Цепи

Оскверненная лонгма неспешно шла по каменистой дороге. Под ее копытами земля гнила и покрывалась язвами. Следом тянулась орда порождений тьмы. Грохот доспехов, топот воинов, их постоянные переговоры и отвратительный запах сводили Солону с ума. Путь продолжался уже второй день, почти без остановок. Лишь прошлой ночью, когда Солона чуть было не выпала из седла, Эмиссар позволила сделать привал. Часть орды ушла вперед с приказом «подготовить деревню». Солона старалась не думать о том, что это значит. К полудню следующего дня она вновь устала, ужасно хотела есть и спать. Но никак не могла расслабиться в одном седле с Черным Эмиссаром. Держала спину ровно, как на уроках верховой езды в детстве. Тогда тоже была лонгма — серый отцовский красавец по кличке Небул. Он прошел военную выучку, но к маленькой, слишком взволнованной девочке оказался не готов. Солона била его по бокам, слишком сильно дергала поводья, душила, сжимая в объятиях длинную шею. Защищаясь, Небул чуть было не скинул ее с себя, но вмешался отец. Он оседлал лонгму, посадив дочь перед собой, и начал объяснять, как следует обращаться с верховыми животными. Солона очень хотела его впечатлить, а потому держалась тихо и достойно. Запоминала все правила, от расслабленных кистей и прямой спины, до спокойствия дара. Напитанные магией лонгмы, в отличие от прочих драколисков, очень тонко чувствовали своих хозяев-магов, даже формировали с ними особую связь. Черного Эмиссара Солона не хотела ни впечатлять, ни верить ей. Эмиссар говорила о желании остановить Мор и излечить Архидемона, но не переставала быть порождением тьмы. Она стояла за Мором, и сейчас вела орду на очередную бойню. На ее руках была кровь тысяч невинных, включая Дункана и Винн. Но как же осторожно эти руки придерживали Солону. — Вам нечего опасаться, — прошептала Эмиссар. — Пока вы при нас, добычей Мора вы не станете. Но мы хотим предупредить новые порывы благородства с вашей стороны. В Лотеринге будет много людей, которых вы захотите спасти. Женщины, старики, дети — те, кого некому защитить… То, что они беззащитны, не значит, что вы можете и должны им помочь, Солона. Мы на войне, а на войне всегда есть жертвы. — В Остагаре вы говорили, что я несу ответственность… — Есть разница между ответственностью и комплексом бога. Нам еще предстоит этот урок. Солона нервно кивнула. Оглянулась на сэра Аарона и Джори, сидевших в одной из повозок. Она были живы благодаря ей. Потому что Солона смогла объяснить Эмиссару, чем они могут быть полезны. Может, если она продолжит в том же духе, Эмиссар поймет, что каждой жизни есть свое место? Совсем, как в орде порождений тьмы… Впереди показался крепкий каменный мост. Солона уже проезжала его по пути в Остагар. Лотеринг, деревня, куда они направлялись, была уже близко. Солона видела мельницу на холме и дым из печей. Слышала крики и мольбы. Жители не успели покинуть свои дома, не бежали на север подальше от Остагара. Значит, никто не предупредил их о том, что крепость пала. — Или их просто некому было предупредить? — Эмиссар… нет, Лерноуд усмехнулся. После того, как они оставили Остагар, дух перестал воплощаться, и теперь общался через Эмиссара. Солона уже почти научилась их различать. Эмиссар не насмехалась, не давала волю чувствам, говорила сухо и отстраненно. Лерноуд жестоко шутил, задавал много вопросов и не терпел, когда о чем-то спрашивали его. Солона старалась не думать, насколько тесно были связаны дух и порождение тьмы. — Эх, неужели мы все пропустили? В голове вновь раздались прерывистые крики порождений тьмы. «Наша добыча. Наша земля! Срочно под землю! Солнце близко! Он близко!» «Эмиссар! Бегут!» «Горы! В горах! Мать. Маг. Отражение. Тень». Их оборвал скрежет и приказы: «Стоять. Разделиться. Отряд крикунов в поля. Отряд с огром в ущелье. Окружить деревню. За нами не идти». Эмиссар дернула поводья, пуская лонгму вскачь. Они ехали сквозь чудовищное пиршество порождений тьмы, сквозь грязь и кровь, сквозь чистую боль во всем ее многообразии. Было больно селянам, которых рвали на куски, пожирали заживо, оскверняли чудовища. Было больно чудовищам, в чьих головах господствовал оглушающий скрежет. Было больно лонгме, чьи бока хлестали импульсы Эмиссара. Было больно Солоне — Эмиссар слишком крепко прижала ее к себе. Они замедлились только оказавшись в каменистом ущелье, за выступом скалы, напоминавшим огромный коготь. Здесь было тихо: ни криков, ни треска костей, ни скрежета. Солона попыталась освободиться из хватки Эмиссара, но та не пустила. «Тише, Солона. Мы не должны упустить их». Эмиссар почему-то не решалась обратиться к Солоне голосом — шептала изнутри разума. Кого она имела в виду? Лонгма не двинулась с места, когда мимо пробежали люди. За ними, вереща и грохоча доспехами, гнались гарлоки. Эмиссар отдала очередной приказ. «Взять их». Из-за камня послышались звуки боя, а затем Солона почувствовала магию и жар пламени. Кто-то из беглецов был стихийным магом. Крики горящих гарлоков на миг оглушили Солону, затем все затихло. Скрежет не появился. Лонгма стояла недвижимой. А беглецы заговорили. Солона не могла их рассмотреть, они не видели ее, но голоса отличались друг от друга. За последние дни Солона успела отвыкнуть от этого. — Кажется, это все… — выдохнул молодой мужчина. Солона чувствовала его Страх. — По крайней мере пока, — молодая женщина не была уверена, что все закончилось. Ее пронизывало Сомнение. — Храни нас Создатель. Все потеряно… — голос старой женщины был полон Отчаянья и Скорби. Но почему-то казался Солоне знакомым. — Все, что ваш отец и я построили здесь… — Но мы хотя бы живы, — усмехался последний голос. В нем теплилась Надежда. — Это уже немало, мама. А дальше… мы что-нибудь придумаем. Лерноуд расхохотался в голове Солоны. Его смех — будто звон лириума в ритуальной чаше — не предвещал ничего хорошего. — Подождите, — Солона обернулась к Эмиссару. Та наклонила голову, глядя сверху вниз. Тонкие, нечеловечески сильные руки продолжали прижимать Солону к груди. — Не трогайте их. Эмиссар ничего не ответила. За выступом послышались встревоженные шепотки. — Здесь кто-то есть. — Уходим, Гаррет. Пожалуйста. Потом решим, куда. — Думаю, я знаю, куда мы можем… Голоса быстро отдалялись, Солона переставала различать эмоции и слова. Вскоре разум наполнил скрежет и приказы Эмиссара. «Тишина уходит. Найдите. Схватите. Нужны только маги». Лонгма лениво развернулась и пошла в сторону деревни. Солона больше не пыталась вырываться. Удобнее устроилась в седле и прикрыла глаза. Ее занимала одна мысль: Эмиссар вновь позволила ей спасти чьи-то жизни. — Почему вы думаете, что жизням тех людей что-то угрожало? — Эмиссар ослабила объятья. — Мы не планировали вредить им. — Тогда зачем преследовали? — удивилась Солона. Эмиссар задумалась, но не ответила. Они молча въехали на деревенскую площадь. Здесь уже стоял обоз. Сэр Аарон и Джори поили пленных женщин водой из колодца. Гарлоки тащили из домов новую добычу — мясо, мешки, все, что можно будет переделать под оружие и доспехи. И вновь хватали женщин. — Не обращайте внимания, Солона. Это обыденность военного времени, — настойчиво сказала Эмиссар, помогая Солоне спешиться. — Вам подготовили комнату на постоялом дворе. Мы отправимся туда, вас отмоют от грязи и мы поужинаем. Сегодня поспите в постели, а не в седле. Солона кивнула, но все равно продолжала смотреть по сторонам. Посреди площади стояла большая пустая клетка. Солона не знала, поставили ее порождения тьмы или крестьяне, и точно не хотела знать для кого. Из небольшой деревенской церквушки вытащили жрицу. Совсем молодую, миниатюрную, с короткими огненно-рыжими волосами. Она пыталась вырываться, даже сумела всадить в глаз одному из гарлоков припрятанный в рукаве мантии нож. Гарлок уронил жрицу на землю, и та попыталась отползти, но тут же попалась в когти другому гарлоку. Он расцарапал ей ногу от икры до голени и уже хотел впиться в кровоточащую рану, но его остановил скрежет. «В обоз», — раздраженно приказала Эмиссар. Солона посмотрела на Эмиссара, на испуганных пленниц, затем на жрицу, и пошла к ней. — Этой женщине нужна помощь. Вы не можете просто кинуть ее в обоз. Она истечет кровью и погибнет прежде, чем вы начнете свои ритуалы. Или как вы создаете маток? Сомневаюсь, что обескровленный труп вам подойдет. Эмиссар не стала возражать, гарлоки безмолвно отступили. Солона зло глянула на них. — Ее необходимо отнести назад в церковь. — Эмиссар заинтересованно склонила голову к плечу. Солона пояснила: — Я не смогу заняться ей посреди площади, на сырой земле. Когда меня оглушили при Остагаре, вы заперли меня в покоях, чтобы я пришла в себя. Этой женщине нужен подобный уход. — У нас нет на это времени, Солона. К тому же, эта женщина далеко не так важна, как вы, — на задворках сознания вновь зазвучал скрежет. Солона уже поняла, что он звучит каждый раз, как Эмиссар приказывает кому-то из порождений тьмы. — Мы предупреждали, что не потерпим от вас новых порывов благородства. Рыцарь, щенок, еще один рыцарь… — …и жрица, — перебила ее Солона. — Жрица будет последней, обещаю. Эмиссар сложила пальцы в странный знак на животе. Солона плохо разбиралась в древних рунах, но кажется эта называлась «иром» — руна концентрации и защиты. Скрежет в ушах нарастал. Эмиссар… пыталась успокоиться? — Ваша ответственность, — сухо сказала она, а затем гарлоки покорно подняли жрицу и понесли ее в церковь. — Остановите кровотечение жрицы и присоединяйтесь к нам в тенях, где мы пируем. Лерноуд рассмеялся голосом Эмиссара и направился прочь с площади в сгущающуюся темноту.

***

В церкви царила разруха. Перевернутые скамьи, опрокинутые канделябры, покрытый наростами скверны амвон. В очередной раз за последние дни Солона заметила, что зараза стала агрессивнее. Остагар был покрыт тенями и грязью, но черная гниль не пульсировала в коридорах крепости. Здесь все было иначе. Найти чистое место удалось не сразу. Большая часть келий была поражена. Когда жрицу наконец уложили на кровать, она уже потеряла слишком много крови. Солоне пришлось соображать быстро. Как энтроп, она не могла излечить жрицу своей силой, но могла передать жизнь из другого тела. Она уже делала это раньше — на насекомых и мелких зверьках. Но человек требовал большей жертвы, чем парочка подвальных крыс. Чтобы спасти жизнь жрицы, Солона должна была… Нет, она не могла пожертвовать кем-то из пленников. Жрица застонала от боли и потянулась к поясу. Не найдя, что искала, взглянула на Солону — в ней пылала Решительность. Она хотела умереть. — Милосердие… Убейте… меня. Солона закачала головой. — Вы не умрете. Я не позволю этому случиться. Мне нужно только найти источник энергии. — Я не стою… — жрица попыталась встать. Из раны полилась чернота. Кровь уже была заражена. — Я все равно умру. — Не сегодня. Не вы, — Солона сконцентрировалась на своей жизни. Биение сердца, кровь, бегущая по венам, импульсы магии глубоко под кожей. Она сможет отдать немного. Достаточно, чтобы затянуть раны и восполнить кровопотерю. Ей будет плохо, но жрица будет жить. И никого не придется приносить в жертву. — Больше никто. Уходящая жизнь обожгла ее изнутри, попыталась зацепиться за вены, запульсировала на пальцах, и все-таки перешла в чужое тело. Рана начала затягиваться, плоть по краям немного посветлела, но так и осталась серой. Даже магия не могла излечить скверну, но Солона продолжала переливать энергию. Прикрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на заклинании. Слабость и боль навалились на нее каменной плитой. Разум вопил, что она зашла слишком далеко, но она все равно продолжала. Чужой Страх схватил ее за запястье и отвел руку. Солона открыла глаза и встретилась взглядом со жрицей. Та выглядела лучше, живее. Голубые глаза сияли Благодарностью и подступающим Ужасом. Жрица помогла Солоне сесть на пол, спиной к себе, и тихо заговорила. — Скажите, в чем смысл таких жертв? Создатель ожидает меня, и все равно примет в свои объятия. Вы лишь продлили агонию. Это… жестоко. — Скверна — не повод лишать себя жизни, — Солона постаралась перевести дух. Голова кружилась. — Я спасу вас. — Вам не спасти меня. Нас всех уже не спасти, — жрица обреченно вздохнула. — Я видела того, кто должен был стать спасением. В видении, а затем в живую. Создатель послал его, но он… Он отказался от своей судьбы. Солона оглянулась на жрицу. Эмоция вновь переменилась. Теперь во главе стояло Разочарование. В себе, в своих силах, в том, кого она видела и на кого возлагала надежды, но кто это был? Король, погибший под Остагаром? — Не вините короля Кайлана… Он храбро сражался. Этого просто было недостаточно. — Я виню не его. Мертвых нельзя винить, ибо они уже с Создателем и Владычицей Нашей, — жрица замолчала, покачала головой и поморщилась. К Разочарованию примешалось Раздражение. — Но здесь был Серый Страж. Тот, кто должен был остановить Мор. Я видела, что это его судьба, что он мог спасти нас, и хотела направить его. Но он не захотел меня слушать. Он просто ушел с другим Серым Стражем и хассиндской ведьмой. Солона попыталась осмыслить сказанное жрицей. Стражи. Кто-то из Ордена спасся и прошел через Лотеринг вместе с Морриган. Ведьмы говорили, что от Мора надо бежать. Что им не победить. Неужели кто-то послушал их? Но ведь к старухе на болота ходили только она, Джори, ныне покойный Давет, Алистер и Эдгар. Могли ли Стражи, дежурившие на сигнальной башне, выжить и сбежать до того, как до них добралась Эмиссар? Это давало надежду. Надежду, что они смогут собрать силы и помешать орде. А Солона спасет Уртемиэля и убедит Эмиссара отступить. — Я думаю, что знаю того Стража. В конце концов, мы были в одном ордене. И если вы в самом деле видели его спасителем, он сделает, что должно. И я сделаю то, что должна. Отдыхайте. Я вернусь утром с едой. Солона не без труда встала, опираясь на посох. Ноги почти не держали ее, тело казалось ватным. Ей нужен был лириум и еда, и сон. Крепкий сон без очередных блужданий по Тени и голосов в голове. — Как вас зовут? — окликнула ее жрица. — Порождение тьмы называло вас по имени, но я не запомнила. А теперь вы спасли мне жизнь. Я хочу знать, за кого молиться. — Зовите меня Солона, сестра. Впрочем, за меня уже поздно молиться. — Меня зовут Лелиана… За меня тоже поздно молиться, но это то, что нам остается, разве нет? Если вы говорите, то надежда все еще есть, она исходит от Создателя. Солона не ответила. Ей было нечего сказать. Жрица… Лелиана была жива, и это было важно. Эдгар и Алистер тоже были живы. Это было еще важнее. Но сейчас, покидая церковь и вновь ступая в оглушающий ворох чужих мыслей, об этом было опасно думать.

***

Солона слабо помнила, как добралась до комнаты на постоялом дворе, как отмыла руки от крови, как сняла куртку и сапоги и завалилась поперек постели. Сон был сумбурным, странным. Солона видела городские улицы, залитые солнечным светом и усыпанные лепестками цветов. Видела яркие витражи и незнакомые флаги. Еще во сне почему-то были Морриган и дракон с крыльями цвета зори и зеркальной чешуей. Ведьма о чем-то спорила с драконом на незнакомом Солоне языке. Дракон молчал и смотрел прямо на Солону. Кажется, это злило Морриган все больше и больше… она достала сверкающий лириумом кинжал… а потом некто увел Солону из города солнца и цветочных лепестков. Она пришла в себя уже раздетой до рубахи и укрытой одеялом из звериных шкур. В комнате было темно, даже луны не светили в окно. Темнота двигалась, пульсировала, переливалась. Даже всмотревшись в темноту, Солона не увидела ничего, а потому вздрогнула, когда темнота вдруг потянулась к ней и погладила по плечу. Знакомый бархатистый материал перчаток заставил Солону забеспокоиться еще больше. На ее кровати сидела Черный Эмиссар. — Что вы здесь делаете? — выдавила из себя Солона. — Мы побеспокоили вас. Нам не доставляет удовольствия эта мысль. Мы хотели убедиться, что ваш сон спокоен, Солона, — Эмиссар разгладила одеяло в ногах Солоны. Почти заботливо подоткнула края. — Выходит, что мы пришли не зря. Что вам снилось? Солона замешкалась. Эмиссар могла читать ее мысли и видеть глазами других порождений тьмы. Могла ли она проникать в сны? Была ли она той, кто увел Солону из Тени в этот раз? Или это вновь сделал Лерноуд? — Кажется, у вас очень много вопросов, — голос Эмиссара казался необычно теплым и живым. А еще уставшим. Могли ли порождения тьмы уставать? — Мы обучены искусству снохождения и можем научить ему вас. Вы не лишены природных задатков. Но сегодня мы не вторгались в ваш сон. Есть границы, которые мы не нарушаем. — Наблюдение за спящими людьми не одна из них? Эмиссар усмехнулась. — Приватность телесного отдыха преувеличена. Когда вы меняете сосуд за сосудом, со временем тело становится неотличимо от одежды. Вам не кажется, что нет ничего дурного в том, чтобы смотреть на чужой плащ, разложенный на кровати? В ее словах была странная логика. Зачем беспокоиться о теле, если ты в любой момент можешь оставить его и найти себе другое? Зачем думать о том, что тебе кто-то может навредить? Так, должно быть, рассуждают демоны, терзая одержимых ими магов. — Знаете, а ведь это похоже на одержимость, — высказалась Солона. — Ваше отношение к телу. — Я-мы одержимы Лерноудом уже больше тысячи лет, — Эмиссар сбилась с привычного тона, но не казалась испуганной. — Нам комфортно. Только сейчас Солона поняла окончательно — когда Эмиссар говорила «мы», она говорила не об орде порождений тьмы, а о себе и Лерноуде. Прямо сейчас Солона была один на один с одержимой. И та оставалась разумной. Совсем не похожей на бездумную марионетку, какими одержимых описывали в Кинлох. — Вас это пугает? — Не больше, чем Мор вокруг. Мне снился дракон, — Солона вспомнила грустный взгляд дракона и отблески зари в его крыльях. — Кажется, это был Уртемиэль. Крылья как рассветное небо, зеркальная чешуя… Эмиссар вздохнула. — Это в самом деле был Уртемиэль. Связь между вами становится крепче. Это хорошо. Завтра мы можем начать тренировки, которые помогут вам овладеть Песней. Затем мы найдем бога и излечим его. — Но как? Вы так и не объяснили, как мое вмешательство исцелит Архидемона. Я понимаю, что бог послушает своего жреца, а жрецом вы считаете меня, но это ведь другое. Скверна — это болезнь, она передается через кровь. И лекарства от нее… — …есть, — перебила Эмиссар. Ее пальцы скомкали одеяло. Солона не посмела ей ответить. Обратилась в слух. Сонливость окончательно оставила ее. Лекарство от скверны! У порождений тьмы было лекарство от скверны! — И если бы Серые Стражи прислушались к нам еще тысячу лет назад, они бы получили его. Нет ничего страшнее человеческого невежества и страха, Солона. Запомните это, не поддавайтесь им, и я отдам вам лекарство, чтобы исцелить и Уртемиэля, и вас. — Кажется… теперь у меня еще больше вопросов. В темноте комнаты сверкнули два лазурных огонька, и по другую стороны кровати опустился Лерноуд. В отличие от Эмиссара, его было видно очень хорошо. Он словно сиял изнутри. Вдвоем они — тьма и свет — хранили тайну, за которую любой житель Тедаса, от бродяги до Императрицы Орлея, был готов убить. Лекарство от Мора существовало и прямо сейчас находилось в Создателем забытой деревеньке. Неужели за все века существования Серых Стражей никто не догадался спросить о лекарстве у тех, кто разносил заразу по миру? — Вопросы — это хорошо, волчонок, — Лерноуд наклонился и поцеловал Солону в лоб. От его поцелуя по телу разлилась истома. Солона некстати начала проваливаться в сон. — Но на эту ночь достаточно откровений. Ложись поудобнее, а мы споем тебе колыбельную. — Ни о чем не беспокойтесь… — вторила ему Эмиссар. — Завтра будет новый день, и мы все преодолеем. Солона чувствовала, как ее окутывает тепло, как напрягается Завеса, пропуская ее в Тень. Как скрежет на периферии разума обращается красивой, тягучей песней. Завеса скрыла Солнца свет… И Камень наш уж сотни лет… Сторм затих в златой тюрьме… И Волк пленен в своем же сне… Так и ты засни, да поскорей… Пусть горести сгорят до углей… Ведь в тех тенях, где мы вечно бдим, Где исход для любого един… Мы тебя обнимаем… Страх отнимем… Какой есть примем… И наполним Песней тебя… Лишь Красоту и тебя. Солона слушала… И почти верила тому, что пела Эмиссар.

***

Утро было замечательным. Солона не помнила, когда в последний раз так хорошо высыпалась. В окно ее комнаты пробился солнечный лучик. Он подхватил пыль в воздухе, осветил теплое дерево стен, зарылся в волчьи шкуры на полу. Солона улыбнулась, подумав о солнце. В последнее время его было очень мало. — У нас взаимная неприязнь, волчонок, — фыркнул Лерноуд из самого темного угла. Дух вновь казался плотным. Сменил наряд на багряную боевую мантию и темно-красный плащ с клобуком. В руке он держал посох с алым кристаллом. Внутри кристалла пульсировала незнакомая Солоне энергия. — Солнце — та еще мразь, поверь моему опыту. Одевайся. У нас гость. Внизу не было солнечного света, зато горели свечи. Много-много свечей. Вокруг них обвивались черными змеями ленты тумана, в их неверном мерцании вытягивались силуэты порождений тьмы. Свечи не прогоняли мрак и чудовищ, но хотя бы позволяли рассмотреть накрытый стол и тех, кто за ним сидел. Черный Эмиссар расположилась в большом деревянном кресле. Напротив нее, на длинной скамье, сидел серый великан. Он не носил рубахи, и Солона могла рассмотреть странные рисунки на его коже. Похожие наносили на мабари перед боем. Только линии на великане были прямые и четкие. Они общались между собой, но Солона не понимала язык. Хотя он и казался ей знакомым, слов было не разобрать. «Садитесь по нашу правую руку, Солона. Вам принесут приборы, — проскрежетал в голове голос Эмиссара. — Не стану настаивать на вашем участии в дискуссии. Пробелы в изучении кунлата не так легко восполнить». Кунлат, язык захватчиков-кунари с севера континента, был грубым, прерывистым и меньше всего походил на связную речь. И все же голос Эмиссара придавал ему некое изящество. Она сказала что-то еще — Солоне показалось, что она услышала свое имя. Великан рассмеялся и понимающе закивал. — Значит, ты тоже с севера, маленькая змея? — великан обратился к Солоне на тевине, языке Империи Тевинтер. Он пытался выговаривать слова правильно, но акцент делал его речь забавной, похожей одновременно на рычание и блеяние. — В тебе кровь наших врагов, но ты не стала как твои родители — baas saarebaas — ты южная. С Югом мы не воюем. Я Стэн, но я здесь не для того, чтобы проливать кровь. Я пришел узнать, что такое Мор. И Черная Женщина говорит, что ты можешь мне объяснить. Эмиссар повернулась к Солоне. Впервые она не носила вуаль. Вместо нее Эмиссар надела золотую полумаску, открывавшую нижнюю часть лица. У нее были тонкие черные губы, маленький рот. Солона смогла разглядеть сухую кожу, цветом напоминавшую пергамент, и острую линию челюсти. — Стэн и мы, в некотором роде, коллеги. Он прибыл на Юг в качестве исследователя и эмиссара своего Аришока. Кун хочет знать, что мы такое. Мы хотим знать, что такое Кун. Стэн уже объяснил нам основные тезисы. Нас привлекают учения друг друга, но Стэн не до конца понимает перспективы Песни. Необходим взгляд со стороны, — Эмиссар улыбнулась и по-птичьи склонила голову набок. — Вы наблюдаете за нами уже несколько недель, Солона. У вас наверняка успело сложиться мнение. Мы будем признательны. Солона смутилась. Что она могла рассказать о скверне тому, кто никогда не верил в Создателя? Что скверна это зараза, которая раз в несколько столетий вырывается в мир и губит целые страны? Почему? Без знания о грехе магистров Звездного Синода, Песне Света и прочем объяснить цели Мора было… в лучшем случае, сложно. Стэн испытующе смотрел на нее, ожидая ответа. Она смогла наконец рассмотреть его. Он был отдаленно похож на человека, но в нем было много лишних деталей. Как на рисунке ребенка, который только учится рисовать, и не может решить, кого — человека, эльфа или гнома. Крупные, будто высеченные из камня, черты лица, пухлые гномьи губы, эльфийский нос и уши, глаза какого-то нездорового лилового оттенка. Стэн кашлянул в кулак, и Солона поспешила ответить. — Ну… Мы называем Мором время, когда на поверхность из-под земли вылетает Архидемон. Это оскверненный дракон… — А кто его осквернил? И., — он поморщился, — чем? — Это делают порождения тьмы, — Солона взглянула на Эмиссара. — Мы сейчас у них в гостях. Их скверна объединяет всех зараженных существ одним разумом, целью, делом и подчиняет Архидемону. Стэн многозначительно хмыкнул и тоже посмотрел на Эмиссара. — Значит, у вас одна цель, один разум и руководит вами дракон, которого вы беспрекословно слушаете? Идеальный порядок. Аришоку бы понравилось. — В Море у каждого есть свое место, — Эмиссар благодушно развела руки. Черный туман приластился к ее ладоням. — Мы рады, что Солона это понимает. И надеемся, что вы также поймете. Главное для нас — предназначение. — Но какое это предназначение? — нахмурился Стэн. — Все еще не понимаю. Вы выходите из-под земли за своим драконом каждые несколько веков. И что делаете? И зачем? — Мы хотим искоренить несовершенство, которым пользуются силы по ту сторону Завесы. Люди агрессивны. Эльфы забывчивы. Гномы усмирены. Все они не более чем склочные пешки сил, которых даже не понимают, — Эмиссар сжала в кулаке ленту тумана. Солона была готова поклясться, что та зашипела. — Неорганизованное множество не способно понять, что ему желают добра. Но Песня, мы, воля Уртемиэля… Вы согласны, что высший порядок общества достижим лишь через объединение разрозненного под единым предназначением? Если мы правильно помним, Кун провозглашает схожие постулаты. Что-то было не так. Не сходилось. Черный Эмиссар говорила ей, что порождения тьмы просто хотят жить и делают для этого то же, что и любой другой народ. Воюют, интригуют, захватывают. Ни о какой великой цели, ни о каком враге по ту сторону Завесы речи не шло. Эмиссар обещала, что Мор будет остановлен. А Солона так просто, так глупо поверила. В голове вновь заскрежетал голос: «Успокойте свои мысли, Солона. Вы никогда не слышали о правилах ведения переговоров? Стэн ожидает услышать от нас то, что понравится его начальникам далеко на севере. Подобное тянется к подобному. Нам любопытно получить такого союзника как кунари. Нам стоит их впечатлить». Солона выдохнула и приняла глиняный кубок из рук Лерноуда. Политика. Даже здесь, посреди орды порождений тьмы, она ее не оставляла. В кубке был еще теплый отвар мяты. — Спасибо, — растерянно ответил Стэн. — Очень много всего. Мне стоит подумать, как лучше донести это до Аришока. И как выбраться отсюда. Мой beresaad ушел уже далеко. — Мы поможем вам выбраться из Ферелдена и найти путь на север, — Эмиссар вновь улыбнулась. — В наших взаимных интересах, чтобы вы поскорее вернулись к Аришоку. Они опять заговорили на кунлате, и Солона потеряла интерес к беседе. Гарлоки принесли еду. Несколько раз Солона порывалась предупредить Стэна, чтобы тот не ел ничего, поданного порождениями тьмы, но потом решила, что лучше не раздражать Эмиссара. В церкви все еще ждала Лелиана.

***

Стэна провожали вечером. Солона успела сбегать к Лелиане с остатками еды, осмотреть затянувшиеся раны и передать еще немного энергии. Лелиана отговаривала ее, но была благодарна. Солона чувствовала Доверие и Надежду, возраставшие в Лелиане. Это придавало сил и ей самой. К закату она вновь была готова выносить философские беседы Эмиссара и Стэна. Из Лотеринга Стэн уезжал с небольшим, но крайне любопытным эскортом. Эмиссар отрядила в проводники двух пленных торговцев из Гварена, в охрану назначила трех гарлоков и «крикуна», отпустила одну из женщин, чтобы та готовила еду в дороге. Люди не могли поверить своему счастью и постоянно косились то на Стэна, то на Солону. Она же отводила взгляд. Эти бедняги были осквернены и уже умирали. Просто еще не знали этого. Не знал о своей участи и Стэн. Он крепко пожал когтистую руку Эмиссара, а она не надела перчаток. Черные вены просвечивали сквозь тонкую кожу. Солона не хотела думать, что доверчивый Стэн принесет на север. «Жизнь!» «Красоту! Волю! Голос! Песню!» «Нас! Нас! Нас!» Порождения тьмы заливались хохотом в ее голове. Так громко, что было почти больно. «Свободу, — тихо проскрежетал голос Эмиссара, заглушая все остальные. — И возможность для Тевинтера наконец победить в этой ненужной войне. У мира более опасные враги, чем кучка фанатиков… Мы хотим показать вам кое-что после проводов. Мы думаем, что вы это заслужили». Солона попыталась ответить так же, мысленно, но словно ударилась о стену. Конца проводов, полных обещаний на незнакомом языке, она дожидалась в нетерпении. Обидные слова и вопросы рвались наружу. Эмиссар лгала, но ей или Стэну или обоим — было не слишком понятно. Чего она вообще добивалась? Чего хочет Мор? Просто жить? Или победить каких-то непонятных «врагов по ту сторону Завесы»? Вопросов становилось все больше. Лерноуд только усмехался и прятался от последних лучей солнца. Когда стемнело, Эмиссар отвела Солону в подвалы постоялого двора. Здесь были обустроены покои. Кровать, большой сундук, ростовое зеркало, стол с развернутой картой Ферелдена и стопкой бумаг на краю. От них веяло лириумом. — Располагайтесь, — холодно бросила Эмиссар. Она направилась к сундуку, на ходу сплетая какие-то чары. — Мы готовы начать наш урок и показать вам лекарство. Начнете принимать его в малых дозах со следующей недели. К окончанию Мора будете здоровы, но сохраните власть над Песней. Если нам не помешают. Солона прислонилась к столу, украдкой изучая точки на карте и письмена на листках бумаги. Некто писал Эмиссару на тевине. Буквы прыгали в размере, чернила, смешанные с лириумом, оставили пятна тут и там, но Солона разобрала отдельные предложения. «Я прошу вас обдумать мое прошение…» «Вы не можете не понимать, насколько девочка важна для Неромениана…» «Сейчас не то время, чтобы попросту отнимать жизни здоровых альтус во имя древних страхов. Анатаам перешел в наступление. Я обязан оставить в Минратосе наследников…» «Я требую вернуть мне мою дочь!» Солона схватила письмо и вчиталась. Ошибки быть не могло — писал ее отец. Отец угрожал, приказывал, увещевал, просил, умолял не трогать ее — Солону. Отец предлагал Эмиссару договориться о передаче Солоны на север, к семье. Дата внизу была всего месячной давности. — Мы исполним просьбу Феликса, когда закончится Мор, — Эмиссар нависла над Солоной со знакомой шкатулкой в руках. Такую же шкатулку она отправила из Остагара вместе со щенком мабари. — Чтобы это произошло, вам необходимо начать тренировки. Вам по-прежнему докучают беседы орды? Солона кивнула. Даже сейчас она слышала отвратительный гомон. — Хорошо. Нам тоже было очень громко, пока мы не обрели свой тон. Но сначала вы должны научиться различать тона как таковые. Каждый тон уникален, каждый можно пропускать, можно заглушать, можно концентрироваться на одном. Вспомните скрежет, Солона. То, что вы слышите каждый раз, как мы стучимся в ваше сознание. Представьте, что нет ничего, кроме него. Что он — и есть наш голос. Он громче воды, громче пламени, громче шторма, громче шелеста и криков. Он громче биения вашего сердца и мыслей о том, как вы ненавидите нас и мечтаете сбежать к отцу. Громче Уртемиэля. Услышьте нас, Солона, и мы излечим вас. Замок шкатулки щелкнул, но Солона услышала только скрежет. У скрежета был ритм, была амплитуда, был мотив. Скрежет исполнял затейливую музыку об обещании, о борьбе, отчаянии, гордости и любопытстве. Солона отчетливо увидела высокие башни с барельефами драконов, гранатовые сады и восходящее над ними золотое солнце. Женщина, чье обличье похитил Лерноуд, словно наяву стояла перед Солоной и протягивала ей ивовою ветвь. Солона моргнула, и перед ней вновь была Эмиссар. В открытой шкатулке, на подушечке из черного шелка, лежал фиал с прозрачной жидкостью. — Оно ваше, — Эмиссар опустила крышку и протянула Солоне шкатулку. Дерево было холодным и словно ничего не весило. — Просим учесть, что это не только редкое лекарство, но проверка доверия и рассудительности. Лекарство — ваш шанс прекратить наше сотрудничество после освобождения Уртемиэля. Никакого Зова через несколько десятилетий. Никакой тьмы. Вы вернетесь к отцу, братьям и сестрам, возьмете имя Солона Данария, унаследуете Неромениан, Вирантий и кресло в Магистерии. Ваши потомки будут среди правителей Империи. Но у этого будущего есть цена. До того, как вы спасете Уртемиэля, Джори, Аарон и Лелиана погибнут от скверны. Как, возможно, и Ферелден, Пар Воллен и Сегерон. Нам нет дела до них. Мы хотим жить, и хотим, чтобы жили вы и Уртемиэль. Но лекарство у вас в руках. Вы первый Серый Страж, которому мы доверили его. Но не первый Данарий. Ваш отец сделал выбор и принес необходимые жертвы. Ваш черед. Скрежет исчез и настала тишина. Не было голосов, не завывал ветер, никакой звук не нарушал молчание. Солона почувствовала тепло знакомого прикосновения на тыльной стороне ладони. «Вперед, проторенной тропой…» Шкатулка с лекарством вдруг стала слишком тяжелой.