на них давление. В ответ на это их парламент начал выпускать законы, душащие эквестрийский бизнес. Они повысили пошлины на ввоз товаров из Эквестрии и подняли налоги для крупных компаний из Мейнхеттена и Филлидельфии. А недавно и вовсе полностью запретили ввоз в свою страну некоторых категорий эквестрийской продукции, в основном продовольственной.       — Не слишком ли категорично? — фыркнул Синистер. — Они же себе хуже делают. Откуда им ещё брать еду и инвестиции, если не из бывшей метрополии?       — На сколько я знаю из докладов разведки и новостей, — ответил за Винга Данилка. — В последние несколько лет их товарооборот со странами Грифонии вырос в несколько раз, так что это не проблема.       — В любом случае, — прервал дискуссию генсек, возвращая разговор в нужное русло. — Связь с Новым Мейрлендом нам пригодиться, всё же, они могут куда лучше знать о происходящем в том же Кантерлоте. Телеграф у нас конечно до них не протянут, однако делегацию отправить всё же стоит. Товарищ Серов, обеспечьте дипломатам защиту по пути, думаю, небольшого эскорта из эсминцев и взвода охраны хватит.       — Понял вас, товарищ генеральный секретарь, — сказал нарком без особого энтузиазма, потирая воротник своего мундира копытом. — Будут какие-либо ещё указания?       — Продолжайте выполнение плана «Гуманитарной миссии», больше у меня для вас ничего нет.       Генсек выдохнул, взял копытом кружку со всё ещё тёплым чаем и сделала несколько глотков. В ССР не было кофейных плантаций, а закупать зёрна было негде, весь кофе шёл из Зебрики, и девяносто процентов покупала Эквестрия, а через неё уже все остальные. До Республики он практически не доходил и был в жесточайшем дефиците. Однако у Сталлионграда были плантации хладостойкого чая, растущего в южных регионах страны и выведенного незадолго до революции. А потому именно этот напиток, имевший небольшой привкус древесины, имел наибольшую популярность среди населения.       Оглядев присутствующих, Василий подметил про себя, что собравшиеся чиновники выглядят куда спокойнее, нежели ночью или утром, когда только стало известно о восстании Найтмер Мун. Или это сказывается усталость от практически суток без сна. Выдохнув и собравшись с мыслями, генсек сказал:       — Итак, товарищи, смотря на это всё, хочу сказать, что мы сейчас вступаем в крайне тяжёлый период нашей истории. Как говорит товарищ Серов, пока никто не слышит: «Жопа, полная говна она уже не близко, она прямо перед нашей мордой». Так что в нашу задачу сейчас входит преодолеть эту «жопу» с минимальными потерями и не сильно воняя по итогу. Простите меня за мой пранцузский, но это именно так. Что касается итогов первого дня работы Чрезвычайного Комитета, то хочу поблагодарить вас за усердную работу, товарищи, и пожелать трудиться так и впредь. Что же, на этом у меня всё, если ни у кого нет вопросов, то можно завершать заседание и приступать к дальнейшей работе.       Вопросов ни у кого не возникло, на Витина смотрело семь пар уставших за день работы глаз.       — Прекрасно, тогда желаю вам доброй ночи, товарищи, до свидания.       Первый день войны подходил к концу, в отличие от неё самой…