Искусство смерти

Второй год обучения в Хогвартсе.

Ночь в этот день оказалась ужасно холодной. Несмотря на потрескивающий в камине огонь, комната отказывалась принимать его тепло. Возможно, дело было в расположении гостиной, которая стала соседкой глубоких горных озёр, или её скверного нрава. Хогвартс проживал собственную жизнь. За окном бушевала метель, превращая пейзаж леса в размытое пятно. Казалось, будто мир окутала белая пелена тумана, чтобы на какое-то время скрыть его от чужих взглядов. Малфой сидел в большом кресле, обитом зелёной махровой тканью, приятно ощущаемой под пальцами. Плотнее укутываясь в своё одеяло, мальчик равнодушно смотрел на шахматные фигурки невидимого противника. Свои же он изредка переставлял сам, выбираясь из сооружённого тёплого кокона, будто хотел ощущать свою причастность к игре и не погружаться в мысли окончательно. Гостиная Слизерина освещалась только камином и парочкой парящих над головой школьника свечей. Иногда они подлетали ближе, будто заинтересованные партией, но потом тут же поднимались обратно, кружили в воздухе, но медленно и плавно, чтобы фитилёк ненароком не погас. Возможно, благодаря позднему времени и завывающему ветру за окном на душе также поднималась буря. По крайней мере, мальчик хотел, чтобы причина была только в хмурой погоде. Он не мог радоваться предстоящему Рождеству и не чувствовал его праздничного духа, даже несмотря на богато украшенную гостиную. Все полки в комнате пестрили от новогодних игрушек, которые, хихикая, любили сбегать с небольшой ёлки. Дети так старательно украшали её, но своенравным снеговикам и феечкам до этого не было никакого дела. Им нравилось красть сладости из небольшой пиалки и прятать их в укромных уголках или строить смешные рожицы жителям картин, которые, к слову, тоже принарядились в рождественские костюмы. Сейчас же, под покровом ночи, игрушки занимали свои места на ветках и прятались среди еловых иголок от метели. Пешка сделала свой ход, и Малфой потянулся, чтобы переставить чёрную фигурку, но заметил спускающегося паренька, еле переступающего с одной ступеньки на другую. Шлейфом за ним, будто мантия короля, тянулось одеяло. Сонные глаза морщились даже от тусклого пламени камина, поэтому он иногда замирал на месте, чтобы привыкнуть к освещению. Шатеновые волосы топорщились в разные стороны, напоминая причудливой формы корону. Или всё же… дьявольские рожки? — Малфой? Ты чего не спишь? — Альбус присел на кресло напротив, потирая слипшиеся глаза и растирая щёки, пытаясь окончательно проснуться. Скорпиус заметил на половине лица однокурсника расходящийся трещинками отпечаток от подушки. — Не спится. Поттер сделал ход белой пешкой. Он лениво поёрзал в кресле, но уже через пару минут сосредоточился на партии, рассказывая, как его сестра из Гриффиндора сегодня во время ужина превратила запечённого поросёнка в настоящего. Его пришлось ловить по всему залу нескольким группам учеников. Альбус усмехнулся картине, которая всплывала у него в памяти. Просто стоя тогда в стороне, Поттер прикрывал руками рот, сдерживая смех, готовый в любой момент сорваться с губ, в то время как Роза громко ругала его за бездействие. Даже несмотря на то что их родители были лучшими друзьями, Розу и Альбуса это сильно не затрагивало. Они неплохо общались и, возможно, могли называть друг друга приятелями, чтобы хоть как-то охарактеризовать взаимоотношения. На семейных посиделках, постоянно убегая от взрослых, сооружали на чердаке палатку и представляли себя путешественниками, отправившимися на северный полюс. Летом купались в ближайшем озере или прятались от младших, которые постоянно находили их независимо от того, далеко они уходили или скрывались в саду у дома. Уизли предполагала, что всему виной Джеймс. В школе общение сводилось до разговоров в столовой. Роза скептически относилась к слизеринцам, и порой Альбус видел некое осуждение, когда карие глаза останавливались на его зелёном галстуке. Она не подходила пообщаться, если рядом находился Малфой или другие его однокурсники, поэтому сегодняшний вечер был одним из немногих, когда ребята смогли хорошо провести время. Только Альбус ощущал, будто что-то не так. Не на своём месте. — А ты почему не пришёл на ужин? — Поттер взъерошил волосы, когда Малфой сделал свой ход. — Забирал почту. — Я думал, ваша сова прилетает прямо к окну твоей комнаты. — Мальчик хмурился, продумывая свои следующие шаги. Малфой промолчал. Лгать дальше у него не было сил. Наверное, стоило просто сказать, что не было аппетита, ведь Поттер редко выпрашивал подробности. Скорее никогда. — Эй, ты убил мою королеву, — возмутился Скорпиус, когда его чёрная фигурка упала на шахматную доску. Она размахивала руками, в то время как конь затаптывал её ногами. — Нет, — Поттер оценивающе оглядел поле, выискивая новых жертв или стараясь предугадать следующий ход Скорпиуса. — Ты сам её убил, потому что плохо продумал… — Альбус поднял голову, замечая, как по фарфоровым щекам стекают капли солёных слёз. Малфой всеми силами старался их сдерживать, но получалось скверно. Он вытирал влагу рукавом пижамы, пытаясь скрыть лицо от сидящего напротив однокурсника. Альбус долго молчал, словно ожидал чего-то, но Малфой только шмыгал покрасневшим носом. Рука дрогнула, а вместе с ней и пешка. Она порывалась перешагнуть на другой квадрат, но в итоге так и осталась стоять на месте. — Ты ещё не потерял короля, — продолжил Поттер разговор о игре. — Королева — самая сильная фигура, — Скорпиус наконец избавился от непрошенных слёз. Подавляя рвущиеся наружу эмоции, он словно пытался закрыть массивный шкаф, из которого вот-вот выпадут все скомканные и находящиеся в полном беспорядке вещи. — Игра будет закончена, только когда я поставлю шах и мат. — Взгляд однокурсника был непонятным. Вроде мягкий и дружелюбный, а в то же время в нём пробегало беспокойство, словно рябь, образовывающаяся ветром на воде, искажающая отражение. Малфой больше не смотрел на Альбуса, чувствуя дискомфорт и непреодолимое желание закончить игру. Только не в его характере было бросать всё на полпути. — Так что делай свой ход. Скорпиус уже видел выход. Фигуры, занимающие свои позиции на доске, словно указывали, куда дальше их лучше переставить. Мысли полностью сконцентрировались на партии, пряча глубоко в сознании неприятные и терзающие душу переживания. Альбус не поддавался, но, получив шах, решил остановить игру на этой не до конца полученной победе. Стрелки часов давно перевалили за два часа ночи, и проснувшийся портрет недовольно бурчал на мальчиков, подгоняя их в постель. Холодная подушка не навевала снов. Истощённый разум провалился в темноту. На следующий день школьники разъехались по домам праздновать Рождество с семьёй и искать подарки под ёлкой. Малфой ничего не ожидал, а лишь надеялся не увидеть усталость и скорбь, омрачняющие лицо отца в последнее время. Ему казалось, что это разрушит его недавно приобретённое и неустойчивое равновесие. Малейший толчок, и замок сломается, дверцы шкафа распахнутся без возможности закрыть их снова. Скорпиус прибыл домой через камин, из-за чего слегка перепачкался в саже. Он усиленно старался стереть её, исправить неподобающий вид, будто это действительно кого-то сейчас могло волновать. В парадной витала мрачная атмосфера вместе с гробовой тишиной. В особняке всё замерло. Дух предстоящего Рождества растворился, спрятался под чёрной тканью, которой закрыли все пёстрые украшения. Домовые эльфы иногда появлялись за углом, но тут же исчезали, спеша закончить поручения. — Молодой господин, с возвращением! — Маленькое курносое существо в фартуке по щелчку пальца перенесло небольшой чемодан, стоящий на полу, в его комнату. Она печально смотрела на Скорпиуса, словно этим взглядом высказывала все свои чувства. Когда Малфой был младше, Лулу присматривала за ним и нянчилась вместо матери, если та была занята приёмами аристократов в этом доме. В те времена почти все праздники проходили оживлённо. Смех гостей, бурные разговоры взрослых и шаловливые игры других детей, к которым Скорпиус иногда присоединялся, пока не видели родители. Отец не запрещал шалости, но просил своего сына быть более сдержанным при чужих людях. — Хозяин ожидает вас в столовой. Лулу поможет. Скорпиус кивнул, позволяя эльфу снять с себя пальто и шарф в тёмно- и светло-зелёную полоску. Сделать первые шаги было сложно. Казалось, ноги налились свинцом, не позволяя двигаться дальше. Всё внутри переворачивалось, а живот скрутило в тугой узел, вызывая тошноту. Первый шаг. Комок подступил к горлу. Скорпиус смотрел на чёрный мраморный пол, покрытый дорогим ковром, который заглушил стук подошвы. К сожалению, он не был способен поглотить своим ворсом громкие мысли. Кроме них, Малфой больше ничего не слышал. Второй шаг. Лулу обеспокоенно смотрела на своего хозяина. Она так и хотела протянуть маленькую ручку, чтобы провести мальчика, но лишь молча ждала. Её обязанностью было смотреть и видеть, как хозяева преодолевают свои трудности, лишь косвенно помогая. Тихо и незаметно, со стороны. Собрав волю в кулак, Скорпиус продолжил идти. Третий, четвёртый, пятый… Самое страшное, что он боялся увидеть в зале, было чёрным, сделанным из дерева и покрытым лаком… Слово не хотело воспроизводиться в голове мальчика, будто вычеркнутое. Зато фантомная картина очень даже хорошо вырисовывалась сознанием. Выбивающийся из интерьера предмет, хранящий в себе очень дорогого сердцу человека, стоял на красном ковре, словно это — просочившаяся через щели кровь от нанесённых ран. Скорпиус ощущал огромную вину, чувствуя, будто его руки наносили эти увечья, его отношение и его поступки. А самое главное — бездействие. Малфой шёл по коридору, стараясь выровнять дыхание. В голове же он заглядывал внутрь и ужасался от увиденного. Бледная кожа, обездвиженное тело и худые скрещенные руки на груди, держащие небольшой букетик синих цветов. Но больше всего пугал осуждающий взгляд. Словно смерть затронула всё, каждую часть, кроме этих ярко голубых глаз. — С возвращением домой, — голос отца вытянул из омута мелькающих изображений. В зале всё было как всегда, ничего необычного. Большой камин с весело потрескивающим в нём огнём, рядом стояла пара кресел и длинный кожаный диван. На маленьком круглом столике лежало несколько выпусков газет «Пророка», где большими кричащими буквами освещалась новость: «Смерть Асто…» Дальше Скорпиус читать не стал, вытягивая из себя слова и продолжая изучать поверхность стола. — Здравствуй, отец, — к удивлению, голос прозвучал ровно и спокойно. Скорпиус сцепил руки за спиной, принимая уверенную позу. Ненадолго. Серые глаза зацепились за небольшую фарфоровую вазочку, в которой стояли синие цветы. Руки задрожали, и Малфой-младший сделал глубокий вдох, прикусывая щёку изнутри. На замке появилась первая трещина. Удалось сдержать порыв, чтобы не развернуться и не уйти. Драко отложил газету, и Скорпиус вздрогнул. Безразличие и холод на лице родителя были не тем, что ожидал увидеть мальчик. Конечно, он не хотел стать свидетелем подавленности отца, но смотреть на эту маску оказалось ещё хуже. Хотя, может, это и не маска вовсе, а истинные чувства, показывающие то пугающее отношение между родителями, за которым детям никогда не хотелось бы наблюдать. Драко похлопал по дивану рядом с собой, но Скорпиус словно прирос к полу. Настаивать тот не стал. Упёрся локтями в колени, несколько минут обдумывая, что же он в итоге хочет сказать. — Похороны состоятся после Рождества. Скорпиус это и так знал. Время, место и сколько придёт людей — всё было подробно расписано в письме. Он наизусть запомнил каждое слово, выведенное чернилами на белой бумаге. Его волновало совершенно другое. — Как… — мальчик проглотил слова, вынуждая Драко взглянуть на него. В голове боролось два противоречивых чувства: желание узнать или прекратить тревожить душу. — Как она умерла? Скорпиус помнил о плохом здоровье матери, но та никогда не жаловалась. Возможно, она перенапряглась, заботясь о его младшей сестре. Слишком переутомилась в попытке отдать всю себя маленькому ребёнку, который нуждался в ней больше всех в этом доме. Драко хмуро молчал, но только его взгляд зацепился за что-то, выражение лица тут же потеплело. Скорпиус обернулся, замечая маленькую девочку в красивом платье на руках эльфа Лулу. Отец нежно усадил её к себе на колени, словно хрусталь, словно самое важное, что у него есть в этом мире. — Поговорим об этом позже, — Драко встал с дивана, даже не взглянув на сына, отчего всё внутри сжалось. Это была попытка отца скрыть некое беспокойство, но Скорпиус расценил жест иначе. Он по-прежнему оставался ребёнком, в глубине души требующим внимание от своего авторитета. Мужчина гладил по светлым волосам Селицию, пока та продолжала смотреть любопытными глазками на брата. Их цвет напоминал морские волны, безоблачное голубое небо, такое же чистое, как этот ребёнок. Она была похожа на Асторию, даже улыбалась также лучезарно, только намного чаще, чем это делала их мама. Скорпиус ощутил, как по всему телу пробежало отвратительное чувство зависти. Зависть к собственной сестре, которая никогда не узнает этого горького чувства потери. Он всеми силами пытался отгородить сознание от подобных мыслей. — Нет! — неожиданно для себя вспылил Скорпиус. — Скажи мне! Нижняя губа Селиции задрожала, но она не проронила ни звука. Лишь уткнулась лицом в отцовское плечо. Мальчик вмиг пожалел о том, что повысил голос. Драко тяжело вздохнул, зарождая в Скорпиусе ещё больше злости. Мужчина собирался с мыслями, искал верные слова, чтобы не разбить сына окончательно. Но как это сделать, если смягчить жестокую реальность невозможно? Малфой-младший ждать не стал. Расценив молчание как поставленную точку в разговоре, он подхватил газету со столика и помчался к себе в комнату. По коридору, мимо удивлённых лиц на портретах, которые часто грозили ему пальцем, когда он бегал по дому. Вверх по лестнице, казавшейся бесконечной. Дверь хлопнула громко. Щёлкнул замок, и Скорпиус остался один. Лёгкие горели, потому что мальчик не успевал делать глубокие вдохи, пока бежал. Охваченный злобным раздражением, он сорвал с себя галстук, бросил мантию на пол, преодолевая жгучее желание пнуть её куда-нибудь в угол. Порывы выплеснуть эмоции угасли так же быстро, как вспыхнули. Скорпиус сел на кровать, расправляя смятый «Пророк» и начиная вчитываться в строки статьи. «Умерла Астория Малфой! Поздним вечером её нашли повешенной в собственной комнате». Дальше читать было невозможно. Руки так дрожали, что буквы прыгали по бумаге. Смысл ускользал, сколько бы раз Скорпиус ни перечитывал предложения. Ему на мгновение показалось, что теперь он один не только в комнате. В целом мире. Никто не встретит его на каникулах нежными объятиями и поцелуями на щеках, радостной улыбкой и словами о том, как по нему сильно соскучились. Больше не будет раз в неделю прилетать сова с письмом, в котором каждое предложение пропитано гордостью и поддержкой. И, как удар от сильной пощёчины, к нему пришло осознание. Мамы больше нет. Она ушла сама. Скорпиус выронил газету из рук, но даже так его глаза всё равно находили кричащий заголовок. Он так сожалел, что всегда отворачивался от поцелуев со словами: «Мам, не надо». Корил себя за оставленные без ответа письма. Он почти никогда не показывал, насколько любит своего родного человека, как сильно её поддержка помогала в попытках заслужить гордость отца. Его желание казаться взрослым и сдержанным стало самой большой ошибкой. Скорпиус не пришёл на ужин, поэтому домашние эльфы принесли ему еду в комнату. Аппетита не было. Накопившиеся чувства вызывали тошноту и отбивали всякое желание даже смотреть на суп. Только ближе к полуночи Малфой съел кусочек хлеба, запив остывшем чаем, и беспокойно уснул. Ему снились похороны. Чёрные фигуры без лиц возвышались над могилой. Шептались о чём-то и иногда опускались на корточки, словно звери, рассматривая что-то интересное на земле. Проводили руками по грязной почве, из которой сочилась кровь и росли синие цветы. Среди толпы Скорпиус искал отца. Отчаянно звал его, просил о помощи, но лишь сталкивался с безликими силуэтами. Иногда его хватали за руки, тянули к могиле в попытке подвести поближе. Малфой просыпался на этом моменте, а потом сон повторялся, будто заевшая пластинка. Скорпиус утром спустился в зал бледный и уставший. Под глазами залегли тёмные круги, очень хорошо выделяющиеся на фоне светлой кожи. Он походил на приведение, вызывая у младшей сестры огромный интерес. Она бегала за ним по пятам, громко смеясь, и дёргая за штаны, и полностью игнорируя предостережения Лулу о том, что ей нужно быть осторожнее. «Ну, хоть у кого-то хорошее настроение», — промелькнуло в голове мальчика. Скорпиус поднял Селицию на руки, заглядывая ей в глаза, но девочка обняла брата, пряча лицо в воротнике белой рубашки. Неожиданно усталость отступила. Стало так спокойно на душе, словно до этого не было тревожной ночи. Малфой поглаживал по спине сестру, раскачиваясь из стороны в сторону. Он случайно взглянул на книжный шкаф, дверцы которого были сделаны из чёрного стекла, и увидел своё отражение. Нежный спокойный взгляд и лёгкая улыбка на губах. Скорпиусу на мгновение показалось, что это не он, а его отец, который вчера так же держал Селицию на руках. — Доброе утро, господин, — Лулу почтительно склонилась, вынуждая Скорпиуса повернуться ко входу в гостиную. Отец выглядел уставшим. Тоже не спал, разгребая бумаги в кабинете. Порой он мог работать на износ, и Астория всегда волновалась по этому поводу. Она могла целую ночь на пару минут приходить к Драко, чтобы уговорить его вернуться в постель. Мысли о матери новой волной захлестнули Скорпиуса. Он слегка пошатнулся, будто его оттолкнули, но удержал равновесие, вспоминая о сестре на руках. Она что-то говорила, порой совершенно непонятное, ведь коверкала и недоговаривала слова. Её маленькие ручки играли с пуговицами рубашки брата. — Я ожидал, что ты спустишься позже. — Я выспался и проголодался. Драко недоверчиво посмотрел на сына. Всё-таки вид у того мало походил на действительно хорошо отдохнувшего человека. — Лулу, подай на стол завтрак, — мужчина хотел было протянуть руки к дочери, но остановился. Только кивнул Скорпиусу идти в столовую, где их уже ждали ароматно пахнущие блюда. Живот скрутило. Мальчик по-прежнему чувствовал тошноту, но постарался съесть свою порцию, обильно запивая водой. Селиция хотела потянуться к пиалке со сладостями, но, заметив строгий взгляд Драко, убрала руку и надула губки. — Папа… — Нет, Лици. Девочка отвернулась к брату. — Копи, — так она называла Скорпиуса не в силах выговорить имя полностью. — Копи, дай. Брат встретился взглядом с отцом, а потом перевёл его на тянущуюся к нему ручку. Селиция сжимала пальчики и всё повторяла его имя. — Тебе нужно съесть кашу. Лици состроила недовольную мордашку, вызывая улыбку. — Мама. В мгновение вся лёгкость атмосферы пропала. Драко тут же подошёл к дочери, а Скорпиус уставился на свой стакан, пытаясь сосредоточиться на узорах. — Мама? Малфой старший поднял Селицию на руки, но она крутилась в разные стороны, в попытках найти Асторию. Голубые глаза потемнели из-за наворачивающихся слёз. Она так отчаянно искала маму, так жалобно звала её, что Скорпиус сам не заметил, как его стакан начал расплываться перед ним. Он сдержался, а младшая сестра — нет. Девочка тихо хныкала на руках отца, не переставая говорить: «Мама, мама, мама». Когда в комнате стало тихо, Скорпиус наконец смог встать из-за стола. На ватных ногах он дошёл до своей спальни и упал на кровать, зарываясь лицом в подушки. Сегодня было Рождество, но никто не стал поздравлять друг друга. Вечером не состоялся семейный ужин, под пышной ёлкой в гостиной никто не ожидал подарков, а в мешочках из дорогого шёлка, развешанных почти по всему дому, не лежали сладости. Скорпиус также не ожидал увидеть позже у себя на столе две упакованные коробки. Одна оказалась от отца. В ней лежал фотоаппарат. Достаточно компактный, чтобы носить его с собой. Сделав пару фото для пробы, мальчик всматривался в карточку, на которой постепенно проявлялось изображение окна и падающего за ним снега. Живая фотография также сохранилась и на самом устройстве. Вторая коробка была побольше, но без подписи. В ней Малфой обнаружил несколько книг маггловского писателя, который ему очень нравился. Это была новая серия, поэтому Скорпиус воодушевлённо принялся читать, перелистывая страницу за страницей. Где-то на середине ему на колени выпала квадратная карточка со знакомым почерком. «Любимому сыну. От мамы». Небольшая капля упала на бумажку, образуя тёмные разводы. Скорпиус тут же подул на листочек, ища глазами волшебную палочку и одновременно сдерживая слёзы. Он отчаянно подбирал нужное заклинание, чтобы вернуть бумаге прежний вид, боясь сделать ещё хуже. Из-за этого палочка в руках дрожала. Движения выходили нервными и неправильными, поэтому вскоре Малфой отбросил её на край кровати. Карточка с золотыми витиеватыми узорами была аккуратно вложена в книгу, с которой он уснул практически в обнимку. Когда настал день похорон, они были совершенно не похожи на те, что преследовали его во снах. Отец не отходил ни на шаг, всегда был рядом, а люди в чёрном практически все оказались знакомы. Бабушка со стороны матери и тётя Дафна со своим мужем. Некоторые «друзья» семьи. Никто не хватал его за руки, никто не пытался подтолкнуть к могиле. Все тихо скорбели, подставляя лицо ветру, что грустно завывал вместе с ними. Он подхватывал снежинки с сугробов и посыпал голую холодную землю. Скорпиус неожиданно для самого себя сделал шаг вперёд по направлению к могиле. Чувствуя руку отца на плече, его немую поддержку, мальчик смог преодолеть путь без сомнений. Губы пересохли, а руки со щеками покраснели от зимнего мороза, но это не доставляло дискомфорта, в отличие от щемящей боли в груди. Драко присел рядом с сыном, доставая из внутреннего кармана палочку Астории из чёрного кленового дерева с вырезанными на рукояти узорами, которые украшались маленькими драгоценными камушками. Мальчик помнил, что именно такие были на обручальных кольцах родителей. Скорпиус молча наблюдал, как действует заклинание, из почвы показались первые стебельки, а потом распустились бутоны нежно-розовых тюльпанов. Он тоже достал палочку, на конце которой вспыхнул свет. Поднял её над головой, и его примеру последовали все присутствующие, кроме Драко, который тщательно выращивал цветы. На ужине Скорпиус не появлялся. Он всеми силами старался избегать гостей, которые смотрели на него с жалостью и желанием как-то утешить. Такое внимание пагубно влияло на самообладание. Ему не хотелось показывать свои слёзы — ненавистный признак слабости. А отец всегда призывал быть осторожным с теми эмоциями, которые не стоило проявлять перед людьми, и неважно, какие благие на первый взгляд намерения таились в их поступках. Может, за ними скрывалось нечто большее, чем простая помощь потерявшему мать ребёнку. Малфой сидел в комнате сестры, переставляя кубики, сооружая высокую башню почти до потолка. Магия не позволяла им падать, но Селиция, понурив носик, обнимала игрушку, белого дракона, которая появилась у неё совсем недавно. Возможно, тоже подарок. Дракон взмахивал крылышками и глядел на Скорпиуса своими чёрными глазами-бусинками. — Может, почитаем сказки? — мальчик подсел ближе, а сестра тут же перебралась к нему на колени, но по-прежнему молчала. — Про феникса, — он аккуратно погладил девочку по голове. — Ты же любишь эту историю? — Папа… — Селиция тяжело вздохнула. — Отец сейчас занят, но он скоро придёт. — Скорпиус точно не мог знать, когда именно — поздно ночью или под самое утро, — но говорить об этом сестре не хотелось. Он призвал палочкой книгу. Обложка переливалась золотом и огнём, а мимо извитых веток летала величественная птица. Мальчик перенёс сестру на большую кровать, которая появилась здесь совсем недавно. Видно, отец иногда спал вместе с Селицией, когда она плакала по ночам. Перевернув несколько страниц, Скорпиус вздрогнул из-за внезапного появления феникса. Тот взлетел чуть выше головы, оставляя за собой красные перья и искорки огня. Лици равнодушно на него смотрела, сильнее прижимаясь к брату. Лулу принесла на подносе чашку с чаем для Скорпиуса и маленькую кружечку с в меру тёплым молоком своей маленькой госпоже. Рядом лежали печенья, посыпанные шоколадной крошкой, и конфеты, которые Лици можно было есть. Девочка воодушевлённо указала пальчиком на эльфа и принесённую еду. — Да, можно, — улыбнулся брат. — Мама? — Сестра заметила на лице Скорпиуса вмиг накрывшую его печаль. — Мама, — она протянула брату дракона. Буквально тыкала им в лицо, из-за чего Малфой хмурился. — Лици, прекрати, — он старался убрать игрушку, но девочка не унималась. Медленными шажками подступало раздражение, набросившееся в итоге очень внезапно. — Хватит! — прикрикнул Малфой, но быстро осёкся, замечая, как огонёк в глазах сестры медленно гаснет. — Прости меня. — Но Селиция улеглась подальше от брата, тихо всхлипывая и совершенно не обращая на него внимания. Она уснула достаточно быстро, и только тогда Скорпиус укрыл её одеялом, рассматривая свой практически сломанный замок. Уродливый, весь в трещинах и вряд ли способный долго выполнять свою функцию. За окном вновь пошёл снег. Большими хлопьями он опускался на землю, скрывая следы и чужое присутствие в доме. Гости, скорее всего, уже отправлялись домой, и Скорпиус представлял их чёрные одежды, усыпанные белым снегом. Слова о помощи слетали бы с их языков раньше, чем они успевали задуматься. Поддержка, соболезнования. Малфой вглядывался в очертания детской спальни, успевшей погрузиться в полумрак. Свечи потухли, камина не было, потому что все боялись чрезмерного интереса Селиции к огню. Комната обогревалась чарами и была защищена множеством сильных древних заклинаний. Здесь Скорпиус должен был чувствовать себя в полной безопасности, но внутренняя тревога лишь насмехалась над ним. Глаза слипались, а организм требовал сна из-за сильного переутомления. Ему казалось, будто он прикрыл веки всего на пару минут, но когда взору снова открылся вид на комнату, она уже освещалась восходящим солнцем, окрашивалась в нежные тона. Розовело спящее лицо сестры, и белый дракон, виляющий хвостом, тоже принял красную окраску. Только цвет он изменил сам, а не благодаря утреннему солнцу. Скорпиус сел на кровати, свесив ноги. Кошмары становились более жуткими и продолжительными. В комнату зашёл Драко и несколько минут стоял у двери, не ожидав увидеть сына. — Скорп? Мальчик сидел с опущенной головой, поэтому свисающие пряди платиновых волос слегка прикрывали его истощённое лицо. Он заметил руку отца, которая легла на плечо и казалось непосильной тяжестью, вынуждая сгорбиться ещё сильнее. — Я виноват. Слова застревали в горле. Выходили тихими и пропитанными болью. Скорпиус сам не ожидал, что из него потоком начнут рваться чувства. Замок слетел, а дверцы раскрылись, и из шкафа выпало всё, что там содержалось, всё, что он так старательно пытался спрятать. — Я не знал, не думал. — Не понимаю, с чего ты решил, что виноват. Скорпиус резко поднял голову, демонстрируя мокрое от слёз лицо, перекошенное от боли, горя и ярости на самого себя и всех, кто не замечал, как Астория жаждала быть хоть немного любимой. Драко присел перед ним, замечая, что слёзы останавливаться не собираются. Он их больше не сдерживал, не мог захлопнуть дверцы, блокируя чувства и… неожиданно для себя понял, что не хочет этого делать. Устал. Словно бомба замедленного действия. Взорвался. Слезами и подступающим гортанным скулёжом. Драко схватил руками сына за плечи, слегка встряхнул его, стараясь привести в чувства. — Здесь нет твоей вины. — Но я так ужасно себя вёл, как… — он зажмурился. — Как ребёнок, Скорпиус. Он отчаянно замотал головой, пытаясь вырваться, но Драко крепче сжал пальцы, из-за чего Скорпиус зашипел. Концентрируясь на физических ощущениях, он на мгновение смог сопротивляться одолевающим чувствам. — Успокойся. — Взгляд отца был строгим и решительным. — Хочешь быть рабом своих эмоций? Скорпиус постарался наполнить лёгкие воздухом, но вместо глубоких вдохов получались рваные, прерываемые всхлипами. Удалось заострить внимание на вздымающейся груди, на неприятном ощущении на коже от солёных слёз, на воющем ветре за окном. Хватка на плечах ослабла. Чувства, воспоминания и эмоции никуда не исчезли, они бесформенно лежали возле шкафа, и Малфой-младший вновь начал запихивать всё обратно. Только когда Скорпиус более-менее взял себя в руки, Драко отступил. Он пару минут о чём-то размышлял, но сказал только спуститься в столовую к завтраку. Скорпиус тяжело вздохнул, ощущая, что уже и на слёзы нет сил. Они закончились, оставив после себя солёные дорожки на щеках. К боку прижалось что-то тёплое. Младшая сестра обеспокоенно смотрела на брата, но не понимала, что происходит. Вся её обида исчезла с первыми лучами рассветного солнца. Будучи в столовой, Скорпиус понял, что аппетит стал для него роскошью. Почувствовать наконец голод было самым приятным ощущением за утро. Ароматно пахнущие блюда вызывали урчание в животе, заглушаемое стуком посуды. Селиция водила ложкой по тарелке, а потом и вовсе отложила её в сторону. Она на дух не переносила каши, а заставить её съесть хоть пару ложек было непосильной задачей. Просто так она не сдавалась, выклянчивая что-то взамен. — Я научу тебя оклюменции, — голос отца раздался по всей комнате. — Думаю, пора освоить и этот навык. Малфой-младший коротко кивнул. Отец всегда лучше знал, когда начинать то или иное обучение. Будь то искусное обращение с палочкой или обычные уроки истории, всё проходило под его тщательным наблюдением. Мальчик посмотрел в окно. Солнце уже успело взойти. Наступил новый день, а следом наступит новый год. Новое время как для семьи Малфоев, так и для самого Скорпиуса. Вернувшись после каникул в Хогвартс, он ощущал стены этого старого замка совсем по-другому. Раньше они источали величие, а сейчас казались мрачными. Не было того чувства восторга и благоговения перед высокими статуями, взирающими сверху вниз. Теперь они смотрели с пренебрежением и осуждением на школьников, разрушающих тишину, что воцарилась после их отъезда. Скорпиус словно потерял что-то внутри себя, но даже не думал вновь стараться это вернуть. В спальне слизеринцев было очень шумно. Мальчишки распаковывали чемоданы, обмениваясь впечатлениями от каникул. Иногда бросали друг в друга вещи или смеялись от шуток. Малфой аккуратно раскладывал одежду по шкафам, временами замечая, как Альбус бросает на него взгляд. Спокойный и весьма дружелюбный. — Эй! Малфой, классный фотик! — одноклассник подхватил камеру с кровати, с интересом рассматривая каждую деталь. Альбус подошёл поближе и встал рядом со Скорпиусом, скрещивая руки на груди, но продолжая улыбаться. — Отец подарил. — Зачётная штука, — он нажал на кнопку, и яркая вспышка ослепила мальчиков. Оба выругались, уставившись недовольно на Винтера, а тот криво заулыбался, подхватывая карточку, где уже двигалось два силуэта. Альбус со вздёрнутым подбородком и Малфой с приподнятой светлой бровью. — Ещё снимочек. — Эй! — Поттер потянулся, но вспышка снова осветила его лицо, а Винтер успел запрыгнуть на кровать. — Тут ещё и карточки бесконечные! — Дай тоже попробовать, Китон, — уже несколько слизеринцев были заинтересованы предметом, поэтому начались догонялки за Винтером, который почувствовал себя папарацци, убегающим от охраны каких-нибудь знаменитостей. Поттер облокотился на деревянную спинку кровати, наблюдая за тяжело вздыхающим Малфоем. Тот бережно спрятал новые книги в шкаф, а потом встретился взглядом с Альбусом. Никто ничего не сказал, но оба неуверенно улыбнулись друг другу, погружаясь в атмосферу детского веселья.

***

Картина, висящая напротив, беспокоила старые раны Малфоя. Он смотрел на спокойное улыбающиеся лицо матери так долго, что могла пройти целая вечность. Её черты были мягкими, поэтому когда она злилась, Скорпиус не мог в полной мере почувствовать себя виноватым. Астория не повышала голос, взращивала в сыне такие важные качества, как благородство и толерантность, терпеливость и сочувствие. Это не всегда получалось, но она никогда не останавливалась. Если вопрос касался сына, Астория становилась очень серьёзной. Будучи уже взрослым, Скорпиус понял, как на мать давили обстоятельства их семьи. Древний могущественный род опорочила дурная слава Пожирателей смерти, с которой Астория и Драко пытались бороться. Глава семьи вытягивал их из болота ненависти, направленного почему-то по большей части на его жену. Её презирали за выбор. Она вышла за волшебника, который, будучи слишком молодым, принял метку. Полюбила его и родила наследника. Её никто не мог понять. Даже семья скептически относилась к выбору, но не могла не стать частью рода. Идея получить доступ к тому источнику магии и знаний, который до этого был им не доступен, казалась слишком привлекательной. Для Гринграсс данный союз был выгоден. Для Драко это открывало возможность исправить бедствующее положение, избавиться от запятнанной репутации — всё же Гринграсс оставались одной из немногих семей, что не принимали участия в войне. Для Малфоя это был брак по расчёту. Так или иначе их отношения на протяжении всей жизни не заходили дальше взаимного уважения друг к другу и поддержки. Крупица за крупицей падали тяготы на плечи Астории, подавляя её, заводя в тупик. Что конкретно послужило последней каплей, никому знать не дано, но каждая мелочь оказалась решающей. Малфой знал, что виноват как сын, не показывающий матери своих чувств, но это было единственной вещью, зависящей от него. Он провёл рукой по холсту, дотрагиваясь до тонких нарисованных запястий, до чёрного шёлкового платья. Астория смотрела на удивление холодно, и даже улыбка на губах не смягчала её образ. Та вина, которую чувствовал Скорпиус в детстве, вспыхивала вновь, но лишь на короткое время, будто специально напоминала о себе, что вот она здесь и всегда будет. Малфой отошёл от полотна, а взгляд зацепился за фотографию на тумбе, на которой они с Альбусом смотрели в кадр одинаковым возмущённым взглядом. Не понимая, как она сюда попала, Скорпиус взял её с собой и направился дальше, больше не оборачиваясь на портрет матери.