Министерству и не снилось

      Круг. Символ бесконечности, абсолютного совершенства, свободы. Это непрерывная линия, замыкающая внутри себя пространство, время и нечто духовное. Маги любят символизмы, они вкладывают их везде, где только можно. Особенно, если это голова их единства.       Министерство магии. Добрая часть помещений и архитектурных элементов организации выполнены в форме круга. В том числе зал Визенгамота — главный судебный отдел. Это организация прав и чести всех волшебников. Уста правды, рука правосудия и… Нога чего-то там.       Что они ещё напридумывали? Можно предположить, что ничего стоящего. Министерство Магически Долбанутых Афоризмов, вот что это такое! Видно, туда нанимают отвергнутых миром поэтов-политиков с манией величия. Да, эта жажда к величию, пожалуй, очень хорошо отражает то Министерство, которое помню я — сынок главы Отдела магического правопорядка. Только так я и запомнил отца. Помяните мои слова, это единственный раз, когда я его так назову.       Так странно видеть человека, который живёт работой, успехами и репутацией, но не признающим, что идёт по головам ради этого. А он идёт! Скачет по ним, как на цветочной лужайке! Я бы назвал это скошенной поляной, на самом деле: цветы-то срывают не его руки. Перо — вот его оружие. Стоит ему хотя бы капельку чернил уронить рядом с твоей фамилией — к тебе домой на огонёк нагрянут мракоборцы. Может и не домой. А им насрать на это, хоть перед детьми на утреннике.       Я присутствовал там: в суде, на встречах, званых вечерах. Везде, где есть он. Внимал принципам работы на галстучков. Это долбанный маньяк в сфере правопорядка, он и младенца с обрыва кинет, если кто-то скажет, что это Пожиратель.       Но зато какой исполнительный. Класс. Нет, реально классно. Мужик слова. Это, наверное, единственный плюс, который я в нём увидел. А стоит напомнить, что плюс рождается от минуса на минус. Прикиньте, сколько у него таких плюсов? Не человек, а сплошная арифметика, чтоб её. Так же чёрте как рассчитаешь, что ему надо в этот раз. И при всём этом, какой бы ахинеи от него я не натерпелся, сколько бы раз меня не запирали в подвале за оценку ниже «О» — мне отказаться от него было сложнее, чем ему от меня.       Кстати. От круга в зале Визенгамота только название. Он выполнен в форме шестиугольника, углы которого не протирали от пыли, стало быть, аж со времён Улика Гампа.

***

      «Сегодняшнее летнее зарево наконец-то одержало победу над морозом ревнивой весны. За такую длительную холодрыгу термометры показали первые градусы, достигшие отметку аж в двадцать! Маги могут сбросить утеплённые кафтаны и вдохнуть полной грудью приветливую погоду! Только сильно не переусердствуйте, простуда штука не волшебная и касается всех нас. Но если болезнь уже добралась до вас — спасением станет новая чудотворная мазь от специалистов «Святого Мунго» всего за пятьдесят галлеонов!» — весело вещает диктор по радио рядом с рабочим столом министра магии Корнелиуса Фаджа. — «Не скрою, что даже Министерство магии, кажись, начало улыбаться нам шире, что есть добрый знак. Можно только представить как бывает ужасно муторно снимать с себя все слои плащей и прозябать в кабинетах только ради того, чтобы снова пялить всю одежду на себя!»       — Пожиратель смерти в Хогвартсе! На посту преподавателя! — перекрикивает юмориста в ящичке Фадж.       Брюзгливое лицо краснеет сильнее и сильнее от каждого плевка словом, у виска вскочила венка, отбивающая злостный такт пульса. На каждый слог приходятся целые мышцы лица, не говоря за стальные связки — они уже побили рекорд по самому громкому ругательству в стенах Министерства. Настолько всё плохо.       — Это варварство! Подкинутая змея в наш курятник! И я возмущён, что это дело рук не хищников, а самих, мать его, петухов!       Бумаги до крупной дрожжи сжали в руках, а затем ими ударили ни в чём не повинный стол, — хотя, не нам судить, это дела Министерства, очевидно. Несколько листов медленно скатились с края и плавно приземлились на пол, не желая ловить на себя капельки слюны. Будто сейчас прожжёт своим ядом насквозь и попортит все ценные данные.       Как же быстро Фадж разбушевался от одного только заголовка газеты. И вправду что, пресса творит настоящее волшебство — не помогла даже дипломатическая стойкость. Заголовки резво и игриво проникают в душу тех, кого это непосредственно касается. Не подействуют только на буддийских монахов: не успеют добежать до газет по их километровым лестницам.       Две работницы стояли перед столом и выслушивали всё негодование бродящего туда-сюда министра. Одна, та которая донесла такую разрывающую внутренний мир Фаджа весть, вытянулась по струнке и спрятала голову в плечи от звука удара бумагами. Тонкие губы поджали, вообще скрыв из виду, а когда в моменте решили изречь что-то — тут же захлопнули от греха подальше. Правильно, думай прежде чем привлекать внимание. Оно сейчас ой как не нужно.       — Наверное, это просто допущение прессы для броскости статьи, сэр министр. С-сэр… — промямлила женщина.       — Попрошу, мисс Ноктор! — перебил Фадж, оборачиваясь к ней с задранным кверху пальцем. — Для этой броскости нужны основания и они тут — о, Мерлинова борода — есть! К со-жа-ле-нию! — на каждом слоге он постучал этим пальцем по заголовку «Ежедневного пророка». Конкретно на место, где красовалась крупным шрифтом надпись: «НОВЫЙ ПРЕДМЕТ В ШКОЛЕ ЧАРОДЕЙСТВА: ТЮРЕМНЫЕ ПОНЯТИЯ».       Ноктор, не найдя что ответить, снова сжала губы крепче прежнего. Теперь точно сто раз отмерит, и ещё сто раз отмерит, прежде чем сто раз отмерить. Отрезать? Это если смелости хватит.       А вторая работница будто и не ругань пришла слушать, а похвалу и повышение зарплаты. Весь сей концерт стоит предовольная, растянутая в лёгонькой улыбочке для своего дражайшего министра. Ноктор иногда поглядывала на неё, пытаясь сообразить, кем же она здесь приходится с таким неординарным, самобытным на фоне остальных видом.       Ростом женщина пониже, но намного старше. Лицо сахарное, почти детское в выражении. Её возраст выдают только старческие морщины и небольшие брыли внизу щёк. Но если говорить без приукрасов, то личико её, воистину, жабье: длинный рот, широкие скулы и округлые голубые глазёнки. В отличие от одетой по-официальному мисс Ноктор, на ней розовый шерстяной костюмчик с маленькими пуговками-жемчужинками. И миленькая брошка с котёнком, приколотая с правой стороны воротничка.       — Я бы не назвала это большой проблемой, — мягко произнесла женщина. — Пока газета не издана, есть шанс внести правки и удалить статью. Это и не первый подобный эксцесс, вспомните: со статьёй про смерть Бартемиуса Крауча-старшего была такая же история — нам было невыгодно освещать смерть главы Отдела международного магического сотрудничества прямо во время Турнира трёх волшебников на нашей территории.       — Получается, по-Вашему никто из типографии не учится на своих же ошибках? Это ж ещё хуже!       — Почему же по-моему? — женщина развела руками. — Это неоспоримый факт, сэр.       Курс истерии отодвинули с Ноктор на прессу. Стало даже легче дышать.       — Спасибо, — прошептала она.       — Я Вас не спасала, — не снижая тона вдруг ответила женщина в розовом. — Осадили Вас вполне заслужено.       И обратила взгляд на коллегу с чванливым укором, удостоив им не более чем на секунду. Внутри Ноктор что-то рухнуло от такого ответа: наверное, это была надежда на благоприятное сотрудничество. Что ж, не в этот день.       В кабинет очень кстати постучался и (весьма вальяжно для текущей ситуации) заглянул работник редактуры с карандашом за ухом и кружкой кофе в одной руке. Он, впрочем, сразу встал в дверях, увидев остервеневший вид министра. Застыл как сайгак перед тигром.       — Кто печатал эту ересь, а? Кто?! — накинулся на него Фадж.       Глаза редактора упали с министра на газету и поднялись обратно. Перестарались с магией прессы…       — Не помню… Наверное… кто-то из ребят второй смены, — вымолвил он.       При слове «ересь» парниша понял, что тут орут совсем не от восторга и остроты ума этих загадочных ребят. К слову, угадайте, в какой он сам смене.       — И каким таким образом они эту информацию выкорчевали? Инсайдерские фокусы? Кентавры нашептали по секрету всему свету?! — Фадж судорожно покрутил рукой в воздухе и артистично вильнул тучным корпусом, подражая лошадиному крупу.       — Пипец… — ругнулся под нос редактор, почесав репу. — Фло-… Флоренц, вроде так его зовут.       Лицо министра вытянулось в обалделости. Теперь глаза ещё шире: выпучили так, что сейчас из орбит повыпадают и покатятся к лакированным туфелькам и без того смявшейся мисс Ноктор. Такого смешного зрелища сейчас бы не помешало.       При упоминании имени кентавра, со стороны розовой дамы послышался высокомерненький хмык. Она и не пыталась скрыть предвзятости ко всем, кто не похож на человека. Квёлая коллега не отреагировала на реакцию и предпочла считать, что ей показалось.       — Я правильно понимаю, уважаемый, что теперь первоисточники вы берёте у парнокопытных в лесу, в который, дай Бог, пикси залетит, не то что новость?       — Вообще-то, лошади непарнокопытные…       — А Вас сейчас не просили блистать умом! — вернулся в состояние огра Фадж, от чего дрогнули и редактор, и Ноктор.       Теперь красные у министра и уши тоже. Собственный крик так разбагрил целую башку, что с ним сейчас можно сэкономить на плите. Только жарить будут души провинившихся, а потом — ещё хуже, — лишат премии.       — И вы эти данные вообще не проверяли перед печатью? Название своей работы помните, или мне пора сокращать?! — Фадж хватанул газету и тоже шлёпнул ею о стол. — До букв «у», «в», «о», «л», «и» — мне продолжать?!       Редактор помялся на месте, духовно свергнутый с этого бытия, но оболочкой крепче грецкого орешка под берцом прожжённого мракоборца. Наорали, отругали, — что ж поделать? Ниже дна падать некуда.       — …В моей должности таких букв нет, — пробубнил парень. У дна оказался подвал.       За длинный язык его наградили тяжким, ощутимым кожей взглядом. Полопавшиеся капилляры в глазах министра всё за себя сказали: заткнись и молчи — добздишься. Оробевший редактор опустил голову, в жалком примирительном жесте приподняв руку ладонью к присутствующим. Хотел поднять и другую, но вовремя опомнился.       Фадж продышался вслух. Жизнь решила устроить ему грандиозный день, работники тоже держат в тонусе, чтоб их всех. Он наклонился в бок и поставил одну руку на стол, другой полез в карман пиджака и достал пёстрый платочек, которым вытер пот со лба.       — Благо хоть не выпустили ещё в мирный свет… Чёрте чё… — бормочет сквозь вздохи. Потом собирает волю в кулак и обращается громче. — Убирайте всё. Всё-всё-всё-всё что там у вас по этой теме! Даже если это люди! Бегом, кыш! — замахал на редактора платочком министр, смахивая его с глаз долой. Тот не заставил долго ждать и сгинул, словно это фокус с исчезновением и работник остался в платке до следующего нужного случая.       Мисс Ноктор тем временем повержена и теряет все остатки смелости на этот рабочий день. Сцена только окончательно добивает её саму и её доблестное мнение об этой организации. Для такой средненькой зарплаты тут слишком много спектакля, — не сказать, что это то, чего она хотела от серьёзной организации. Деньги не окупят внезапные порывы посреди сна вскочить солдатиком и начать зачитывать законодательные кодексы наизусть. Кому как, но не Ноктор.       Выпрямленные по швам руки сжимаются в кулаки, удерживая на месте свою последнюю волю — ретироваться побыстрее и подальше. Нет, она выстоит до конца, каких бы нервов это не стоило. Мама говорила, что она сильная девушка, сумеет справиться с задаваками на такой порядочной работе. Пожелаем же ей сил и здорового слуха для будущих, не редких в таком месте, теятральных актов.       Корнелиус же всё никак не может уняться, его обозлили только пуще визитом работника прессы. Точно крупная псина облаяла другую, поменьше, которая просто гуляла и даже территорию не смела метить.       В невменозе он выдаёт новую тираду недовольств:       — Вы знаете, что это значит? А вввот что! — Фадж затыкал в покоящийся на краешке стола документ с живой фотографией Крауча-младшего во время заключения в Азкабане. — Моя теория верна! Возрождением Сами-Знаете-Кого пытаются скрыть факт захвата моего поста! И бу-удьте уверены, этот молодой человек играет не последнюю роль в этом дельце!       Министр выпрямился, ухватился за воротник пиджака и деловито дёрнул его на резком выдохе через нос, аки буйвол. Угомонился, наконец. Высказал свою финальную мысль. Она тревожит его давно, ещё с тех пор, как Дамблдор предлагал свою кандидатуру на пост президента Международной конфедерации магов. Нечего директору школы суваться в дела политики, если он, конечно, не хочет прав побольше. А он, очевидно ж, хочет!       Тишину прервала розовая дама, привлекая к себе внимание Фаджа:       — Не сомневаюсь, сэр, в этом есть правда. Дамблдор выдал себя, — она сложила ручки спереди, сцепив из вместе.       Седые редкие брови министра подпрыгнули, глаза уставились ровно на неё. Мелко и быстро закивал, как заведённая игрушка с механизмом-трясучкой внутри. Потому выглядит скорее как невротик, нежели соглашающийся человек.       — Разумеется! — выдал Фадж. — Уж Вам-то, мисс Амбридж, не разбираться в этом.       Ноктор и сама остановила взгляд на женщине, будто впервые её тут увидела. Так это она. Долорес Амбридж, главный заместитель министра магии. Крайне мерзкая личность, как её втихомолку описывают коллеги. Мнение о ней у Ноктор сложилось довольно быстро: со всеми-то этими исчерпывающими россказнями, которые ей поведали ещё в первый день работы. А сейчас, на минуточку, только третий.       Эта особа поднималась по карьерной лестнице буквально сталкивая других с неё. Сама эта лестница, конечно же, строится на лжи, лицемерии, нередко унижении конкурентов. Возможно, другие всего-навсего пытаются очернить Долорес — лучшую гончую Корнелиуса и работницу аж на несколько звёздочек. Мало ли, зависть так сжирает лентяев и троглодитов, что они найдут миллион причин опустить коллегу и ноль для того, чтобы добраться до того же уровня. Ах если бы, но в этой ситуации подобной прозаичности нет.       О, наоборот, такая как Амбридж точно придумала не один план по устранению Дамблдора с этого политико-правового поля. За дурную смелость противоборствовать её Господу. Для этого у неё есть всё необходимое: и связи, и полномочия, и дементоры. Ну? Не показатель ли? Кем надо быть, чтобы у тебя в подчинении были сами дементоры?       Фадж обессиленно покачал головой, на несколько секунд прикрыв глаза. Обе руки упёрли в бока, а верх чуточку наклонился вперёд, словно хватил панкреатит.       — И вот, мы докопались до истины. Что теперь? Сильный и влиятельный чародей обернулся мне соперником. Почти врагом, — министр утрачивает энергию на оры, переходя на измотанный лад. — Меня вот это осознание не вдохновляет от слова никак…       Гнев сменился на растерянность, ведь в конце-то концов — это сбивает с толку. Для Корнелиуса больше нет других вариантов того, что сейчас происходит между Министерством и Хогвартсом. Он упрямо въелся в свою мысль о перевороте со стороны Дамблдора. А может и всей школы! Ведь для революции нужны пособники, коими, очевидно, являются студенты этой сомнительной школотёнки. И нахождение преступника на их территории только подтверждает это. Что они там делают? Объединяются с Пожирателями? Черпают секретные знания о тёмной магии? Не день открытых дверей, это уж точно.       Амбридж тихонько прокашлялась, как делала это перед длительными речами и заговорила медовым голоском, совсем неторопливо:       — Мы уже убедились в том, что Дамблдор замышляет нечто нехорошее по отношению к нашей организации. Начало положено, но! Потребуются более существенные доказательства, нежели пребывание Пожирателя смерти в стенах школы, — она стала подходить ближе, посмотрела на чёрно-белое фото паренька, вырывающегося из рук охраны с бесовским кривлянием. — Дамблдор может предъявить, что преступника задерживают в Хогвартсе для дачи неких показаний — и ему поверят, только из репутации. Здесь потребуется более тонкая работа, чтобы вытянуть признания, а также не проставиться перед общественностью. И сделать это самым доступным способом.       Фадж обратил любопытный взгляд на Амбридж и периферийным зрением случайно заметил её брошку, которая оказалась живой. Котёнок мигает то одним глазом, то другим, дёрнул ушком, посмотрел на министра, — как Долорес, не питает к нему страха. Странно, ведь о своей любви к кошкам заместитель никогда не упоминала. Дополнение к образу?       — У Вас есть идеи, мисс Амбридж? — он перешёл за стол, опёршись концами пальцев о края. — Потому что сейчас самое время ими поделиться. Я в отчаянии и мне как никак нужен совет заместителя, — слабо махнул рукой в воздухе, чуть не уронив её плашмя обратно. — Начинайте же.       Долорес точно дали голосовую команду, активировав в ней протокол. Иначе невозможно объяснить эту заигравшую живинку в голосе, скачущую то к нижним, то к верхним тембрам.       — Я предполагаю, что школе не помешает немно-ого контроля, — Амбридж наклонила голову чуть в сторонку, добавив себе вкрадчивости. — Скажем, инспектор? Тот, кто будет следить за порядком школы, а заодно и за их гостем, кем бы он не приходился в их стенах.       В конце она тихонечко хихикнула. Пискнула как мышка, приподняв тонкие, слегонца подкрашенные бровки. Елейный голос работает как магия, убеждает и располагает. Не работает только на тех, кто умеет думать шире министерского планктона, к сожалению. Но для таких есть и иные методы, верно?       — Уверяю, они не посмеют отказаться! Ведь отказ покажет обществу, что Хогвартсу всё равно на безопасность своих учеников — а это в разы сократит их репутацию, — Амбридж поднесла сложенные в замочек руки к груди, будто в молитве. — И тогда, со своим человеком в этом заведении, Вы сможете полностью контролировать и исключить неприятелей на своём пути, — закончила она, расправив плечики.       Фадж сощурился и отвёл взгляд, анализируя предложение заместителя. Ранняя идея Амбридж натравить на Поттера дементоров, дабы выбить его с этой игры, не увенчалась особым успехом из-за непредвиденных обстоятельств. Но сейчас задумка кажется складной, не лёгкой, но плодотворной. Надёжной, как швейчарные часы — так вроде маглы говорят? Швейцарские? Не суть.       Сколько пунктиков Долорес сможет насобирать у Хогвартса будучи на посту инспектора? С её-то дотошностью и придирчивой мелочностью — не хватит и блокнота. А самое главное, что такой ход имеет вес: Пожиратель смерти находится в кругу преподавателей. Одни только профессора не смогут полностью уследить за ним, помощь им явно не помешает.       — Гениально, — проговаривает под нос министр, поднимая чистый взгляд обратно на Амбридж и Ноктор. Он сияет и прямо таки заискрился, будто бы сам не подумывал намедни отослать шпионов в школу. — Гениально! Всё по закону и играет нам на руку! И не придётся снова обращаться к этим, м-м… существам, — Фадж выговорил это тише, будто эти «существа» в чёрных мантиях парят у него за спиной и внимают каждому слову, ждут удобного момента оскорбиться и высосать из него всю душу.       Амбридж засияла в ответ ещё ярче, почти даже токсично, а Ноктор на её фоне прямо увядала с каждой их фразой. Намечается крупная и двоякая работёнка, которая волей не волей, а затронет и другие сферы Министерства. Её саму тоже. Хочет она того или нет.       — Подготовку всего необходимого доверим невыразимцам. Хогвартсу пока необязательно знать о наших планах, — Фадж засуетился, пошарился по ящикам и вытащил оттуда пергамент. — Но это пока. Им придётся согласиться на наших условиях. Когда сроки до начала учебного года начнут поджимать…       Почиркав пером по пергаменту, министр в довершении поставил жирную печать и достал палочку. Лёгким мановением кончика древка, документ сам по себе сложился в оригами птички и ожил. Такая себе маленькая пичужка, несущая крайне важные новости, о которых придётся петь шёпотом и на ушко. Бумажка тут же ловко взлетела, покружилась над головами работников и юркнула в специальное отверстие для неё, открывшееся в двери.       — Да-а, с совами действительно было гораздо сложнее… — с лёгкой озадаченностью почесал висок Фадж, провожая взглядом своё улетевшее известие. Тем не менее, он быстро оживился вновь. — Ну-с! Дел невпроворот! Надо утвердить новый отдел Безопасности образования, и очень желательно в темпе. Я даю вам… не-де-лю… — вдумчиво закончил предложение, развернув «Пророк» к себе. Глазами он быстро пробежался по строкам злободневной статьи, из-за которой ранее от стиснутых челюстей чуть не повылетали зубы.       Мисс Ноктор смотрела на Корнелиуса со слегка наклоненной в бок головой. Брови опущены, губы чуть приоткрыты, сама по себе выдаёт некоторую насупленность. А супиться тут есть на что, — по мнению Ноктор. Министр говорит, что его соперник Дамблдор, но принимает решения в отношении ко всей школе. Она не верит, что директор Хогвартса помышляет что-то дурное против Министерства. Но даже если и так, исходя от противного, не факт, что замешана вся школа тоже. Например, Дамблдор далеко не глуп, чтобы включать в такое сумасбродство детей.       Но вообще, очень к сожалению, голоса маленьких людей не доходят до высоких чинов. Им пузо не позволяет наклониться ниже и прислушаться, потому витают в своих мыслях. Обречённые на гарантированный маразматический конец. Поэтому Ноктор умолчит это, просто чтобы не портить себе репутацию. Вместо этого, на данный момент есть вопрос важнее.       — Прошу прощения, — подала голос Ноктор. — Сэр, а как быть с запросами из Азкабана? Они требуют возвращения Крауча.       — Как быть? Да просто быть, мисс Ноктор! — с блещущим энтузиазмом министр всплеснул руками, мигом роняя их ладонями на стол. К работе готов! Всегда готов, когда дело касается сохранения шкуры.       — Для нашего дела Крауч очень кстати пригодится, — добавила Амбридж. — Вы как раз собираетесь отправить в Азкабан сову с этой вестью.       Ноктор послушно глотает слова заместителя и кивает. Да это и не приказ даже, что там до вопроса — тут всё в прямом смысле решили за неё.       — Кивать — дело не сложное, — с язвительной улыбочкой протягивает Амбридж, вторя кивкам коллеги. — Мне недостаточно кивков, на просьбу Вы должны отвечать устно.       Женщина пропускает выдох и ком встаёт в горле. Вот с такой лёгкостью говорить столь тяжкие слова другим — это надо уметь. Уж восхищаться или ужасаться? Зависит от того, говоришь это ты или тебе.       — Конечно, мисс, я сейчас же этим займусь, — выдавливает в ответ Ноктор и, не дожидаясь реакции, уходит, закусив губу на выходе.       Она в любом случае проиграла. Теперь её определили как новую девочку на побегушках и совсем не важно, в каком отделе она работает и на какой должности. Для Амбридж все равны в своей низкой поступи перед ней.       Упавшие ранее листы волшебством плавно вернулись с пола на место, в аккуратную стопочку рядом с чернильницей. Там письма из Азкабана, показания очевидцев, личные портреты на каждого из причастного к этой неурядице. Всё, чтобы составить идеальнейший план поимки Дамблдора за его длинную бороду.       Он должен включать в себя непредвиденные ситуации, возможность прогнозирования по ходу работы. Чтоб ни одна лялечка не попортила им делишко, не смела бы даже помышлять об этом. И, самое главное — план должен дать способность свернуть миссию в момент вероятного поражения. Нет-нет, это не белый флажок и не поджатый хвост. Это разбег для крупного прыжка. Позориться до конца — не стиль Министерства. Кто бы что там не говорил! Всё что о Министерстве вне Министерства — клевета. Золото правило.       Амбридж заглянула со спины на документ перед Фаджем, который тот уже приличное время сверлит взглядом. Так ненароком и стол прожжёт.       — Крауч, значится? — заинтересованно протягивает женщина.       — Сын Бартемиуса-старшего. Он же, к слову, его и убил… — тон уходит вниз в конце фразы. — М-да, такая потеря…       — Отцеубийство, — Амбридж выпрямляется. С полуприкрытыми веками она впилась взглядом в фото, опуская уголки рта ниже. Голос утрачивает былой задорчик, становясь более официальным. — Неблагодарная плата за всё, что ему дали.       Фадж молча кивает, опираясь челюстью на сложенные домиком руки.       Это серьёзный соперник. И тут не пофилонишь, как с прочими слугами Тёмного Лорда, полными дури и сумасбродства. Во времена, когда министр погружался в его дело, грань между ним и другой подобной особой — Беллатрикс Лестрейндж — стёрлась и на месте черты появился знак равенства. В этой личности есть нечто более глубокое, связывающее его не только со змеиным альтер-эго хозяина, но и самим Томом Реддлом — настоящей версией в прошлом.       Ещё один преданный слуга, который может потягаться с любым из выдающихся мракоборцев — он это уже доказал на примере Грозного Глаза. Вероятно, его преданность к Лорду даже выше всех слуг вместе взятых, ведь корень идёт не из романтики, не из принудительного воспитания, даже не столько из общих интересов. Но из отцовства.       Для Долорес это только повод для самоутверждения своего устрашающего статуса и нового развлечения.       — Что ж, поиграем с ним. Малютка в детстве всяко не находил времени на игры.       «…да-а, прогнозы обещают быть выше крыши и, похоже, самого Солнца. Поблагодарим наших синоптиков за своевременное предупреждение, а от себя посоветую распланировать поездки поближе к морям, путёвки на которые, по секрету, сейчас со скидкой аж в тридцать процентов! Успейте урвать свой шанс на красивый загар! А пока скрещиваем пальцы, дабы не оказаться в пустыне, как это сделал герой следующей песни. Для волшебников и волшебниц играет группа America — A Horse with No Name»

***

      Рано по утру Хогвартс готовится вновь принять юных волшебников в свою обитель знаний. Осень выдалась жаркой, а за лето и вспоминать страшно. Растительность в округе всё ещё зелена и свежа как никогда, только Гремучая ива время от времени обеспокоенно потряхивает могучей кроной: не понимает, почему листья не пожелтели и отказываются спадать с веток.       Студенты, как сонные мухи, стайкой бредут к замку, заполоняют парящие лестницы и распределяются в спальни своих факультетов складывать пожитки. Может, удастся даже поспать с дороги, хотя бы чуточку — на церемонию открытия учебного года тоже не хотелось бы опоздать. А она обещает быть весьма интересной.       Никто из учеников не знал, почему их впервые доставили ни свет ни заря в школу, а празднество перенесли в дневные часы. Ровно до того момента, пока Хагрид не проговорился о новой должности в Хогвартсе, которую должна занимать работница Министерства. За его совесть не беспокойтесь, в конце он стыдливо пробормотал: «Зря я вам это сказал».       И впредь студенты не могли уснуть спокойно, всё размышляя о школьных новшествах. Какова эта их министерская визитёрша? Что за должность она будет занимать? Станут ли сажать в Азкабан непослушных учеников? Последний вопрос особо волновал юные, буйные сердца.       Вспоминая за виновников всех прошедших торжеств, можно выделить особо бодрую Гермиону, так себе Гарри и уже дрыхнущего без задних ног Рона. Как это можно понять? Очевидно, по аккомпанементу из разных тональностей храпа, доносящегося со спальни мальчиков.       — Спорим, он даже вещи не разложил? — закатывает глаза Гермиона.       — Больше — он на них спит сейчас, — отвечает Гарри со слабой усмешкой.       Двое сидели на диванчике у камина, готовые, собранные и разобранные, — в плане вещей. В гостиной Гриффиндора находилась ещё парочка людей, остальные предпочли навернуть утраченный этой ночью сон. Ну, по крайней мере, попытаться. Те, кто в теме, уже давно приобрели затычки в уши.       Гарри порой потирает глаза, чувствуется лёгкая дисания. Гермиона уже предлагала ему пойти отоспаться, но тот отмахнулся, говоря, что ему просто нужно немного растрястись.       — Ну раз про «растрястись», то вот тебе тема, — подруга села вполоборота к Поттеру. — Крауч.       Гарри нахмурил брови.       — Плохое начало.       — И интересное! Его оставили в Хогвартсе, жили с ним практически всё лето. Либо с ним что-то сделали, либо он сам что-то задумал, — сказала она и добавила тише. — Впервые преподавателя по Защите от тёмных искусств не поменяли спустя год. И это Пожиратель смерти...       — Да он тихий такой, потому что меня в школе не было, — резко отвечает Гарри. — Забыла? Я цель для Волдеморта. Но меня может убить кто-то из его слуг тоже. Крауч уже пытался сделать это — постарается снова.       — Но если Дамблдор в курсе, зачем ему оставлять потенциальную угрозу здесь? Я помню, что он говорил нам после Турнира.       Огонь в камине громко треснул, плюясь снопом искр. Мозговой штурм сейчас проходил для Гарри с трудностями. Столько всего произошло, а он ещё не отошёл от прошлых событий.       Гермиона продолжила:       — Крауч псих, это правда. Но он умеет подстраиваться под ситуации, и что главное — под людей. А это ещё опаснее. И тем не менее, с тобой ничего не случится сейчас, потому что он всё осознаёт и имеет ввиду, — пересказала слова директора. — А теперь вспомни последний разговор Крауча с нами. Он энтузиаст, Гарри, ты всё ещё цель, но он выбрал что-то... больше.       — И что может быть больше меня?       Ему не ответили. И не нужно было — вопрос сразу приобрёл риторический окрас. Эта тема для более детального обдумывания, а сейчас стоит уделить внимание себе и церемонии. Но быть начеку. Хогвартс стал ещё менее безопаснее, не смотря на его лозунг.       Неожиданно, в гостиную влетел Невилл. Поозиравшись, он увидел Гарри с Гермионой и обратился к ним.       — Ребята, вы Луну не видели? У когтевранцев староста считает студентов, а её не нашли.       Оба переглянулись.       — Нет. Мы не видели её после поездки к школе, — помотала головой Гермиона. — Но, зная её, уверена — скоро она объявится...              На верхних этажах замка впервые прервали одинокую тишину: весёлый топот вприпрыжку заполонил коридоры и длинную башню с винтовой лестницей. Можно даже не пытаться угадывать, кому приспичило так лихо бегать по замку с какой-то своей эфемерной целью. Луне Лавгуд зачем-то нужно увидеть учителя по Защите от тёмных искусств. Она стремительно приближается к кабинету, перешагивая через одну ступеньку. Всебодрственнейшая и бойкая, — а другого от неё ожидать и не нужно.       Прискакав к двери, Полумна собиралась постучать, пока глаза не зацепились за щёлку между проёмом и самой дверью. Не закрыто. Забыли запереть? А зачем об этом сейчас думать? Очевидно, это играет ей на руку.       — Профессор Крауч! — позвала Луна, продвигаясь в глубь аудитории меж парт. — Мне нужно Вам кое-что передать! И срочно!       Что до студентов, у Барти утро теперь тоже не задалось. Выкрики его имени прервали не такой глубокий сон, которого он добивался где-то до четырёх часов утра: внезапно накатившее волнение не давало сомкнуть глаз этой ночью. Будто что-то должно было произойти, что-то, что торкает разум заранее.       Может он бы и продолжил лежать дальше и что-то недовольно бормотать, пока через пелену недосыпа не узнал голос. Слишком знакомый. Голову резко оторвали от подушки, глаза продрали, но тут же зажмурили от лучика света с окна. Дурацкие шторы никогда не закрывались до конца: кольца сталкиваются с преградой на медной штанге, оставляя небольшой, но очень-очень раздражающий мозговые извилины зазор. Крауч назвал это «окном вуайериста».       — Если Вы ещё не проснулись, то мне придётся уйти и разбирать вещи, а Вам терять баллы уважения у профессоров, — голос пустил в ход хитрость. Это подстегнуло Барти поторопиться.       Проснулись, не улыбнулись, встали, наспех обулись и помчали к двери, пока это внезапное наваждение не пропало и не оказалось частью сна. Не долго думая, Пожиратель распахнул дверь, уставившись на Луну со вдохом, будто собирался что-то выдать. Но лицо растеряло призрачную надежду, а вместо слов вышел тяжкий выдох. Сердце бухнуло вниз. Не она.       — Ну что, что, вот я вышел, чего тебе? — протирая одной рукой глаза, Барти взялся другой за ограждение.       Луна сначала оценила вид преподавателя, а потом одобрительно улыбнулась. Стриженые чистые волосы — лежат как попало, но сойдёт для тридцати лет. Щетина не так сильно бросается в глаза. Единственное что — заспанный вид с неопрятной сероватой футболкой и брюками явно не на «выход». За лето он стал выглядеть менее похожим на психопата. По крайней мере, пока не раскрывает рта.       — Доброе утро, профессор. Я случайно подслушала разговор Макгонагалл и Спраут на цокольном этаже. Все факультеты собирались отправиться в гостиные, а я отстала от них и невольно заслушалась. Не знаю, что на меня нашло, но я была уверена, что это очень важно для чего-то в будущем...       — Так, стоп, — Барти перебил её, взмахнув рукой с переносицы. — Горшочек, не вари... Меньше фантазии, больше фактов. Они говорили про меня?       Луна кивнула.       — Как они сказали, перед церемонией будет «профилактический совет» с Вами, чем бы оно не являлось. И если Вы не придёте или опоздаете — это будет зачтено как помарка... чем бы это, однако, не являлось.       — Что?.. Опять?! — вытаращился на Луну, перевесившись через ограду. Как быстро взбодрился, шкурник. — Ставят такие условия и не говорят о них мне?!       Девчонка отвела взгляд в бок, поднеся руку ко рту в задумчивом жесте.       — По-моему, Макгонагалл упоминала, что «сообщила этому фигляру о собрании ещё неделю назад»...       С небольшой паузой, Барти сначала раскрыл рот, потом прикрыл, сощурился и встал на место. Скрестил руки на груди почти с обиженным видом.       — Ну, разумеется, я бы помнил об этом? Ерунда какая.       Брови вдруг скакнули, когда до него дошло.       — Ты назвала меня профессором, — он выпрямил осанку, сложил руки по бокам и чуть вздёрнул подбородок кверху. — Что, народ наконец осознал всю сведущесть и авторитет их нового — не буду показывать пальцем — преподавателя?       — Так пока делаю только я, — Луна поджала уголки рта.       — Оу. Что ж. Желаю остальным скорейшего просветления, — качнул головой Барти и скрылся в комнате. Собираться на этот совет.       — Но насчёт авторитета — правда, Вас уважают! Ну или боятся... Как Вам больше по душе, — тише добавила Луна.       Крауч то ли не услышал, то ли предпочёл оставить этот постскриптум без ответа. Всё, что его заботит в данный момент — как бы не залажать собственный план ещё в начале учебного года. А то столько крику было, обидно станет не сдержать слово перед самим собой. Ну и Тёмным лордом, хоть он об этом не знает. Это уже вопрос принципов.       — Профилактика... Какая ещё к чёрту профилактика? Я тут целое лето торчу-у... Нет! Больше года! — между делом бухтит Барти. — Им стоит учитывать мой прошлый опыт преподавания!       — Не уверена, что оболочку Грозного Глаза можно считать за Вас, — Луна прошлась вдоль переднего ряда и присела на парту, сложила руки на коленях. — Хотя это всё ещё были Вы? Хм... Об этом ещё стоит подумать. Честно, я и сейчас между вами особой разницы не увидела, только Грюм немного сдержаннее. И заботливее: пусть он не показывает этого, но это о-очень чувствуется.       Мужчина слушал вполуха, пытаясь совладать с тугими пуговицами белой рубашки в мелкую полоску. Почти все вещи Крауча-младшего были в несколько пожёванном состоянии. Честно? Это добавляет некий шарм. Обезумевший гений, у которого нет времени гладить одежду. Да и зачем? Что эта одежда сделала такого, чтобы так хвалить её?       А ведь когда-то в юности Барти относился к своему внешнему виду больно мелочно: всё должно быть обязательно ровно по швам, сочетаться в цвете и фасоне, аксессуаров в меру, где-то запонки сменить, перстень подобрать, начистить туфли, и никаких торчащих ниток. И так вплоть до осознания, что всё это один шиш будет иметь для его отца смысл. Сотни причин для провала и ни одной для подъёма.       Тогда стиль становился немного раскованнее, неформальнее, но сохранял классику всех времён. Быть откровеннее, Бартемиус тот ещё шопоголик, благо состояние семьи позволяло раскошелиться на хороший костюм. Куда-то растерялась эта хватка за новизну и броскость. А может, просто томится в закоулках сознания? В самом деле, где в этих стенах можно наткнуться на швейный салон? Только во снах.       — Знаете, я разделяю мнение Дамблдора. Светлым магам было бы тяжело рассказать о тёмной стороне в полной мере, обычно эти темы умалчивают. И я понимаю, почему он решил оставить Вас преподавать нас, — Луна продолжала проговаривать мысли вслух, качая ножкой в пёстром кеде. С этого момента монолог привлёк внимание Барти и он заслушался. — У нас всегда были очень странные преподаватели по этому предмету. И они все разительно отличались от прочих. Их временами бывало трудно понять, однако это то, как мы учимся — понимая других, — мечтательный взгляд разглядывал аудиторию, цеплялся за каждую косточку скелета неведомого животного, висящего у потолка. Разговаривая плавно и делая паузы. Луна сейчас походит на живое олицетворение души вне человеческой оболочки, гипнотизирует и как бы успокаивает. — Никто не расскажет о зле так хорошо, как само зло. Надо только спросить его.       И замолчала, заметив, как притихли звуки сборов в кабинете-спальне. Очевидно, эти её размышления что-то зацепили в профессоре.       Барти не заметил, что уже как минуту молчания в классе глядит на себя в зеркало этого идиотского шкафа. Глядит в сторону от своих глаз, будто видит кого-то позади себя в отражении. К нему за долгое время вернулось ощущение слова «пустота», когда она в прямом смысле оставляет за собой целое ничего, забрав даже багаж мыслей. А когда разум вернулся вновь, он моргнул и вздрогнул плечом, как если бы до него дотронулись. Мир сняли с паузы, Барти вдруг услышал звуки замка, лёгкий гул которого до этого момента считал тишиной. Взгляд перевели в сторону аудитории, перебирая в голове варианты того, что сказать. В итоге, слова так и не вышли, остались в подсознании. Это что, трусливость?       Время спустя, Крауч нерешительно выходит, неотрывно глядя на студентку. Подошёл к перилам и двумя руками взялся за них, словно это его единственная опора. На лице Пожирателя нет резких вопросов, но вуаль непонимания. Это её считают чудачкой? Это у этой девчонки репутация двинутой на странностях? Её таковой считают даже сокурсники-когтевранцы. Те, у кого неординарность и острый ум записаны как святейшие заповеди. Барти знает это не понаслышке.       — Со злом будь аккуратнее, — бормочет он, — оно бывает очень избирательным.       Барти не сразу осознал, что только что сказал. Думал, что это осталось в голове, но осекаться уже поздно.       На него посмотрели голубыми глазами, единственными в своём роде. Они так напоминают её, подругу дней минувших. Как отражение неба в идеальной водной глади, таинственность с опоясывающей её темноватой каёмкой. В этих глазах нет какой-то одной эмоции, всё сразу: понимание, принятие, радость, раздумья, поддержка. Он видит всё это так же чётко, как и она в его контрастно тёмных глазах: удивление, негодование, облегчение, ностальгия. Понимание, принятие.       Барти вернулся в реальность, — опять позволил себе пропасть в неподходящий момент. Оторвал взгляд. Прервал эту крайне странную связь на сегодня. Поджал губы и облизнул их внутри. Что ж эта за заноза, которую каким-то абсолютно случайным образом задели?       Надо идти, отголоски говорят торопиться на совет, исполнять план. Их что-то глушит. Пожиратель степенно спустился, разгладил рукава и побрёл к выходу. Проходя мимо, он ненадолго задержался возле Луны. Барти почувствовал эту ауру, от которой хочется просто сесть и погрузиться в мир с головой. Хоть на живописный скалистый обрыв, хоть на не очень чистый пол, — как будто скалы чище. И что? Теперь что он ей скажет? Надо же что-то сказать, да?...       — Какая ты умная и смышлёная, Луна, — прошипел он. — Может, знаешь ещё, где проходит этот совет?       — Кабинет директора, я полагаю, — как ни в чём не бывало ответила чудачка.       Крауч не нашёл силы на ехидства (куда уж им сейчас), а потому спешно ретировался к выходу под пристальным взором студентки.       — Кстати, — вдруг спохватилась она, окликнув мужчину. — Вы назвали меня Луной. За последнее время меня так назвали только Вы.       Ученица спрыгнула с парты, рассияв в улыбке. Барти лишь ненадолго задержался у двери, с приподнятой бровью одарив её сконфуженным взглядом. Ну что за блажная девчонка, в самом деле забыла с кем так фамильярничает?       — Справедливости ради, ты реально полоумная. Храни это в себе, — и скрылся за дверью. Оставив девушку наедине с размышлениями о разговоре.       Человек похож на того, кого описывала её мама. Своебычливый парень, тащивший ей книги с запретной секции и с которым вместе изучали тайны магического мироздания. «У него всегда было такое забавное лицо, очень выразительное. Будто находится в изумлённом состоянии», — говорила она, тепло улыбаясь. Но потом всегда начинала грустить. Не долго, однако ощутимо всеми членами семьи. Луна всегда стремилась понять, почему именно этот таинственный бывший сокурсник вызывает в её матери такие эмоции? Даже в виде воспоминания.       Ещё немного посмотрев в пустоту, Полумна деловито вздохнула. Подбоченилась и отряхнула юбку сзади.       — Полагаю, дело сделано... Ой, вещи! — мигом спохватившись, она и сама побежала вон из кабинета. Подумать над этим загадочным диалогом она ещё успеет, надо разобрать чемоданы перед церемонией, иначе пропустит всё самое интересное!              Где-то уже на этаже кабинета директора, Барти оклемался от ведущего его по замку транса. Он не запомнил как уходил, как шёл по коридорам, прямо как под действием Империо, — только не подташнивает, это можно зачесть как маленький плюс. Помнит только эту чудную беседу с не менее чудной ученицей. Какие необычные ощущения в нём пробудили слова Лавгуд. Лавгуд. Опять эта фамилия. Всегда что-то из ряда вон выходящее с этой семейкой, и почему-то именно рядом с ним. Осадок остался как слой пыли — его легко сдуть, но дышать им трудно. Бартемиуса в чём-то уличили, но он не понимает, в чём конкретно. Это будто выше его самого... точнее ниже. Глубже. Там, куда страшно заглядывать, нечто похожее на подвал в доме Краучей.       Да ну, в самом деле. Ему есть дело до этого? Сдаёшь позиции, младший. Произошёл простой диалог с обывателем. Ничего такого, над чем стоит задумываться. А тем более пытаться вынести из беседы что-то сакральное. В этом Барти себя твёрдо убедил. Пока что ему это удаётся, но — Мерлинова борода — каким же мутным оказывается это место для него. Вроде не Грозный Глаз, обличие настоящее, а замок лукавенько шепчет, что лик этот — всё ещё фальшь.       По мере приближения к горгулье, настрой меняется обратно на привычного всем Крауча. Привычного не значит отличного, если что. Хотя как знать, Макгонагалл вот точно не ожидает увидеть нового коллегу вовремя. Любопытно, она зачтёт это как помарку за то, что не дал ей поругаться?       Вот он, готовый предстать перед своими коллегами, настроенный утереть им старые скрюченные носы и показать, каким он может быть белым и пушистым! Спешно поднимается по открытой лестнице и хватается за ручки двойной двери.       — Дорогу педагогу! — восклицает Барти, лихо толкая двери и...       Сбивает кого-то с пути. Он не увидел кого, но этот «кто-то» очень маленького роста, судя по тому, как легко было снести его в сторону. А вокруг встречают всё те же, мягко выражаясь, охреневшие лица. Жаль Дамблдора рядом нет.       — Пардон, мистер Флитвик, — неглядя сказанул Барти, проходя далее, — сами понимаете, в таком теле у дверей не стоя-я-я...       И очень неожиданно заметил перед собой Флитвика, ошарашенного и с нарастающей злостью в глазах. Ну, это, конечно, заметить было сложновато — слишком низко для понимания Барти, скажем.       — Мистер Флитвик... — вымолвил Пожиратель, указывая сначала на профессора, а потом себе за спину. — Тогда кто же там?       — Я предлагаю Вам самому обернуться и посмотреть! — по-старушечьи раздалось из-за спины.       Барти обернулся. Не из вины, а посмотреть, кто там такой наглый для своего телосложения. И возраста, исходя из голоса.       Отряхивая розовый кардиганчик, к нему вышла недовольная мадама, — да что там этот кардиганчик, она вся розовая! Пришлось сощуриться на секунду, защищая бедные глаза от этой Барби-катастрофы. Поглядев по сторонам, Крауч заметил не менее огорошенных Макгонагалл, Спраут, бледнющего Северуса (про себя подметил, что, в принципе-то, он и не изменился) и заохавшую Трелони. Почему же только эта пятёрка? Со всеми остальными преподавателями, видимо, уже провели беседу.       — Утро доброе. Всем вам, — несильно откланялся присутствующим и повернулся к гостье. — А Вы кем сегодня приходитесь?       Поправив сбитую причёску, женщина натянула улыбочку. Такую сладенькую, что у Пожирателя аж зубы свело. А вообще, одёжка эта с физиономией болотной жабы кого-то напоминает. С далёкого прошлого, небось: после заточения в Азкабане таких цветастых номеров Барти ещё не видал.       — Долорес Амбридж, главный заместитель министра магии, — ответила она со всей сдержанностью. — Быть может, это заставит Вас подумать и извиниться за сей проступок.       — За чужие телеса на своём пути не извиняюсь, — сразу выдал ответ Барти, за что получил взгляд Макгонагалл, прямо говорящий с ним: «Либо извинение, либо помарка». Мужчина вздыхает, прикрывает глаза, скрыв саркастичный виток радужками и кивает. — Прошу прощенья, мисс.       Фу как мерзко, падшая гордость. Ещё и перед кем.       Амбридж удовлетворена. Это только первый шаг подчинения этого строптивого, и он уже приносит плоды.       — Извинения приняты, Бартемиус.       И вот тут Барти вспоминает эту женщину. Только один человек называл его полное имя с этим до противного мягким звуком «Е». Он не так часто видел её, в основном, когда присутствовал на заседаниях Визенгамота с отцом или просто внутри Министерства. Его всегда потешало то, как эта фифа важничала абсолютно везде, где Барти её встречал. Он понимал, как ему везло не сталкиваться с ней напрямую — хорошо наблюдать со стороны и дурно, когда это наблюдение замечают.       Пока они вдвоём сверлят друг друга взглядами а-ля «я знаю, что ты знаешь, что я знаю», Макгонагалл прокашлялась. Все обратили внимание на неё и заметили вовремя подоспевшего Дамблдора. Не понятно, был он уже в кабинете, или успел трансгрессировать сюда под шумок. Трансгрессирование в школе воспрещено, тем не менее, почему бы не воспользоваться своим статусом для удобства?       — Рад видеть всех вас в этот важный час, — произнёс директор, после обратившись к Барти. — Бартемиус. Вижу, Вы начинаете втягиваться в наш быт.       — Было бы во что втягиваться, — отвечает он. — Я же не какой-нибудь фигляр, чтоб опаздывать.       «Как раз таки он самый...», — хрипловато шепчет Макгонагалл себе под нос, замечая, как коварно косится на неё Пожиратель.       Профессора пропустили Дамблдора к середине их полукруга: по левую сторону от него стоят Минерва, Северус, Флитвик и Крауч; по правую Амбридж, Спраут и Трелони. Совет начался.       — Как вы уже поняли, у Министерства появились небеспричинные вопросы касательно нахождения Пожирателя смерти среди педсостава Хогвартса, — начал старец. — Однако, мне удалось убедить их, что Крауч-младший находится здесь не только по нашей, но и своей инициативе, вопреки верности Сами-Знаете-Кому.       Барти хмыкнул. Ну конечно, вопреки. Тёмный Лорд не знает о его нахождении здесь. Зато никто из остальных не знает о его текущих намерениях. Или догадываются. Когда-нибудь паранойя будет бревном на их пути, об который они обязательно споткнутся. И он воспользуется этим. Глуп тот Пожиратель, который из веры сидит в тюрьме и не может служить своему Лорду.       — Он согласился поделиться знаниями о тёмных искусствах и защите от них. Министерство дало своё согласие, но с одним условием...       «Будем смотреть как Крауч спит и сторожить его нон-стоп», — подумал Барти. От этой мысли уголок рта чутка приподнялся. Министерство хоть и наглое не в меру своей компетенции, но не станет заранее не подосланного в состав Хогвартса человека воротить здешние дела. Ну или станет, но это будут жёсткие реформы, а не отправка нарядного посыльного для... Кстати, а для чего?       — В Хогвартс введут новую должность школьного инспектора, которую возглавит прибывшая от Министерства Долорес Амбридж. Все замечания будут докладываться непосредственно действующему министру.       Вот с этого момента ухмылка спала с лица Крауча. Что значит «новая должность»? Они там что, действительно собираются отслеживать каждый его шаг? Не-ет, не просто его. Всей школы. Под раздачу попали все: от эльфов-поваров до самого директора. Из-за одного Барти? За что?! Да, он Пожиратель, ну а кто не без греха? Снейп так и вовсе травит школьников без разбору. Не в смысле зелий, конечно, это было бы слишком жёстко, — и любопытно...       Он видит, как воссияла Амбридж. Она как биовампир, питается чужими эмоциями, лакомится путём злорадства. Не путайте её с дементорами, они высасывают только радость, а эта женщина абсолютно всё, — вот мы и подобрались к ответу, как такой человек имеет подобных существ в подчинении.       А Барти и не против. Внутри взыграл азарт, схожий с тем возбуждением, который испытывал во время битвы с мракоборцем Грюмом, — а надо признать, дуэлянт он хоть куда. Пусть эта Долорес видит, как ему тошно от одной мысли, что придётся работать с ней; пусть знает, что на этой должности он станет для неё главной занозой в министерской заднице; пусть воспринимает его, как главную угрозу.       — Это не единственная причина, по которой я созвал вас, — продолжил Дамблдор, посерьёзнев. — Если Крауч действительно собирается остаться здесь, он должен подтвердить это со своих слов перед Министерством.       Все повернулись к Барти. Это походит на те самые надоедливые вопросы операторов, вроде собирается ли абонент связаться с тем-то человеком. Естественно, никто не отвечает «нет», — телефонистам пора что-то менять в своей работе. Крауч тоже не ответит отказом.       — Бартемиус, намереваетесь ли Вы оставаться на посту преподавателя в Хогвартсе и следовать всем правилам школы? — спрашивает Дамблдор.       Барти как бы специально замешкался, выставляя напускное спокойствие. Но на миг показавшийся кончик языка выдал скрытый мандраж.       — Собираюсь, — подтверждает тот и посмотрел на Амбридж. — Передайте Министерству, что всё это по обоюдному желанию и без злых умыслов.       Формальности — такая интересная вещь. Всем можно легально врать, говоря одно и на деле помышляя другим. И ведь все всё прекрасно понимают, но возразить никто не смеет. Люди поставили себе очень и очень изощрённую преграду, в этом им нет равных. Вот и сейчас то же самое: Барти нагло врёт перед сливками Хогвартса и он удивится скорее тому, что ему поверят.       — Что же сказать... — вздыхает Амбридж с меланхоличным видом. — Я-то передам. Но буду говорить честно и без утайки, потому как уважала вашего отца: мне — и я уверенна, Корнелиусу тоже — было бы гораздо спокойнее, если бы вместо пустых слов применили Непреложный обет.       В голове снова заершились неприличные мысли к этой личности. Пусть даже не упоминает это мерзкое проклятие, новые испытания Бартемиусу ни к селу, ни к городу, ни к республике. Хай портит ему жизнь своей болотной рожей, но подобные заклятия даму совсем не украшают. Свой самый вежливый ответ для неё он оставил внутри и переварил.       Дальше всё как всегда: Дамблдор объявил, как будет проходить церемония, какие нововведения будут рассказаны, изменения в расписании для старшекурсников и пожелания удачи для пятикурсников во время сдачи СОВ.       Иногда Барти осознаёт, как это необычно ощущать себя «за кулисами». В школьные года его не сильно интересовала жизнь преподавателей и их работа, любопытство взыграло только сейчас. Тогда следом приходят и размышления о том, что ещё он мог упустить в погоне за оценками. Страждущий внимания отца, он совсем забыл о себе и вспомнил только в тридцать с хвостиком лет.       И всё же нет. Нет, он не нашёл ответа, почему так рьяно за этим гнался, его это и не волновало. Он ведь нашёл новую цель, ту, которая вытеснила все другие желания.       Где-то к концу собрания Барти замечал на себе обеспокоенные взгляды профессора Трелони. Толстенные окуляры делали её глаза ещё больше, уподобляя жалостливому существу. Вглядывалась так, будто видела перед собой другого человека, в некоторых моментах даже беззвучно охала. Это немного корёжило Пожирателя, заставляло хотеть поскорее смыться от этого внимания. Ощущение, словно внутри него копались.       Уже в коридоре, стоя рядом с оконными проёмами, Крауч наблюдал, как студенты поторапливаются на празднество. Некоторые проходили мимо него, они сразу приглушали голос по мере приближения и опасливо оборачивались. Волк в овечьем стаде.       Когда самому пришло время идти, со стороны послышался стук маленьких каблучков. Из-за угла Барти лицом к лицу встретился с Амбридж, тоже собирающейся на церемонию. Она, кажется, даже не удивилась ему, только чуточку склонила голову вбок.       — Между прочим, про обет я говорила серьёзно, — ровно произнесла она. — Даже больше — я буду напоминать об этой идее Дамблдору всякий раз, когда вы совершите ошибку.       Барти скислил лицо, поморщилась носогубка от самонадеянности новоиспечённого инспектора.       — Мисс Амбридж, мы же не в цирке... — так же ровно бормочет он. — Здесь колдуют, а Вы фокусы показываете, дак ещё и задаром.       Услышал, как громко Долорес втянула воздух через ноздри, а в морде осталась неизменна. Аж настроение поднялось.       — Я всегда считал, что нельзя бесплатно делать то, что делаешь хорошо. Я мог бы даже внести немного мзды за Ваш талант.       — Деньги Вашего покойного отца мне не нужны, — почти стиснув зубы отвечает Амбридж. — Вы боитесь, Крауч. Подобные заклятия разрушат Ваш план, каков бы он ни был, и раскроет личину, с коей Вы объявились здесь. Ваш хамёж — лишь защитная реакция, не более.       Барти слабо кивает каждому слову женщины, тянет льстивую улыбку, Заодно меняет в голове грубости на эвфемизмы поприятнее.       — Вы меня раскусили, мисс, Вы абсолютно правы.       — Да неужто?       Мужчина медленно кивнул в заключение.       — С министерскими всегда соглашаются, чтобы они побыстрее перестали говорить, — и развернулся, спешно удаляясь в сторону главного зала, пока Амбридж соображала над его ответом. — Увидимся на церемонии.       Бартемиус ушёл — ушла и возможность бросить ответную колкость, потушить его пыл скабрёзничать весь предстоящий учебный год. Сначала Амбридж действительно было досадно, но желание гавкаться с Пожирателем быстро поутихло. Она его не боится, а он наверняка это знает.       И он вправду знает. Очевидно, Долорес не станет упускать возможности тонко подтрунивать над юродивым сынком уважаемого Крауча-старшего. Барти понимает, что эти две звязды Министерства — одного поля ягоды. Отличие лишь в поведении, суть одна. Наряду с пониманием бесстрашия Амбридж, Барти знает и другую вещь. От неё он не контролирует змеиную лыбу, пока шагает по опустевшим помещениям. Он первый, кто заставит её бояться.       «Ваше место здесь, с краю. Присаживайтесь, мистер Крауч и... постарайтесь хранить адекватность во время церемонии», — говорит Макгонагалл прибывшему преподавателю, имея ввиду совсем не его заскоки — реакцию на возможные выпады от инспектора.