Equestria at War: Конец тысячелетнего мира.

Десятое Октября 1007 года.

Сталлионград. Бывшая ратуша Принцессина.

Сталлионградское время 14:22

      Солнечные лучи проходили сквозь прозрачные белые занавески, пришедшие на замену пафосным красным шторам времён селестийской администрации, и освещали коридор, по которому шёл серый пони в сиреневом френче. Его голубые глаза оглядывали проходящих мимо работников Президиума, спешащих по своим делам и таскающим бесконечные кипы документов, а так же встречающихся то тут, то там часовых с винтовками. В последнее время охрану здания утроили, так сказать во избежание.       Синистер Серов шёл на очередное ежедневное заседание Чрезвычайного Комитета, с дневным докладом о положении дел на фронте. Мешки под глазами земнопони свидетельствовали о непрерывной работе в течении нескольких дней. Последний раз нарком спал сутки назад.       Выглядящая простой на бумаге операция, на деле оказалась вот вообще ни разу не простой и требующей его постоянного внимания авантюрой. Проблемы копились одна за другой, а это только самое начало, что будет дальше, Серов даже представлять не хотел.       В подобных размышлениях прошёл путь наркома до кабинета генсека, в котором и собирался Чрезвычайный Комитет. Сейчас в нём сидели почти все нужные пони, за исключением Кранбери Бранч и Вайнштейна с Кейком, которые вот-вот должны вернуться с очередного заседания Верховного Совета. С момента начала войны они заседали чуть ли не каждый день, успев в упрощённом порядке принять несколько законов для удержания экономики от падения на время войны. В основном они касались вопроса нехватки продовольствия. Серов интересовался юридической бюрократией постольку-поскольку, потому как его больше беспокоила его личная зона ответственности, а именно — армия.       Наконец, спустя пять минут после того, как нарком вошёл в помещение, кивнув дежурившим на входе СКВДшникам, и сел на своё место, представители Верховного Совета всё же явились. После взаимных приветствий и стандартной вежливости, генсек привлёк на себя внимание кашлем и начал:       — И вновь здравствуйте, товарищи, — уставшим голосом произнёс Василий, едва сдерживая зевоту. — Без лишних расшаркиваний, что у нас на повестке дня?       — Всё плохо, — без прелюдий начал Синистер. — Наступление начинает буксовать. Не из-за того, что эквестрийцы внезапно научились воевать и организовали оборону, нет, просто наши линии снабжения всё сильнее растягиваются. Мы не успеваем даже нормально концентрировать запасы на уже имеющихся складах, не говоря уже об организации новых. Мне кажется, что на вчерашнем заседании генштаба генерал Невский готов был меня вместе с петлицами сожрать и даже без масла. Я даже не знал, что фразу «я же говорил» можно сказать в стольких формулировках.       — А вы точно уверены, что он прям лучший снабженец, который у нас есть? — уточнил Шпигель. — Просто когда я гляжу на оборонные заказы на машины снабжения, мне иногда думается, что я чего-то не знаю, и у нас в стране где-то спрятаны ещё два десятка автомобильных заводов. Хотя это касается всех оборонзаказов, если так подумать.       — Во-первых, да, это наш лучший специалист по логистике, а потому, его характер нам приходиться иногда терпеть. Во-вторых, мы просим ровно столько, сколько необходимо нашей армии для эффективной защиты интересов нашей страны.       — Оставим обсуждения производственных планов на другое заседание, — прервал их дискуссию Василий. — Товарищ Серов, что там касательно Новочернушска, мы смогли блокировать город?       — И да, и нет, — ответил нарком. — Мы точно смогли окружить его с восточной стороны и перерезали дороги с запада, однако он всё ещё может получать снабжение по реке.       — А разве наша артиллерия не может обстреливать реку? — подал голос Вайнштейн. — На сколько я понимаю, потери при таком способе снабжения должны быть крайне высоки.       — Без сомнения, это так, — ответил ему нарком. — Однако у самих обороняющихся достаточно пони и вооружения, чтобы держаться в осаде несколько недель. Продовольствия в городе тоже предостаточно, так что единственный вариант — это пытаться взять город быстро, иначе увязнем.       — А это случаем не черевато сотнями погибших? — скептически высказалась Кранбери. — Лобовой штурм города без предварительной подготовки… Разве у нас нет других вариантов?       — Мы можем начать ровнять город с землёй с помощью артиллерии… — начал было Серов, однако его прервали.       — Там два десятка тысяч гражданских, — сказал Данилка. — Наших солдат мне жалко больше, однако наше население не поймёт, если ради взятия города мы убьём столько пони.       — Полностью поддерживаю товарища комиссара, — высказался Голд Маффин. — У нас не получится это оправдать в глазах народа.       — В общем, сделаем так, — начал Василий. — Пока что не бежим вперёд паровоза со штурмом города, нужно как минимум взять укрепления в пригородах и окрестностях, там можете артподдержкой не пренебрегать, ровняйте всё к Дискорду. Я не думаю, что гарнизон в городе сможет держаться достаточно долго без окрестных укреплений.       — Мы всегда можем активизировать подпольные ячейки местных коммунистов, всё же не зря мы их вооружали последние два года, — вставил свои пять битов комиссар.       Действительно, последние годы Сталлионград усердно готовился к войне с Эквестрией. Как в силу идеологической неприязни к южному соседу, так и из банального здравого смысла, утверждающего, что великая страна рано или поздно захочет вернуть мятежную провинцию обратно. Именно поэтому сталлионградские агенты активно вербовали коммунистов и сочувствующих в приграничных с Эквестрией регионах. После чего формировали там подпольные вооружённые ячейки, готовые поднять восстание по команде из центра. К слову, часть партизан даже удавалось провозить в ССР для профессиональной боевой подготовки на полигонах Красной Армии, так что даже не имея тяжёлого вооружения, они представляли существенную угрозу.       — Я искренне удивлён, почему это ещё не сделано… — проворчал себе под нос Серов.       — Мы ждём подходящего момента, — ответил ему Данилка. — К моменту начала штурма всё будет готово.       — Буду надеяться, — хмыкнул Синистер. — Хорошо, с Новочернушском закончили, пока что. Касательно остальных направлений всё стабильно прекрасно. Пока что мы сражаемся только с местными силами, не имеющими ни авиации, ни нормальной артиллерии. Единственное что правда докучает, это попытки ночных пегасьих налётов, из-за чего в лагерях приходится ставить дополнительных часовых с пулемётами.       — А как же наши самолёты? — поинтересовался Дарк Винг.       — А наши самолёты плохо видят в темноте, — развёл плечами серый пони. — Пегасов сложно держать в фокусе прожекторов с земли, а без них истребители хрен кого расстреляют. Я уже молчу про то, что у нас прожекторов-то кот наплакал. В общем да, пока у врага ничего нет — нам очень легко и просто, чё будет дальше, никто не знает.       — Очень страшно такое слышать от главы наркомата обороны, знаете ли, — Хмыкнул Василий. — Я очень хочу надеяться, что мы способны воевать хоть с чем-то посильнее кучки новобранцев без техники.       — А уж я то как хочу… — протянул Синистер, после чего, откашлявшись я сделав два глотка воды, продолжил. — Что касается флота. Мы точно не знаем, сколько кораблей досталось Найтмер Мун, и у скольких из них экипаж пустили на корм рыбам, однако вчера случился первый бой. Наша подлодка во время патруля засекла какой-то одинокий корабль к северу от островов Дружбы. Капитан не особо утруждал себя распознаванием принадлежности корабля и дал торпедный залп. Две торпеды попало и корабль пошёл на дно, однако удалось вытащить нескольких выживших, это был пассажирский лайнер, везший дипломатов от Найтмер Мун в Нова-Грифонию. Говорят, на дно ушло несколько десятков пони, члены семьи, переговорщики, некомбатанты.       — Я надеюсь, капитану объяснили, что стрелять во всех подряд — плохая затея? — холодно спросил Данилка, глядя в глаза Синистеру.       — Конечно, сейчас мы расследование по этой теме как раз проводим. Я сейчас скажу конечно крамольную вещь, но эквестрийских гражданских пока не то, чтобы очень жалко. Больше беспокоит то, что они так оперативно начали искать союзников… Хотя, из грифонов союзники — как из меня балерина.       — Вы главное на публике чего-то подобного про гражданских не сказаните, — заметил Василий, пока Дарк Винг пытался нашарить копытом упавшую на пол челюсть. — Товарищи по партии вас сожрут. Скажите спасибо, что мы тут все под подпиской о неразглашении и присутствующие будут молчать.       — М-да, редко в стенах президиума такое услышишь, конечно, — сказал Вайнштейн, протирая очки тряпочкой.       — Надеюсь, что я больше такого никогда не услышу, — наконец нашёлся, что сказать Дарк Винг. — Я конечно многого от вас ожидал, но это как-то слишком. Вы вообще коммунист?       — Закрыли тему, — прервал всех генсек, заколебавшийся слушать бессмысленный трёп не по делу. — Товарищ комиссар, что наша разведка может сказать по численности вражеского флота, есть свежая информация?       — Нет, пока что ещё прошло слишком мало времени.       — Что же, будем ждать, — вздохнул Витин. — Товарищ Серов, что ещё можете сказать?       — Могу лишь в очередной раз попросить разрешения на использование нового оружия в штурме Новочернушска… — недовольно проворчал Синистер.       — А я в очередной раз скажу, что это исключено, — ответил ему генсек. — Вы хоть представляете, какие там будут потери среди гражданских?       — Что за новое оружие? — встрепенулся Винг, не особо посвещаемый в новейшие военные разработки.       — Ядовитый газ, — ответил за оборонника Данилка. — Недавно наша промышленность освоила производство хлора, при вдыхании раздражает слизистые и вызывает отёк лёгких с последующей смертью. На сколько мы знаем, средств защиты от такого ни у кого нет, так что мы планируем использовать его на фронте в случае необходимости.       — Позвольте поинтересоваться, — обратился к нему Голд Маффин. — А у нас то эти средства защиты есть?       — Конечно, в войска уже начали поступать защитные маски, — ответил ему особист. — Выдавать их будем только тогда, когда первый раз газ применим, всё это в секретности держится.       — Ужас какой, — выдохнул Дарк Винг. — Вы серьезно собираетесь травить пони как крыс в амбаре?       — Ну, если это необходимо, то да, — невозмутимо ответил Серов, вызвав недоумение в глазах дипломата. — Как никак, жизни наших солдат дороже, да и пробивать фронт станет проще, если все солдаты на вражеских позициях умрут.       — Я всё равно не дам разрешения на использования хлора, — вернул разговор в нужное русло генсек. — Мы пока что сами к нему не готовы, не говоря уже про то, что мы просто перетравим население. Не думаю, что оно будет нам сильно благодарно после такого.       — Ладно, вас понял, — ответил недовольно Синистер. — На этом у меня пока всё, больше событий за эти дни пока не было. Сторонники Найтмер Мун, видимо, больше заняты своими собратьями эквестрицами, так что останавливать нас они пока не спешат, да и я могу представить тот кошмар, который у них там в организации творится. Думается мне, что они вообще нескоро смогут хоть что-то нам противопоставить.       — Это хорошо, но не следует ожидать лёгкой прогулки, — заметил генсек. — Кто его знает, что у них там ещё припасено по сусекам.       — Ну, миллионную армию они точно пока ни откуда не возьмут, у них экономики не хватит. Всё же оборонный сектор у них был развит довольно слабо, — заметил Спайк Шпигель.       — Я посмотрю на вас, когда они через пару месяцев переведут всё что можно и нельзя на военные рельсы, переплавят ложки в винтовки и наберут на улицах солдат, — ухмыльнулся Серов. — Оно, знаете ли, всякое бывает.       — Если вам так интересно то, как обстоят дела с экономикой, то вы бы лучше подумали о нас, — сказал Шпигель, взглянув на Вайнштейна и Сансет Кейка. — Уважаемые члены ЦК, скажите пожалуйста, как там обстоят дела с линией партии? Все уже осознали, что у нас тут не жеребячьи игры в войнушку во дворе? Или в принятии закона «О мерах военного времени» всё ещё нет необходимости?       — Товарищ Шпигель, вам уже всё сказали, — ответил ему Сансет Кейк. — Пока что ситуация не критичная и в столь радикальных мерах нет необходимости, а потому ЦК и Верховный Совет и отказались от него.       Закон «О мерах военного времени» был предложен Шпигелем ещё на второй день войны и рассмотрен во внеочередном порядке уже на третий, однако первоначальная реакция ЦК и ВерхСовета была негативной. Начало внедрения карточной системы, перепрофилирования гражданских фабрик на производство военной продукции и введение сверхурочных смен на производстве с отменой отпусков, а так же несколько проектов по скорейшему завершению коллективизации для борьбы с нехваткой продовольствия. Всё это, по мнению членов Центрального Комитета и депутатов Верховного совета было совершенно не нужно на данном этапе войны.       — Тем более, — встряла в дискуссию Кранбери Бранч. — Верховный совет и так уже готовит почву для дальнейших действий, если вы не заметили.       — Ага, снижение цен на провиант путём поднятия стоимости водки, отличная работа, товарищи, — огрызнулся председатель СовНарКома. — Я вам говорю, действовать надо сейчас! А то потом уже поздно будет.       — Товарищ Шпигель, — окликнул разошедшегося министра генсек. — Держите себя в копытах. Все мы тут осознаём необходимость перевода экономики на военные рельсы в случае войны, однако сейчас мы даже не воюем, мы проводим гуманитарное вмешательство в эквестрийскую гражданскую войну. Вы сами знаете, что для нас, пока что, вообще ничего не изменилось в экономическом плане. Мы как были изолированной страной с незаконченным планом индустриализации, так ей и остаёмся. Лучше подумайте, как вам наши же планы скорректировать, чтобы мы могли их завершить поскорее.       — Дайте денег. Нам нужно ещё несколько сотен километров железных дорог и разноплановых заводов, эдак, десятка два. После чего можно смело закрывать план, — фыркнул Шпигель. — У нас с бюджетом и так проблемы из-за постоянной закупки оборудования окольными путями втридорого, а тут ещё и война на дворе. К слову о бюджете, ЦК уже рассматривал моё предложение касательно фонда обороны?       — Да, — ответил Вайнштейн. — Идея действительно интересная, но нам нужно как-то преподнести это для населения. Мне кажется, что напрямую просить их жертвовать на интервенцию — это немного некорректно.       — Просто скажем, что это сборы на гуманитарную помощь, — подал голос чейнджлинг, чеша голову под ушанкой. — Только желательно хотя бы часть средств всё же на эту самую помощь потратить, чтобы вопросов было поменьше.       — Что же, сделаем, — ответил Карлюс. — ЦК разработает законопроект и даст на одобрение Верховному Совету.       — Вот и прекрасно, — немного успокоился экономист. — Хоть какой-то приток средств, а то в ближайшее время мы будем только тратиться.       — Хорошо, что же, товарищи, есть ещё какие-то вопросы, на которые кто-то хотел бы получить ответ?       — Пожалуй, да, — сказал Сансет Кейк и, удостоверившись в том, что его услышали, продолжил: — Могу ли я покинуть Чрезвычайный Комитет?       — С чего бы это? — удивился Василий.       — Я всё равно не выполняю ничего полезного, большую часть работы на заседаниях за меня делает товарищ Вайнштейн. Однако при этом, присутствие здесь сильно отвлекает меня от работы в ЦК. Потому, я считаю, что одного представителя Комитета будет достаточно для работы.       Товарищ Кейк умолчал об ещё одной причине своего ухода. Он боялся. Боялся ответственности за те решения, которые будут выходить из-под его копыта, а потому он собирался уйти и вернуться к работе в ЦК как можно раньше, пока не натворил чего-то действительно страшного.       — Что же, — нахмурился Витин. — Это звучит разумно. Думаю, это возможно, но вы же понимаете, что это делает вас невыездным до конца жизни и вы будете обязаны дать пожизненную подписку о неразглашении?       — Абсолютно, — уверенно ответил пони, внутренне расслабившись из-за отсутствия негативной реакции. — Я готов к этому.       — Ну что же, в таком случае, если никто не возражает… — Василий окинул взглядом присутствующих, но заметил на их мордах никаких эмоций по поводу происходящего. — По окончании заседания подадите документы в секретариат, там же всё подпишете, и можете возвращаться к работе в ЦК, всего доброго.       — Благодарю, — ответил чиновник достаточно искренне.       — В таком случае, на всякий случай уточню, есть ли ещё кто-то, кому хотелось бы уйти? Нет? — генсек внимательно глянул на собравшихся, после чего взглянул на часы на своём столе и продолжил. — Заседание окончено, товарищи, можете возвращаться к работе.

Одиннадцатое октября 1007 года.

Окрестности Новочернушска.

Сталлионградское время 5:03

      Дело было вечером, делать было нечего. На дворе стояла непроглядная ночь, свет луны был скрыт сплошным слоем облаков. Подобная картина за несколько дней стала уже всем привычной, особенно сталлионградцам, привыкшим к суровому климату Родины, однако для самой Эквестрии это было непривычно. Хотя, удивляться не стоит, в такие времена никто в здравом уме не будет гнать погодные команды расчищать небо с риском получить пулю от кого-нибудь с земли.       Капитан Семён Лященко сидел за столом в наспех возведённом командирском блиндаже и читал письмо из дома, отвлёкшись ради этого дела от заполнения журнала. Ничего нового, впрочем, там написано не было, жена желала ему поскорее вернуться домой целым и невредимым и, в своей любимой манере, жаловалась на то, что сахар теперь не достать и на выходных не получится побаловать детей выпечкой. На это офицер лишь немного улыбнулся, думая о том, что в следующее долгое увольнение обязательно доедет до Копытобойска и навестит семью, которую он не видел уже две недели. Серый земной пони расположился на неудобной деревянной лавке, сдвинув фуражку на затылок и перебирая письма, не обращая внимания на доносящийся слева храп старшины, умастившегося подремать на табуретке, закрыв морду пилоткой.       Последние несколько дней были самыми насыщенными для молодого командира. Переход через границу был лишь мизером, по сравнению с бесконечной чередой маршей, бросков и манёвров, которые их дивизия осуществила за прошедшие четверо суток. Пожалуй, Семён ещё никогда не видел их обычно вычищенного до блеска и одетого с иголочки комдива таким взмыленным и помятым как в последнее время.       Сейчас они стояли в окрестностях Новочернушска и готовились к штурму города. Местный гарнизон чётко выразил свою позицию относительно капитуляции, открыв огонь по парламентёрам из пулемёта. По итогу, войскам был дан приказ окапываться и ждать дальнейших распоряжений, что же, рота Лященкова делала это с превеликим удовольствием, по крайней мере, пока рядом с копающими бойцами были командиры. Конечно, за полтора дня особо много не накопаешь, но какие-никакие очертания будущих траншей уже наметились. В частности этот блиндаж, вырытый лично командным составом роты и бойцами из командирского отделения.       Капитан с недовольством взглянул на сапёрную лопатку, стоящую в уголке пока ещё земляного блиндажа, лишь прикрытого сверху одним слоем досок. Несомненно, взяв лопату в копыта, Семён наконец смог отдохнуть от руководства ротой и лишь изредка отвлекаться от умственного отдыха на проверку хода работы в других частях опорника. Копыта под конец дня, конечно, болели, но земнопони был доволен тем, что смог целых несколько часов ни о чём не думать.       Его рота расположилась на небольшой, но всё же высоте, откуда достаточно хорошо было видно сам город. Новочернушск не был крупным городом, насчитывая едва ли двадцать пять тысяч пони населения. Однако это не помешало понастроить там целый район бетонных многоэтажек, пускай они и были таковыми только по сравнению с остальной частью города, представлявшего из себя скопление двух-трёх этажных бревенчатых и каменных домиков на северный манер, всё же, строить из балок и глины, как в более южных районах, не позволял климат. До войны Новочернушск светился наравне со многими другими эквестрийскими городами, однако после окружения в городе пропал свет, и теперь пони ютились около старых керосиновых ламп и свечей, а те, что побогаче — перед настольными лампами на батареях.       При наличии хорошего зрения и бинокля, днём можно было даже разглядеть дым из печных труб, поднимающийся над несколькими домами в пригородной зоне, всё же, на дворе не месяц май, так что воздух достаточно холодный. С отоплением собственных позиций красноармейцы справлялись каждый в меру своих возможностей. Конкретно в случае третьей роты, которой командовал Лященко, несколько бойцов из тех, кто посмекалистее, соорудили из подкопытного металлолома буржуйки и расставили их в блиндажи, для обогрева прохладными октябрьскими ночами вполне достаточно. Именно такая, наспех сколоченная из того, что было, печка сейчас потрескивала в углу помещения, где сидел капитан и давала столь приятное тепло.       Из тыла доносились звуки артиллерийской канонады. По окопавшимся вблизи города эквестрийцам без остановки работали сталлионградские гаубицы. За время «военно-гуманной операции», как её в шутку прозвали красноармейцы, генштаб ССР по достоинству оценил успехи краснознамённой артиллерии, позволявший иногда полностью уничтожать скученные силы противника и разносить хлипкие укрепления в пыль, давая возможность пехоте и технике продвигаться практически без боя. Так же, была подтверждена эффективность новых орудий, недавно поступивших в войска. Из-за этого всего командование подняло приоритет снабжения артиллерии до максимального, иногда даже пуская эшелоны со снарядами вместо продовольствия, так как расход боеприпасов, по меркам мирного времени, был колоссальный.       Сейчас батареи гаубиц в нескольких километрах от фронта вели постоянный беспокоящий огонь по эквестрийцам. На сколько дал понять капитану один знакомый артиллерист, эта тактика была придумана совсем недавно и должна была дополнить классическое сравнивание позиций противника с землёй непосредственно до и во время боя шквалом снарядов, выпущенных за полчаса-час. Вряд-ли солдаты по ту сторону смогут нормально расслабиться, когда по ним постоянно прилетают снаряды, перепахивающие землю и обрушивающие на их головы блиндажи и траншеи.       Семён очень радовался тому факту, что у местных сил не было достаточно вооружения, чтобы оказать достойное сопротивление северянам. Будь у эквестрийцев хотя бы равное сталлионградскому количество артиллерии и техники, то потери были бы куда страшнее.       Капитан подумал, что за такие мысли товарищ политрук сделал бы ему замечание и посоветовал почаще присутствовать на занятиях по политической подготовке. Ухмыльнувшись сам себе, офицер встал со стула и прошёлся по блиндажу, разминая затёкшие копыта.       Выйдя на улицу и копытом остановив начавшего было отдавать честь часового, Семён глубоко вздохнул и решил немного пройтись по свежевыкопаным траншеям, однако не успел он сделать и двух шагов, как темноту ночи прорезал отдалённый крик:       — ПРОТИВНИК!       Сразу после этого с позиций второго взвода послышались одиночные выстрелы, а спустя несколько секунд, заговорили и два станковых пулемёта.       Часовой у блиндажа повернул голову в сторону стрельбы, на его морде читалось явное удивление. Из самого же блиндажа с матами и невнятными проклятиями буквально вывалился сонный, но стремительно просыпающийся старшина. Подбежав к Лященко он хотел было что-то сказать, как капитан оборвал его и бросился в блиндаж. Вбежав внутрь, офицер схватил трубку висевшего на стене телефона и начал звонить во второй взвод. Через пару секунд трубку взяли и Семён услышал голос замкомвзвода Керрота.       — Старший сержант Блю Керрот слушает! — послышался взволнованный голос с той стороны провода.       — Капитан Лященко, докладывай, старший сержант, что за дискордовщина у вас там происходит?       — Нападение противника, товарищ капитан! — сказал, вроде бы, очевидную вещь, сержант. — Стрельбу начали с третьего поста, сколько прёт на нас точно не скажу, но точно не меньше трёх десятков. Пулемётов… Два точно есть. По потерям пока сказать не могу.       — Ясно, передайте комвзводу, что сейчас будут работать миномёты, в контратаки не подниматься! Откуда прут?       — С северо-востока, из леса, до них метров триста.       — Понял, держитесь там, будьте на связи!       — Есть! — ответил Блю.       — Конец связи, — бросил напоследок капитан и положил трубку, выходя на связь с миномётным взводом.       Впрочем, комвзвода миномётов лейтенант Хищин уже проснулся и слышал пальбу на передовой, так что долго ответа ждать не пришлось.       — Товарищ капитан! — донеслось из трубки взволнованно.       — Лейтенант, давай залп пристрелочными на северо-восток, дистанция — триста! Если корректировки не будет, продолжай херачить!       — Понял вас, щас всё организуем! — лейтенант Хищин, уже по традиции, крайне быстро успокоился и принялся выполнять поставленные задачи.       Через две минуты из тыла послышался залп миномётной батареи, а спустя мгновение, впереди прозвучали взрывы. После него последовал доклад с передовой:       — Хорошо накрыло товарищ капитан! Один пулемёт умолк, мы их пока прижали… Вот Дискорд! — вскрикнул сержант, после чего из трубки послышался близкий взрыв.       — Старший сержант?! — сказал Лященко, молясь всем богам и теоретикам коммунизма, чтобы это не была вражеская артиллерия.       — Всё… Кхе… В порядке, товарищ… Кхе… Капитан, — отозвался Блю. — Они с правого фланга зашли, судя по всему… Кхе… Единорог гранату кинул… Попадаются же… Кхе… Умельцы…       — Понял вас, сейчас передам на второй взвод, пусть поддерживают вас всем, что есть, — сказал как можно спокойнее Семён, однако внутри он никакого спокойствия не чувствовал. Каждый бой он нервничал, не до такой степени, чтобы поддаться панике или впасть в истерику, однако достаточно для ощущения крайней степени дискомфорта. Его волновало то, что под его руководством находятся живые пони, ответственность за жизнь которых лежит на его плечах.       Переключившись на командира второго взвода, Лященко сразу же приступил к делу, пока впереди       — Лейтенант, можешь сейчас во фланг эквестрийцам ударить?       — Конечно, главное, чтобы под свой же огонь не попали, а так хоть в темноту, хоть в тартар! — отозвался молодой командир. Он уже успел отличиться в немногочисленных боях, как решительных и храбрый, но чрезмерно ретивый офицер, всегда спешивший бежать в атаку при первой же возможности.       — Сейчас надо просто огнём поддержать, перетяни резерв на правый фланг, если нужно, но гадов надо прижать! — быстро проговаривал капитан. — Как миномёты переведут огонь на другое направление — сразу поднимай своих в атаку, пока уроды не опомнились, понял?!       — Так точно, товарищ капитан!       Лященко снова вызвал Блю.       — Значит так, старший сержант, слушай мои указания, передашь их лейтенанту…       — Лейтенант ранен, товарищ капитан! Я — самый старший по званию во взводе! — оборвал его жеребец.       — Дискордово дерьмо, — пробормотал Лященко, однако тут же продолжил. — Значит слушай сам. Сейчас миномёты ударят по тем, кто справа от вас, только дай корректировку. Сразу после этого к вам на помощь подойдёт первый взвод и вы все вместе контратакуете, как понял?!       — Понял прекрасно, товарищ капитан. Миномётчики пусть берут правее и дальше метров на пятьдесят, эквестрийцы уже отошли из-под огня.       — Давай, бегом к своим, командовать! — закончил разговор капитан, а через секунду уже был на линии с миномётчиком.       — Берите правее и дальше на пятьдесят, как понял? — обращался Семён к Хищину, за спиной которого слышались множественные выстрелы миномётов, обрушивающих град восьмидесятых мин на головы атакующих.       — Так точно, ещё указания будут?       — Никак нет, работай! — сказал Лященко и отключился.       Звуки взрывов стали доноситься заметно правее, и практически сразу со стороны первого взвода раздалась трескотня винтовочных выстрелов, бойцы пошли в атаку.       Спустя несколько минут, на связь вышел старший сержант Сухин из первого взвода.       — Товарищ капитан… Лейтенант Маликов убит… Я принял на себя командование… Какие будут указания?       — Блять, — выругался капитан, впрочем, даже не особо удивившись такому исходу жизни своего подчинённого. Некогда было удивляться. — Хорошо, сержант, что по ситуации, враг отброшен?       — Уничтожен или бежал… Несколько… Взяты в плен, — донеслось прерывисто из трубки. Капитан только сейчас обратил внимание на отдышку в голосе собеседника. — Отправили в тыл с охранением. — Добавил Сухин, приведя дыхание в норму.       — Это правильно, сейчас примем, ещё что-то?       — Так точно, нам из второго взвода докричались, что им кабель оборвали, так что либо посыльными, либо через нас. Бой всё ещё ведут, врага теснят. Надо миномёты дальше переносить, а то уже по своим летит!       — Понял, конец связи, — сказал капитан и повернулся к старшине, что всё это время был подле командира. — Найди бойцов, идите принимайте пленных. И дёрни кого-нибудь посыльным до второго взвода, а то они так в ебеня какие-нибудь по темноте уйдут и иди свищи их потом по всей округе.       — Есть! — ответил старшина и выбежал из блиндажа.       Не успел капитан перевести дух и прийти в себя, как вдруг из трубки донёсся голос командира батальона, майора Ская.       — Капитан, что за дискордовщина у тебя там?!       — Нападение противника, товарищ майор! — ответил ему капитан.       — Да ясен хер, что не Гранд Галопинг Гала! Что конкретно происходит? — недовольно спросил комбат.       — Десять минут назад во втором взводе часовой заметил противника в направлении северо-востока и открыл огонь. Эквестриец попёр всей массой, но его накрыли наши миномёты, сейчас проводим контратаку, пытаемся их отбросить.       — Ага, значит со стороны Седлово прут… Насколько успешно идёт контратака?       — Первый взвод отчитался, что на их направлении враг бежал или уничтожен, со вторым взводом нарушена связь. Ждём, пока прибежит посыльный.       — Добро, капитан, вторую роту уже подняли, готовы прикрывать вас, если что, конец связи.       Следующим абонентом в списке обзвонов капитана Лященко снова был лейтенант Хищин.       — Лейтенант, переводи огонь нахер дальше, по своим уже бьёшь!       — Так точно! — взволновано отозвался миномётчик. — Сейчас сдел…        Внезапный взрыв прервал лейтенанта на полуслове. Несколько секунд из трубки доносились крики, после чего капитан услышал голос Хищина.       — Ооох тыж… Блять… — голос офицера звучал крайне болезненно.       — Лейтенант, что случилось? — пытался достучаться до подчинённого Лященко, не на шутку испугавшись того, что это диверсия, или, что ещё хуже, вражеский обстрел.       — Миномёт разъебало… Вот, что случилось… Блять… — донеслось из трубки. — Я ранен в ногу… Похоже, осечка… Или мина бракованная…       — Держитесь там, сейчас прибудет помощь, — ответил ему Лященко.       — Да куда ж мы денемся, — усмехнулся Хищин и оборвал связь.       Семён не беспокоился за миномётчиков, сейчас до них добегут санитары и вытащат всех раненных в тыл, да и сами бойцы были достаточно подготовлены для самопомощи. Больше его беспокоило то, что ближайшее время миномёты его роты не смогут работать вследствие того, что один из них, судя по словам лейтенанта, разнесло на куски. Миномёты батареи стояли очень близко друг к другу, чтобы увеличить плотность залпа, однако в подобных случаях это увеличивало лишь количество раненных миномётчиков. Наличие бракованных мин капитана не удивляло, всё же, такое происходит довольно часто, однако как же не вовремя…       Лященко вышел на связь с комбатом, чтобы запросить огонь миномётов соседней роты. Однако для этого ему пришлось ждать ещё несколько минут, пока майор выйдет на связь с командиром роты, а тот, в свою очередь, с миномётным взводом. За это время успел прибежать посыльный из второго взвода.       — Товарищ капитан, противник отступил и засел в овраге с пулемётом, старший сержант Блю приказал остановить атаку.       — Правильно сделал, иначе вы бы там все полегли… — протянул капитан. — Значит так, передай: ждать, пока отработают миномёты из соседней роты, потом добиваете остатки. Выполнять.       — Есть! — откликнулся рядовой и умчался в сторону своих.       Лященко вышел на связь с комбатом.       — Товарищ майор, что там с миномётами? — поинтересовался Лященко.       — Они готовы бить, дай только ориентировку.       — Пусть стреляют прямо в овраг, тот, который за рощей, эквестрийцы там засели.       — Понял тебя, капитан, сейчас всё будет.       И действительно, спустя ещё несколько минут ожидания офицер всё же услышал взрывы впереди. После десятиминутного обстрела, миномёты замолчали и второй взвод пошёл в атаку, добив засевших эквестрийцев. Бой был окончен.

Сталлионградское время 6:15

      Солнце уже начинало подниматься, и сквозь тучи на небе постепенно пробивался свет, освещая поле боя. На земле оставалось множество тел, в основном одетых в серые комбинезоны, однако и трупов в коричневых шинелях было достаточно. В общем счёте, за это утро рота Лященко потеряла тринадцать пони убитыми и девятнадцать раненными. Самые большие единоразовые потери в их полку, однако всё же не самые большие во всей армии.       Оглядывая освещаемое рассветным солнцем поле боя в бинокль, капитан видел, как уцелевшие бойцы растаскивают трупы в разные стороны и собирают трофейное эквестрийское снаряжение. Согласно уставу, тела красноармейцев следовало хоронить в отдельных могилах в тылу, по возможности — вообще на ближайшем к дому кладбище. На счёт врагов советской республики ничего сказано не было, а потому сейчас эквестрийцев просто сваливали в одну кучу, намереваясь в дальнейшем закопать в братской могиле.       К капитану со спины подошёл политрук. Бирюзовый единорог поправил очки и, поглядев пару секунд в направлении взгляда Лященко, произнёс:       — Товарищ капитан, пойдёмте, надо пленных допрашивать.       — А? Ну да, точно, — у вырванного из раздумий Семёна ушла секунда на осознание сказанного, после чего серый земной пони взглянул на удаляющуюся фигуру в кожанке и немного ускорив шаг, начал догонять политрука.       Восьмерых пленных, взятых во время боя, разместили в яме, которую копали для блиндажа. Вокруг стояло несколько часовых, держащих наготове винтовки с примкнутыми штыками, а двум раненным пленникам оказывала помощь молодая санитарка. Сами пленники сидели со связанными за спиной копытами.       Капитан окинул взглядом эквестрийцев, перед ним предстала весьма разномастная публика: три единорога с нацепленными на рога блокираторами, два пегаса и три земнопони разных цветов и возрастов. Сейчас все они смотрели на подошедших офицеров, кто с равнодушием, кто с ненавистью, а кто даже с радостью.       — Кто старший? — обратился к пленникам Лященко.       Голос подал сиреневый единорог лет сорока, смотря на капитана спокойными зелёными глазами.       — Подпоручик Стар, третья рота четвёртого полка третьей пехотной дивизии, — сказал жеребец и рефлекторно попытался подняться, но из-за связанных копыт у него ничего не вышло.       — Какова была цель атаки? Кто командовал?       — Мы хотели прорваться из окружения, — просто и без раздумий ответил Стар. — Командовал лейтенант Мистик Хуфщуц, но он погиб в самом начале… Его осколками от мины изрешетило.       — Не самое умное решение, скажу прямо — сказал политрук, поправляя фуражку на голове. — Город уже полностью окружён, дальше — только наши части. Вы выбрали какой-то очень изощрённый способ самоубийства.       — Многие из нас тоже так говорили, — грустно усмехнулся подпоручик. — Вот только этот ебанутый фестрал таких сразу расстреливал. Всё твердил про какое-то «величие истинной принцессы» и «долг каждого эквестрийца по свержению солнечной лжебогини». Сектант ёбаный…       — Говорите, фестрал? — встрепенулся бирюзовый единорог в кожанке. — Интересно, и много у вас там таких?       — Да как казино в Лас-Пегасусе. — выплюнул Стар. — Как это всё началось, фестралам как крышу посрывало. Поголовно в фанатиков превратились, а всех, кто их любимую принцессу не поддерживает, стреляют на месте без предупреждений и арестов. Вы бы знали, что там сейчас в городе творится, дискорд побери…       — Это всё конечно очень интересно, — встрял в разговор Лященко, разумно предполагая, что нужную информацию от них СКВД и так получит. А значит, что сейчас надо сконцентрироваться на более актуальных данных. — Но нас сейчас интересует несколько другое. Вы хотите сказать, что вся атака была инициативой этого лейтенанта? Или нам всё же следует ожидать дальнейших нападений?       — Не могу знать, но судя по тому, что народ он собирал из тех, кто под копыто попался, могу предположить, что так оно и есть. — ответил Семёну подпоручик. — У нас вон, треть вам сдаться хотела, да не успели, бедолаги.       — В любом случае, в ближайшее время вас в тыл отправят, а там уже разберутся, кто есть кто. Сколько войск сейчас в городе?       — Не считал, но знаю точно, что там остатки четвёртой дивизии. Где-то половина, может быть, очень много сразу после восстания разбежались. Плюс в окрестностях, помимо нас, должна ещё двадцать восьмая находиться, но о них я ещё меньше знаю.       — Итак, продолжим. Где вы располагаетесь?..       Дальнейший допрос дал достаточно много ценной тактической информации, которая была тут же доложена в штаб батальона и дальше. Пленных передали в тыл, и сейчас капитан сидел в командирском блиндаже и корпел над картой, нанося на неё новые метки.       На моменте вычерчивания красным карандашом линии траншей эквестрийцев вокруг деревни в блиндаж вошёл политрук.       — Здравия желаю, — проговорил единорог, снимая фуражку и оглядываясь. — А у вас тут не сильно-то и всё поменялось с последнего раза, не думали сделать ремонт?       — Офень фмефно, — ответил ему капитан, после чего выплюнул карандаш и повернулся к вошедшему. — Что-то хотели, товарищ Форест?       — Да, у меня есть к вам разговор, касательно того, что там у эквестрийцев происходит.       — Да? Очень интересно, я буду рад выслушать, особенно, если это поможет разбить их побыстрее, — пробормотал капитан и, посмотрев на всё ещё стоявшего в дверях собеседника, добавил. — Вы проходите, проходите, в ногах правды нет.       — Благодарствую, — ответил ему Форест Берри и, сложив кожанку телекинезом на лавку, присел рядом.       — Честное слово, мне иногда кажется, что вы — какая-то нечисть из старых сказок, — усмехнулся Семён. — Пока не пригласишь — никогда не зайдёте.       — Что, правда? — деланно удивился единорог. — Что же, простите мне моё воспитание, в следующий раз буду врываться с криками «Всем лежать, вы арестованы по подозрению в контрреволюции!».       — Хех, я бы посмотрел на это, — посмеялся капитан, однако тут же посерьезнел. — Впрочем, это всё смешно, конечно, но у вас, вроде, был ко мне какой-то разговор, не так ли?       — О, да, конечно, — Форест сменил выражение морды на серьёзное, после чего продолжил. — Мне не нравится, что происходит с фестралами.       — Мне тоже, но что конкретно?       — Ладно ещё, я понимаю, что у обычных эквестрийцев сейчас хаос и неразбериха, бои по всей стране, многие ещё даже не определились, кого они поддерживают. Если вообще поняли, что происходит с их страной. Так что тут не удивительно, что многие дерутся с яростью обречённых, они тупо не знают, что их ждёт после плена и боятся этого. Злые красные, и весь прочий бред, — начал разглагольствовать единорог, пока земной пони напротив внимательно слушал каждое его слово. — Но вот то, что происходит у фестралов — это что-то ненормальное. Скажите, вы читали вчерашнюю сводку?       — Не успел ещё, бой начался, — просто ответил капитан, подпирая голову копытом. — А что?       — В одной деревне старейшина, когда услышал, что приближаются наши войска, вывесил над своим домом красный флаг. В этот момент к ним нагрянул отступающий отряд, состоящий только из бетпони.       — И что было дальше?       — Ну, они убили одиннадцать пони, прежде чем одного закололи вилами, а второго пристрелили из двустволки. Остальные отступили.       — М-да, бывают же пони… — протянул капитан.       — Так вот в том то и дело, что все остальные пони ведут себя нормально для тех, кто попал в такую сложную ситуацию. А вот с четвёртым племенем происходит что-то странное.       — Так у них же Луна вообще чуть ли не божество, разве не так? — поднял бровь Семён. — Тогда не удивительно, что раз бог кукухой поехал, то и паства в стороне не останется.       — Так-то оно так, но всё равно, как-то они слишком организованно с ума сходят, как будто это всё заранее спланировано.       — Я вам вот, что скажу, товарищ политический руководитель, — решил подытожить земнопони. — Об этом пусть начальство думает, вплоть до генсека. Как говорил мой старшина в учебке: «Солдату голова дана, чтобы в неё есть, и чтобы на ней каску носить. Всё остальное за него сделает командир». Так что что там было запланированно, а что нет — это не нашего ума дело.       — Но беда в том, что фестралы есть и в нашей армии, да и среди гражданских их тоже хватает, — добавил Фрост. — И что мы будем делать, если часть наших солдат внезапно начнёт организованно звереть, или крестьяне с лопатами на пулемёты полезут?       — Вот это — уже другой вопрос, — согласился Семён. — Но, на сколько я знаю, у нас в роте фестралов нет, да и в принципе в армии их очень мало, так что с ними разберутся. Про гражданских уже сложнее, но тоже не проблема, если в масштабное партизанское движение не выльется — то не стоит волноваться.       — Тоже верно, — выдохнул политрук. — Ну что же, на этом всё, больше мне сказать нечего.       — В таком случае, не буду вас задерживать, — на автомате сказал капитан, как вдруг осёкся. — Хотя, не желаете ли партию в шашки?       — На интерес? — улыбнулся политрук.       — Да, давайте, всё равно все сигареты уже старшине проиграл, — ответил Семён, доставая из-под стола доску и отодвигая карты с карандашами в сторону…