Ревность богов

Ахиллес чувствовал себя моделью для приторных фотографий, подписанных столь же приторными изречениями, за которые любой хороший редактор их автора вздёрнет и плюнет на труп. Он сидел на подоконнике, свесил одну ногу на улицу и курил, ссыпая пепел прямо на улицу. Кофе и сигареты — вот и всё, что Ахиллесу служило обедом в ненавистной конторе. Сигареты он носил с собой, а кофе вместе с Патроклом застрял где-то между кофемашиной и смолл-током с Нестором. Хотя с Нестором не бывает смолл-токов. Только лонг-токи. Настолько «лонг», что невольно думаешь: как он не ссыпался в песок за время разговора? Дверь скрипнула. Патрокл, придерживая кружку обеими руками и пятясь, зашёл в кабинет. Ахиллес на мгновение почувствовал, что падает: так его слух оскорблял ритмичный, мозг разжижающий бит и надрывный мужской вокал. Менелай как будто всю зарплату угрохал на новую саунд-систему и поставил её, чтобы мстить доведшим его жену до трансфера коллегам. И заодно обрушить здание… Патрокл захлопнул дверь ногой. Один из столов — пустой: Гипподамия с Фениксом, как нормальные люди, бегали в кофейню — пошатнулся. — Опять страдания по Елене? — Ахиллес со вздохом убрал ногу с улицы; возвращаться в духоту офиса совсем не хотелось. — И не говори… десять лет как уволилась, — Патрокл поставил кружку на стол Ахиллеса, не задев раскиданные листы. Жаль не пролил. Не пришлось бы портить глаза над этой ерундой. — Самое смешное, что они даже не развелись, — Патрокл сел за свой стол и ущипнул себя за переносицу. — Живёт на две семьи… я не вслушивался в подробности, уж прости. — И обоих держит под каблуком? — хмыкнул Ахиллес и рухнул на стул, опасно скрипнувший. — Великая женщина. Не такая, как сестра, конечно… но иногда я ей завидую. Он пошевелил мышку. Когда компьютер — старая тарахтящая машина, которую Ахиллес по своей воле никогда бы не тронул — соизволил выйти из спящего режима, он проверил «бэндкэмп» и почту. Кое-что капало. Ахиллес не был гением, но и посредственностью тоже: он делал то, что нравилось некоторым людям и что эти «некоторые» готовы были покупать. Но на одних собранных по вечерам альбомах на жизнь не заработаешь. На портфолио — наверное. Но ему нужно что-то серьёзнее. Как получить это «серьёзнее», если он каждый день торчит с восьми до пяти в этой коробке — не понятно. — Тебе так и предлагают ту работу в Эпире? — спросил Ахиллес. — Ага… — Патрокл помассировал виски. — Надо уже отказать им… А работу ему предлагали непыльную. Условия куда спокойнее — хотя всё, что угодно, спокойнее их гадюшника. Никакой удалёнки и звонков по выходным. Владелец — рассудительный и хладнокровный человек, который в качестве клиента единственный высылал им адекватное т.з., регламенты на всё, что только можно… зарплата, конечно, меньше. Но, во-первых, в Эпире и жить куда дешевле, а во-вторых… будь Ахиллес на месте Пата — он бы согласился, не глядя, просто чтобы не видеть Агамемнона. — Не вздумай, — резче, чем стоило, бросил Ахиллес. — В смысле… никогда не знаешь, когда понадобится. И как же он был прав.

* * *

Всё началось с «летучки». Ахиллес искренне считал, что «летучками» совещания — которые эйч-ар Одиссей зачем-то называл «митингами», сразу видно, кто никогда на Ситагматос не был — называются потому что с них и впрямь хотелось вылететь в окно, плюнув на то, что они на десятом этаже. Аякс и Идоменей вполголоса переругивались. Калхас — их гадатель на кофейной куще, в ведомостях называющийся «бизнес-аналитиком» — перебирал чётки и бормотал под нос. Агамемнон… был Агамемноном. — Я десять раз всё просил перепроверить! — спасибо на этот раз ботинком по столешнице не бил. — Десять! А что в итоге?! Контакт увели долбаные «троянки»! Ещё и секретарша моя уволилась, боги, ну за что мне это всё!.. — Скажи спасибо, что заявление не накатала… — вполголоса пробормотал Ахиллес. К сожалению, у Агамемнона — несмотря на соседство с Менелаем и его басами — был очень хороший слух. То, что его услышали, Ахиллес понял, когда даже Аякс и Идоменей замолчали и уставились на него. У Агамемнона дёргался глаз. Он мог бы посочувствовать, не дёргайся глаз у него самого с завидной регулярностью. — …что ты на меня так смотришь? — вздохнул Ахиллес — станет он эту собаку бояться. — К секретаршам ты всегда относишься, как говно, а если нет — то мне их искренне жаль. Если бы ты к Хрисеиде не яйца катил, а дал ей доделать эмейл — глядишь, и контракт бы не увели… — Какой ты сострадательный, когда дело до секретарш доходит! Знаешь, что?! Раз ты такой умный, то справишься сам, всё равно только с любовником своим лобзаешься. А я за всех вас отвечаю. Так что будь добр, передай Брисеиде, что с завтрашнего дня она работает у меня. Ещё одна минута — и заяву катать отправится Ахиллес. — А не пошёл бы ты? — прошипел он. — Хочешь переводить? Одиссея зубы и вперёд, контакты бухгалтерии могу напомнить. Но если тебе никто раньше не сказал, дам тебе ценный, веками проверенный совет. Прежде, чем что-нибудь сделать с женщиной, спроси её. Здорово облегчает жизнь! Может, и секретарши увольняться перестанут! — Я не спрашиваю ни тебя, ни твою девицу! Теперь здание конторы грозила обрушить их с Агамемноном ругань. Спустя полчаса после этой «летучки» — что ж он Агамемнона в окно не выбросил?! — он сидел перед Одиссеем и готовился к вступлению во второй круг Ада. Неудивительно, что Лаэртид — самая преданная псина начальства. Только он умел пить кровь лучше, чем Агамемнон. — …ну, смотри, — и эта собака ни словом не обмолвилась о том, что случилось на его глазах. — В этом квартале отпускные кончились, а в следующем в твоём отделе идёт в отпуск Автомедон, так что не вывезут, ты же не собираешься своих бросать… Телемах, будь добр, принеси отцу кофе, — стажёр Одиссея кивнул и скрылся. — Могу дать на Охи. Как раз хотят выходные продлить… — Без содержания. Эти слова всегда действовали на Одиссея безотказно.

* * *

Первые пару дней Ахиллес чувствовал себя выжатой тряпкой, которую швырнули на пол с омерзительно-громким шлепком. Он просыпался за пять минут до будильника Патрокла, ставил одну ногу на пол, вспоминал последнюю «летучку» и опять падал на кровать. Думал, что надо бы помочь собраться Патроклу, но по утрам он только путался под ногами. Занимался Ахиллес, в общем-то, ничем. Валялся в постели до полудня, потом — жевал что-то из холодильника и продолжал «заниматься ничем», прерываясь на готовку или запихивание одежды в стиралку. Номер Одиссея он бросил в «чёрный список» ещё в лифте. На другие звонки он отвечал, но сбрасывал в тот же момент, когда его начинали спрашивать, когда он вернётся. — Ты с Гипподамией не сталкивался? — спросил он Патрокла как-то за ужином. — Нет. Это же Агамемнон. Я удивлён, что на его этаже кто-то до сих пор жив… — Бросать это всё надо, — в который раз вздохнул Ахиллес. — Накопим на первый взнос… — Мы на него пять лет копим, — отмахнулся: Патрокл слишком держался за синицу в руке, даже если журавль на земле и привязан в двух шагах от него. На четвёртый день Ахиллес вспомнил, что у него есть три недоделанных, но многообещающих трека. На шестой его «иссечённый негативными токами», если верить Ифисе, организм настолько очистился, что у него — впервые за последние два года — перестало дёргаться веко. В общем, давно Ахиллес не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Единственное, что его не устраивало — кислеющий день ото дня вид Патрокла. — Проверка, — мрачно бросал он на все расспросы. — Та самая? — Та самая… — Патрокл растёр лицо руками. — Было бы проще, если бы… ну… ты вышел на пару дней. Ахиллес замер — хорошо хоть кружку из рук не выронил, с ним иногда такое бывало… с одной стороны, Патрокл прав. Конечно, Патрокл прав — когда он вообще бывал неправ? Но Ахиллес себя знал. Пока их псина-начальник не позвонит ему и словами через рот не скажет «я был не прав», он даже в контору войти не сможет — только плюнет на порог и развернётся. — Извини, — Ахиллес покачал головой и, отставив кружку, обнял Патрокла за плечи. — Хотел бы, но… не могу. Не после всего этого дерьма. Он же о нас ноги вытирает. Пусть хоть какие-то последствия получит. — К сожалению, эти «последствия» бьют не только по нему… — вздохнул Патрокл с укоризной, но всё-таки взял Ахиллеса за запястье. В день «той самой» Ахиллес понял, что успокоившееся веко было временной победой. Вроде и лежал на диване, смотрел в потолок — один из патрокловых фикусов сошёл с ума от регулярного полива и выпустил свежие листья прямо в потолок — и был далеко от этого всего, а вроде и… «Не сходи с ума», — говорил отец. «Без стабильной работы только под теплотрассу», — говорил отец. Отца от стабильных скандалов спасало только то, что Ахиллес не звонил ему десятый год. Патрокл задержался на два часа. Пришёл таким усталым, каким его Ахиллес не видел никогда в жизни. Он только попросил его утром разбудить пораньше, съел кусок рыбы, который Ахиллес ему принёс, и уснул как по щелчку. Словно его погасили, как лампу. Утром стало легче, но не сильно. Патрокл всё ещё был вялым и смотрел в одну точку, пока Ахиллес пытался одной рукой заварить чай, а второй найти прогноз погоды, вроде же дождь обещали, зонт ещё искать… ожил он немного, только когда зазвонил телефон. Патрокл взял его раньше, чем Ахиллес успел посмотреть, кто смеет его дёргать за полчаса до рабочего времени. — …да, извини, я вчера совсем замотался… что? — пауза, слишком уж длинная. — …потрясающе. Можешь свернуть объяснения в журавлика и запихать себе их в глотку! Патрокл сбросил звонок. Протяжно выдохнул и поднял глаза на Ахиллеса. — Поздравляю! — сказал он с нервным смешком. — Ты просто Пифия… похоже, мне и впрямь пора собираться в Эпир. — …тебя уволили? — спросил Ахиллес. Патрокл утомлённо кивнул.

* * *

Дверь внизу Ахиллес открыл пинком — петли могли и не выдержать, но ему плевать. Потом, не здороваясь ни с кем, вызвал лифт, в ответ на приветствие Антилоха, возвращавшегося из курилки, только что-то прорычал и влетел в кабинет Одиссея, плюнув на телемахово «он занят». А занят Одиссей чаями с Диомедом. В рабочее время. При том, что сам за подобное чуть ли не шкуру спускал. Ещё один повод спалить эту контору дотла. — Так, — Ахиллес, не церемонясь, рухнул на стул перед рабочим столом Одиссея. — Я считаю до десяти. И если за это время Тидид не исчезнет, а ты не начнёшь выполнять рабочие обязанности — убью обоих, и я не шучу. По крайней мере, у Диомеда осталась капля рассудка. Он, бросив тяжёлый взгляд на Ахиллеса, всё-таки встал и закрыл за сбой дверь. Одиссей сел напротив. Кружку с чёртовым чаем он из рук так и не выпустил. Ахиллес вдруг вспомнил, что Патроклу чай они не положили. Надо будет самому не забыть… — Давай быстрее, — шикнул Ахиллес — Одиссей будто специально потягивал чай так медленно, как не позволял себе даже Нестор. — У меня нет никакого настроения смотреть на твою рожу. — Если ты так не хочешь меня видеть… — и снова он сделал паузу, чтобы нарочито-громко отхлебнуть из чашки, видят боги, ещё один такой звук — и чашка полетит ему в глаз, — …то зачем тратишь время здесь? Хороший вопрос. Но Ахиллес задавал его себе каждый будний день в последние десять лет, так что его подобным не проймёшь. — Хочу заглянуть тебе в глаза, — прошипел Ахиллес и стиснул пальцы в замок с такой силой, что кожа на нижних фалангах заболела. — Даже интересно, ты как приказ на подпись подавал? Трезвым? Не очень? — Какой приказ? — Одиссей хмурился. Это пугало до полусмерти почти всех в конторе, но будь проклят Ахиллес, если позволит этой псине сутулой себя запугать. — Об увольнении человека, который спас ваши пылающие задницы. Одиссей пару секунд смотрел на Ахиллеса так, будто искренне не понимал, о ком он говорит. Потом кивнул чему-то своему, не изменившись в лице. — Приказ сверху, — сказал он бесцветно, будто с букашкой разговаривал. — Мог бы дать разъяснения, но твой любовник от них отказался. — С какого верху? С верху выраженности твоей психопатии? — Ахиллес стал барабанить пальцами по столешнице. — Что ты, что Агамемнон. Два сапога пара, да вы созданы друг для друга! Но пошли вы оба. Давай бланк, я пишу увольнение по собственному. — …а ты нахал, — Одиссей выдвинул ящик стола. — Сынка своего нахалом называй!

* * *

— …думал, я убью его, — всё бормотал и бормотал Ахиллес, положив голову на колени Патрокла, пока тот чесал ему волосы. — Я даже не ожидал, что могу так сильно выйти из себя… не знаю. Надо было извиниться перед Идоменеем, у них шумоизоляция никакая… — Я бы на их месте тебе спасибо сказал, — мягко усмехнулся Патрокл. — Хоть кто-то поставил эту гадюку на место. — Главная гадюка в гадюшнике… — вздохнул Ахиллес и, перехватив запястье Патрокла, потёрся о его ладонь, как ласкающаяся собака. — Как тут у вас? Хоть немного получше? Ахеронея была сонной. На вокзале Ахиллес не видел никого, кроме пары чаек, дерущихся за пахнущий хлебом пакет, и машущего ему Патрокла. Серебристые тополи вытягивались выше домов, на пустырях одуряюще пахло мятой, и повсюду росли красные маки и асфодели. Ахиллес в жизни не видел столько асфоделей. Патрокл уже обустроился на съёмной квартире. Она была куда меньше, чем их прошлая, но это и к лучшему — Ахиллес терпеть не мог долгие уборки. К тому же, цена не кусалась. И тем удивительнее, что трубы выглядели прилично, и даже в вентиляции, когда Ахиллес снял сетки, не нашлось «лишних жителей». До моря двадцать минут ходьбы. До офиса, как говорил Патрокл, — всего семь. Рядом нашлись продуктовый и пекарня, где заправляла очаровательная бабушка, которая везде почему-то добавляла гранатовый уксус. В общем, это место подобралось к «идеалу» настолько близко, насколько это возможно в их несовершенном мире. — Всё замечательно. Народ, конечно, молчаливый… но мне всё показали и готовы объяснить, если возникнут вопросы. Больше, чем было у нас в начале работы, — хмыкнул Патрокл. — Аид — отличный начальник. Странно, правда, что его жена приходит, когда хочет, хотя не работает здесь… но это их дело. Никому другому она не мешает. — Похоже на сказку, — вздохнул Ахиллес. — Похоже на соблюдение трудового кодекса. Ахиллес смотрел в окно. За окном кружили чайки. Они и раньше жили в приморском городе, но по будням работа выматывала так, что дома валяешься выжатой тряпкой, а выходные утекали на бытовые дела и борьбу с интерфейсом «бэндкэмпа», чтобы потешить себя надеждой вырваться из этого дня сурка… — Агамемнон таких слов не знает, — отмахнулся Ахиллес. — У вас нет вакансий? Любых. Даже сторож сгодится. — …была одна, но она в отделе Эака. А он… казался приятным человеком. До того, как услышал твою фамилию. — Так и знал, что надо было её менять… — вздохнул Ахиллес. — Зато у тебя есть время подумать, — мягко улыбнулся Патрокл. — Мы не бедствуем. Работа в офисе никогда не была твоей. Так что не забивай себе голову и занимайся, чем хочешь, пока есть такая возможность. Устроиться всегда можно. Мне ли не знать.