Головокружение

Эти чёрные, как дёготь, птицы хищно носятся над головой, так и норовя камнем рвануть вниз. Зловещий клёкот разлетается по воздуху на сотни миль, нагоняя на душу животный страх и леденящее отчаяние, и кажется, не остаётся на свете ни единого места, где Уилл смог бы скрыться от этого жуткого вопля. Ему никто не поможет — кругом нет ни души. Кроме единственной тёмной фигуры, угрожающе медленно подступающей всё ближе. Уилл пытается бежать, но земля предательски проваливается под ногами. Пробует кричать, но ни звука не вырывается из горла. «Не делай вид, что тебе это не нравится», — раздаётся уже над самым ухом, а грубые липкие ладони принимаются блуждать по телу — заставляя ненавидеть себя и собственное бессилие. Уиллу некого винить в том, что с ним случилось. Он сам открыл дверь и впустил в квартиру чужого альфу, думая, что раз тот командир Томаса, то вреда не причинит. Ненавидит ли он себя за это? Ещё как… Люто, дико, слепо. Снова и снова возвращаясь в тот день и размышляя, а мог ли сделать всё иначе. Отбиться и вырваться, схватить телефон и позвонить в полицию. «Маленькая течная сучка», — шепчет голос, а чьи-то руки резко сдёргивают действительно промокшее бельё, и Уилл понимает, что каменеет, теряя способность пошевелить даже пальцем. Он кричит, нечеловечески бешено, по-звериному исступлённо. Но в ушах стоит лишь нарушаемая влажным сбивчивым дыханием и звонкими шлепками об обнажённую кожу тишина. — Ну чего же ты, малыш? Это сон! Всё хорошо! «Сон…» — ворочается где-то на краю сознания. Всего лишь сон, который мучает Уилла слишком часто два последние года. Тени отступают, птицы разлетаются, а рваные толчки сменяются поглаживаниями чьих-то горячих уверенных ладоней. И Уилл судорожно жмётся к источнику этой уверенности, прислушиваясь к знакомому голосу, ведущему его в полной темноте. — Всё в порядке, Уилл, слышишь? Просто приснилось. Приснилось… — Я ни в чём не виноват… — лихорадочно бормочет Уилл, и сразу чувствует, как усиливается хватка на плечах. — Конечно, не виноват. — Я сделал всё, что мог… — Даже не сомневаюсь, малыш. Сознание медленно возвращается в тело, всё отчётливей позволяя ощутить и насквозь вымокшую от пота футболку, и прилипшие ко лбу волосы, и жар обнимающих рук. — Да уж, с тобой, конечно, не соскучишься, — звучит хриплый смешок, и Уилл вздрагивает, снова окунаясь в отголоски сна, но, распахнув глаза, тут же оторопело выдыхает. — М-магнус? Всё внутри затапливает мгновенным облегчением. А в следующую секунду Уилл неожиданно и совершенно необъяснимо льнёт навстречу и прячет лицо у него на груди. — Ну всё… — слышится негромкое ворчание. — Тише, кроха… И чего же ты так испугался? Настолько впечатлительный? Всё-таки не нужно было пускать тебя к Даррену. Это странно и полностью сбивает с толку, но сейчас, когда одной рукой Магнус так просто и небрежно перебирает Уиллу волосы, а другой гладит его по спине, всё оцепенение и ужас разбегаются, как тьма в лучах рассвета. Неужели он кричал? И Магнус услышал, проснулся и пришёл проверить, что случилось? — Простите, — невнятно мычит Уилл, — я вас разбудил. Пальцы в волосах замирают, и вдруг Уилла берут за подбородок, заставляя посмотреть вверх, прямо как тогда в больнице. — Ещё раз за такое извинишься, и я тебя отшлёпаю, — строго произносит Магнус, но затем осторожно вытирает влагу, за время сна скопившуюся у Уилла в уголках ресниц. — Я проснулся уже давно. Не переживай. — Как вы вошли? Я же запер дверь. — Ты всегда так беспокойно спишь? — Ответьте, как вы вошли в комнату. Магнус скалится в улыбке. — То извиняешься, то сразу же дерзишь. Чёрт возьми, а я и правда не знаю, чего от тебя ожидать. И, поверь, ты первый, кому я это говорю. Пальцы снова возвращаются Уиллу на затылок, заставляя волну приятной дрожи хлынуть вниз по позвоночнику, и только сейчас он осознаёт, что до пояса Магнус абсолютно обнажён. Теперь Уилл может видеть всю картину целиком. И те самые шрамы, которые Магнус демонстрировал ему за ужином, оказываются далеко не единственными на теле. Словно дикий узор, созданный кистью безумного художника, они обволакивают плечи, подбираются к обычно закрытой воротником рубашки крепкой шее и тут же растекаются вниз по резкой линии ключиц и широкой мускулистой груди. Уилл сам не знает, почему не может перестать на них смотреть. Но, борясь со странным желанием коснуться светлой кожи, явно различает следы от пуль, ножей и даже, кажется, ожоги… Сколько же пережил этот человек? — О, господи, — срывается с губ, прежде чем Уилл успевает что-либо сообразить. — Если противно, могу надевать футболку, когда мы спим вместе, — раздаётся равнодушный голос, и торопливо вскинув голову, Уилл встречается со странным выражением холодных синих глаз. — Что? Нет! Не противно, просто… Просто неожиданно. И, вообще-то, мы с вами не спим вместе… — Да ладно? — усмехнувшись, Магнус будто специально поворачивается так, чтобы одеяло сползло ему до самых бёдер. — Ну, если уж ты собрался меня разглядывать, то ниже тоже находится много чего интересного. — Почему вы постоянно пытаетесь меня смутить? — Потому что, когда ты краснеешь, ко мне в голову лезет ещё больше неприличных мыслей. — Я не покраснею, не надейтесь… — Даже если я откину одеяло? Уилл сглатывает, но прикладывает все усилия, чтобы голос звучал ровно: — Вы обещали, что не сделаете мне ничего плохого. — Плохого в твоём или моём понимании, малыш? Боже, да ты вообще знаешь, с кем лежишь в постели? — Я знаю, что вашему слову можно верить. И что вы не желаете мне зла. — Как же ты любишь эти глупые словечки. Зло… — Между бровей Магнуса пролегает задумчивая складка. — В первую очередь я хочу, чтобы ты перестал бояться. И не только меня, но и собственных желаний. — Даже если они отличаются от ваших? — Уверен, что разница невелика. Опустив глаза, Уилл тихо усмехается, и тут же чувствует, как твёрдые пальцы опять поднимают его лицо за подбородок. — Ну и что смешного? — требовательно спрашивает Магнус. — Похоже, вы тоже не знаете, с кем лежите в постели. — Видимо, с тем, кто морочит мне голову и не отвечает на мои вопросы! Ты знаешь, что я наказывал людей и за меньшее? — Отпустите, пожалуйста. — Уилл осторожно накрывает его руку. — И не думаю, что заморочить вашу голову настолько просто, чтобы с этим справился даже такой, как я. — Поверь, зайка, сейчас ты — самый опасный человек в городе, раз вертишь мной, как тебе угодно… Но учти, что за любое удовольствие приходится платить. А своих должников я не забываю. — На другое я и не рассчитывал. По лицу Магнуса скользит непонятное выражение, а в следующий миг он, хрипло засмеявшись, вдруг утыкается лбом Уиллу в плечо. — Не рассчитывал он… Глупый мальчишка… Ты хоть понимаешь, как провоцируешь меня? Хочешь сказать, что ждёшь, когда я приду и потребую заплатить? — Нет… И, слава богу, что сейчас вы пришли не за этим… — Вообще-то это ты ко мне пришёл. — Что? Магнус только самодовольно ухмыляется вместо ответа, и Уиллу не остаётся ничего другого, кроме как торопливо заозираться по сторонам. Верно. Хоть вчера ему и не хватило времени, чтобы привыкнуть к новой комнате, но одно он помнит точно: она явно не была настолько просторной, с окнами от пола до потолка и огромной, наверное, почти два метра в ширину кроватью. Как такое может быть? А если Магнус врёт, и сам притащил его сюда? Хотя, каким образом, если Уилл заперся на ключ? — Ты перепутал двери в ванной, — великодушно объясняет Магнус. — Бывает, не нужно стесняться. А вот за то, что игнорируешь мои вопросы, тебя придётся наказать… — Я правда тревожно сплю, — быстро признаётся Уилл, едва сильные руки тисками смыкаются у него на талии. — Так было всегда. Простите. — Что я говорил про извинения за ерунду? — Так вы хотите меня наказать или отучить извиняться? Магнус прищуривается, хитро и, кажется, совершенно не по-доброму, отчего Уилл запоздало понимает, что снова ляпнул лишнего. — Хочешь знать, чего я хочу на самом деле? — наконец-то хрипло произносит Магнус. — Честно? — одними губами шепчет Уилл. — Нет. Магнус усмехается. — Тогда вернёмся к этому разговору вечером, — пугающе спокойно говорит он, а затем, вопреки всем ожиданиям, просто поднимается с кровати. Уилл никогда не краснел так сильно и никогда не отводил глаз так быстро, принимаясь увлечённо разглядывать бледные узоры на обоях, лишь бы не смотреть на альфу перед собой. Магнус потягивается с грацией только что проснувшегося льва, разминает плечи, руки, шею — нарочито медленно и лениво, словно специально выставляя напоказ то мускулистую спину, то мощную грудь и рельефный живот с полоской сбегающих к паху чёрных волосков. И целую сетку шрамов, спускающуюся по крепким бёдрам аж до узких жилистых лодыжек. — Любуешься? — насмешливый голос бьёт разрядом тока, и Уилл вспыхивает, понимая, что об обоях позабыл уже давным-давно. — Да не смущайся ты так. Пока лежал, успел ведь как следует ко всему этому поприжиматься. Теперь не только щёки, но и уши горят так, будто Уилл целый день сидел под раскалённым солнцем. — А вы не думали поставить что-то на те полки? — ляпает он первое, пришедшее на ум. — Чего? — Просто в комнате немного пустовато… — Уже начинаешь переделывать дом под себя? — расплывается Магнус в сытой улыбке. — Да ставь, что хочешь, детка. Ты теперь здесь хозяин. — Он двигается в сторону громадного шкафа и, распахнув зеркальные двери, начинает всё так же до бесстыдства неторопливо перебирать рубашки. — И кстати, о доме… Как бы я ни хотел потискать тебя лишние пять минут, но, к сожалению, мне пора идти. Так что в курс дел тебя введёт мой эконом. — Эконом? — Не переживай, Киллиан проверил весь персонал. — Персонал? Я думал, у вас только повар. — Штат из десяти человек, включая охрану. И каждый из них в курсе, что тебя нужно слушаться так же, как меня. Я сегодня вернусь поздно, поэтому не стесняйся обращаться к ним по любому поводу. — Магнус делает паузу, но потом отрывисто добавляет: — В штаб кое-кого доставили. Боюсь, разговор будет долгим. — Это один из подозреваемых? — хмурится Уилл. — Да. — А можно… можно спросить, какой у него мотив? — Нельзя, — коротко отвечает Магнус и вдруг приближается к постели. Сердце Уилла гулко барабанит по рёбрам, стоит горячим пальцам пробежаться по его скуле, а затем заправить за ухо вечно торчащую в сторону прядь волос. — Не хочу, чтобы ты считал меня ещё бóльшим подонком, чем сейчас, — произносит Магнус с кривой ухмылкой на губах, и Уилл внезапно понимает, что никогда ещё не видел его таким — заспанным, взлохмаченным, небритым. Неужели подобный альфа вообще может выглядеть хоть немного по-домашнему? — Ложись спать, малыш, — продолжает тот. — По глазам же вижу, что хочешь. Теперь, когда остатки кошмара окончательно растворились в лучах бьющего из окон осеннего солнца, сидеть перед обнажённым Магнусом в его же постели становится действительно невыносимым. Но что-то всё равно не даёт Уиллу ни оттолкнуть лежащую на его щеке шероховатую ладонь, ни отстраниться самому. — Тогда мне лучше вернуться в спальню, — шепчет он, и Магнус снова расплывается в улыбке, от которой по коже пробегает дрожь. — Попробуй. Но сначала тебе нужно будет пройти через ванную. — В каком смысле? Глаза альфы сверкают недобрым тёмным блеском, а через секунду он, поднявшись на ноги, в несколько шагов сокращает расстояние до той самой злосчастной ванной комнаты. Хлопок двери и раздавшийся сразу после него шум льющейся воды становятся подобными раскату грома, и Уилл резко ощущает себя загнанной в банку бабочкой, смотрящей на обманчиво близкую свободу сквозь толстое стекло. Вернуться в спальню через коридор не получится — перед тем как отправиться спать, он заперся изнутри, — а о том, чтобы пройти мимо принимающего душ Магнуса, не может быть и речи. Однако и остаться в этой постели, пропитанной тяжёлым феромоном альфы так, что начинает кружиться голова, кажется до ужаса неправильным. Он пойман в ловушку. Без труда и всяческих усилий. — Детка, просто ляг и спи! — доносится крик сквозь закрытую дверь, и Уилл не может сдержать нервный смешок от догадки, что Магнус явно умеет читать мысли. Да, для этого человека он открытая книга. Зелёный мальчишка, наивный и неопытный, только каким-то чудом не сломавшийся за столько месяцев под напором более сильного. И уже начавший сомневаться, выстоит ли дальше… Повинуясь всплеску злости и отчаяния, Уилл откидывается на подушки и натягивает одеяло до самых кончиков ушей, надеясь то ли спрятаться от всего мира, то ли раствориться, как кролик в шляпе фокусника. Кролик… Добровольно прискакавший в руки охотника и забравшийся в капкан. Хоть эти руки и оказались совершенно другими, чем представлялись ему в частых лихорадочных снах. Пусть загрубевшие от шрамов и мозолей, не умеющие давать ласку и тепло — сегодня они обнимали так, что Уилл ни на миг не сомневался: в их стальной хватке его никто не сможет тронуть. Дрёма накатывает незаметно и бесшумно, а вскоре и сознание взмывает куда-то ввысь, унося все тревоги за собой. Уткнувшись в густо пахнущую мятой подушку, Уилл не слышит ни шагов вышедшего из ванной Магнуса, ни шуршания ткани его одежды, ни тихого «ну и стоило так долго сопротивляться?», что шепчет тот ему в висок. Во сне Уилл блуждает по заросшему высокими кустами дикой мяты лесу, пока крик Даррена не заставляет его испуганно заозираться. Дорога, по которой он пришёл, исчезла. Он смотрит в небо, но не может разглядеть его за верхушками деревьев. Зовёт на помощь, но не получает ответа. Только хриплый, похожий на звериное рычание смех не перестаёт угрожающе звучать за спиной. «Мистер Макларен…» Шипит кто-то, но вокруг по-прежнему нет ни души. «Мистер Макларен». Повторяют настойчивее, и Уилл внезапно падает, споткнувшись о толстые древесные корни. На то, чтобы понять, откуда раздаётся тактичное покашливание, уходит несколько минут. А наконец-то разлепив веки и кое-как протерев глаза, Уилл видит, что за окном уже темно, а перед кроватью стоит тощая и длинная, как жердь, фигура. — Даррен? — Прошу прощения, мистер Макларен, — быстро и сухо произносит незнакомый голос. — Но уже… далеко за полдень, и мы волновались, здоровы ли вы. Мне очень жаль, что пришлось вас разбудить. Только хорошенько проморгавшись, у Уилла получается сфокусироваться на облачённом в строгий чёрный костюм пожилом бете, буравящем его ледяным взглядом налогового инспектора в отставке. — Да, здоров, — неловко отвечает Уилл, натягивая одеяло до груди. — Простите, совсем не хотел никого беспокоить. Если честно, даже не ожидал, что просплю так долго. Магнус… то есть мистер О’Доннел уже вернулся? — Нет. — Понятно… Кстати, пожалуйста, не называйте меня мистером Маклареном. Я — Уилл. Уильям, но все зовут меня просто «Уилл». Морщинистое лицо беты остаётся совершенно неподвижным, когда он сдержанно кивает. — Моё имя — Седрик. Я служу экономом в этом доме. — Очень приятно. Магнус упоминал о вас. — В таком случае, не буду больше отнимать время. Если вам что-нибудь понадобится, то… — По правде говоря, я был бы очень признателен, если бы вы показали мне дом. — Уилл несмело улыбается, глядя в холодные серые глаза. — Кажется, я вообще не осознавал, насколько он огромный, потому что вчера умудрился пробыть здесь весь день и даже не догадывался о присутствии вас и другого персонала. — Мистер Даррен Моран в общих чертах обрисовал мне причину вашего визита и попросил не беспокоить. Если вы намерены осмотреть дом, я пока оставлю вас, чтобы вы оделись, и прикажу подать ужин. То есть, — всего на секунду Седрик поджимает бесцветные тонкие губы, — завтрак. — Спасибо, — неуверенно отвечает Уилл, но тот уже скрывается за дверью. На сердце камнем ложится странное тянущее чувство. И хоть, наконец-то вернувшись в правильную спальню и торопливо натягивая джинсы, Уилл и старается гнать от себя непрошеные мысли — в голове всё равно назойливо крутится, что Седрик наверняка посчитал его избалованным мальчишкой, привыкшим до самого вечера дрыхнуть без задних ног. Если не очередной постельной игрушкой хозяина… О невесть что думающих Томасе и Даррене он вспоминает уже полностью одевшись, и, упрекнув себя в безответственности, бросается проверять телефон. Экран действительно усеян сообщениями о пропущенных звонках — среди которых почему-то есть и несколько от Сэмми Уортона, — но не обращая на них внимания, Уилл мгновенно набирает номер брата. — Томас! — вздох облегчения вырывается из груди, когда на другом конце связи раздаётся сиплое «алло». — Привет! Ну как вы? Нет, нет, не надо приезжать! Всё хорошо, я просто очень долго спал… Как Даррен? Есть новости? Голос Томаса уставший, но и близко не такой напряжённый, как вчера, пока он рассказывает, что всего за день Даррен успел довести до истерики двух медбратьев, поссориться с главврачом и поклясться взять в заложники парочку пациентов, если ему не дадут созвониться с Магнусом хоть на несколько минут. — То есть всё, как обычно? — усмехается Уилл. — Выписки ждать скоро? — Ну, так как вся больница только и мечтает, чтобы Даррен поскорее исчез, — думаю, его не станут держать здесь дольше, чем положено. — В этом и была его гениальная стратегия. Тихо хохотнув в ответ, Томас уже начинает что-то говорить, но тут Уилл различает на заднем фоне громкое ворчание Даррена, крик какого-то омеги и неожиданный звук разбитого стекла. — У нас тут новый акт диверсии, — объясняет Томас, тяжело вздохнув. — Я наберу тебя попозже, хорошо? После разговора почему-то наоборот становится тоскливее, а, окинув задумчивым взглядом роскошную, но такую чужую спальню, сердце тревожно сжимается в груди. Седрик обнаруживается в коридоре, учтиво ожидая у стены, и снова только коротко кивает. — Следуйте за мной. Вопреки ожиданиям, Уилла ведут не в громадную тёмную комнату, где он ужинал с Магнусом в прошлый раз, и не в уютную кухню, на которой Томас готовил пасту, перед тем как они легли спать. В этом помещении, по всем признакам напоминающем классическую столовую, просторно и светло, а маленький худенький омега, кажется, даже боится поднять на Уилла взгляд, ставя перед ним тарелку с украшенными листьями свежего шпината яйцами Бенедикт, и удивляется, услышав обычное «спасибо». — Седрик, а вы давно здесь работаете? — от восхитительной еды Уилл отрывается с трудом, но любопытство берёт верх. — Давно, — слегка растерянно отзывается бета, будто бы не ожидавший, что тот вообще задаст ему вопрос, но сразу возвращается к своему обычному чопорному тону. — Работал ещё у Джорджа Салливана. Предыдущего главы клана, — гордо объясняет он, заметив, что Уилл непонимающе наморщил лоб. — И помню, как мистер О’Доннел только стал его помощником. — Правда? А сколько ему тогда было? — Двадцать лет. — Двадцать? Прямо как ему сейчас… Закусив губу, Уилл пытается представить Магнуса в этом возрасте, но в голове всё равно возникает только уже ставший хорошо знакомым высокий крепкий силуэт. Словно его лицо всегда было иссечено суровыми морщинами, тело — шрамами, а сердце — чередой предательств вчерашних союзников. Был ли Магнус когда-то беспечным и легкомысленным? Имел ли друзей, с которыми просто коротал беззаботные вечера? Был ли влюблён по-мальчишески наивно и безрассудно? — А во сколько Магн… мистер О’Доннел, — неуверенно продолжает Уилл, — занял свою должность? — В двадцать девять. — Так рано? — Рано. Но смерть мистера Салливана была неожиданной, а власть получает тот, кто первым успел взять поводья в руки. Если вы уже доели, то можем начать экскурсию. Речь Седрика тороплива и суха, и Уилл чувствует себя назойливым туристом, пролезшим в музей после закрытия. «Дом твой, малыш, — внезапно раздаётся в мыслях хриплый голос. — Ты теперь здесь хозяин». Слова Магнуса придают уверенности, чтобы открыто посмотреть Седрику в глаза. — Думаю, экскурсия — не самое подходящее слово, — вежливо улыбается Уилл и задерживает дыхание, прежде чем добавить: — Всё-таки это мой новый дом. Просторы бесконечно длинных коридоров и высота недосягаемых потолков только увеличивают тоску по Томасу и Даррену, а с ней и ощущение, что Уилл здесь абсолютно лишний. Гостиные, спальни, кабинеты и даже два бассейна — на улице и в помещении — всё поражает своим размахом, но кажется бездушным и пустым. Словно дом просто выставлен на продажу, а порядок в нём поддерживают только согласно штатному расписанию. Один этаж сменяет другой, пока Седрик сжато и безэмоционально, будто читая по учебнику, пересказывает сухие факты. То об истории принадлежавшего разорившемуся дворянскому роду особняка, то о привычках Магнуса. Мистера О’Доннела… На завтрак всегда яйца, на ужин всегда мясо, в день минимум час тренировки, и в это время беспокоить его запрещено даже если кто-то ломится в дом. Равно как и заходить в его спальню без разрешения или будить, когда он спит. Щёки Уилла снова глупо вспыхивают при одном воспоминании о том, как он ввалился туда этим утром и, нагло плюхнувшись в постель, буквально забрался Магнусу под бок. Ещё и устроил спектакль со своими кошмарами. А тот только успокоил и посмеялся… К слову, в тренировочный зал, как и в оружейную, Седрик Уиллу войти не разрешил, лишь чопорно отрапортовав: — Мистер О’Доннел не давал прямого приказа вас туда впускать. Пожалуйста, не задерживайтесь. Комнат в доме ещё много. Не дождавшись реакции Уилла, Седрик открывает очередную дверь, и парочка чистящих там ковёр омег вздрагивают, едва он переступает через порог. Но поняв, что это не хозяин, сразу расслабленно опускают плечи. Пока не замечают Уилла у беты за спиной. В их распахнутых глазах Уилл видит странную смесь страха и интереса. Будто он — диковинная зверушка, которую Магнус непонятно зачем приволок в дом. Заставив себя прекратить теребить рукав когда-то отобранной у Томаса рубашки, Уилл со стыдом думает о том, что слуги здесь одеты гораздо изысканней, чем он, а затем всё же пытается выдавить улыбку. — Добрый день. Омеги вмиг вытягиваются по струнке и, быстро закивав, учтиво здороваются в ответ. Но стоит Седрику и Уиллу скрыться за углом, как из-за него доносится совсем тихое: — Ужас какой… Он же ему в сыновья годится… Седрик замирает и несколько секунд пялится на Уилла так ошарашенно, что тот начинает бояться, как бы у пожилого беты сердце не прихватило. — Сейчас я им всыплю по первое число! — наконец-то оживает он и уже разворачивается, чтобы двинуться обратно, но Уилл хватает его за острый локоть. — Стойте. Не надо. — Но ведь… — Так они ещё и ненавидеть меня начнут. — Это вопиющее неуважение! — Уважение на пустом месте не возникает. Знаете, Седрик, наверное, я устал от экскурсии… Спасибо, что уделили время, но мне ещё нужно сменить комнату. — Сменить? Почему? — Седрик недоумённо хмурит аккуратные седые брови. — Та вас не устроила? Но, боюсь, это лучшая комната после спальни хозяина. — Нет-нет, она чудесна! Просто тогда у нас с Маг… мистером О’Доннелом будет общая ванная, а я не хочу стеснять его своим присутствием. Да и, откровенно говоря, в настолько большой комнате я чувствую себя немного неуютно. Седрик лишь коротко кивает, но затем неожиданно скользит по фигуре Уилла долгим изучающим взглядом. — Послушайте, я, конечно, не смею вам указывать… — начинает бета. — Но, может, всё-таки найдёте хотя бы десять минут? Думаю, есть одно место, которое, как мне кажется, вас заинтересует. Слова омег крутятся в голове, как запись старой потрёпанной пластинки, но Уилл упорно фокусируется только на звуке собственных шагов, спускаясь за Седриком по широкой длинной лестнице. Как ни странно, но в этой части дома, расположенной прямо на первом этаже, он ещё не был. Стены здесь совсем пустые, а коридоры непривычно тёмные и даже жуткие, но любые страхи мигом улетучиваются, стоит Уиллу увидеть вдалеке гигантские прозрачные двери. Достающие до самого потолка, они скрывают за собой буйную зелень и сочную листву, заставляя ошеломлённо воскликнуть: — Сад! — Зимний сад, — скупо улыбнувшись, уточняет Седрик. — Оранжерея. Внутри просторно и светло, а сводчатый стеклянный потолок устремляется вверх не меньше, чем на два этажа, открывая взгляду беззвёздное ночное небо. — Она осталась от прежних хозяев, — снова раздаётся голос беты, и Уилл видит, как, взяв стоящую на бордюре лейку, он заботливо подливает воду в почву одного из пышных розовых кустов. — Мистер О’Доннел почти никогда здесь не бывает. А я вот, наоборот, питаю к цветам слабость. Не удивительно. Даже в самом странном сне Уилл не смог бы представить себе Магнуса, выращивающего розы. — Тут так спокойно… — выдыхает он, задумчиво проведя рукой по полураскрытым лепесткам какого-то белого бутона. — Но в доме нигде нет ваз с цветами. Может, поставить несколько? — Боюсь, мистер О’Доннел их не любит. — Не любит цветы? Боже… Тогда поразительно, что он вообще не снёс эту оранжерею, чтобы построить ещё один гараж для своих пятидесяти машин. Тихий смех Седрика звучит так странно, словно тот давно забыл, как это делается. — Кстати, гараж мы с вами тоже ещё не посмотрели, — замечает бета. — Если честно, я ожидал, что первым делом вы попроситесь именно туда. — Пожалуйста, не выдавайте меня Магнусу, но в машинах я не смыслю ровным счётом ничего. Зачем тратить целый капитал на обычное средство передвижения? — Осмелюсь дать вам один совет… Мистеру О’Доннелу такое говорить уж точно не стоит. Возможно, это всё улыбка на тонких губах беты. А возможно, просто успокаивающий запах роз и фрезий, но Уилл сам не понимает, где находит смелость, чтобы спросить: — Вы ведь должны были знать его бывшего мужа, да? — П-прошу прощения? Седрик выглядит полностью огорошенным, часто моргая и смотря куда угодно, только не на Уилла. Но, как сказал сам Магнус, сожалеть о решениях, которые уже принял — главный признак слабого человека. А слабым Уилл быть не хочет. Больше никогда. — Вы работаете здесь так давно, — через силу продолжает он, делая вид, что разглядывает лилии, плавающие в небольшом пруду неподалёку. — Вот я и подумал… — Простите, Уильям, — обрывает его Седрик, до побеления костяшек сжав пальцы в замок, — вряд ли я имею право поднимать подобную тему. — Но мне больше некого спросить. Вы же знаете Магнуса. Разве он мне что-то расскажет? — Более того, я прошу вас даже не упоминать при нём имя Эммета… — Значит, Эммета. — Уильям, у меня будут проблемы, если кто-то узнает об этом разговоре. — Здесь есть камеры? — В этом доме везде есть камеры. По спине проходит холодок. — А в спальнях? Седрик слабо усмехается: — Вы что, всё ещё не поняли, с каким человеком решили связать судьбу? — Поверьте, решение было не моим. — Увы, — поджимает губы Седрик, — в мире мафии мнение омег учитывается крайне редко. Эту данность никому не изменить. — Постойте. Вы подумали, что он… Нет! Конечно, нет! Меня не привели силой. Просто мы истинные, вот и всё. — Истинные? — с плохо скрываемой жалостью произносит Седрик, но тут же отворачивается. — Прошу прощения, меня это совершенно не касается… Кажется, вы хотели сменить спальню? — Седрик, пожалуйста. Я же совершенно ничего о нём не знаю. Почему они с Эмметом расстались? Он любил его? Любит до сих пор? — Могу предложить вам чудесную комнату с видом на задний двор. От равнодушия в холодном тоне беты хочется вцепиться в его идеально выглаженный пиджак и закричать прямо в лицо. Но Уилл лишь вздыхает и безразлично пожимает плечами. — Полностью доверяю вашему вкусу. И без того короткий вечер заканчивается быстро. Перенести свои немногочисленные вещи в новую спальню, наконец-то принять душ, смывая въевшийся в кожу запах мяты, и, конечно же, проверить каждую стену на наличие скрытых камер. Но хоть их нет ни в одном углу — липкое ощущение чужого взгляда на затылке не покидает Уилла все те несколько часов, что он пытается отвлечься, делая в блокноте зарисовки. Хах, поразительные в своей глупости попытки. Он понимает, что терпит полное фиаско, когда эскиз уже почти закончен, а вместо сорванного в оранжерее цветка с плотной желтоватой бумаги на него смотрит знакомое лицо. Лицо, изученное им непозволительно детально. С ровным, резко очерченным носом, волевым подбородком и густыми хмурыми бровями, обрамляющими пронзительные, казалось бы, видящие тебя насквозь глаза. С корнем выдрав рисунок из блокнота, Уилл безжалостно сминает его и бросает в мусорное ведро. Но через секунду, проклиная собственное безволие, достаёт обратно. Любой учёный скажет: истинные дополняют друг друга, как элементы пазла. Так неужели внутри Уилла сидит нечто настолько гнилое и извращённое? Жаждущее быть сломленным и покорённым более сильным? Неужели ему нравится грубость этих иссеченных шрамами рук? Неужели возбуждает жадный плотоядный взгляд, которым так бесстыдно скользят по его телу? «Часто жертвы насилия подсознательно считают, что ничего кроме насилия и не заслуживают», — как пощёчина, всплывают в памяти слова психотерапевта. Два года усердной терапии, чтобы банально забыть и отпустить. И вот Уилл снова здесь. И снова готов к унижению и боли. Довольно. С него хватит… Вместе с рвущимся портретом Уилл чувствует, как рвётся что-то глубоко внутри. Изменить его жизнь сумеет только он сам, и никто больше. И пусть он и близко не такой смелый и решительный как Даррен, но в нём тоже есть стержень, который не позволит сломаться и упасть. Шум колёс подъехавшей машины слышится под окнами лишь около двух часов ночи, когда Уилл окончательно отчаивается заснуть. Сердце предательски колотится, руки холодеют, но он только накрывается одеялом с головой, твердя себе, что ему нет до этого абсолютно никакого дела. Пульс не должен учащаться из-за обычного предвкушения встречи. Как и сам Уилл не должен подходить к двери и, прижавшись к ней ухом, пытаться различить хоть что-то в звенящей тишине. Но его босые ноги уже делают шаг в погружённый в темноту коридор, и вскоре шея покрывается мурашками от одного лишь звука знакомого голоса — низкого, хриплого, разливающегося глухой вибрацией где-то под рёбрами. — Он спит? — Ушёл в комнату около десяти вечера, — доносится ответ Седрика. — Хорошо. Тогда на сегодня свободен. Внезапно уверенные тяжёлые шаги раздаются так близко, что Уилл опрометью бросается обратно к спальне. Пока с ужасом не осознаёт: она осталась в противоположной стороне. Но у него точно ещё есть время развернуться и добежать до двери. Здесь совсем недалеко, и он успеет, прежде чем Магнус поднимется по лестнице. — Это ещё что такое? — горячее дыхание опаляет ухо, и, подняв глаза, Уилл видит ставшую уже такой привычной за последние дни кривую ухмылку. — Куда летишь? — К себе. — А зачем выходил? Уилл сглатывает. — К вам. — А потом, видимо, передумал? — Видимо… — Ты сам хоть понимаешь, что творится у тебя в голове? — Не особо. Магнус смеётся, тихо и неожиданно тепло, а в следующий миг резко дёргает Уилла на себя, вынуждая попросту врезаться в широкую грудь. — Постой так минуту, — бормочет Магнус и, уткнувшись носом ему в макушку, шумно втягивает воздух. — Проклятье, мечтал об этом с самого утра… Не дёргайся. Разрешаю потом залепить мне пощёчину. — Если очень нужно, то могу, — недовольно бубнит Уилл куда-то в лацкан его пиджака. — Какой сердитый… Злишься, что оставил тебя одного на целый день? Скучал? — Я был не один. — Не заставляй меня ревновать. Сам ведь об этом пожалеешь. Нагло скользнув вниз по спине, сильные руки ложатся на поясницу, и Уилл тут же что есть мочи упирается в плечи Магнуса ладонями. — Хватит! Отпустите! — И в кого ты такой шустрый? — чужие губы задевают мочку уха. — Постоянно пытаешься удрать… — Вы забыли, о чём мы договаривались в больнице? — Уилл отчаянно старается вывернуться, но хватка становится лишь крепче. — Обещали же спрашивать, можно ли меня коснуться! Тем более вот так… — Так? Ох, малыш, ты даже не представляешь, как ещё я могу тебя потрогать. Да и ни черта я тогда не обещал. — Магнус, пустите! Да что с вами такое?! — Паршивый день. — Что-то прошло не по плану? — Уилл невольно морщит лоб. — Получилось узнать про… — Совершенно не хочу обсуждать сейчас дела, — обрывает его Магнус. — Лучше бы подмял тебя под бок и проспал так часов двенадцать. Но завтра снова чёртова уйма дел… — То есть, по-вашему, вопрос только в часах? — А что, ты больше не заглянешь ко мне в гости? — Долго подниматься на третий этаж. — Не проблема, тогда сам к тебе спущусь. — Магнус, — измученно смеётся Уилл, — я уже даже устал на вас злиться… — Значит, я всё-таки добился своего. — Просто отпустите. Мы стоим прямо посреди коридора. Представьте, что видит через камеры охрана! — Доступ к камерам внутри дома есть только у меня, охрана следит за территорией вокруг. А с чего вдруг такие мысли? — Задумался, есть ли камеры в моей спальне. — Боишься, я увижу что-то запретное? — Боюсь, вы не знаете такое понятие, как «личное пространство». — Впервые слышу. — А если честно? У меня в комнате они есть? — Они есть везде. — Ну и как, по-вашему, я буду здесь жить? — Детка, вернёмся к этому вопросу завтра. — Завтра же у вас снова, — Уилл тихо усмехается, — чёртова уйма дел. — Вот это да, кролик умеет ругаться. Моё пагубное влияние? — Не обольщайтесь. — Не такое уж и пагубное? — Пагубное, но не ваше. Я успел нахвататься словечек у Даррена. — Жаль, а я надеялся, что стану у тебя первым. Губы обжигает тяжёлое жаркое дыхание, и Уилл изо всех сил толкает Магнуса в грудь. — Хватит! Стальные объятия исчезают, заставляя наивно поверить в победу, как вдруг Уилла подхватывают под ягодицы и легко поднимают в воздух. — Вы что творите?! — он инстинктивно цепляется за широкие плечи, чтобы не упасть. — Отпустите! Сейчас же! — Пошли спать. Где твоя комната? Да и почему ты вообще слоняешься по дому в такое время? Ещё и босиком. — Потому что проспал до самого вечера. — В моей постели? — голос Магнуса сочится неприкрытым довольством, пока Уилл с ужасом понимает, что его несут вперёд по коридору. — Или потом вернулся к себе? — А это имеет значение? Поставьте меня на пол. — Если не скажешь, в какую спальню переехал — отнесу в свою. — С вами просто невозможно нормально разговаривать, вы знаете? — Знаю. Отлично, тогда спим у меня. — Нет! На этом этаже, в самом конце, комната справа. — Послушный мальчик. Дверь тихо щёлкает, открывшись, и тут же захлопывается, во второй раз за сутки заставляя Уилла почувствовать себя запертым в одной клетке с диким зверем. — Мы пришли, теперь отпус… — начинает он, но закончить ему Магнус не даёт — кидает на кровать, а сам плюхается рядом. — Что вы делаете?! Хриплый смех мешает нормально соображать, и Уилл упускает момент, когда крепкие руки ловко оплетают его талию и притягивают к горячему, нахально устроившемуся прямо за спиной телу. — Спи, — чужое дыхание щекочет шею. — Что? Да вы…! Вы…! — Если подбираешь ругательство позамысловатее, то могу помочь. — Обойдусь, спасибо… — Дело твоё. — Вы собираетесь лежать так всю ночь? — ворчит Уилл, чувствуя, как Магнус, словно огромный кот, трётся щекой о его плечо. Кот или тигр, присматривающийся, с какой стороны лучше откусить первый кусок от своей добычи. — Что, даже раздеться не хотите? — Ох, малыш, а я уже думал, не попросишь. — Я не то имел в виду! Вы же только вернулись с работы… Или как там это у вас называется?.. Будете спать прямо в костюме? — Можешь раздеть меня сам, я разрешаю. — Какая честь. Но что-то не горю желанием… — Маленький врунишка. Коротко хохотнув, Магнус всё же умудряется скинуть туфли и стянуть пиджак, не дав при этом замершему, словно в готовности к прыжку, Уиллу ни единой возможности сбежать. — Зайка, мы не будем прямо сейчас делать с тобой детей, — зевает Магнус. — Просто закрой глаза и спи. Чем я тебе мешаю? — Послушайте, если вы думаете, что я с вами флиртую, то всё не так. Это не… омежье кокетство, будь оно неладно. Мне правда ужасно некомфортно, когда вы так близко. — Нет, это ты меня послушай. — Одним рывком Уилла вдруг переворачивают на спину, вынуждая упереться взглядом в потемневшие синие глаза. — Мне сорок три грёбаных года, и если ты думаешь, что ужинать при свечах и гулять по ромашковому полю для меня достаточно, то это, чёрт возьми, совершенно не так. — Предупреждаю, — голос Уилла предательски дрожит, — я буду отбиваться. — Седьмое пекло! Да не стану я тебя насиловать! Наоборот же пытаюсь сказать, что до сих пор не раздвинул тебе ноги! Так какого чёрта ты всё ещё меня боишься?! — Какого? — неожиданно для самого себя с вызовом спрашивает Уилл. — Сначала уберите руку с моего бедра. А вот потом я, может быть, отвечу. Хотя вообще не представляю, что ответить на такое… — Господи, — усмехается Магнус, — ты просто неподражаем. — А ещё вы ошибаетесь. — Это в чём? Уилл заставляет себя бесстрашно посмотреть в суровое лицо. — Я вас не боюсь. — Да? — одна бровь Магнуса иронично выгибается. — Ну и чего же ты тогда от меня бегаешь? — Вы первый начали. — Что? — Бегать за мной. И вообще… вам хотелось спать. — Чёрт, не заговаривай мне зубы! — Я не заговариваю. Гляньте лучше на часы — уже скорее утро, чем ночь. — Надеешься удрать, как только я засну? Уилл мотает головой. — Нет. — Врёшь. — А вы постарайтесь поверить. Глухо рыкнув, Магнус внезапно прижимается к его щеке своей — горячей и колючей от уже успевшей отрасти щетины. — Я знаю, у тебя нет причин меня любить, — вкрадчивый шёпот альфы проникает, кажется, в самую душу. — И не жду этого. Магнус замолкает так же резко. Ещё сильнее наваливаясь сверху и не оставляя растерянному Уиллу никакого выбора — только беспомощно лежать, чувствуя грудью ровное и сильное биение чужого сердца, и покрываться мурашками от каждого шумного выдоха на своей шее. Уилл должен срочно что-то сделать. Должен возмутиться, потребовать, чтобы его наконец-то отпустили и оставили одного. Но хочет ли он этого? Или должен этого хотеть? — Просто будь рядом, — продолжает Магнус. — Будь рядом со мной, Уилл. — Я рядом. Куда уж ближе? — пытается пошутить тот, хоть в висках и начинает шуметь кровь. — Вон даже из дома вашего выйти не могу… — Хочешь сказать, нужно поблагодарить того ублюдка перед тем, как пристрелить? — Так вы его нашли?! — Нет, — коротко отрезает Магнус, но затем поднимает голову и скользит по лицу Уилла взглядом, под которым тот чувствует себя полностью обнажённым. — Но не волнуйся, очень скоро я спущу с него шкуру. Воздуха почему-то становится мало, когда уверенные пальцы зарываются Уиллу в волосы. — Я же обещал, что сожгу хоть весь город ради тебя, — снова шепчет сиплый голос. — Поэтому и не думай переживать. Движения Магнуса неосторожные, грубоватые и даже — Уилла огорошивает неожиданное понимание — неумелые. Словно трогать кого-то с нежностью и заботой для него ново и непривычно. — Вам завтра рано вставать, — через силу выдавливает Уилл и отворачивается, едва его уже знакомым жестом пытаются поймать за подбородок. — Ложитесь спать. — Учти, если проснусь, а тебя не будет рядом, пожалеешь. — Это угроза? — Скорее попытка соблазнить. — Боже… И с какими омегами вы вообще раньше общались? — Обычно разговаривать мне с ними не приходилось. Уилл невольно поджимает губы, чувствуя, как внутри что-то скручивается в узел, и сухо произносит: — Ну, со мной, боюсь, придётся. — Ревнуешь. — Что? Конечно, нет. — Это был не вопрос. Вижу, что ревнуешь. — Выдаёте желаемое за действительное? — Какой же всё-таки острый у тебя язычок. — Самое странное, что только с вами, — вдруг грустно усмехается Уилл. — При посторонних я обычно помалкиваю. Глаза Магнуса всматриваются в него внимательно и пристально. — Завтра я постараюсь вернуться домой пораньше, — наконец-то говорит альфа. — Где-то к одиннадцати. Дождёшься? — Дождусь. — Оторопело кивает Уилл. — А зачем? — Во-первых, хочу успеть ещё немного попрепираться с тобой перед сном. А во-вторых, припоминаю, что мы собирались поработать над твоей наглостью. Этим и займёмся. — Не представляю, как наглость вообще можно натренировать. — А это уже не твоя забота, — заверяет Магнус, натягивая на них обоих одеяло и проверяя, укрыт ли Уилл со всех сторон. — Теперь живо спать. — Я же предлагал это давным-давно… — И учти, что утром я хочу проснуться и первым делом увидеть твою сонную мордашку. Поэтому лучше не зли меня. Внутри вспыхивает желание бросить что-то резкое в ответ. Но Магнус как раз поворачивается на бок, нахально закинув на Уилла одну ногу, и тот понимает, что не может больше абсолютно ничего. Ни сделать, ни сказать, ни даже подумать. Так рьяно клялся, что ни за что на свете не позволит поймать себя в ловушку, и вот теперь — в объятиях человека, держащего в ужасе весь город — лишь поудобнее устраивается на его плече и обречённо утыкается носом в грудь. Сверху слышится ехидное «хороший мальчик», и Уилл уже не знает, чего хочет. Съязвить, что ему не оставили другого выбора? Или же просто признаться самому себе, что, только находясь в этих перепачканных в крови руках, на душе становится спокойно? И пусть это неправильно, пусть аморально и постыдно, но почему-то он точно знает — этой ночью ему не будут сниться сны. Абсолютно никакие. И действительно, впервые за последние два года он не помнит, о чем успел подумать перед тем, как провалиться в темноту. А впервые за всю жизнь — просыпается, чувствуя, что кто-то медленно и вдумчиво перебирает его волосы. — Не стриги их слишком коротко. Они красивые, — тихо, но требовательно произносит чей-то голос, и Уилл тут же распахивает глаза, таращась на массивную тёмную фигуру. При виде Магнуса — сидящего на разворошенной постели в застёгнутом на все пуговицы дорогом костюме, с черными как смоль волосами, небрежно, но при этом так безукоризненно зачесанными назад, — Уилл может только торопливо натянуть на живот задравшуюся футболку с потёртым принтом любимой группы и растерянно выдохнуть: — Ого, первый комплимент от вас. — Первый? Разве? — Ну… Не думаю, что домогательства можно считать комплиментами. — Так, по-твоему, то были домогательства? Ладно… — Магнус усмехается. — Сейчас не об этом. Вот. — Он вдруг поднимает руку с какими-то клочками бумаги, в которых Уилл со стыдом узнает вчерашний портрет. — Зачем порвал? Хорошо же получилось. — Я… Штриховка никуда не годится. — Думаю, потому что рисовал не с натуры. — Взгляд Магнуса жадно блуждает по его сонному лицу. — А с обнажённой вышло бы совсем удачно. — Господи… Давайте установим правило? Никаких пошлых шуток. — А кто шутил? Нарисуешь меня без одежды — куплю картину за миллион баксов. — Лучше потратьте свой миллион на что-нибудь полезное. — Например задарю тебя дизайнерскими шмотками? — Шмотками? — смеётся Уилл. — А где же мой обещанный пони, скажите на милость? — Будет тебе пони. — Магнус скалится в улыбке. — И частный самолёт, если захочешь. — Предлагаю снизить ставку хотя бы до щенка. — Щенка? И какая порода? — Что? Нет! Магнус, я же просто шучу. — Не скажешь породу — куплю на свой вкус. — Добермана, наверное? — Уилл прыскает в кулак. — Или мастифа? — Сейчас доиграешься до того, что их в дом и притащу. — Боже, вы серьезно? — Называй породу. Считаю до трёх. Раз. — Подождите! — Два. — Господи… да вы с ума сошли… — Три. — Сеттер! — выпаливает Уилл. — Да, он… Но, Магнус, умоляю, не нужно дарить собаку! Это же огромная ответственность… — Ответственность? А командовать детским садом из нескольких сотен обормотов с пистолетами в руках — это, по-твоему, что? — Магнус, я не шучу. — Хорошо, успокойся. Проклятье… — взглянув на наручные часы, ругается он. — Если буду каждое утро просыпаться рядом с тобой, то вообще перестану куда-либо успевать… Всё, малыш, жди меня в одиннадцать. По дороге прикажу Седрику принести сюда завтрак. — Не нужно, я и сам могу спуститься. — Отлично. — Магнус закатывает глаза. — Образцовый муж босса мафии. Ты ещё начни раздавать бесплатные обеды в штабе. — Я не ваш… — В общем, это твоё первое домашнее задание. Отдай Седрику приказ. — Во-первых, я вам не муж, — всё же упрямо заканчивает Уилл. — А во-вторых, какой ещё приказ? — Тренировка наглости, — напоминает Магнус, щёлкнув его по носу. — Что с тебя взять, если ты даже от прислуги шарахаешься? — Вчера я сказал Седрику, что хочу сменить комнату. Он помог. — Ещё бы не помог. Это его работа. — И о чём тогда его попросить? — Не попросить, а приказать. Сообразишь. А вечером похвастаешься успехами. Всё, я опаздываю… Поцелуешь на прощание? Уилл вздрагивает от неожиданности, едва руки Магнуса упираются в спинку кровати по обе стороны от его лица, но как можно твёрже отвечает: — Нет. — Даже в щёку? — Вам пора. — Ну, тогда я сам. Сильные пальцы обхватывают запястье Уилла, и он уже готовится, что сейчас его грубо дёрнут на себя и нагло вопьются в губы. Но Магнус лишь подносит его кисть к своему лицу и — так и не отведя бесстыжих глаз — оставляет на костяшках относительно целомудренный, хоть и неприлично долгий поцелуй. Дверь за ним захлопывается ещё до того, как Уилл успевает что-либо осознать. И лишь спустя минуту бездумного разглядывания пустоты перед собой, с ужасом понимает, что уже вторую ночь подряд провёл с Магнусом в одной постели. И ничего страшного не произошло. Неужели он действительно зря боялся? Тяжёлый поднос заставлен блюдцами с различными джемами и пастами из орехов и шоколада, а горячие, явно только вытащенные из печи, круассаны пахнут так, что во рту скапливается слюна. Но Уилл всё равно не может посмотреть в сухое морщинистое лицо Седрика и просто озвучить всего один волнующий его вопрос. «Приказ», — напоминает голос Магнуса, и Уилл мысленно усмехается. Приказ. Четыре обычных слова — «расскажите мне про Эммета» — которые могут навсегда разделить его представление о Магнусе на «до» и «после». И которые Уилл именно поэтому не в силах произнести… День тянется безбожно медленно и скучно. Он снова говорит с Томасом по телефону и, слушая, что прогнозы врачей о здоровье Даррена и близнецов вполне оптимистичны, скидывает очередной входящий вызов Сэмми Уортона, делая в памяти пометку всё-таки как-нибудь ему перезвонить. Затем бесцельно слоняется по дому, снова натыкается на запертую дверь оружейной, набрасывает пару эскизов растений в оранжерее и даже пытается завести разговор с молоденьким горничным-омегой, но тот оказывается запуганным настолько, что даже не смеет оторвать от пола взгляд. Только после обеда случается то, что заставляет Уилла, не веря собственным ушам, выбежать на лестницу. — Седрик, старина, здорово! — звучит задорный голос, который нельзя спутать ни с чьим другим, и Уилл слетает по ступеням, чтобы тут же запрыгнуть на шею долговязому, беззаботно пахнущему яблоками альфе. — Киллиан! Господи, как же хорошо, что ты здесь… — Привет, сорванец, — добродушно смеётся тот, трепля Уилла по волосам. — Вот же ты шороху в клане навёл! Аж завидно. Тоже так хочу. — Я не специально. — Ага, конечно. Ну-ка стой… — Киллиан внезапно отстраняется. — Осторожно… А то раздавишь ведь. — Что раздавлю? — Да подарок собственный! Только не рассказывай своему благоверному, что я его под курткой притащил. Указание было — вручить в лучшем виде со всеми почестями и церемониями. Но кто ж знал, что ты наскочишь на меня аж в дверях? Думал, повяжу на шею бантик там какой-нибудь… И подарю уже как следует. — Подожди. Какой ещё бантик? О чём ты? Вместо ответа Киллиан только расстёгивает молнию кожаной куртки, и Уилл не может понять, отчего именно перехватывает его дыхание: злости на Магнуса или умиления при виде любопытно выглянувшей тёмно-рыжей мордочки. — Нет, всё-таки я его убью… — истеричный смешок срывается с губ. — За что?! — Киллиан мигом закрывает щенка. — Он же милый! — Да не его, а Магнуса! — А, ну на это даже не трать время. Многие пытались, и никому ещё не удалось. Скорее всего, твой… бойфренд попросту бессмертный. — Умоляю, больше никогда не называй его моим бойфрендом. Это уже слишком… Громко расхохотавшись, Киллиан наконец-то вытаскивает из-за пазухи мохнатого щенка, и Уилл ещё раз истерично усмехается, когда тот сам лезет к нему на руки и сразу же приветственно облизывает нос. Сеттер. Сеттер, как он и просил. Или не просил? Просто сказал, а Магнус, как всегда, сделал так, как сам счёл нужным. — Впервые получаю от О’Доннела подобное задание. — Чешет тем временем затылок Киллиан. — Интересно, что будет дальше? Детские пелёнки? — Нет. Здесь я точно могу тебя заверить, — смущённо бросает Уилл и тут же пытается перевести тему: — Кстати, как дела у Найджела и Райли? — Я, конечно, прошу прощения, — внезапно вклинивается подозрительно косящийся на щенка Седрик. — Но есть ли у пса миски, ошейник, поводок, намордник и прочие… приспособления? Если нет, я пошлю за ними Брайана. — А намордник-то ему зачем? — хмурится Уилл. — Не думаю, что хозяин будет рад слышать лай. — С хозяином я разберусь. — Уилл неожиданно стискивает зубы. — А намордник одевать не разрешаю. — Седрик, старина, да расслабься ты. — Киллиан беспечно хлопает бету по спине, отчего тот моментально кривится. — О’Доннел сам сказал притащить сюда щенка. А миски, лежанка и другое барахло лежит у меня в багажнике. — Вот это да, вы впервые приехали не на своём ужасном мотороллере? — Мотороллере! — Киллиан издаёт полный боли стон. — Святые небеса! Бедный мой «Дукати»! Хотя ладно, иногда забываю, что тебе почти сто лет… — Брайан, Крис! — зовёт Седрик, полностью проигнорировав замечание, и вскоре в коридоре появляются два альфы. — Возьмите вещи из багажника и отнесите в спальню младшего хозяина. Живо. Уилл краснеет от такого обращения, а Киллиан только шутливо толкает его в бок. — Привыкай. О тебе по клану уже легенды ходят. Какой же он — омега самого О’Доннела?.. И одна версия интереснее другой… А на бубнёж Седрика просто не обращай внимания. — Вы с ним не ладите, да? — спрашивает Уилл, когда бета уходит, чтобы проконтролировать альф. — Это он ни с кем не ладит. Старый ворчун. Совсем под стать хозяину… Хотя пёс меня, конечно, удивил. — Киллиан почёсывает устроившегося на руках Уилла щенка за ухом. — Никогда не замечал у Магнуса любви к животным. Долго пришлось его уламывать? — Да я его даже не просил. Сказал в шутку, а он как прицепился… — Во дела! Видно, в природе что-то странное творится. Вчера парни вообще решили, что сошли с ума — Магнус вошёл в допросную с улыбкой на лице. А я всего раз в жизни видел, чтобы он улыбался. Колись, что у вас уже случилось? Сбагрили Даррена и Томаса в больницу, а сами закатили вечеринку? Бестолковое сердце тут же ёкает в груди, но Уилл отчаянно пытается сохранить на лице невозмутимость. — Не имею ни малейшего понятия, о чем ты… — Вот! Говорят, именно с такой физиономией он вчера целый день и ходил! Ладно-ладно, не лезу… Хотя с радостью бы влез, если бы не пора было ехать. Увы, дела не ждут. А ты щенку имя не забудь придумать! И учти, что вырастет он большим. С уходом Киллиана возвращается ощущение тревоги и странной пустоты, но тут нос снова облизывает влажный язык, и улыбка сама расползается у Уилла на лице. Улыбка. Неужели Магнус действительно не смог сдержать её при подчиненных? И неужели оказался не таким, каким всё это время считал его Уилл? Чем выше дерево, тем глубже уходят в землю корни. Возможно, с Магнусом так же? Чем жёстче и суровей он на людях, тем мягче он внутри? Полнейший бред… Сложно даже представить, что под железным панцирем скрывается ранимая душа. И тем не менее Магнус — наверняка сам того не ведая — дал Уиллу то, в чём тот нуждался больше всего. Друга. Напарника. Даже защитника. В этом большом роскошном доме, где никто не смотрит ему в глаза — у него появился тот, кто радостно виляет хвостом, едва он входит в комнату. Бесспорно, это самый неожиданный подарок, какой вообще можно было получить от этого человека. Бриллиантовый браслет, сапфировая брошь, антикварные кисти из слоновой кости (часы и запонки, кинутые Уиллу под ноги по пьяни, он считать не будет) и щенок. — Ну и как же мне тебя назвать? — спрашивает он, усадив сеттера на постель. Тот мигом начинается вертеться, как юла, словно специально демонстрируя себя со всех сторон. И умные тёмные глазки, и длинные, будто плюшевые уши, и блестящую шёрстку медного цвета… — А если?.. — Уилл задумчиво косится на лежащий на столе бутон, сорванный им в оранжерее, и внезапно выдыхает. «Душа розы». Картина одного из его любимейших художников, на которой рыжеволосый омега склоняется над розовым цветком. — А если Уотерхаус? — выжидающе смотрит на щенка Уилл, и тот счастливо гавкает в ответ. — А коротко — Тери? Щенок гавкает ещё раз, и на секунду Уилл жалеет, что эту радость ему не с кем разделить. Хотя нет. Неправда. Магнус обещал приехать раньше, специально чтобы успеть провести вместе время перед сном. Да и потом очевидно снова заявится на порог. Если не прямо с этого самого порога сгребёт Уилла в охапку и плюхнется в постель… Господи… Только от одной лишь мысли о двух прошлых ночах он краснеет до корней волос. Нет, это просто вопиющее бесстыдство. Магнус ведёт себя в лучшем случае, как хам, в худшем, как дикарь — а в самом худшем, как маньяк… Но почему тогда Уилл только расплывается в смущённой улыбке и закрывает ладонями горящее лицо? Грубость требовательных рук, сила, с какой те вжимали его в матрас, пока губы шептали на ухо все те непристойности… Уилл должен вспоминать об этом с негодованием! Но никак не со странным трепетом где-то в животе. Небо за окном стремительно темнеет, а ветер всё сильнее срывает листья с деревьев вокруг дома, когда Уилл, сев за стол, задумчиво крутит в пальцах карандаш. Но вскоре откладывает в сторону и достаёт из маленькой металлической коробки стержень художественного угля. Почему-то это лицо хочется рисовать именно им. Быстрыми уверенными штрихами, обсидиановом-чёрными, размашистыми, отрывистыми. Резко выводя тёмные бесстыжие глаза и дьявольскую усмешку на жёстких губах. Не оставляя просветов на бумаге, погружая в тень всё, что только можно. И думая о том, что, кажется, будто он рисует не по бумаге, а высекает скульптуру из гранита. — Не смей рвать. Заберу себе, — выдыхают прямо в ухо, а на плечи властно опускаются чьи-то горячие ладони. Уилл подскакивает от неожиданности, смахивая на пол всё, что лежало на столе, но возвышающийся над ним Магнус не ведёт и бровью. Просто продолжает ехидно ухмыляться, буравя его собственническим, жадным взглядом. — Уже одиннадцать? — только и выдавливает Уилл. — Нет. Получилось освободиться пораньше. Получилось, или Магнус специально постарался закончить все дела до ночи? — А ты хотел побыть один? — звучит то ли вопрос, то ли утверждение, но на всякий случай Уилл мотает головой. — Я теперь не один. — Да что ты говоришь? — Ага, — усмехается омега, поднимаясь на ноги, чтобы хоть как-то заглянуть стоящему слишком близко Магнусу в глаза. — Представляете, внезапно приехал Киллиан и вручил мне собаку. Не знаете, с чего бы это вдруг? — Без понятия. — Как странно. — Действительно. Они не моргая смотрят друг на друга, будто соревнуясь кто кого переглядит. И Уилл сдаётся первым. Может, потому что шея начинает болеть, пока он пялится на замершего истуканом Магнуса снизу вверх. А может, потому что действительно хочет искренне его поблагодарить. — Спасибо, — произносит он. — Это самый чудесный подарок, какой я когда-либо получал. Правда. — «Спасибо» в карман не положишь, малыш. — Если хотите, могу написать вам благодарственное письмо. Его туда и сунете. — Отшлёпать бы тебя за такую наглость. — Не выйдет, теперь меня защищает Тери. — Почему именно «Тери»? — Полностью — Уотерхаус. — Как-как? — Мой любимый художник. — Седьмое пекло… — вырывается у Магнуса смешок. — Нет, ты действительно очень странный омега. Уилл сам удивляется своей смелости, когда вдруг иронично закатывает глаза. — Не будь я вашим истинным, наверное, даже внимания бы на меня не обратили? — А тебя бы это расстроило? — Лил бы слёзы в подушку целый месяц. — Нет, ты правда стал ещё наглее. И я не могу понять, нравится мне это или нет. Расстояние между ними, и прежде до смешного небольшое, внезапно исчезает вовсе, стоит Магнусу сделать шаг вперёд, вынуждая Уилла упереться поясницей в стол, а носом — почти уткнуться в воротник его рубашки. Воздух тут же сотрясает звонкий лай проснувшегося Тери, по-видимому, решившего, что началась какая-то интересная игра. — Вы что творите? — севшим голосом спрашивает Уилл, всеми силами стараясь отодвинуться или хотя бы просто не вдыхать тяжёлый, резкий, но такой пьянящий аромат взрослого альфы. Пауза становится мучительной. А едва рука Магнуса возникает на талии Уилла, притягивая ближе, тот сердито восклицает: — Что вы делаете?! — Проверяю, — невозмутимо отвечает Магнус, наклоняясь к его шее и, кажется, к чему-то прислушиваясь. — Да. Точно. — Да объясните вы в конце концов! — Ты больше не дрожишь. — Что? — Не дрожишь рядом со мной. — Магнус шумно втягивает носом воздух прямо над брачной железой. — Чёрт, а пахнешь всё так же, как при первой встрече… — Это не значит, что вы можете так себя вести. — А как я себя веду? — Прошу, хватит играть со мной в игры. — Игры? Ох, детка, это кто из нас в них играет?.. — вздыхает Магнус и, только проведя по нижней губе Уилла большим пальцем, наконец-то отстраняется. Тело будто становится ватным. И Уилл не может сделать ничего, кроме как отчаянно вцепиться в деревянную столешницу и просто следить за тем, как Магнус стягивает пиджак, а затем, сняв с плеч уже знакомую ему кобуру, небрежно кидает её на кровать. Только когда ладони касается влажный нос поднявшегося на задние лапы Тери, Уилл словно отмирает. — Я разговаривал с Томасом сегодня, — негромко начинает он. — Кажется, Даррен идёт на поправку. — Я тоже с ним говорил. — Галстук Магнуса летит куда-то к пиджаку, а сам он уже расстёгивает верхние пуговицы рубашки. — С Дарреном. Пытался обмануть меня, что его выписывают. Вот же упрямый баран… Даже беременность не изменила… Но потом телефон отобрал Томас — сказал, что ждать ещё минимум две недели. Риск для детей всё-таки слишком велик. — Боже, а я-то думал, всё намного лучше… — Уилл сам не замечает, как подходит ближе и, опустившись на матрас, задумчиво трогает нагревшуюся от тела Магнуса рукоятку пистолета. — Они не хотят тебя расстраивать, это естественно. — А вы, значит, хотите? — смеётся Уилл. — Ну, я-то тебя насквозь вижу. — В каком смысле? Магнус внезапно садится рядом — так близко, что Уилл невольно ухмыляется: этот человек действительно не слышал о существовании личного пространства. — Вижу, что ты не такой беспомощный, напуганный мальчишка, каким зачем-то пытаешься казаться, — произносит Магнус, иронично глянув на него исподлобья. Беспомощный и напуганный… Зачем-то пытается казаться… На языке вертится слишком много ответов, ни один из которых Уилл не решается озвучить. Рассказать о том, что он сам меньше всего на свете хочет быть зашуганным мальчишкой? Что уже два года пьёт транквилизаторы и мучается от кошмаров, снова и снова оказываясь в когда-то пережитом аду? Что старается подняться, твёрдо встать на ноги, двигаться дальше… И вместе с тем приходит в полный ужас, понимая, что вновь обрести смелость и вкус к жизни ему помогает тот, от кого он этого никогда не ожидал. Уилл открывает рот, но не может издать ни звука. Лишь молча пялится на Магнуса, следя за эмоциями, меняющимися на его лице. И когда между сошедшихся на переносице бровей пролегает глубокая морщина — понимает, что разговора уже не избежать. — Лучше скажи всё сразу, — Магнус не просит — требует. Давая чётко осознать, кто именно сейчас находится рядом с Уиллом. Альфы — сильные, богатые, успешные — и те склоняют перед ним голову. Чего уж говорить о малолетнем неоперившемся омежке? — Я жду. Выкладывай, — снова звучит требовательно и глухо, и Уилл уже предпринимает попытку выдавить хоть слово, как вдруг тишину комнаты нарушает звонок. Он рвётся к телефону, как к спасательному кругу в беснующемся море, и принимает вызов, даже не успев разглядеть на экране имя абонента. — Алло? — Уилл! Уилл, это ты?! Голос Сэмми он узнаёт не сразу, только несколько секунд спустя, настолько тот сорванный и осипший. — Да, — растерянно отзывается Уилл, краем глаза замечая, как недовольно Магнус сверлит его немигающим взглядом. — Да, конечно, это я. — Господи! — в динамике раздаётся странный затравленный стон. — Слава богу! Умоляю, не вешай трубку! Умоляю, Уилл! — Да не вешаю я! — удивлённо восклицает он. — В чём дело? Что-то произошло? — Уилл, поговори с ним, я прошу! Вдруг он тебя послушает… Я не знаю, к кому ещё обратиться… Умоляю! — Постой, о чём ты? — Уилл, я клянусь! — Сэмми издаёт судорожный всхлип, прошибающий Уилла до самого позвоночника. — Клянусь всем, что у меня есть! Отец ни в чём не виноват! Он не посмел бы сделать что-то мистеру О’Доннелу. Даже подумать бы об этом не посмел! Я не знаю, что будет, если его… если он… Я не смогу без него жить! Я… я покончу с собой, Уилл! Папа умер, когда мне было пять. Отец — единственный, кто у меня остался… — Господи, Сэмми, я ничего не понимаю! При чём здесь твой отец? Он… Запястье Уилла перехватывают неожиданно и грубо. А в следующий миг Магнус выдирает телефон из его руки. — Вы что делаете?! — Разговор окончен, — хрипит альфа сквозь стиснутые зубы. — Что? В динамике по-прежнему слышатся крики и надрывный плач, но Магнус без каких-либо объяснений обрывает звонок. — Зачем?! Он же хотел мне что-то… — Уилл внезапно замирает, чувствуя, как внутри всё холодеет от пронзившего тысячей ледяных иголок осознания. — Господи… Его отец! Что вы сделали? — Всего лишь то, что требовалось для твоей защиты. — Для моей защиты?! — выпаливает Уилл, пытаясь отобрать телефон обратно, но Магнус просто поднимает его выше. — Что вы натворили?! Отвечайте! Немедленно! — Успокойся. — Вы угрожаете его отцу? — Технически не я, а мои люди. — Где он? Что с ним? Говорите! — А не слишком ли ты обнаглел? Не забывай, кто ты, а кто я. — В штаб доставили человека… — губы дрожат и предательски не слушаются, когда Уилл повторяет недавно сказанные Магнусом слова. — Разговор может затянуться… — Какой догадливый кролик. — Не смейте меня так называть! Он всё ещё там? Его отец. Всё ещё у вас? — Тебя это не касается. — Отпустите его! Магнус, умоляю, отпустите! — Исключено, — рявкает альфа, но затем внезапно сжимает плечо Уилла. — Всё. Тема закрыта. — Не трогайте меня! — с отвращением цедит тот, сбрасывая его ладонь, словно ядовитую змею. — Никогда больше не смейте… — Ты, наверное, что-то перепутал, малыш! — рявкает Магнус, и теперь Уилл с ужасом понимает: раньше его прикосновения даже близко не были настойчивыми. Такими они стали лишь сейчас, когда Магнус грубо хватает его за плечи и валит на кровать, придавливая весом своего тела так, что дышать становится почти невозможным. — Решил, что можешь вертеть мной, как тебе вздумается? — рычит Магнус прямо Уиллу в губы. — Решил, что я добрый и хороший? Да я каждый день задаюсь вопросом, почему до сих пор не нагнул тебя и не отымел, как следовало сделать ещё при первой встрече! Рука Уилла сама нащупывает валяющийся под боком пистолет. Щелчок — снять с предохранителя. Щелчок — взвести курок. И вот уже дуло упирается Магнусу в грудь, а трясущийся палец зависает над спусковым крючком. — Что ж… — безумная улыбка искажает лицо Магнуса, — повторюсь, удивлять ты умеешь. Ну давай. Стреляй. — Господи, я так сильно мечтал встретить истинного… — Домечтался. — Мечтал об альфе. О заботливом, честном, добром, любящем… А не о таком эгоистичном, самоуверенном… подонке, как вы! Плюющем на других! Считающем, что ему в этой жизни всё позволено! И ничего за это не будет! Ненавижу таких, как вы! Ненавижу! — Ты что, до сих пор не уяснил?! — стальная хватка внезапно смыкается на шее Уилла. — Ты — мой! Ты принадлежишь мне! Мечтаешь о другом альфе? О добреньком уроде? Так я расстрою тебя, крошка… Я — всё, что тебя ждёт! — Пустите, — всхлипывает Уилл, чувствуя, как воздуха начинает катастрофически не хватать, а пистолет сам вываливается из ладони. — Наверное, я был слишком мягким. Может, нужно показать, кто твой хозяин? Показать, кто твой альфа? — Нет! — вопль Уилла, должно быть, слышат во всём доме, когда рука Магнуса грубо хватает его за ягодицу. — Не надо! — Кому ты принадлежишь? — рокочет грубый голос, кажется, прямо в голове. — Кому, Уилл?! Скажи это! — Хватит! Прекратите! Ткань рубашки трещит по швам, а пуговицы разлетаются в стороны. — Скажи это… Скажи, что ты мой! Открытые ключицы и грудь покрываются мурашками от холода и страха. — Скажи это, Уилл! — Никогда, — сквозь застрявшие в горле рыдания выплёвывает он. — Ненавижу… Как же я вас ненавижу… Уилл не сразу понимает, что произошло. Сперва жаркое дыхание на шее. Пальцы, впивающиеся в рёбра так, что синяки не сойдут несколько недель. А затем раскалённая лава растекается по венам, наливая жгучей болью и свинцовой тяжестью всё тело. И мир вокруг взрывается и рушится, погребая под своими обломками любые тени былой надежды, едва клыки Магнуса пронзают Уиллу брачную железу.