Alpha Dog

***

- Куда мы едем? – спрашивает Сынмин, когда понимает, куда они едут. Они заходят в клуб, и Сынмин не может сдержать странной дрожи – последний раз, когда он был здесь, его жизнь перевернулась с ног на голову. Их встречает главный администратор, и Сынмин кивает ей – он столько раз видел ее в доме Чанбина, что уже воспринимает как свою знакомую, а еще Джисон. Снова. Сынмин вздрагивает и беспокойно смотрит на Чанбина. Все же было хорошо, почему опять Джисон? Что он сделал не так? Но тот буравит взглядом Дауль, которая в долгу не остается и смотрит также нахмурено. - Ну что? – рявкает Чанбин раздраженно. Дауль молча тыкает пальцем в Джисона и тот ржет и пытается подойти ближе к ней, чтобы приобнять. - Да, ладно тебе! – деланно возмущается он, - ну подумаешь, поработала моим представителем и немного телохранителем, хен тебе столько платит, что грех и сверхурочные не взять. - Это выходит за все границы дозволенного! - Опять Минхо? – устало спрашивает Чанбин, а Сынмин крутит головой и не понимает, о ком речь и что происходит. Но эти трое явно в курсе. - Нет, новый. Он предложил ему засунуть в себя узел, а теперь рассказывает ему, что тот не может спать с другими. - Хан! – рявкает Чанбин и хмурится. - Ну что? Он классный. А Дауль всего-то мне немного подыграла. То-то у него либидо высокое, пусть немного поостынет и побольше смотрит на меня. - А если он решит смотреть только на тебя, мне потом опять тебя выгораживать перед твоим разъяренным альфой, который не хочет тебя отпускать? Нам Минхо было мало? - Ой, ладно, хорош. Сынмин, пошли, этот все равно еще сейчас наверняка дела пойдет обсуждать, а мы пойдем, посмотрим, каких красавчиков сегодня нам судьба послала. - Включай мозги, Джисон, - говорит вдруг Чанбин так, что у Сынмина внутри все замирает от неприятного чувства, - и не позволяй другим его касаться, ясно? - Обижаешь, хен, - Джисон скалится и натягивает на себя маску, но Сынмин успевает разглядеть что-то неясное, темное, в глубине его глаз-бусинок. Он не был таким ни разу, в какой бы ситуации Сынмин с ним не сталкивался. Они уходят в отдельную комнату, и Сынмин молча и без особого желания надевает ошейник, ремни, гартеру и наколенники. Он завершает наряд маской и уже поворачивается, чтобы пойти в общий зал, как Джисон его ловит и смотрит сквозь маску улыбающимися глазами. - В чем дело? Как-то скучно, ты не находишь? Твой альфа как пить дать будет недоволен. Давай украсим тебя. Джисон идет к своей сумке и копается в ней, а Сынмин лениво разглядывает торчащий из него хвост. Джисон пританцовывает и напевает и он действительно похож на восторженного щенка. - Я не хочу. - Ну хватит тебе, это как минимум красиво. А как максимум должно возбуждать. У меня, как правило, встает, стоит только подумать об всех этих штуках. Сынмин скашивает глаза вниз – и правда, Джисон возбужден. - Давай хотя бы это наденем, - он несет Сынмину широкое металлическое эрекционное кольцо. Чанбин будет в восторге. Сынмин смотрит на его ногти с черным лаком, которые мелькают, пока он надевает на него кольцо. Что ж, видимо, Чанбину нравится определенный типаж. Они выходят в зал, и Джисон тихо говорит совершенно чужим, тихим, низким голосом: - Не отходи от меня. Все знают чей ты, но поскольку ты идешь со мной, могут сдуру решить, что им тоже можно счастье попытать. Особенно альфы-новички-идиоты. - Почему ты бросил своего альфу? – тихо спрашивает Сынмин, опуская глаза в пол и стараясь не наблюдать за чужой страстью. Сейчас все это не кажется таким уж волшебным и притягательным. Просто много трахающихся людей. - Он требовал слишком много послушания. - А разве не в этом суть? - Ты мне скажи, - Джисон поворачивает к нему голову, и Сынмин видит его смеющиеся глаза. - Разве альфа не требует полного подчинения? - Смотря какой. Но для меня вся соль в том, чтобы… не слушаться. И получать за это наказание. Минхо же обижался на полном серьезе и просто хотел беспрекословности и послушания. Он думал, что изменит меня, научит своему видению, но… я дольше в этом деле, чем он, много дольше. И я знаю, чего я хочу. - И сколько ты…? – Сынмин чувствует желание оттащить Джисона в другую комнату и просто устроить допрос поподробнее, а не слоняться тут, ловя на себе недовольные взгляды альф, которые явно осуждают болтающих омег. - С того момента, как мне исполнилось семнадцать. Этого клуба еще не было, но соответствующая тусовка была. Моим первым был взрослый мужик, ему было за пятьдесят. Он был старым, но не бесполезным, - смеется Джисон, небрежно скидывая с себя чью-то руку, - у него было неидеальное тело и дряблый живот, но хер стоял как надо. И он был очень изобретательным. Ему не нравились живые послушные игрушки, он любил дрессировать щенков. Он учил меня послушанию, но жаждал неповиновения. После него я еще не встречал того, кто понимал бы мои желания так хорошо. - А где он сейчас? - В земле? Не знаю, может, конечно, его и кремировали. Сынмин тяжело вздыхает. Он до сих пор не находит в себе понимания здешней тусовки. - В любом случае, это твой дебют, Сынмин, ты представляешься всем официально. У меня, конечно, есть вопросы по форме, но кто я такой, чтобы спорить с Чанбином. Он хочет эпатировать, значит, мы дадим ему шоу. И всем остальным тоже. - Что ты имеешь в виду? – Сынмин напрягается, а Джисон тянет его за собой. Он прижимается ближе, оглаживает его тело и томно шепчет на ухо: - Они смотрят на тебя и они тебя жаждут. Просто потому что ты чужой и несвободный. Породистый дикий щенок, которого прибрал к рукам местный царек. Конечно, его подданые хотят урвать себе кусочек. Давай покажем им тебя, чтобы они точно знали, чего именно никогда не смогут коснуться. - Я не понимаю… Где, черт возьми, Чанбин? Джисон падает на диван и хлопает себе по бедрам. Сынмин смотрит на него вымученно, а потом покорно садится сверху. Он снова чувствует себя просто шлюхой, которую могут использовать, как хотят. Чанбин отдал его Джисону, и хоть тот тоже должен стоять на коленях, захлопнув пасть, ему, тем не менее, позволено быть свободным. Сынмин упирается руками в спинку дивана по обе стороны от головы Джисона и выгибается, а тот гладит его руками и шепчет: - Покажи им. Сынмин невесело хмыкает. На нем нет ничего, что скрывало бы татуировку. Он сидит спиной к залу, выгибается и выставляет ее напоказ. Ему кажется, что шум в зале увеличивается, но, возможно, это просто игра воспаленного мозга. Джисон кладет ему руки на ягодицы и разводит половинки в стороны. Сильно разводит. Сынмин скулит, понимая, что все сейчас видят его открытую дырочку. После игр Чанбина с расширителем, она реально слишком открыта. Свист и шум нарастает, а Джисон впивается в ягодицы только крепче, начиная еще и покусывать его ключицы. Сынмин стонет от отчаяния, ерзает и чувствует его твердый член. - Какой ты потрясающий, - рычит Джисон и кусает ощутимее, а Сынмин хнычет и слабо пытается его оттолкнуть. Ведь его может метить только его альфа, только Чанбин. Или больше это не так? Пальцы Джисона скользят внутрь и выдавливают смазку. - Черт, Сынмин! Джисон слегка приподнимает его и заводит член назад, чтобы потереться головкой о влажный вход. Сынмин прикрывает глаза, понимая, что скорее всего Джисон не сдержится. А потом чьи-то руки сжимают его талию и тянут вниз, и Сынмин охает и оказывает легко насажен на Джисона. Они стонут в унисон, и Сынмин в ужасе таращится на такого же испуганного парня, а потом видит, как тот расслабляется, выдыхает и забавно тявкает. Сынмин не поворачивает головы, но понимает, что это Чанбин усадил его на член Джисона, и расслабляется тоже. По крайней мере, его не ждет скандал с озверевшим от ревности альфой. Или Чанбин больше не ревнует его к другим? - Ты покажешь, какой ты послушный щенок. Каждый пес будет знать, что лучше тебя нет. Чанбин будто говорит не своим голосом. Сынмина касаются скользкие пальцы и давят на ободок. Он вздыхает и расслабляется, позволяя. Джисон меньше, чем сам Чанбин, так что сейчас несколько пальцев входят в него довольно легко. Судя по круглым глазам Джисона, тот удивлен, но ничего не говорит. А Сынмин просто терпит, все еще упираясь руками в спинку дивана и мерно дыша. Он понимает, что его ждет, не сразу, но до того, как это случается. Мысль, которая кажется нереальной, воплощается в реальность, когда Чанбин приставляет скользкую головку к его входу, давит и медленно проникает внутрь. Сынмин стонет протяжно и гортанно, когда они наполняют его вдвоем. На лице Джисона шок, он явно такого не планировал и не был предупрежден, но тем не менее он не теряет ни секунды. Кладет руки Сынмину на бедра и делает первый толчок. - Знай свое место, омега, - рычит на него Чанбин, и Джисон ерзает, но толкаться внутри перестает. Чанбин двигается сам, медленно тягуче, и очень приятно. У Сынмина сводит судорогой ноги от напряжения, он замер и пытается прочувствовать каждый сантиметр плоти. На самом деле это ощущается странно, до слез неправильно, но… хорошо. В нем два члена, и спустя какое-то время Чанбин разрешает Джисону двигаться, и они начинают трахать его вдвоем. Весь клуб гудит, свистит и аплодирует. Ну еще бы. Сынмин фыркает и выгибается, а Чанбин сильно кусает его за шею. Они двигаются в нем, и Джисон громко стонет и тоже выгибается, не переставая трогать Сынмина руками. Он намного громче Чанбина. Он нижний, которому дали побыть сверху, и теперь он просто сходит с ума от ощущений. Может быть, Сынмин тоже был бы не прочь испытать нечто подобное. Но он-то думал, что Чанбин будет его единственным партнером. Джисон вдруг скулит и трясет головой, двигаясь активнее, И Сынмин понимает – он кончил. - Сиди смирно, щенок, - угрожающе говорит Чанбин, не останавливаясь, и Джисон скулит только громче, жмурится, но член вытаскивать не спешит. Наверняка для него это слишком – он чувствительный прямо сейчас, но он в тесном нутре, второй член касается его, задевает и делает удовольствие болезненным. Джисон все еще продолжает тихо ныть и дергаться на каждый толчком. Но он терпит и ни слова не говорит, покорно следует слову своего альфы. Интересно, в своей голове Джисон называет Чанбина своим альфой? От переизбытка эмоций Джисон тянет Сынмина к себе, пытается поцеловать, но Сынмин уворачивается, не даваясь. Тогда Джисон тянет руку между их телами и касается члена Сынмина. Его черные глаза-бусинки округляются еще сильнее, и он тихо болезненно шепчет: - Сынмин… А тот лишь прикрывает глаза и глухо стонет, когда Чанбин сзади касается пальцами его взмокшей спины и прослеживает контур татуировки. Он упивается принадлежностью Сынмина самому себе, но Сынмин вот уже не знает, кому он принадлежит. Чанбину, Джисону, им обоим или каждому желающему в этом клубе. С кем в следующий раз Чанбин его разделит? Или кому позволит разделить без него самого? - Сынмин… - все также хрипло шепчет Джисон, трогая его мягкий член. Сынмин не возбужден и он все-таки сморит на Джисона, смотрит с вызовом, а потом вновь закрывает глаза. Толчки Чанбина становятся все сильнее и глубже, и Сынмин сосредотачивается на ощущении разливающегося внутри семени. Ему оно нравится. Раньше он всегда трахался в презервативе. Шум позади оглушает и кажется издевательским, и Сынмин наконец валится на Джисона, переставая себя удерживать. Он не пойдет отсюда сам, ему абсолютно плевать, что Чанбин с ним за это сделает. - Возьми его на руки и унеси отсюда, - тихо шепчет Джисон, а Чанбин в ответ рыкает: - Захлопни пасть, ты здесь не говоришь. Сынмин чувствует, как Джисон перегибается через него и бьет Чанбина в грудь. Судя по звуку, кулаком. Чанбин глухо стонет, а потом Сынмина аккуратно приподнимают и сначала укладывают на диван, а затем и правда берут на руки. Сынмин прикрывает глаза и абстрагируется от происходящего, не слушает, о чем Чанбин с Джисоном спорят, и вновь оглядывается вокруг, только когда обстановка явно меняется, как и освещение. Они в одной из гостевых комнат, Чанбин кладет его на диван в условной гостиной и накрывает пледом. - Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Чанбин, и по его лицу Сынмин понимает – Чанбин наконец понял, что что-то пошло не так. Сынмин смотрит остро, пытаясь найти в лице Чанбина злорадство, превосходство, разгадать там упоение собственной властью, но Чанбин лишь хмурится, а еще подсаживается к нему и гладит по лодыжке через плед. - Кто такой Хан? – все же спрашивает Сынмин. Кто он для тебя? Этот веселый парень, который он может запросто заявиться в дом к Чанбину, знает его окружение, смеется с Чанбином так, будто они давние друзья и их связывает много-много большее. Чанбин склоняет голову, изгибает брови и шумно вздыхает. Сердце Сынмина замирает. - Есть люди, которые выполняют грязную работу – достают мне должников из-под земли, ломают кости моим конкурентам, ведут неприятные допросы и прочее. А есть те, кто ходит тихо, не оставляют следов и шума. Только мертвые тела. Хан – киллер. Сынмин открыв рот, таращится в стену. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Парень, который любит подчиняться и быть наказанным. Громкий, неуклюжий и веселый. - Я больше не хочу, чтобы он спал с нами. Никогда. - Потому что он убийца? - понимающе тянет Чанбин. Сынмин не отказывает себе в удовольствии пнуть его пяткой в бок. - Потому что ты сам сказал, что я буду твоим единственным щенком, а ты моим единственным альфой. И чем это закончилось? Вы взяли меня вдвоем на глазах у всего клуба. Теперь каждый пес знает, что у меня несколько хозяев, что меня можно касаться и ничего ты им не сделаешь. Но это ладно, это ваши внутренние правила и приколы. Но ты отдал меня другому. Ты позволил ему быть во мне, кончить в меня. - Знаешь, что Джисон сказал мне? – Сынмин мотнул головой, он ничего не хотел знать, не хотел слушать, как эти двое обсуждали его и грязные подробности их близости, - он сказал почти то же самое. Что у щенка не может быть двое хозяев. Иначе он ни одному не будет верен. Сынмина обожгло воспоминанием, как Джисон касался его и понял, что возбуждения нет. Он был удивлен, буквально шокирован. - Тогда зачем ты подложил меня под него? А до этого трахнул на моих глазах? А в перерывах между этим всем был так нежен со мной? - Я думал, что ты хочешь разнообразия и выбрал того человека, которого я могу подпустить к тебе и не хотеть убить за то, что он тебя касается. Я думал он тебе понравится, и ты не захочешь искать других. Перестанешь искать. Еще. Сынмин сглатывает. Он вспоминает парня из тиндера, имя которого не помнит, и Феликса, тоже и из тиндера, который отчего-то запал в память. - Я знаю, что ты встречался с другими, - будто в подтверждение говорит Чанбин, - знаю. - Но ведь это не было запрещено! Сынмин правда не понимает. Да. Он испытывает стыд за то, что сделал это, но ведь с первым парнем он просто подрочил вместе, и было это почти сразу после того, как Чанбин его сначала украл, а потом отпустил, и он к тому моменту еще даже не восстановился, чтобы нормально потрахаться. А с Феликсом так вообще… - Да, но ты искал их. Последнего совсем недавно. Я подумал, что Джисон неплохой вариант, и я думал, что он тебе понравился, ты ведь хотел познакомиться с ним поближе. - Просто поговорить! – возмущенно шипит Сынмин, - он ведь тоже нижний! Он омега из вашей тусовки, и, конечно, я хотел обсудить с ним это. Спросить, как он это выдерживает, что чувствует, как вообще дошел до такого. Я хотел узнать его, изучить, потому что думал, что так мне самому будет проще с тобой. - Но ты спрашивал про него довольно часто. - Я думал, что он твой любовник, поэтому и спрашивал, я ревновал! – орет Сынмин и тут же краснеет и прикрывает глаза. А когда открывает, видит на лице Чанбин искреннее удивление. - Он мне не любовник и никогда им не был. Но ты спрашивал о нем и искал встречи с другими. Я подумал, что смогу это прекратить. Тем более, после него в первый раз ты был таким… мне показалось, что это можно назвать словом удовлетворение. Совершенно не похоже на ревность. Ты даже слова не сказал, что ты против, просто принял это. Сынмин закрывает глаза. Снова. Он знал, что не стоило идти на встречу с Феликсом, знал, что это закончится плохо, предвидел же что нихрена Чанбин спокойно реагировать на его интрижки не будет. А тот еще и умудрился решить проблему кардинально – засунуть в Сынмина сразу два хуя и понадеяться, что он за третьим на десерт не побежит. А еще Сынмин попытался замять в первый раз с Джисоном, и вот чем это закончилось – Чанбин на полном серьезе думал, что он был так доволен, что позволил забавляться потом с собой целый день. Собственная вина мешается с идиотизмом Чанбина в гремучую смесь. Адреналин плавит кровь и Сынмина потряхивает от осознания произошедшего с ним. - Насчет этих парней. Я подрочил первому, а со вторым был активом, если ты не знаешь этих подробностей и, если тебе интересно. Никто из них не тронул меня так, как должен трогать только ты. И хоть ты сам сказал, что за пределами твоей спальни я волен трахаться как и с кем хочу, а все равно не позволял касаться себя так. А ты своими руками подложил меня под чужого человека. И то, что он твой друг, коллега и убийца месяца на районе, не извиняет тебя. Ты мне обещал, ты гарантировал, что меня никто не тронет, кроме тебя. А вместо этого ты сделал меня шлюхой, да не просто так – на глазах у всех посвященных. Джисон сказал, что это мой дебют, и да, он был весьма запоминающимся. - Ты не шлюха, Сынмин, прекрати уже так говорить, никто и никогда не посмеет… - Джисон посмел – с твоего позволения! Ты не спросил меня, да и его, судя по всему, не спросил. А если смог он, то почему бы какому-нибудь альфе из ваших, не поймать меня на каком-нибудь светском мероприятии, не затащить в угол и не взять? - Никто никогда… - Это так больше не работает. Парень в собачьей маске, засунувший сегодня в меня свой член вместе с твоим, – живое тому доказательство. Ты больше не можешь обеспечить мою безопасность. Чанбин молчит в его глазах плохо скрываемый ужас. А еще там страх. Страх, что однажды поселился на дне зрачка Сынмина – теперь наконец перекочевал к нему. И Сынмин бы рад позлорадствовать, но все, что он сейчас чувствует - это боль и сожаление. - Я хочу побыть один. Оставь меня, пожалуйста, или вызови мне такси. Но я все же предпочел бы, чтобы ты ушел и оставил меня здесь, потому что у меня нет сил куда-то идти. - Конечно. Чанбин встает и идет к двери, даже не коснувшись Сынмина на прощание, не сказав ободряющих слов. Сынмину горько от этого. Уже взявшись за ручку и открыв дверь, Чанбин вдруг оборачивается и говорит: - Ты спрашивал, под чьей защитой ты. Единственный кто не знал, кто такой Джисон – это его бывший парень, скандалы с которым он тут устраивал и мотал нервы и мне, и Дауль. Все остальные – все золотые члены клуба, все криминальные авторитеты, все бизнесмены и политики, все в курсе, кто такой Хан Джисон и как именно он работает на меня. Никто не подойдет к тебе, не затащит в угол и не тронет, потому что каждый из них знает, кто за ним тогда придет. Сынмин приподнимает голову и, нахмурившись, пытается понять к чему клонит Чанбин. - Помимо того, что я правда думал, что это остановит тебя от желания развлекаться с кем-то еще, и ты просто обратишь на него внимание и на этом успокоишься, я хотел сделать заявление. Для каждого, кто был сегодня здесь. Чтобы они разнесли эту весть остальным. Я не приеду выяснить отношения и не потребую компенсации, я не сломаю и даже не отрежу руку. За любым, кто хоть шаг сделает в твою сторону – придет Хан Джисон. Ты мог не заметить или не понять этого, но просто поверь мне – мое заявление было услышано. Всеми. Чанбин уходит, а Сынмин остается лежать калачиком на узком диване. Мысли, словно дикие зайцы, прыгают в его голове, сталкиваясь друг с другом. Злость, которая горела и расцветала в его сердце, ревность, которая отравляла его, и паника, нарастающая от мысли, что он больше не интересен Чанбину, медленно сходит на нет. Чанбин просто идиот. Нет там больше никакого объяснения. Это еще не исцеление, но Сынмин делает вдох, потом выдох, и понимает, что может дышать ровно. А еще его наконец догоняет возбуждение. Реакции тела заторможены, но теперь мозг, поняв, что он все еще значим, трепет его нервные окончания. Его трахнули вдвоем. На глазах у десятков человек. Сынмин ерзает, чувствуя себя пустым сейчас. Он откидывает плед и касается входа пальцами. Интересно, есть ли здесь камеры, смотрит ли сейчас Чанбин на него? Сынмин чувствует, как сильно он растянут, как внутри него хлюпает смазка и сперма. Сразу двух парней. Сынмин вздыхает и проникает себе тремя пальцами, а потом добавляет четвертый. У него как будто бы подскакивает давление, и становится тяжело дышать. Он двигает четырьмя пальцами внутри, а потом вытаскивает их, складывает ладонь лодочкой и медленно толкается внутрь. Когда ему было семнадцать, и он впервые кончил с пальцами в заднице, он не думал об этом. Через полгода, когда он понял, что без пальцев в заднице кончать ему больше не нравится, он нашел видео и смотрел на это с восхищением. Он сладостно мечтал о том, что однажды сможет быть достаточно мягким, чтобы чей-то кулак мог входить в него, не причиняя вреда. А потом боялся, что если будет так сильно растянут, то перестанет нравиться партнерам. Сейчас же он мог двигаться внутри себя, медленно и осторожно, но все же мог. Он вытащил пальцы полностью, вдохнул открытым ртом, застонал от нереальности происходящего и сделал это снова. Он погружал в себя кисть раз за разом, тихо скуля от ощущений и осознания. Это должно было быть с Чанбином. Впервые, так, он должен был быть с Чанбином. Член так и не встал, но тело скрутило спазмом, и на секунду Сынмин вздрогнул, прикрывая глаза и не чувствуя себя. Пальцы, с легким сопротивлением сжимающихся мышц, покинули тело. В голове не было мыслей, наступила наконец блаженная тишина. Сынмин лежал ничком на диване и думал о том, что он все исправит. Что дерьмо случается, но что при этом никакой трагедии не случилось. Он найдет слова для Чанбина и заставит того найти слова для себя.

***