инферно твоих чувств.

10 января 2025 год.      

Убей меня, убей себя - Ты не изменишь ничего У этой сказки нет конца - Ты не изменишь ничего Безмолвные тени расползались по углам маленькой комнаты, погружая её в душный полумрак ночи. Было тихо, словно и не в реальности всё происходило. Такемичи и не был уверен в том, что не спит. Он проснулся от силы минут тридцать назад, а, может быть, прошло только три. Такемичи пытался разглядеть в темноте часы, но от каждого движения голова трещала по швам от боли, грозясь взорваться. Несмотря на отопление, которое работало без перебоев, Такемичи умирал от холода. Кутаясь в одеяло, Такемичи пытался в него врасти. В последний раз он так себя чувствовал после температуры, а это означало лишь одно: она поднялась. Оставалось лишь понять, насколько высоко, но по сухим губам и ломоте в теле Такемичи мог дать неутешительный ответ. Оставалось найти силы подняться или позвать кого-нибудь, но от жара пересохло во рту, а губы потресканы до такой степени, что стал чувствоваться металлический привкус, от которого тошнило. Такемичи приподнялся на локтях, пытаясь понять, из-за чего у него жар. В голову пришли минуты счастья, когда он посчитал удачным полежать в снегу. Он понятия не имел, какой импульс им тогда завладел и почему он так себя вёл. Было так хорошо и легко, не то что сейчас, когда от мыслей бурлила голова. Они спутывались между собой, образуя собой нераспутываемый клубок. Такемичи, одетый в домашнюю одежду Чифую, ощутил холод пола под ногами. Чужая одежда волновала его в последнюю очередь. Без тёплого одеяла, нагретого теплом его тела, ему было некомфортно. Он чувствовал себя уязвимым, словно его защитный панцирь исчез. Опёршись о стену, он делал каждый шаг с перерывами в несколько секунд. Ускорение могло привести к полной потере ориентации в пространстве и усилению тошноты, что было бы крайне неприятно. Ему даже при мысли о том, чтобы показаться в таком виде, было стыдно. Хотя чего стыдиться, когда на памяти такой случай не единичный. Случалось и похуже. Не зная, сколько времени, он не мог предположить, кто сейчас не спит. Квинтет Шуджи-Тетта-Кен-Манджиро-Харучиё слишком часто засиживался допоздна, особенно в последнее время. Как только Такемичи собирался сесть за дневник, так слышал шум воды на кухне или почти беззвучные шаги в коридоре. Когда кто-то решал заглянуть к нему в комнату, Такемичи сразу раскалывался в том, что лечь спать и в планах не было. Дорога до кухни стала вечной, Такемичи постоянно щурился, пытаясь ненароком ни за что не зацепиться. Перед сном то ли Такаши, то ли Чифую могли что-нибудь бросить на полу, заставляя остальных страдать по утрам. Но, к удивлению Такемичи, никто не злился, сам же он проверять эту акцию милосердия не спешил. Ему хватало вечных напоминаний о полном отсутствии манер и слишком детском поведении. Но для Такемичи это было всё излишними придирками. Как обезьяна за столом он себя не вёл, в обществе разговаривал просто, но вежливо, стараясь не вызывать конфликтов. Раскрывался Такемичи по-настоящему только с друзьями и теперь наполовину со стаей. Раскрываться с ними в эмоциональном плане было опасно, ведь всегда был шанс быть засмеянным. Такемичи помнил, какой стыд испытал после очередного замечания Тетты, тогда у него окислился запах, на что сразу отреагировал Такаши, уверяя, что это всё не со зла. Тетте, спавшему всего по паре часов в сутки, нужен был кто-то, на ком можно было отыграться. Он таким человеком быть не согласен. Иногда Такемичи думалось, что Тетте просто доставляет удовольствие насмехаться над ним из-за того, что Такемичи доминантный альфа, а Тетта омега, пусть и тоже доминантный. В обычной иерархии Такемичи определённо бы стоял выше, но Тетта был силён. Он вообще не понимал, откуда в них столько доминантного гена, который только и успевал расти. — Почему ещё не спишь? — раздался хриплый, наполненный усталостью голос Кисаки. — Это уже не первый раз, когда ты не спишь в такое время. Твой режим сна может привести к проблемам со здоровьем. — Так ты тоже не спишь, — Такемичи повернул голову к Тетте, слабо улыбаясь. В глазах всё ещё плыло, поэтому разглядеть в темноте усталый вид Тетты не было возможным. — Будешь больше спать и станешь ко мне подобрее. Такемичи услышал тихий смешок, и в этот момент его лоб коснулась холодная рука. Он почувствовал одновременно желание прижаться к ней и отпрянуть. Казалось, Тетте было недостаточно просто коснуться его, и он прислонился своим лбом к Такемичи, как будто хотел сравнить температуру. Такемичи выставил руки перед собой, упираясь во вздымающуюся грудь. Ему было неловко от такой близости. Это казалось более интимным, чем все поцелуи, которые он когда-либо получал. Однако в действиях Тетты не было ни брезгливости, ни холода, которые иногда мелькали в его интонациях, когда Такемичи выглядел не лучшим образом. — Температура, — сказал себе под нос Тетта. — Зачем встал? До комнаты Такаши намного ближе, чем до кухни. Мог бы и разбудить. — Не хотел будить, — с трудом произнёс Такемичи, морщась от вспышки головной боли. — Я не беспомощный и воды попить сам могу, а там может и лекарство бы нашел. — Такемичи, ты не знаешь, где находятся лекарства, — Тетта покачал головой и, взяв Такемичи под руку, повел его вперёд. — Сначала вернёмся в комнату. Одни проблемы с тобой. — Я и сам могу дойти, — хмыкнул Такемичи, стараясь держаться в реальности. — Но спасибо за помощь. Надеюсь, в этот раз обойдемся без риса. — Тогда ты был виноват, в этот раз просто болен. Ситуации разные. А ты по-прежнему не понимаешь своих ошибок или думаешь, что мы изверги? Можешь не отвечать. — Ты слишком разговорчивый сегодня, — Такемичи усмехнулся, отстраняясь от Тетты. Они находились не в его маленькой комнатке, а в кабинете Тетты, где за одним из столов сидел Шуджи, погружённый в изучение бумаг, подперев голову рукой. Манджиро же спал на кровати, которая могла бы вместить ещё троих человек. Это был настоящий рассадник содома. — Ты задержался? Всё... — начал говорить Шуджи, но тут же запнулся, увидев Такемичи. — Что с ним? Выглядит отстойно. Разбудить Такаши? — Нет необходимости. Найди жаропонижающее, думаю, этого хватит. — Будет сделано. — Ты предлагаешь мне спать здесь? А если заражу кого-нибудь, — Такемичи скрестил руки на груди. — Будет лучше, если я останусь у себя. — Ну-ну, Такемичи, тише, не разбуди Майки, он только уснул. Вдруг тебе станет хуже, а тут ты на виду. — Надеюсь, меня вырвет прямо на вашу кровать, — устало сказал Такемичи, присаживаясь на кровать. — Если такое случится, то спать будешь на ней. Ложись, давай. Сейчас медсестричка Шуджи окажет вам первую помощь. Всё лучше, чем разбираться с делами стариков. — Шуджи, — рыкнул Тетта. — Много разговоров. Такемичи нужен отдых. — Понял-понял, — Шуджи выставил руки в примирительном жесте. Такемичи глубоко вздохнул, ложась на кровать. Ему было неловко слышать мирное посапывание Манджиро, который лежал, обнимая подушку. Такемичи бы сказал, что это выглядело мило, но хватка Манджиро выглядела пугающей. Метка отозвалась фантомной болью. Такемичи на секунду зажмурился, но почти сразу удивленно раскрыл глаза, смотря на теплое одеяло и склонившегося Тетту, укрывающего его. Вблизи под глазами виднелись глубокие мешки и едва заметная складка меж нахмуренных бровей. Без очков Тетта выглядел безобиднее. Его черты лица смягчались и становились похожими на подростковые. — Тебе идёт быть без очков, — зачем-то сказал Такемичи, отворачивая голову и не желая больше смотреть на Тетту. — Спасибо, хотя комплимент, на мой взгляд, не очень удачный. Я оставляю тебя на попечение Шуджи, а мне нужно возвращаться к работе, — Такемичи показалось, что в голосе Тетты слышалась улыбка. Рассмотреть уже не получалось, Тетта резко поднялся, размашистыми шагами направляясь к своему месту. Складывалось ощущение, что в комнате его вовсе не было. — Мог бы и не отчитываться, — прошептал он себе под нос. Такемичи выпил предложенные таблетки, название которых ему было неизвестно, и запил теплой водой. Не самое вкусное сочетание, но Такемичи приложил все усилия, чтобы ничего не выплюнуть. Шуджи в это время безучастно смотрел на Такемичи, явно желая заниматься в этот момент более важными делами. Шуджи надавил ему на плечи, заставляя лечь, и поправил его одеяло. Сонливость пришла к нему быстро. Он подумал о том, что среди тех таблеток точно было что-то для сна. Сквозь твердую пелену сновидений он слышал голоса на фоне. — Ему так плохо, не думал, что на него так подействует вчерашняя подушка, — послышалось открытие ящика, и Такемичи не разобрал дальнейших звуков, но ему показалось, что что-то выбросили. — Не думаю, что стоит снова это делать. Нужно будет сказать... — Такемичи почувствовал убаюкивающий феромон, окончательно погружаясь в сон.

11 января 2025 год.      

Такемичи проснулся от того, что его кто-то тормошил за плечо. Открыв глаза, он увидел уже одетого Чифую, который светился энергией. На фоне светлой комнаты ему не хватало только нимба над головой. Такемичи резко поднял голову, смотря на почти незнакомую комнату, соваться в неё самостоятельно было строжайше запрещено. Как-то у него получилось туда заглянуть, но ничего толкового найдено не было. Ящики были пусты, а если в них и было что-то, то было связано с финансами компании. Он бы с удовольствием прочесал кабинет внимательнее, но в тот раз его слишком быстро засекли. Возможно, дело было в оставленном феромоне или камерах, но на видных местах их точно не было. — Такемичи-и-и, — с новой силой потряс его за плечо Чифую. — Ты-то можешь сегодня остаться отдыхать, а вот если я не потороплюсь, то поесть не успею! И весь день буду голодным. Разве тебе меня не жалко? — Чифую попытался состроить щенячьи глазки. Для ещё не совсем соображающего Такемичи лицо Чифую выглядело слишком карикатурно и вызывало скорее смех, чем жалость и умиление. — Если я могу остаться, то зачем будил в такую рань, — недовольно проворчал Такемичи, вяло убирая руку с плеча. — Я пойду в свою комнату. Иди спокойно завтракай. — Я хотел вместе, — Чифую погладил Такемичи по волосам. — Но если так хочешь спать, то да, иди в свою. Тетта не любит, когда ты суёшь свой длинный нос туда, куда не нужно, — Чифую ущипнул его за нос. — Если мы пойдем завтракать вместе, то я назло буду принимать душ со скоростью улитки, чтобы как минимум ты опоздал. И насчет Тетты, раз мы стая, то и секретов друг от друга у нас не должно быть. В нормальном обществе обрело популярность равенство. — Сколько раз тебе ещё повторить: меньше знаешь — крепче спишь. Впрочем, тебе и не нужно; лучше радуйся, что на тебя не ложится дополнительная ответственность. — Всё, хватит. Надоел, я в душ. Ешьте без меня. — Тетта просил передать, чтобы ты выпил таблетки на своей прикроватной тумбе. Будет плохо, если температура опять поднимется, — Чифую схватил Такемичи за руку, резким движением поднимая его с постели. Одеяло неловко спало с него, в очередной раз оставляя Такемичи беззащитным. Пропавшее чувство тепла расстраивало его и одновременно снимало сонную пелену дурмана. — А ещё, оставайся тут, пока кто-нибудь не придёт. Будет странно, если ты будешь бродить, пока идут занятия. Такемичи бросил одеяло на кровать, решив не заправлять её. Раз его так торопят, то и на оставленный беспорядок не обратят внимания. Ему хотелось пнуть что-нибудь, но он сдержался. Это было бы слишком самонадеянно, и он сам потом пожалел бы о своей выходке. Такемичи обогнал Чифую, желая запереться в своей комнате, но дверей там не было. Это удручающее отсутствие личного пространства, которое они называли доверием, угнетало его. Поэтому ему оставалась только белая ванная с холодным кафелем и зеркалом, которое уже однажды пострадало от его рук. Всё это было странным отголоском далёкого прошлого. Это был не он, а зверь, живущий инстинктами, которого хотелось укротить, пока это не сделал кто-то другой. На его шее ошейник, но всегда есть шанс сорваться. Главное — не терять надежды на хорошее будущее, где все будут счастливы. Если он выскочит из этого наполовину сдутого спасательного круга, то у него будет только путь на дно. А при пути туда Такемичи уже не будет видеть причин жить. Он будет цепляться за свою ушибленную гордость и тягу к жизни вплоть до того момента, пока не окажется сожжённым до тла и развеянным по ветру. Хоть там он будет свободен. Такемичи встряхнул головой, стараясь прогнать навязчивые мысли. Он медленно готовил всё необходимое для душа, стараясь растянуть время. Возможно, вчерашняя температура всё ещё давала о себе знать, или причина была в чём-то другом, но тело ломило, а в висках неприятно давило. Последствия напряженного сна передавались всему телу, делая движения скованными и угловатыми. С кухни доносились оживлённые голоса Такаши и Кейске, которые, по-видимому, о чём-то спорили. Похоже, Кейске хотел помочь с приготовлением завтрака, но в итоге чуть не разбил часть посуды. Такемичи с облегчением вздохнул, понимая, что его отсутствие не было столь значимым. Холодная вода приносила ему облегчение. В ванной комнате время словно застывало, не позволяя проникать звукам жизни, которые по какой-то причине раздражали его. Эта нестабильность, постоянно преследующая его, начинала выводить из себя. Слабость, которую он испытывал, ранила гордость раненого альфы, а все остальные вытекающие из этого недостатки — недостаток силы или ума — окончательно добивали его в минуты слабости. Кроме того, Такемичи ощущал одиночество. В маленькой, давящей комнате, полной людей, для него не было пары. Она осталась в беззаботном прошлом, когда проблем не существовало. Но даже эта болезненная связь с Хинатой была ему дорога, она заставляла верить в то, что всё получится. Это не было той любовью, которая ослепила его с первого взгляда. Она осела на дно, иногда напоминая о себе всплесками страстных поцелуев, которыми они стремились выразить свой протест. Или доказать самим себе, что у них всё по-прежнему хорошо. Но хорошо быть не могло, особенно после того, как они оказались на грани смерти. Эта связь, основанная на самопожертвовании и ответственности за жизни других, сковывала их кандалом. Делала соучастниками опасного дела, где при шаге назад одного упадут все. В глубине души он уже сомневался в том, что у них получится построить доверительные отношения, в которых не будет места страху и сомнениям. Но им и другим они были не нужны. В обществе, где за собой трудно уследить, брать ответственность за человека, который просыпается по ночам с кошмарами, — это была настоящая авантюра. Поэтому они были только у друг друга, и никто другой не мог вмешаться в их отношения. Такемичи слышал, как захлопнулась дверь, наконец-то они начали расходиться. Такемичи было уже невыносимо находиться под струями воды. Ещё немного, и он был готов попытаться уснуть стоя, лишь бы сегодня не смотреть никому в глаза. — Такемичи, всё хорошо? Ты сегодня так долго принимаешь душ... — в голосе Такаши слышалось притворное беспокойство, которому Такемичи не доверял. — Скажи хоть что-нибудь. Думаю, ты не будешь рад, если тебе поставят запрет на закрытие двери в ванной. — Всё хорошо, я уже заканчиваю. Просто голова немного болит, поэтому хотелось успокоиться, — Такемичи выключил воду, наконец-то готовясь выйти. — Всё ещё, — Такаши цокнул, казалось, что он теперь вёл диалог сам с собой. — А я говорил, что это было не самой лучшей идеей. — Такаши? — Такемичи постучал по двери. — Я собираюсь выходить. Ты что-то говорил? Я не услышал. — А, нет, всё хорошо, хочешь помогу высушить волосы? — Такаши отступил на шаг, давая Такемичи пройти. — Сам справлюсь, и вообще, ты тогда опоздаешь, — сказал Такемичи, направляясь к своей комнате. Не нужно было ему такого удовольствия сегодня. — Если ты не появишься, то Сенджу опять всё разнесёт. — Вот сам бы и пришел в клуб. Она много о тебе говорит, а от тебя ни слуху, ни духу. Будет грустно, если я ей скажу, что тебе на неё всё равно. Не так ли? — Мы можем видеться вне клуба, не вижу проблем. Она банально может приходить сюда. — Пусть она и сестра Харучиё, но слишком часто она здесь появляться не может. Во-первых, тогда все наши комнаты будут находиться под угрозой, а во-вторых, шумом она может действовать на нервы. Да и времени у неё на это не будет, девочка вступила в брачный возраст. Такемичи резко обернулся, неверящими глазами смотря на Такаши. Сенджу была маленькой, буйной, но при этом беззащитной. Зачем такому невинному ребёнку погружаться в брачные интриги. Неужели Харучиё готов допустить такое ужасное событие? Ему казалось, что тот любит свою сестру. Если бы Сакуре пришлось обручиться в таком раннем возрасте, то он бы сделал всё, чтобы помолвка не состоялась. — Но как такое возможно? Она же вам тоже должна быть как сестра! А если ей учиться запретят или попадется какой-нибудь садист. Неужели нельзя подождать хотя бы её совершеннолетия и дать выбрать ей самой жениха? — Не беспокойся, в дом мужа она войдёт уже будучи совершеннолетней. Сейчас будут только формальности, переписывающие Сенджу на семью, ответственных за дочернюю компанию семьи Сано. Выгодный брак, укрепляющий положение нашей стаи. — Разве у вас в руках и так недостаточно власти!? Я, правда, не понимаю, зачем впутывать в это ребёнка, Такаши, ты себя слышишь? У тебя же у самого есть сёстры, неужели тебе действительно всё равно? — Увы, но для настоящей власти нужно больше, чем мы сейчас имеем. Знал бы ты, какие круги ада пришлось пройти тому же Тетте, чтобы нас просто стали воспринимать всерьёз. В обществе, где ценится возраст, мы были желторотиками, на которых всем было плевать. Неумехами, с которыми не считались. — Даже это вам не даёт распоряжаться жизнью этой девочки. Вы бесчувственные... У меня даже слов нет выразить весь свой гнев. — Думаешь, лучше было бы, если она в лет семнадцать подсела на наркоту и связалась с плохой компанией? А так у неё будет хорошая защитная подушка и надёжнее плечо в виде мужа. Он хороший человек, намного лучше тех, кто приходил просить руки. Если Сенджу представиться альфой, то она сможет взять борозды правления компанией, разве это так плохо? — А если омегой? — брови Такемичи сдвинулись к переносице, выражая его недовольство. Больше их бесчувственности его раздражала собственная беспомощность. — Выполнять роль хранителя очага, но не думаю, что это возможно. Слишком буйная девочка. Такемичи, даже не пытайся вмешиваться в эти дела. Мы выросли в разных мирах и с самого детства нам объясняли, что всё, что делается, должно делаться ради выгоды. Сенджу, ровно как и мои сестры, — заложница судьбы и ступенька к нашей хорошей жизни. Хотя, думаю, что это нормально, что ты так жалостлив к ним. Ваши судьбы похожи, — Такаши мягко улыбнулся. — В каком месте похожи, я уже устал повторять одно и тоже. Вы насильно сделали меня членом своей стаи, пока Сенджу выдают как товар. Моя мама бы так не поступила, — Такемичи быстро развернулся, злясь на ситуацию. Его добила фраза, брошенная Такаши. — Как знаешь. Мне пора, до вечера, милый Такемичи, – Такаши отсалютовал ему и испарился. Он двигался слишком бесшумно, и было похоже на то, что он не стоял перед ним всего мгновение назад. Этот разговор стал похож на продёлки призраков, целью которых были эмоции. В сердце Такемичи проросло маленькое семя сомнений, которое было готово поливать его горькими слезами и разрастаться по всей грудной клетке. Ему не хотелось верить в предательство матери, она его любила и не могла так поступить. Ему хотелось верить в то, что Такаши, правда, не видел разницы в их ситуациях. Вот только сознание кричало об абсурдности ситуации. Как его могли выделить среди кучи учеников, как так быстро пустили в свой закрытый семейный круг? Такемичи не был особенным даже для них, он оказался просто товаром, который удачно подходил под требования. Зачем тогда нужен был весь этот спектакль? Ему ещё больше не верилось в искренность их чувств по отношению к нему. Зачем заставлять вступать в стаю какого-то безродного мальчишку без манер с улицы? С их серьёзным подходом ко всем делам они должны были полностью изучить его биографию. Оставался только единственный вопрос: зачем? Зачем всё это было, зачем им нужно было так мучить его и ломать? Зачем проявлять своеобразную заботу, если он просто товар? Такемичи забился в угол кровати, утыкаясь носом в свои колени. Его не трясло, да и плакать больше было не о чем. Зачем Такаши ему обо всем этом рассказал? Это не было случайно брошенной фразой. Они хотели, чтобы он знал. Хотели в очередной раз показать его место. На пороге комнаты показался Такаши. Виноватым он не выглядел, а это означало очередной серьёзный разговор, который пулей с ядом вонзится в сердце Такемичи, медленно отравляя его. — И зачем? — Произнести получилось только это. — Когда-нибудь тебе бы пришлось узнать это. Мы пришли к тому, что сейчас наилучшее время. Так есть большая вероятность, что ты нас простишь. — Как у вас всё легко. Просто взял и простил, вы серьёзно? И во сколько я вам обошелся? Не представляю, как вы злились из-за того, что купленная вами вещь не слушается! — Такемичи кинул в Такаши подушку, которую тот с легкостью поймал. Он с грацией хищника сел на край кровати, кладя руку на колено. — Ты обошёлся выгодным для матери браком и счастливым будущем сестры. Разве ты этого не хотел? И ты не товар. Ты член стаи, наш спутник. Засел ты в сердце, Такемичи. Все траты на тебя оказались не напрасными. Ты недостающая часть стаи, которой нам не хватало все годы без тебя. Если бы истинность существовала, то ты был бы нашим истинным, — Такаши заправил прядь волос Такемичи за ухо. — Только не сомневайся в правдивости наших чувств, как минимум не сейчас. Это, конечно, не романтичная история любви с первого взгляда, но сейчас наши чувства сильны. Если бы ты нам не подошёл, то мы бы определенно не сидели сейчас в этой комнате. Брак твоей матери нам ничего не стоил, поэтому ты бы просто продолжил существовать в пансионе, хотя я уверен, что даже так тебе бы организовали выгодный брак. — Я хочу побыть один, — Такемичи дернулся, стряхивая чужую руку. — В подарок мы хотим позволить тебе увидеться с сестрой или матерью. — Ты серьёзно? — Такемичи поднял голову, пытаясь понять, не издевается ли над ним Такаши.