Хроники Скрытого Листа

      В мороз перед Рождеством бубенцы звенели, украшая в связке красной ленты веточки омелы, старательно приматываемые изолентой одной целеустремлённой гостьей ко всем проходам Учиховского поместья. Изуми была Учихой, но не из этого дома, однако очень хотела изменить это досадное обстоятельство, разместив у каждой двери по ловушке для поцелуев. Рано или поздно Итачи поднимется с дивана, и в нужный момент она не упустит этот шанс.       А пока, в часы блаженного неведения, объект охоты отдыхал посреди гостинной, поглощая под смех ситкома леденцы. Сахарная тросточка втягивалась между губ до самого своего искривлённого начала. А потом за крючковатую часть вытаскивалась обратно, бело-красный узор переплетений оставлял сладкую липкость, тянувшуюся паутинкой слюны ото рта до кончика карамели. Глазурь увлажнялась старательным языком и от того блестела ещё сильнее. Мятная палочка по своей же разноцветной спирали вкрутилась обратно в мокрую теплоту, чтобы с хлюпаньем вновь её покинуть. Завораживающая красота простых движений приковывала взгляды.       — Кажется, у меня встал. — Шисуи, держа ящик гирлянд, в открытую пялился на товарища.       — Кажется, у меня тоже, — несмотря на натянутые отношения, Изуми проявила единомыслие.       — Так! Отставить сосать! — Шоу прекратилось с появлением старейшего деда всея Учих. Зацепившись костлявым пальцем за дугу чужой конфетки, выдернул её аки пробку под звонкое «чпок». — Дуй на кухню и помоги мамке с приготовлением харчей! Пердеть в диван ты сможешь и потом.       — Я с ним пойду, Микото лишний работник не помешает! — Девушка решила использовать предоставленную возможность для сближения со старшим из сыновей Фугако.       — Я тебя не знаю! Или не помню! Без разницы! Никаких сомнительных личностей на кухне возле еды! — Паранойя Мадары, именуемая опытом по выживанию, погубила в зародыше задумку женского гения. — Иди с этим оленем. — Для Шисуи в рогатом ободке и его коробке с украшениями уже нашли применение и компанию. — Наряжай дерево, чтоб иллюминации были ярче, чем у соседей, даже когда у них с этого подгорит!       Шисуи хотел было возразить, но быстро заткнулся под воздействием впихнутого лакомства, опробованного Итачи, и направился в сторону дверей, ускоренный шлепком ниже спины.       Если глава клана что-то решил, то его никто не переубедит. Изуми не стала дожидаться особого приглашения и с тихим покорством отправилась заниматься уличным декором. Удручённым наказом старшего на крыльце нашли ещё более несчастного, чем они в такой, казалось бы, счастливый день. Пьяненький и подзамёрзший Обито, сидя на придомовых ступеньках, допивал остатки горячительного.       — Обито? Что ты тут делаешь? Ты же повздорил с хрычом, ради права отпраздновать с Какаши и Рин у Минато. — Состояние родственника обеспокоило.       — Мы посорились. Втроём. Сильно, — четыре обычных слова дались с большим трудом.       — Обито, не дури, иди в дом, а то околеешь, — Изуми помогла подняться, — и не думай про угрозы Мадары, что он на порог тебя не пустит, он это, небось, уже и позабыл, как и моё имя. — Мягкой настойчивостью удалось заманить сопротивляющегося в прогретый коридор.       А пока Мадара, взяв новую сласть и закусив её на манер сигареты, созерцал прошлогоднюю семейную фотографию, где запечатлён весь клан Учих, пестрившую рождественскими колпаками и свитерами с оленями. Каждый раз, когда он смотрел на это фото, пытался вспомнить каждого. Возраст и старческий маразм делали своё дело. Вот и сегодня семейный сбор, и сильнейший своего времени застрял около снимка, разглядывая опять незнакомые лица родственников, причмокивая подслащёнными губами. Но пока он добирался до своего кресла-качалки, услышал топот со стороны входа.       — Ну надо же, картина маслом! Возвращение блудного потомка! — обиды не родня — так быстро не забываются.       — Дед, давай не сейчас. И так хреново как в биджевой клоаке. И хватит всякую дрянь в рот тянуть, у тебя диабет! — Кондитерское изделие немедля было конфисковано, но чего никто не ожидал, так это то, что вслед за ним вылетит вставная челюсть.       — Ах ты фукин фын! — прошамкал Мадара, смотря на свою челюсть, что намертво сжала конфету, в руках Обито. — Фуфаноо! — шепеляво крикнув, старик приготовился к следующей атаке, но дом от разрушения спасло то, что техника была не правильно произнесена.       Все, кто наблюдал данную картину, разом выдохнули. Пьяная моська Обито вытянулась от удивления, а потом затянулась обидой, ведь он не хотел, чтобы дед опять просил вкалывать ему лекарства от повысившегося сахара в крови. А Мадара оглянулся и, не найдя чакрового покрова, расстроился ещё больше, и, двинувшись в сторону родственника, что под воздействием маразма опять подзабылся, крякнув от досады, накинулся на бедного Обито, тряся тростью.       Во дворе была своя атмосфера. Медитативное распутывание проводов и лампочек настраивало на болтовню. По крайней мере Шисуи.       — А ты-то чего нос повесила, молчишь и куксишься? — в словах различался хруст догрызаемой конфетки.       — Тебе достался непрямой поцелуй от Итачи! А мне вообще ничего не перепало! Он даже не взглянул в мою сторону! — Если бы не гордость куноичи, то слёз лилось бы в три ручья. — И ни одна омела даже не помогла!       — А, делов-то! — впившись в женские уста, Шисуи поделился остатками приторного трофея. — Лучше?       — Да, — честный ответ застал врасплох шутника. Изуми смотрела на него исподлобья, закусив губу. Видела, как в глазах напротив загорелся огонь, и, более не думая, поддалась вперёд, соприкасаясь с мужскими губами, увлекая в глубокий поцелуй.       — Шисуи! Бегом за Рин! Там Мадара подрался с бухим Обито и засунул ему леденец в... — от вида лобызающейся пары Итачи забыл, зачем спешил к мастеру телесного мерцания.       Заканчивать фразу стало не обязательным, всё и так ясно — Шисуи уже мчался за медиком. Очень деликатное увечье было унизительным, но именно оно помирило пострадавшего с переживательным ирьёнином и взволнованным Хатаке.       — Теперь-то ты согласишься быть снизу? — усмехнулся Какаши, глядя, как Рин лечит нежный зад их возлюбленного.       — Не дождёшься! — Обито зыркнул на него разгневанным хомячком, шипя ругательства сквозь зубы.       — Потерпи, — Рин бросила обеспокоенный взгляд на Обито, — а ты, — обратилась к Какаши, — знай: запрещено ближайшие две недели заниматься сексом.       — Чего? — в унисон воскликнули её любимые мужчины, а Рин лишь покачала головой и нежно улыбнулась.       В соседней комнате Мадара стоял около камина, смотрел на семейное фото, усмехаясь забавности ситуации, а затем перевёл взор на фоторамку, что была в гневе когда-то перевёрнута. Дрожащей рукой он поднял её и, повернув к себе снимком, уставился слезящимися глазами на двух близких людей, что счастливо улыбались в объектив.       — Видал, во что я превратился? — сощурил он свои глаза и пошевелил челюстью, которую не так давно он смог вернуть себе. После того, как он набросился на Обито, конфета с челюстью выпала из его рук и закатилась под диван. Мадара долго пытался после стычки вспомнить, где его зубы, и, как только это ему удалось, кряхтя, полез под мебель. — Ну ничего, скоро встретимся! — поставив фотографию обратно и на этот раз не опрокидывая, глава сильнейшего клана развернулся и сделал пару шагов, а затем, резко повернув голову, усмехнулся. — А вот хрен тебе! — И совсем по-детски показав язык, Мадара хохотнул и уселся, наконец, в своё любимое кресло, где его махом укачало.       А где-то на облаках, посмеиваясь, Хаширама наблюдал за всеми ними. Он совершил настоящее волшебство, нашёл пути исправить прошлое, подарив счастливое настоящее.