Министерству и не снилось

      Хогвартс отдыхает, а большое помещение, отведённое под внеурочную деятельность, кипит жизнью. Не так много студентов заимели свободное от занятий время, но в этом месте всегда усердные, энергично отрабатывают свои навыки в сражении; здесь, в дуэльном клубе сражаются не столько за умения, сколько за бешеной популярностью самого отъявленного дуэлянта.       Однако, Бог шельму метит — и конкретно эта шельма отмечена белыми завитками и родинкой у носа.       — Плавнее, Смирк! — восклицает со стороны Флитвик, видя, как студент отчаянно унижается на длинной сцене-ринге. — Грубой силой только дров наломаешь!       Но Бёркен Смирк не слышит декана, со всей дури машет палочкой и конечностями как тряпичная кукла, метая заклятия в оппонента. Он тут уже минут пять изгаляется в поте лица, однажды решив, что его навыков хватит для завоевания первенства, — наивный ирлашка.       — Баубиллиус! Эверте Статум! Экспульсо! — на издыхании орёт парень, переходя на всё более травматичные заклятия. Без толку. Соперник даже не напрягается, отражает поток магии, но ответку не даёт.       — Легче! Вы не насмерть сражаетесь! — Флитвик в конце концов выдыхается сам и промакивает лоб платком. — А впрочем, кому я это говорю...       Когда очередная молния полетела на соперника, тот вдруг взмахнул палочкой вверх — на момент образовался щит, заклятие отскочило прямо в Бёркена. Всё, что бедолага успел — широко раскрыть пасть и принять удар на себя, отлетая за границы ринга. Послышался удар спиной о пол и болезненный стон. Очевидно, поединок окончен.       Немногочисленная толпа взорвалась аплодисментами, кто-то свистнул засмущавшемуся победителю. По играющему в сторонке граммофону прозвучало окончание одной из заводных песен Чака Берри.       — Ох, отмучался-таки... И это очередная победа многоуважаемого мистера Розье! — подключается к хлопкам Флитвик. — Кажется, у меня появился достойный соперник.       — Ну что Вы, профессор, кто я такой чтобы бросать вызов кому-то вроде Вас? — Эван опускает руки, берётся ими за палочку и приподнимает уголки рта с образовавшимися на щеках ямочками. — Но если Вы решили отдать титул чемпиона без боя — я согласен.       — Вот же коварная натура! — хохочет преподаватель, качая пальцем на студента. — Голь на выдумку хитра! Согласился б, да вот-с, глупо будет так легко превозносить Вас — одного года для мастерства в дуэли маловато.       Бёркен тем временем и не думает вставать — слишком выдохся для лишних телодвижений. Распластался в пыли и закрыл глаза. Тёмные, рыжеватые локоны выбились из помпадура, в таком растрёпанном виде парень и принял поражение.       К нему подбегает сокурсница, оглядывает друга и упирает руки в боки. Прямые чёрные волосы свисают вниз, доставая до юбки.       — Ну? Огрёб? — в мимике тонкие губы показывают два ряда зубов, брови всегда выражают претензию. — Мне интересно только, чем надо думать, чтобы лезть на рожон к этому вот?       Тот приоткрывает один глаз и смотрит на подругу, не двинувшись с позы звезды.       — Грейс. Не сри мне в душу.       — Тебе какой прыщ начесали, чувырла?! — она хватает парня за рубашку и кое-как поднимает. — Пошли давай, профессор Флитвик обещал что-то крышесносное.       Розье с Флитвиком видят, как та толкает поверженного в спину, подгоняя к креслу.       — Дурака и в алтаре бьют, — прокашлялся в кулачок профессор.       — ...«Крышесносное»?       — Ах да, об этом... Видишь ли, Эван, ты хорош: сообразительный, прыткий малый. Пригрелся на первом месте в нашем дуэльном клубе. Пора бы тебя, что ли, сковырнуть... Провести отборочное испытание.       Парень заметил, как студенты стали подползать ближе к рингу. Внутри закопошилась интрига.       — Признаться, не думал, что я так быстро вам приемся... — вполголоса говорит Розье, подходя ближе к краю со стороны Флитвика.       Тот кивнул без огорчения.       — Мои сожаления.       — Но Вы же понимаете, что я та ещё корка? Меня так просто не «сковырнуть», как Вы выразились, — веки опустились чуть ниже. — А судя по вашей улыбке, Вы нашли кого-то, кто — по Вашему скромному мнению — способен достойно сразиться со мной. Кто он? Покажите его.       — Я здесь, чучело, — раздался знакомый голос с верхнего этажа. Все подняли головы, определив звук со стороны перил у кресел. Силуэт, вставший с сидения, продвинулся к лестнице и стал неторопливо спускаться. — Я тут уже полчаса сижу и наблюдаю за твоим балетом, а ты даже не узнал меня? Обижаешь.       Постепенно он начал выходить из тени, и когда в свет показалось лицо претендента, Розье вытянулся. Безразличие сменилось потрясением, а хватка на палочке ослабла. К нему с абсолютной беззаботностью выходит Бартемиус Крауч.       — Ты, — проговаривает Эван с помалу расползающейся улыбкой на лице.       — Я, — отвечает лукавой ухмылкой Барти. Пол тягуче поскрипывал под его шагами.       Флитвик втихую успел ретироваться на место судьи, студенты завоёваны предстоящим шоу. Воздух будто бы электризуется по мере приближения Крауча к Розье. Зал затаил дыхание: очень многие долгое время хотели увидеть в бою друзей змея и орла.       — Я думал, ты так и будешь то в аудитории, то в библиотеке торчать, — Эван вальяжно разворачивается к другу. — Забудешь о личной жизни, покроешься плесенью, мыться перестанешь... Что там ещё ботаны делают?       — У меня выдалась свободная минутка от уроков. Сам знаешь: прекрасные оценки, исключительные знания, авторитет, — Барти взобрался на сцену, ненадолго остановившись. — Меня тут обожают.       «Меня обожают.»       — Поэтому прогнали с занятий на съедение мне? — усмехается тот.       Теперь они медленно подходят друг к другу на середину ринга. Среди студентов зашуршали галлеоны — ставки сделаны, ставок больше нет.       — Ты слышал профессора. Тебя пора сдвинуть, — Барти приподнимает брови домиком. — Кого тут ещё прогоняют? Понимаю, неприятно принимать правду, но ты тут всем надоел.       — Тебе тоже?       Они одновременно останавливаются напротив. Профессор Флитвик не знает, стоит ли уже объявлять начало дуэли? Если честно, ощущение, что они все просто внаглую подглядывают за этими двумя.       Барти покачивает головой, щурится на приятеля.       — А я бы иначе и не пришёл тебе рожу бить.       Только тогда и решились оторвать взгляды, оценить один другого. Они уже подростки, в самом расцвете своего возраста. Двое тринадцатилетних лба, высокие, молодецкие, — видно же, дворянские. Розье отличился своим новым стилем: чёрные брюки палаццо, такая же чёрная водолазка, она удивительно чётко облегает его крепкую фигуру, — нашёл время на тренировки? Лаконично, со вкусом. Бартемиус же, как и любой другой когтевранец, позволил себе фривольность в одежде: белая рубашка в клетку с чуть приспущенным галстуком, брюки тёмные с коричневатым оттенком, на правой руке фамильный перстень; фасон создаёт вид щуплости, и всё же, играющая в светотени рельефность рук говорит об обратном (отец не приемлет тщедушного сына, слабакам в семье не место).       Барти признал видок друга.       — Милый прикид. Что, на Слизерине теперь нельзя с открытыми руками ходить? — он кивнул на максимально натянутые рукава водолазки.       Эван как-то слабо хмыкнул, на миг потерялся во взгляде. С чего это, слова Крауча его задели? Маловероятно.       — Не знал, что ты контролируешь то, как я одет, — он вновь приобретает хитрецу. — Я даже рад, что ты здесь. Недавно довелось выучить новое заклятие, было бы жалко пробовать его на ком-то другом...       — Господа, отойдём от прелюдий и перейдём к действиям, — проскрипел Флитвик. — Между прочим, на вас делают большие ставки. И я тоже... Кхм! Палочки!       Приятели одновременно выставили палочки перед лицом.       — Надеюсь, лягушки у тебя в животе не заквочут от моего удара, — Барти опускает палочку вместе с Эваном.       — Это расизм, — бормочет Розье и с гордым разворотом уходит в конец ринга.       — Ггг'асизм... — передразнивает Барти протянутой французской «Р» и отпускает смешки, отдаляясь от середины.       Для Розье этого было пределом. Он останавливается со стуком каблука, поворачивая к другу только голову. Вымучено улыбается ему и суживает глаза.       — Ну всё, ты себя достаточно зарекомендовал, ублюдок, — прошипел сопернику.       — Раз... — начинает отчёт Флитвик. Толпа в напряжении.       В сторонке сидит ранее проигравший Бёркен.       — Я ставлю на Розье, — вздыхает он. — Он на победу ни шанса не оставляет. Что думаешь, Грейс?       — Два...       — А я за Барти, — отвечает подруга рядом. С граммофона раздалась следующая песня: «Long Cool Woman» группы The Hollies. — Попробуй угадай, что он выкинет в этот раз.       — Ну не, он сюда не так часто ходит, опыта малова-...       — Три! — на этом выкрике соперники резко оборачиваются друг к другу.       И ничего.       Лица толпы исказил вопрос. Флитвик проморгался, смотря то на одного участника, то на другого. Обычно, дуэлянты нападают сразу, но Эван с Бартемиусом встали как на ковбойской стрельбе, бегают глазами по рукам, фигурам: выискивают с чего бы лучше начать. Сосредоточенные и смертельно серьёзные, они ждут удачного момента.       Неожиданно для публики и оппоненту, Барти начинает постукивать носком в такт мелодии. Качает головой, беззаботно пританцовывает. Розье перепутался выходкой друга, задрал одну бровь.       — Ты... потанцевать сюда пришёл?       Тот прыснул, опустил голову в лёгком танце.       — А, не-не, любимая песня просто... Э-эй, слушай. А давай сделаем это под ритм? — начинается распевка и Барти резко атакует друга безымянным заклятием.       Эван на последнем мгновении успевает разбить искру, на всех порах несущуюся прямо в переносицу. Нет, младший, конечно, скользкий тип, но чтобы применять такое на друге?.. Опешив, Розье сразу бросает ответ, забыв о тактике изматывания.       — Это чё было?! — дёргается с кресла Бёркен. — Когда он успел освоить чары без произношения?!       — Ха! Я говорила! — сжимает на спинке кресла кулаки Грейс. — Опять творит хер знает что!       На ринге пылает настоящее магическое фаершоу. Соперники не дают друг другу продыху: метают заклятия как снежки, чётко метят то в туловище, то в руку с палочкой, иной раз в голову. А движения! Несмотря на быстроту магии Крауча, Розье успевает отражать и уклоняться одновременно, да ещё как. Тело будто забыло про кости, вообще про какие-либо бренные ограничения. Ступни плавно скользят, меняют положение как на льду. На фоне фигурных парирований Эвана, Барти более резок, не боится приближаться к оппоненту. Многие заметили его привычку перекидывать палочку с одной руки в другую, подлавливая друга — выбить орудие не выйдет, хитро. Своими бросками на Розье Барти напоминает разгневанную кобру, пытающуюся укусить уворотливого белого мангуста.       Но есть в них кое-что общее, что объясняет эту крепчающую из года в год дружбу — они оба не скупы на грязные уловки. Аква Эрукто Эвана изгибается в струйку, хватает руку соперника — язык огня разбивает это препятствие; подсечка Крауча в ноги — Розье успевает подпрыгнуть; в ответ посылает Ступефай, а со стороны уклона поджидает летящий по кривой Экспеллиармус — каким-то чудом Барти успевает кинуться вниз. С этого же положения бросает атаку, залетевшую Розье со спины.       — Читаешься! — Эван махом разворачивается, аки танцор танго, отражает искру и в ту же секунду возвращается в прежнее положение.       Перед его лицом вырос Барти — бросился к нему с пола и готовит атаку в лоб. Для парирования слишком поздно.       — Нет! — орёт вскочивший Бёркен, когда яркая дуга проходится вдоль Эвана.       Тотчас она разлетается в стороны от неопознанного движения парня. Выставил палочку перед собой, словно это его сабля. Хотя, подождите... Это голубое сияние вокруг палочки как раз похоже на неё?       Барти дёргается назад, хватается за щёку, попавшую под контратаку. Вытаращился на палочку друга.       — Чего?..       Розье ухмыляется в ширь, держа палочку в положении обороны, как если бы это был меч. Того сияния больше не было. Безмятежного вида Эвана теперь тоже нет — вместо него искажённый в драйве враг.       — Я же сказал, ты читаешься, — палочку вернули в обычное положение атаки. — Явно захотел бы отвлечь и напасть вблизи. Ты слишком нетерпеливый.       — ДА-А! — клич Бёркена перекрыл даже музыку. — Жги, Эван, я на тебя десять галлеонов поставил!       Грейс рядом кусает губы.       — Мои двадцать галлеонов... Сука...       А Флитвик чуть не споткнулся о порожек перед сценой, стараясь разглядеть палочку Розье. Никаких отличий, обычное древко. Тогда почему оно разрезало заклятие, как заточенный нож бисквитный торт? Это уже совсем другой уровень... Что там ещё таит в себе этот юнец?       Крауч скалится. Убирает руку от щеки — под ладонью сочащаяся кровь размазалась по коже. Ранка неглубокая, заживёт быстро, но взмах оппонента задел много кровеносных сосудиков. Его товарищ что-то сообразил и не поделился с ним, — за такое обычно проучают.       — Мушкетёр хренов... Ты слишком буквально воспринял дуэль... — выпрямляется, берясь испачканной рукой за палочку. — Чего сразу нож с собой не пронёс?       Розье посмеивается комментарию, следит за Краучем — он медлит. Опять этот притупленный взгляд, Эван его знает: Барти о чём-то глубоко задумался, всяко о новом приёме. Это идеальный момент для удара — а чего ещё он ожидает? Дружеской солидарности? Слишком розовые ожидания от жизни.       — Локомо-...       — Коллошу! — резко выбрасывает Барти, пока Эван произносил атаку.       Тот не успел перестроится в защиту и вот, его ноги намертво прикованы к полу. Подло.       — Попляши теперь! — подначивает младший, взмахивает палочкой над головой и швыряет красную искру — очевидно, Экспеллиармус.       Всё оказывается сложнее, когда обездвиженный вдруг избавляется от чар пришпиленных ног, — Боже, и на такое найдёт противодействие. Розье улыбается шире. Столько дружат и ничего нового. «Для меня ты как дважды два — четыре», — он смеётся в голове над предсказуемостью друга.       Эван успевает отскочить назад и в руках опять сверкнуло голубым. В этот раз зрители увидели форму заклинания: энергия вокруг палочки скопилась в форму шпаги и действует, как если бы от Протего откололи острый кусок — отражает и режет. Самым концом совершают выпад — красная атака рассеивается.       ...А за ней зелёная вспышка?       Магическая шпага распадается от первой атаки и палочка принимает на себя второй удар. В ушах Эвана эхом прозвенело заклятие, которое в него выпустил соперник: «Вердимиллиус Дуо!», — тогда же лицо застывает в остолбенении от внезапной волны тока под кожей. Тело содрогается, когда зелёная молния, пробежалась по руке и сразу достигает головы. Кудрявые волосы встали дыбом, а потом упали выпрямленными локонами — в тот же момент, парализованный, на спину свалился и сам Розье.       Челюсть Бёркена последовала его примеру.       — ...А?       Ещё момент тишины и по залу разнёсся победный клич болельщиков Бартемиуса. Громче всех кричала Грейс — Бёркен рядом даже не расслышал её слова. Слышит только звук своих ускользающих из кармана денег. Где-то в глубине души взвыл алчный лепрекон.       Потребовалось некоторое время, чтобы Флитвик смог оторвать взгляд от поверженного Розье и обратить внимание к Барти. Тот с самодовольным видом направил пистолет из пальцев на друга и «выстрелил» в него.       — Туше, Д'Артаньян, — и пафосно стёр тыльной стороной ладони кровь с раненной щеки.       Профессор слабо усмехнулся, осознав, что надо было ставить на другого дуэлянта. Всё как пожелал младший — любимая песня плавно стихла в такт его триумфу.       — Признаюсь, с выводами я поспешил. В этот раз победа достаётся нашему нечастому гостю — Бартемиусу Краучу! — объявляет Флитвик на радость свидетелям.       Громкие звуки, в ушах напоминающие птичий грай, вернули Розье в сознание. Сколько же усилий потребовалось парню, чтобы начать шевелиться: стоит руке упереться в пол — по мышцам бьёт непрерывная дрожь, тело хватает озноб. Весь напряжённый и потерявший власть над конечностями, но тут из пелены ему протягивают руку. Знакомый перстень прояснил взор и своего приятеля Эван увидел чётко.       — Прохлаждаешься? А я тут блистаю вместо тебя.       Этот голос он слышит ясно, остальной гомон стал бессвязным шумом на фоне. Берётся за руку, пробует сесть — его тут же тянут к себе себя, ставят на ноги. Подкосившись, Эвану потребовалось придержаться за Барти. Тот не был против, подставил ему своё плечи.       — Ты... — Эван помотал головой — голос сам не свой, слишком тухлый для его повседневной напыщенности. — Какого чёрта на меня натравил?..       — Ну не тебе же одному достанутся все заклятия мира, — Крауч похлопывает его по спине, приводит в чувства. — Я, видишь ли, не зря то в аудитории, то в библиотеке торчу.       Тот мотает головой — ещё хуже, теперь равновесие будто расплылось втрое.       — Не помню, чтобы там была усиленная версия... У того заклинания...       Младший пожал плечами.       — Значит будет. О, если тебя это утешит — Бёркен ставил на тебя, — он подхватил вялую руку Эвана и помахал ею разнывшемуся в кресле Смирку. — Поверить не могу, душа этого гоблина оттаяла ради тебя! Ну или ради денег...       Розье потихоньку начал приспосабливаться к положению стоя, руку с плеча Барти не убирал для страховки. Увидел перед лицом свисающие волосы и потрогал их — каким-то образом заклятие выпрямило завитки, визуально сделав причёску длиннее. Они что, теперь навсегда такими останутся?..       Барти заметил растущее замешательство Розье.       — Вот насчёт этого не спрашивай, не знаю, как так вышло, — и заулыбался. — Просто имей ввиду, если облысеешь — я всё равно буду дружить с тобой. Главное ведь то, что внутри человека.       — Они что, выпадут?!.. — с подскочившим тоном спохватился Розье.       — Ой не бойся, ну походишь так пару дней! Неделю. Месяц...       — Та-а-ак-с, мистеры! — к парочке несётся Флитвик с горящими к Краучу глазами. — А теперь поведайте, каким образом Вам удалось усилить заклятие Вердимиллиус, да ещё и изменить его свойство? Страх как нужны объяснения!       Барти призадумался над вопросом.       — А здесь есть какой-то секрет, сэр? Попрактиковал базу, потом просто приложил больше усилий. Почему там образовалась молния — отдаю Вам на размышление.       — Тогда что насчёт нового заклинания оппонента? Как Вы так быстро сообразили, что с ним делать?       — О, ну это случайность. Мне показалось, что это просто видоизменённое Протего, поэтому атаковал сразу двумя заклятиями. Кто ж знал, что щиты моего дражайшего товарища окажутся такими слабыми, — на эти слова Эван промычал что-то невнятное.       Профессор пошевелил густыми усами, почесал подбородок.       — Интересно... Прямо мистика какая-то... Ну, будет с вами. С мистером Розье управитесь?       — Уже управился, сэр, — гоготнул в ответ.       Эван шикнул.       — Пошёл в...       — Пойду, ты только покрепче держись, — Барти распрощался со своим деканом и помог приятелю осторожно спуститься со сцены.       К ним сразу подбежала окрылённая новыми червонцами Грейс и не такой радостный Бёркен.       — И та-ак, итого у меня... Сто тридцать галлеонов! — сокурсница не стесняется пересчитывать монеты прямо перед другом-банкротом. — Куш, мать его за ногу!       — Да вижу я, вижу, подавись уже своим златом... — бухтит сзади Смирк, придерживая одной рукой бок.       Крауч окликнул их, кивая на всё ещё держащегося за свои волосы Розье.       — Очень рад вашей поддержке капиталистического настроя, но у меня тут Эван вяленный, если не заметили. Помогите до больничного крыла дотащить.       — Да в норме я, — оживился пострадавший и демонстративно выпрямил осанку. — Жить буду, к вашему сожалению.       Грейс смерила новую причёску Розье восхищённым взглядом.       — Слу-ушай, а неплохо вышло... Может, меня тоже этим шандарахните? Устала каждое утро с укладкой возиться.       — Во-от, видишь? Всё не так плохо! — ободряет друга Барти. — Пока ещё покрасуешься волосами.       — «Пока»?..       — Ну, в смысле, если они завьются снова... Так, ты вообще прекращай канючить, иначе реально выпадут. От стресса такое бывает.       Эван вздохнул, с меланхолией отвернувшись от друзей и прошёлся в сторону выхода. Редко он показывает такую театральную сторону своей личности, иногда она сама выскакивает наперекор ровному и равнодушному Розье. На потеху троице товарищей.       — Пошли уже на ленч, не то реально в обморок свалюсь.       Барти проследил за ним с приподнятыми бровями.       — Э, и не поговорим о дуэли?       — Там поговорим, идём давай... — небрежно бросил парень и прошёлся дальше. Сбегает от своего поражения.       — ...Не, вы видите это? — фыркает Барти, догоняя друга вместе с хихикающими Бёркеном и Грейс. — Я задел его гордость! Уверен, он ещё меня будет обвинять в своём проигрыше!       — Крауч. Я тебе врежу, если не закроешься, — огрызнулся в ответ.       — Ещё и по фамилии назвал! — тот смеётся и осторожно толкает ворчуна в плечо.       Он позволил себе ещё немного поглумиться над приятелем, пока шли к выходу, — совсем немного, чтобы тот не обиделся вдруг. Когда же двери отворились и перед взором хлынула стайка студентов — у всех четверых на лицах объявились чинные маски. Никто из них не знает, в какой момент и как они приросли к ним. Наверное, влияет то семейное бремя, которое они несут на своих пока ещё незрелых горбах.       Точно известно, что для других — да вообще для всей общественности — эти маски говорят об элитарности рода их носителей.

***

      Господа: Лунатик, Хвост, Бродяга и Сохатый. Этих личностей знают все, от профессоров до уличных крыс. Они известны своими проделками, искромётными словами, громкими поступками. Их свет не касается разве что тех, кто не на их уровне или кому просто нет дела. Мародёры — короли среди своих кругов. А как называют тех, кто остался в тени их распущенности и движется без шуму?       Повелителями.       Сливки общества, вишенка высших слоёв — у них много имён, каждое есть отражение статуса. На этом сословии держатся многие аспекты Хогвартса: финансирование, политика, спорт, безопасность. Золотые детки бриллиантовых родителей. Думали, делишки маглов не коснутся волшебное сообщество? Все ж мы люди — у всех одно на уме. И не всегда чистое.       Подростки Свингующего Лондона, дожившие в своих взглядах до семидесятых — вот контингент верхушки школы. Артисты-диссиденты, только-только заставшие расцвет наркоторговли и чёрного бизнеса, они наблюдали, как экономический крах их страны — Боже, храни Королеву — начал вирусом распространяться в закрытой от магловского мира школы, — не так уж они и отличны друг от друга, да? Смотрели, как трясутся за свои кнаты сокурсники и усмехались. Среди таких классов принято взрослеть намного раньше — цинизма и специфичного юморка им не занимать.       И за прочими кокни вроде Мародёров и всеми подобными этому зоопарку было как-то неинтересно следить. Слишком приземлённо, слишком доступно. Личная жизнь одного златого студента более нечиста, кровава, не приходилось даже придумывать отягчающие детали — правда уже кроет собой все сплетни целиком. Очевидно, многих заденет такое пренебрежение к знаменитым шалунам Хогвартса, они пропищат: «Разве деньги могут быть лучше крепкой дружбы и целой истории, наполненной яркими красками?». О да, могут. И аристократы в тени выделят отдельную благодарность подобным людям и Мародёрам в частности — они прекрасно отвлекают всё внимание низов к себе и отыгрывают роль клоунов. Пока настоящие дела крутились за их спинами и строили сословие нового уровня.       Ну что, шалость удалась?       Говоря конкретно за это самое сословие: о самом именитом дуэте известно не так много, но без сомнений — вы поняли о ком речь. Эван Розье, ака чёртова Бретань и «Министерская ксива» — Бартемиус Крауч. Называли их так в основном те, кому они успели стать неприятелями: Розье за французское происхождение, а Барти за отца-председателя. Для всех остальных они тёмные лошадки, влекущие своей таинственностью и репутацией.       Любопытны их отношения к вышеупомянутому зверинцу (так они их и называли) — односторонние и непосредственные. Те пытались предпринять попытку заобщаться с двумя приятелями, но... Скажем так: на протянутую руку рукопожатия глава не получил. Откровенно говоря, тонко послали нахер. Не сошлись взглядами и статусом. Если Мародёры Ролинг Стоунз, то эти двое — Битлз.       Сегодня отличается лишь то, что с ними не было их старшей подруги — Пандоры. Грейс сказала, что она на дополнительных занятиях по трансфигурации с Макгонагалл. Бартемиус может представить почему: в последний их ночной визит в запретную секцию библиотеки, она с особым энтузиазмом поглощала материал о чарах анимагии и перевоплощения. Скорее всего, её исследования затянутся аж до вечера.       — И так, мистер дуэльный меломан, соизволите рассказать о своём опыте с Вердимиллиусом? — Розье отставил пустую тарелку в сторону и склонился к Барти. — Не поверю, что ты решил просто взять и разучить совершенно случайное заклятие.       — И не верь, — Барти хохотнул, прожевав запечённый шампиньон и заговорщицки склонил голову вперёд. — Не стану же я рассказывать профессору, как шарился в комнате отца.       Все трое интригованно протянули.       — В кабинете самого председателя Визенгамота? Там явно лежало что-то очень дорогое тебе, — Грейс лукаво улыбается.       — Не особо, но я тогда был так взбешён, что решился на протест.       Друзья подсели ближе. Для Барти это знак, что придётся-таки поведать историю.       — Меня прошлым летом наказали за ссору на тему маглов: мне их устройства показались... ну не то, чтобы вау, но авантажными. А отец мой интерес сразу в штыки, даже не объяснил почему. Ну и отобрал у меня винилы с любимыми группами, — парень отодвинул тарелку от себя и сложил руки на столе. — Моя первая мысля была, что он их выбросил, но отец — скряга и не позволил бы себе выкинуть нечто дорогое. Поэтому я додумался пробраться в его кабинет, пока он на работе. Вот только ничего своего не нашёл... Тогда-то и вычитал про второе свойство Вердимиллиуса, проявляющее скрытые тёмной магией предметы. Я подумал: «Да не-ет, мой отец не стал бы пользоваться таким!..», но просто на всякий случай испробовал. И что бы вы думали? — Барти развёл руками. — Все-е мои пластинки были спрятаны волшебством. Чёрным, как рынок в семнадцатом веке.       Ребята зафыркали, Розье качнул головой.       — А-ауч. И не стыдно светлому магу к такому прибегать?       — А они все такие, работники Министерства, — Бёркен крякнул, поедая бараньи рёбрышки. — Особенно после реформ Крауча-старшего. Тёмная магия теперь как инструмент для работы, а чё? Удобно же. Скоро талончики будут выпускать на использование темнухи.       Ни с того ни с сего со стороны столов Слизерина раздался звонкий грохот. Все четверо бросили взгляд на шум. Четверокурсник весь в чёрном попытался удержать на месте вдруг запрыгавшую посуду с его едой. А потом слух достали смешки ещё чуть поодаль: не прошла и половина перемены, а шайка Мародёров уже нашла способ поглумиться над своей любимой целью — Северусом Снейпом.       Грейс и Бёркен одновременно покачали головой и повернулись обратно к столу.       — ...А ведь неплохая тема для размышлений, — Эван кивнул Смирку и продолжил беседу, расслабленно прислонившись к спинке стула. — Я вот лично считаю, что всё хорошо в своих пределах. Светлой магией ведь можно убить? Можно. А тёмной избавиться от какого-нибудь гада. Всему нужна мера.       — Но заметь, тот же Оппуньо не числится тёмным заклинанием, — добавил Бёркен с многозначительной ухмылкой.       — Потому что зависит от создателя, — ответил Барти, протирая руки салфеткой. — В прошлом любили считать, якобы тёмный маг создаёт заклинание только во вред — такие устои сохранились и сейчас. В Министерстве могут наказать за травмы светлой магией, но не за использование. А за, например, Круцио — привлекут за одно лишь упоминание.       Бёркен состроил деловитую гримасу, закивал.       — Благодарим за объяснение, эксперт по министерским делам и что-то там ещё с правом.       В этот раз звон посуды стал ещё громче: вилки с ложками настукивали друг о друга насмешливый ритм, летая над головой съёжившегося Снейпа. Розье нахмурился, когда смех гриффиндорского квартета стал заливистее, отвернул голову в сторону — сегодня они активнее, чем обычно, и почему-то именно в момент его отходняка от дуэли. А вот Бартемиус, тоже уставший как собака, сдерживаться не стал. Грубо швырнул салфетку на стол и отрывисто махнул палочкой в сторону бедолаги — утварь сию же секунду перестала дрыгаться и угомонилась на столе.       Ликование Мародёров прервалось. Барти подпёр ладонью подбородок, скрыв нижнюю часть лица за пальцами. Он заметил на себе взгляд Северуса — не зашуганный, но вусмерть утомлённый от нападок в свою сторону. Кажется даже, он отвесил некую благодарность когтевранскому сокурснику.       Грейс допила чай и встала, подобрав со скамьи сумку.       — Ну, нам пора... Оу? — Новак вдруг остановилась, посмотрев в сторону.       — Ох ты... Эй, Барти, — Эван в то же время подтолкнул младшего, дёрнув головой в сторону, куда глазела подруга. К ним идут четверо знакомых гриффиндорцев.       — Да твою ж... — шепчет тот, прикрывая глаза. Ну ещё чего не хватало.       — И-или нет... Пожалуй, я тут ещё задержусь, — Грейс села на место в предвкушении грандиозного.       По лихому виду хулиганов не скажешь, что они собираются сказать что-то доброе. Скорее «пару добрых», это больше похоже на реальность.       — Мои извинения, ничего, что я к вам без реверанса? — первый обратился Джеймс Поттер, их «главарь». — Просто не первый раз уже замечаю, как вы покрываете нюньчика. Вам что, дело есть?       — Ах, так это вы были?.. — Барти оторвал лицо от руки, приняв удивлённый вид. — Просто меня так взбесило режущее барабанные перепонки дребезжание... На смех было похоже, вроде. Вот и прервал эту какофонию. А что?       — Ничего. Интересуемся, — Джеймс всунул руки в карманы. — Просто если вам этот дороже репутации, то так бы и сразу сказали.       — А ты, я смотрю, знаком с репутацией, чтобы угрожать ей кому-то из нас, — блажь Крауча вдруг омрачилась. Розье в сторонке сардонически заухмылялся — начинается. Да, Поттер знаком с этим понятием, но не настолько тесно как двоица перед ним. Барти так вообще эту тему максимально табуирует вне дома: семейство так тесно связано с этим понятием, что смысл слова «репутация» мальчик понял ещё лет в пять.       Сбоку от Джеймса возник Ремус Люпин. Он учуял напряжение и решил предотвратить нечто... накаляющееся.       — Никаких угроз, пацаны, всего лишь удостове-...       — Пасть прикрой, лунный свет, — осадил Барти, не отрывая прямого взгляда от главаря. — Я не с тобой говорю. Ремус резко сомкнул губы при упоминании Луны, в животе неприятно задвигалось. Как он узнал?..       Крауч меж тем повернулся к Мародёрам полностью.       — Я пришёл сюда голодный, измотанный как конина с пахоты. Устал от тарелочного оркестра, и тут на тебе Боже, что нам негоже — нарисовался ваш шикарный бойсбэнд, — он щурит глаз, подпирая челюсть другой рукой. — А вам самим дело есть-то? Хотите сального прессануть — вытаскивайте на улицу и не нарушайте моральный баланс окружающих.       Ответ Мародёрам по душе не пришёлся, зато его заценили приятели, беззвучно протянувшиеся в звуке «У». Джеймс надкусил нижнюю губу, сверля Барти желчным взглядом.       Его рвущуюся наружу фразу опередил Сириус Блэк:       — Да ты без своего отца и не был бы таким храбрым, сынуля.       — О да, нам-то есть чем храбриться, — вступил в дискурс Розье. — Мы имеем всё, чтобы выйти из воды сухими.       — Тебя-то кто спрашивал? — фыркает Сириус.       — О? — тот расплылся в безобидной улыбке. — Pardon, messieurs, просто на ваших лицах прямо звенел вопрос, я подумал, что это хорошая возможность для ответа.       Сириус свёл густые брови к переносице, наклонился поближе к Эвану. Он не может объяснить почему, но этот картавый слизеринец, просиживающий штаны за столом когтевранцев, его слегонца подбешивает.       — С тобой вообще... всё норм? — спрашивает он тихо.       Розье не теряется в своём выражении.       — Со мной всё хорошо, благодарю за беспокойство.       — Не все мозги на дуэли поотшибало, да? Может, вечером пройдёмся, я исправлю это?       — А что? За ручку меня подержать хочешь? — Розье подобно Барти, неожиданно опускает веки и принимает зловещий лик.       — Сириус, не заводись, — Джеймс цыкнул ему. Блэк вернулся на место, недовольно скривил губы.       — Да, не заводись на меня, Сириус... — вздорно пробормотал под нос Эван, от чего Крауч тихонько фыркнул.       Джеймс снова обратился к Барти.       — Объяснять это как-то собираетесь, господа?       Парень двинул челюстью, пошевелил пальцами подпирающей подбородок руки.       — Нет.       — Правда, что ль? Мы ж не то можем подумать, знаете. Мало ли, все вдруг узнают, как буржуазия покрывает всякую замухрышку, — Джеймс кивком показывает на Снейпа и улыбается. Он явно доволен своим положением: вежливые аристократы не смогут дать грубый отпор. — То есть... Правда, вы ж даже не общаетесь. И не знаете его... А мы вот знаем. И вот кому-кому, а праведной семейке Краучей не стоит мешать проучивать этого...       — Значит слушай меня, сука, — внезапно гулко отвечает Бартемиус. У гремучей змеи заиграла погремушка. — Хогвартс и Министерство узнает о незарегистрированных анимагах и весь ваш трогательный зоопарк накроет инспекция. Если такой выход вас устраивает — милости прошу, усирайтесь дальше.       А вот теперь молчат все Мародёры. И по стянувшейся физиономии Джеймса видно, как он пытается прикинуть в голове, кто мог проговориться об их звериной тайне.       — ...Кто распиздел? — хмурится Поттер.       — Неважно кто, обратите внимание на то, что распиздели, — Крауч моргает, приобретая во взгляде подтрунивающую иронию. — Если об этом секрете узнали, узнают и о других ваших шалостях. Может даже более помпезных, чем это... Просто потому что сегодня ты решил повыяснять отношения со мной.       Сзади парней высунул морду Питер Петтигрю. Он, столкнувшись со зловещей аурой младшего, сразу скрылся за спинами, — не хитри с Дьяволом, а то и про тебя вспомнит.       Барти видит растерянность, пользуется этим. Продолжает:       — Понимаешь, Джеймс, до этого между нами всё было так оппупенно. До момента, пока ты не припёрся сюда и не начал качать права за свою же... хрень, — он специально выделяет голосом ругань. Говорит «смотри, я манерный человек, но в карман за словом тоже не полезу». — Заявляю: я не в настроении. Как подметил Эван — мой отец большая шишка в вашей заднице, и я обязательно воспользуюсь своим положением, чтобы попортить кому-нибудь не то, что настроение — а жизнь. Меня услышали?       Квартет переглянулся. Они поняли, почему никто в принципе не горит желанием лезть к этому паранормальному кругу. Похоже, они у края чего-то намного больше их самих — больше, чем стены этой школы.       Джеймс бросил косой взгляд на Снейпа вдали, — наверное, потом ему за защиту со стороны высших сортов ещё влетит. А пока, Поттер поубавил пыл. Вздёрнул брови, качнулся на ступнях. Действительно, балагану тут не место.       — Никаких проблем, братья. Всё чинно, благосклонно, — и отвесил шуточный реверанс, проваливая с друзьями туда, откуда пришли.       По мере их отдаления, Барти с Эваном посмотрели друг на друга, вместе присвистнули.       — Ну вы чё, как так... — клокочет с остальными Бёркен, принимаясь за следующее рёбрышко.       — Жуть какая. Надо потом на вшей провериться, — Грейс смахивает призрачную слезу, посмеиваясь. — Не горю желанием это обсуждать, я зрелищем сыта.       — Поддерживаю, — соглашается Барти, отходя от былого раздражения. — Вы вообще уже покидать нас собирались. Кстати, куда?       — Ай, да так, — отмахнулась она. — Хотим побыстрее закончить проект по астрономии. Вам тоже советую, обещали жёстко пройтись по каждому студенту.       Крауч с Розье переглянулись.       — Так мы уже.       — Уже?! Нет, я с вас, ребят, валяюсь, — она закатила глаза и щёлкнула Смирка по макушке, встав с места. — Пойдём от них, звездочёт, они слишком крутые.       Тот помычал, наспех обгрыз рёбрышко и стал собираться с набитым ртом.       — Звездофёт? Это ты про фебя фкажи... — потом выплюнул косточку на тарелку и убежал, нагнав Грейс у ворот.       С их уходом Розье заметно поник. Он немного помолчал, обратив озабоченный взгляд на Бартемиуса. Зал стал тих, будто предчувствуя настроение парня.       Эван наклонился к приятелю.       — Виниловые пластинки... Звучит несерьёзно, — таинственно заговорил с ним.       Барти не ожидал, что эту десять раз забытую тему вновь продолжат. Взглянул на Эвана, проморгавшись.       — Ты о чём?       — Я знаю, что у тебя отец довольно... ну... Он жёсткий мужик, скажу так. Буквально ввёл разрешение на использование непростительных заклятий аврорам, дозволил убивать на месте, а с сыном такой детский сад?       — Ты что, хочешь сказать, я соврал?       — Именно, — Эван ответил быстро и твёрдо, что сбило Барти с толку. — Ты соврал и непонятно почему. Мне-то ты расскажешь, что произошло в действительности?       Крауч отвёл взгляд, поёжился. Надолго замолчал, уставившись в пустую тарелку — Розье видит, как он теряется в вариантах ответа. И его это глубоко заботит. Ему правда есть дело до того, что влияет на его близкого друга.       Барти облизнул губы.       — Как я сказал: ничего особенного, — пожал плечами, вновь посмотрел на друга. — Просто немного повздорили.       Внутрь младшего крадётся неопределённое доколе ощущение, когда Эван смотрит ему в глаза, старается отыскать в них правду. При дневном свете с больших окон они похожи на хрупкий хрусталь, теряющийся сейчас в желтоватых крапинках радужек Бартемиуса.       — Точно ничего такого? Ты знаешь, я ведь никогда тебя не осужу за личное.       Тот улыбнулся. Прикрыл глаза и медленно покачал головой, надеясь, что друг не узнает, как вымученно он строит безмятежность.       — Всё хорошо.       

      «Наконец я достиг того возраста, когда меня не жалко наказать способом пожёстче. Я получил оценку «А» по астрономии — этого достаточно, чтобы на весь день оставить меня запертым в подвале, искать запрятанный способ выйти отсюда. Мне холодно и руки не слушаются меня, губы дрожат и невнятно произносят заклинания, но я так хочу есть, поэтому мне лучше выйти отсюда поскорее. Я не хочу расстраивать маму, когда она придёт с работы.»

             Внезапный скрип врат и топот вытащили из омута раздумий. Барти только сейчас понял, насколько крепко он выпал с реальности, когда увидел помутневшего Эвана. Приятель уставился на вход в главный зал, над светлыми бровями появились напряжённые впадинки.       — Барти, там... — почти одними губами произносит он и тогда младший сам оборачивается на приближающиеся звуки твёрдых шагов. К ним идут несколько авроров, среди них Барти узнал Аластора Грюма. И сам Крауч-старший во главе.       Это сдуло все прошлые размышление подчистую, погрузив организм в ощущение беспричинной тревоги, — хотя казалось бы, чего бояться? По Розье тоже читается, как он забеспокоился, но по мере приближения председателя, замял волнение под уверенным блефом. Как грязь под ковёр, дабы ищейки не вынюхали страх.       На лице Крауча-старшего Барти разглядел несколько эмоций: серьёзность, замешательство, недовольство. Хотя, на работе он всегда выглядит именно так. Просто сейчас совсем малость выдаётся свирепость.       Люди Министерства остановились напротив друзей.       — Эван Розье? — официальным тоном спросил председатель.       Эван хоть и состроил бесстрашие, но слегонца подрагивающий голос выдаёт его.       — Да.       После подтверждения личности, отец мельком посмотрел на сына — да так строго, что тот уже готов был оправдываться (за что — пока непонятно).       — У меня есть пара вопросов касательно вашего отца — Гарета Хьюго Розье. Пройдёмте со мной.       Со своего ракурса Барти заметил, как дрогнули колени Эвана, и всё же тот с выдавленной решительностью встал, вышел из-за стола и прошёл с председателем к выходу.       — А Бартемиус-младший? — спросил Грюм и кивнул в сторону младшего. — Он тоже может что-то знать — не первый год рядом ошивается.       Старший остановился. Пораскинул мозгами, вздохнул. В словах мракоборца есть смысл. Подозвал сына к себе и вместе вышли из зала, — всё равно стало не легче. Всю дорогу Барти подмечал как Эван прячет от других глаза и трёт запястье.              Они расположились в пустом кабинете трансфигурации. Пара мракоборцев стояла снаружи у двери, а внутри за передней партой в левом ряду сидели приятели и председатель с аврором.       — Сейчас я буду обращаться только к Розье, — старший снял шляпу и положил рядом с собой. Из внутреннего кармана плаща вылетел блокнот с пером — они будут записывать весь процесс беседы.       Мужчина кашлянул, сцепил руки на парте. Эван смотрел ему в брови, нос, лоб — куда угодно, только не в глаза.       — В общем и целом... Так как ты сын, тема будет весьма сложной, — начал председатель. — Мы подозреваем, что твой нынешний отчим не рассказал тебе о ситуации с Гаретом, поэтому придётся об этом сообщить мне. Твой отец уже давнее время является Пожирателем смерти в розыске и недавно мы нашли зацепку о нём.       Эван втянул воздух в ноздри и крепко сомкнул губы. Мысленно Барти чертыхнулся: так он не знал...       — Единственным родственником Гарета являешься ты. Мы получили сведения, что он время от времени контактировал с тобой, — голос старшего стал холодным. Видимо, вводная часть с пониманием трагедии уже прошла. — Нам нужно узнать о чём именно вы разговаривали и где он может находиться сейчас. Дело неотложное, поэтому нам пришлось побеспокоить вас обоих во время обучения, — так он мягко намекнул на то, что всю информацию лучше рассказать сразу и быстро.       Барти боком взглянул на Эвана. Он ещё никогда не видел его таким серым. Чует эти тяжкие фибры, распространившиеся от друга. В аудитории стало пасмурно.       — Пригодится любая информация, которую ты запомнил со встреч с отцом. Мы-...       — Мой отец... — начал Розье и Барти опешил с его тона — такой обречённый, низкий. — Не может быть Пожирателем.       Председатель переглянулся с мракоборцем и вдохнул.       — Понимаю, это тяжко принять. Мы знаем о твоих крепких отношениях с отцом и о моменте развода с матерью. Однако, у нас есть доказательства от надёжных источников о тесной связи Гарета с Пожирателями смерти.       — Хреновые у вас источники, получается, — резко отвечает Розье и Барти не сдерживается — кладёт руку ему на плечо. Сочувствует. Надеется, что от этого другу станет хоть немного легче. А так же вскользь напомнил, что с председателем так жаргонировать не стоит.       Старший хмурится, втянулся в себя от препираний допрашиваемого. А разве стоило ожидать другого? Известно, что Розье-старший души не чаял в своём сыне, всегда поддерживал с ним контакт, даже после развода. Связь потухла в удивительное совпадение со смертью матери. Скорее всего, малышу Гарет наплёл, что отсутствует по работе — всё таки компания востребованная: производит магическое сырьё с продажей другим организациям оптом. А на деле вершил тёмные дела во имя своего Лорда.       — Пусть Розье-старший не является Пожирателем, ответить на вопрос ты всё равно обязан, — бурно проговаривает Грюм. — Ваша семейка и в прошлом была привержена идеям Сами-Знаете-Кого-...       — Но мы не в прошлом! — возражает Эван, пока аврор холодно продолжает.       — ...-и знать о любых ваших действиях является нашей работой. Расписание дня, где проводите время, какими хлопьями давитесь на завтрак — абсолютно всё. Это закон.       Тут Розье совсем поник, губы пересохли и время от времени подрагивали. Руки под партой сжимали штанины на коленях. Парень кривовато усмехнулся, свесив нос.       — Понятно. Меня вы, видимо, тоже считаете подозреваемым, да? — он без страха метнул взгляд на Грюма.       У того и морщинка не дрогнула, смотрит в ответ так же прямо, своими двумя отражениями помешательства.       — Веских оснований нет, но как только — так сразу, шкет.       Парень не выдержал его вида. Сбился во вздохе и быстро отвернулся. Глаза — зеркало души? Какая же она морозная и вязкая у Грюма. Образцовый мракоборец.       — Если тебе и твоему отцу нечего скрывать от Министерства, то причин для страха тоже нет, — добавил председатель. Это было не утешение. Завуалированное предупреждение. Потому что псы уже учуяли мандраж зверька.       Внутри Барти вспылило и он, не подумав, выдал:       — Я с самого начала обучения знаю Эвана и он точно не имеет ничего общего с Пожирателями-...       — Я сказал, что сейчас обращаюсь только к Розье, — звучно перебил сына старший. Тон отца заставил того моментально сгладиться, утихомирить гомон.       Взгляды министерских обращены к Эвану. Сжавшемуся парню, ожидающего какую-нибудь случайность, которая заставит прервать допрос и оставить его в покое — да, совершенно точно это допрос. Пока без пристрастий, но это пока.       Слышно, как каблук обуви постукивает по полу в треморе. Розье смотрит вниз, на складки своих брюк.       — Я всё расскажу. Но я не верю, что он... — кверху подпрыгнул кадык — сглотнул, горло наверняка давит болезненный ком. — Что он мог так поступить.       — Не сомневаемся, мистер Розье, — председатель заметно расслабился — раскололся всё-таки. Перо с готовностью выпрямилось у блокнота. — Если потребуется, Бартемиус подтвердит какие-либо утверждения.       Допрос прошёл в надтреснутом напряжении, сконцентрировавшимся за одной партой. Младший не опроверг ни одного слова Розье, тот действительно говорил правду. Он также узнал, что Гарет давно наговаривал сыну о каком-то обществе, в котором их семью ждёт успех, но это всяко было только в рабочих кругах; о предложениях отца поехать с ним, однако Эвану обучение в Хогвартсе было предпочтительнее; о том, что тот частенько поднимал тему потенциала тёмной магии, но всё это, скорее всего, было только в рамках теории...       Каждое подобное предложение было зафиксировано и явно будет рассматриваться всем Визенгамотом. По мере дачи показаний Бартемиус видел, как растут сомнения на лице и в голосе Эвана: видно, он и сам начал понимать, как много совпадений возникает между отцом и преступной организацией. Его тёплое отношение не позволяет подумать о родном человеке такое, это рушит состроенный в голове мир, полный света и заботы, Барти уверен в этом.       По окончанию, оба друга были целиком и полностью выжаты. Покинуть аудиторию — как окончить все мучения, дышать стало гораздо легче от осознания, что всё позади. Относительно. Будто их допросчиками были дементорами в человеческих обличиях.       Розье ничему не был так счастлив, как возможности спрятаться от понятых и облегчиться присутствием приятеля, да только...       — Сын, задержись ненадолго, — раздался со спины голос Крауча-старшего.       И Барти прекрасно понял, о чём будет беседа. Вспомнил о своих давно-давних словах. Его безнадёга была замечена Эваном, это только сильнее вгоняет друга в подавленное состояние. Он вышел, а младший остался на очевидное растерзание.       Председатель подошёл к сыну. Губы сжаты под идеально ровными усами, взгляд мутный — не столько от отбрасываемой шляпой тени, сколько от праведного гнева.       — Я вижу, ты понимаешь, что я собираюсь тебе сказать, — начал с постепенно растущим раздражением в голосе. — И я напрочь сбит с толку тем, что, при всей осознанности, ты продолжал мне лгать.       — Зато теперь вы увиделись лицом к лицу, — в горле Барти вдруг зажгло, как если бы он сказал проклятые слова. Впервые даёт отпор за такое долгое время. — Доволен?       — Абсолютно нет! — шипит старший. — Наше расследование могло бы давно завершиться, если бы ты не соврал об имени и факультете своего мглистого дружка!       — Эван не мглистый, — упрямится тот, напрягая брови. — Он сказал всё, что тебя интересует. Да блин! Он вовсе не счастлив тем, что его отец Пожиратель, ты же видел!       — Это ещё не показатель, что он не сможет оказать на тебя влияние!       — Какое?! Завербовать меня к Сам-Знаешь-Кому?!       Отец выпрямился. В плаще он похож на большую ворону, закутанную в собственные крылья.       — Уж не знаю, что он тебе может сделать!       — Вот именно, что ничего! — зло выдал Барти, чувствуя как от мимики надрывается зажившая ранка на щеке. — Я не баран, которого легко увести куда-нибудь. Сам осознаю, что хорошо, а что нет!       «Я осознаю, что хорошо, а что нет.»       Грюм стоит в сторонке, безучастно разглядывая аудиторию.       — Оставь пацана, сам же говорил — он мозговитый, — бормочет аврор.       — Это уже семейное! — отмахнулся от него отец. — С этим я сам разберусь!       — Ты правда так обо мне беспокоишься, или просто не хочешь воспитать позор?! — в сердцах выдаёт Барти, от чего председатель отклонился назад, как от выстрела в грудь.       На лбу вскочили морщины, тёмные глаза вытаращили на своего отпрыска. На него взглянул даже мракоборец, теперь рассматривающий что-то в парне. Пауза перед ответом давит. Будет ли вообще этот ответ? Его никогда ранее не было.       Губы отца размыкаются со звуком.       — ...Я, несомненно, беспокоюсь о твоём воспитании, — произносит старший как можно ровнее. Опускает плечи, снижая градус атмосферы — она сейчас натянута как тетива, готовая либо выпустить стрелу, либо сломать лук пополам.       Младший получил ответ. Только теперь он сомневается в том, нужен ли он был вообще? Тем не менее, первая его реакция — блеснувшая в глазах надежда. И она более чем оправдана — до этого момента на все подобные вопросы сын получал отворот-поворот и полную анафему. Получается, отцу в самом деле не всё равно. С этой цепочкой мыслей вялый костерок веры в семью перерастает в пламя.       Отчаяние сменяется на покой. Тучи сошли с аудитории, когда Барти вздыхает и слегонца кивает отцу.       — Но не думай, что я не припомню твою выходку, — хмурится отец, он не спеша продвинулся к выходу.       — Как скажешь, — слабо усмехается сын. Ему теперь всё равно на наказание — он запечатлел момент, когда отец показал своё небезразличие к нему. Его родителю есть дело.       На губах Крауча-старшего показалось подобие мимолётной улыбки, отцовская рука легла на плечо Барти. Почему-то, от её тяжести Барти несколь поморщился — где-то между лёгких что-то неуютно толкнулось, гремуче загудело. На это он не обратил особого внимания, скинув на то, что ему ещё предстоит привыкнуть к вниманию отца.       — Отправляемся в Министерство, — скомандовал председатель аврору и они вышли. Барти так и не сдвинулся, когда ему кинули последний взгляд. — До зимы, сын.       Парень смотрит на место, где стоял его отец. Всё произошло так быстро, лишь из-за того, что внутри задержалась одна мысля — ему есть дело. Он беспокоится. Теперь Барти точно убеждён в том, что в его семье всё как у всех. Просто стресс учёбы заставил перекинуть панику с себя на семейный круг. Трясётся непонятно из-за чего. Надо замять это, иначе ненароком испортит эту идиллию, с трудом приобретённую в его семействе.       Бартемиус трёт большим пальцем перстень и глупо улыбается в пустоту.       Всё ещё впереди. И всё будет хорошо.       

      «Наверное, тогда-то я и почувствовал то, что будет гложить меня в будущем — тяжесть ладони, накрывшей меня. Я не уследил за этим. Не услышал между строк. Он сказал это явно в усмешку надо мной. Какая там свобода, теперь за мной будет следить ещё больше глаз, править путь руки, совершенно непричастные ко мне. Подсознание уже тогда твердило — что-то не в порядке, но оно не говорило где. Поэтому я забыл об этом. Зарыл в собственной могиле. Почему я осознал это только несколько лет спустя: он не ответил на мой вопрос. Он сказал, что беспокоится о моём воспитании.»