Alpha Dog

***

Этот ресторан действительно дорогой. Сынмин оценил. Он сидит, покачивая ногой, и ловит на себе неодобрительные взгляды официантов. Куртка на нем дизайнерская и дорогая, но выглядит так, будто он только что с рок-концерта вышел. И, да, он не снял ее, когда зашел, что тоже любви окружающих к нему не добавляет. Он весь сейчас выглядит так, будто вернулся в подростковый возраст – в кричащей одежде и с торчащими черными волосами и выбритой бровью. Но вот Чанбин хоть и сидит как положено в костюме тройке, каких-либо претензий не высказывает и даже улыбается. Сынмин ковыряет вилкой мидии и с тоской смотрит на огромный поднос с устрицами. - Они правда повышают либидо? – невпопад спрашивает он. - М? Не знаю, мне это не нужно. - Я имею в виду правда, что после того, как поешь их, сразу стояк появляется? - Лично у меня стоит от того, что ты напротив сидишь, так что сложно сказать. Сынмин кашляет, тянется к бокалу с шампанским и больше глупых вопросов не задает. Чанбин позвонил на четвертый день, спросил, как Сынмин себя чувствует, а еще предложил встретиться, если Сынмин в порядке и не против. Предложил, не потребовал. Сынмин ожидал, что он опять исчезнет на месяц, но отчаянно ждал хотя бы сообщения все эти четыре дня. И то, что в итоге Чанбин заехал сам и привез его в дорогой ресторан… странно воздействовало на общее состояние Сынмина. Он как будто бы понимал, что Чанбин пытается загладить вину, но как будто бы точно знал, что у Чанбина довольно странное понятие вины, так что надо быть готовым ко всему. - Мы будем трахаться в туалете? – снова не удерживается он от вопроса. - А ты хочешь? – в голосе Чанбина сомнение, словно бы он сам не хочет. - Ты когда-нибудь это делал? - Нет и… не горю желанием начинать. Это хорошее место, но есть только один человек, которому я доверяю в вопросах чистоты и гигиены общественного места. Это главный администратор моего клуба – Дауль. Сынмин помнит ее – очень красивая женщина с высоким пучком. Она не говорила с ним лично, когда он подал заявку, лишь подошла на секунду уточнить, тот самый ли он Ким. Следующий раз он видел ее в доме Чанбина, когда полз голый на поводке через холл. У Сынмина есть подозрение, что именно она Чанбину о нем и сообщила, и скорее всего знала об одержимости Чанбина заранее. И Хан наверно знал. Окружение Чанбина в курсе, кого он приводит домой и что с ним делает. И не всегда это непосредственно альфа-члены клуба. Простые работники тоже. Сынмин каждый раз хочет спросить, точно ли он в безопасности. Ему не с кем это обсудить. Все происходящее с ним. - Мне не с кем это обсудить, - так он и говорит Чанбину, а тот хмурится и смотрит серьезно. - Я оплачу тебе психолога. Или психотерапевта. - Из нас двоих он нужен тебе, а не мне, - тут же ощетинивается Сынмин, а потом вдруг тянет к Чанбину руку, - или ты со мной вместе будешь ходить? Типа семейные сеансы? Чанбин качает головой. - Ясно. Сынмин отворачивается. Кто бы сомневался, что Чанбин не сможет взять за это ответственность. Хотя идея-то в целом не так плоха, как кажется. - И все же, если я пойду, я смогу поделиться своей проблемой? Рассказать все? Чанбин хмурится еще сильнее, молчит, а потом кивает. - Я поищу для тебя. Найду варианты. Сынмин вздыхает и снова ковыряет вилкой несчастные мидии. Он не хочет никуда идти сегодня. Он бы все же съел пару устриц, допил шампанское, а потом поехал бы домой. Вот, чего он хочет на самом деле, а не очередное извращенное удовольствие в исполнении ебанутого на голову альфы. Просто с Чанбином он бы время провел с удовольствием. - Может быть, ты хочешь поехать ко мне? Чанбин смотрит прямо, закусывает губу, а потом тихо говорит: - У нас сегодня дела, так что… - Ясно. Сынмин отставляет тарелку в сторону и все же берет свой бокал. Есть какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы каждый раз пытаться вытащить из Чанбина что-то человеческое и каждый раз получать отказ. Но он впервые просит о чем-то таком так открыто. Он впервые говорит – «я хочу тебя, хочу пригласить в свой дом, хочу провести с тобой время». Сынмин чувствует тупую боль в груди от того, что Чанбин отказывается, прекрасно понимая, что именно ему предложили. Сынмин помнит, что Чанбин сказал, что если он захочет его трахнуть, то ему придется упрашивать. Чанбин не упоминал, что трахнуть себя тоже упрашивать придется. - Я познакомлю тебя со своим другом, - говорит Чанбин. - О, вот как? Неужели. Это интересно. Сынмину не интересно, ему плевать, но он идет вслед за Чанбином по улице, не понимая, почему они не сели в машину. - У него весьма специфическая деятельность, - продолжает разглагольствовать Чанбин, - подумал, что тебе понравится внимание. Сынмин тихо фыркает, но ничего не говорит. Он как-то по-другому себе это представлял. А еще он ходил на свидание. Ровно на следующий день после того, как уехал от Чанбина с татуировкой на спине. Он приехал домой, открыл тиндер и, увидев сообщение от парня, с которым перманентно переписывался уже месяц, просто написал – «да, мы можем встретиться». Сынмин не думает, что это была месть или что-то типа того. Но встретиться с кем-то, кто был самым обычным, непримечательным, нормальным, было словно исцеление. Это заживило рану даже лучше, чем специальный крем. Сынмин тоже пригласил его в ресторан, но попроще, менее притязательный, чтобы и не спугнуть его, и случайно на знакомых не нарваться. Парень был очень красивым, его длинные светлые шелковые волосы ниспадали с плеч, и глаза с голубыми линзами смотрели очень невинно. Сынмин чисто по-человечески восхищался его красотой, но спустя уже полчаса понял, что это бессмысленно. Он руководил целым отделом в одной из крупнейших корпораций страны. А этот парень его ровесник, но рассказывает, что устроился на подработку только два месяца назад, а до этого сменил три универа и три специальности, пытаясь найти себя. Он смеется, рассказывая про какое-то крутое анимэ, а еще показывает что-то на экране смартфона. Какая-то игра. Достижения в игре. Сынмин вздыхает. У него из достижений несколько юношеских медалей по бейсболу и рекордно большая пробка, побывавшая в его заднице. Они очевидно слишком разные. Но этот парень веселый, неугомонный, явно добрый и сочувствующий. Сынмин это с первого взгляда безошибочно сказать может. А тот вдруг говорит, что занимается волонтерством, будто мысли Сынмина читает. А еще он чертовски красивый. Раньше он тоже встречался с теми, кто был класса на четыре ниже, и ничего довольствовался тем, что есть. А этот очень красивый. Сынмин понимает, что дело не в этом. Дело в том, что он просто никого не хочет. Никого, кроме… Он неловко улыбается и пытается закончить вечер. Феликс, так зовут парня, предлагает разделить счет. Сынмин мягко смеется и настаивает на том, что заплатит сам. Вряд ли этот парень может оценить, но у него брюки и светлый джемпер дороже, чем все это заведение, так что он настаивает, на том, что угощает. Он уходит в уборную вымыть руки, когда кто-то касается и обнимает. Сынмин в ужасе думает, что это Чанбин узнал, нашел его, но низкий голос Феликса сзади говорит: - Я знаю, что ты не перезвонишь, знаю. Но ты такой невероятный, что я не могу уйти, не получив от тебя ничего. Сынмин чувствует себя странно, когда с него стаскивают брюки до колена, разворачиваются к нему спиной, вытаскивают из красивой задницы пробку, а потом насаживаются. Сынмин чувствует себя очень странно, толкаясь в чье-то податливое послушное тело. Феликс стонет и причитает, и тянет его ближе, пытается обнять себя его руками, притягивает голову, чтобы Сынмин хотя бы шеи губами коснулся. Его откровенно хотят, но не взять, не присвоить, а отдаться, и Сынмин сбит с толку этим так сильно, что Феликс кончает на нем, сладко сжимаясь, а Сынмин смотрит виновато и отстраняется. - Я совсем тебе не понравился? – серьезно спрашивает парень, облизывая идеально очерченные губы и подходя ближе, - поцелуй меня, пожалуйста. Ты такой красивый, я очень хочу тебя поцеловать. В это момент Сынмин, пожалуй, впервые осознает свою привлекательность. Он знал, конечно, что выглядит хорошо, но никогда еще никто не смотрел на него с такой жадностью и не просил хотя бы толику внимания. Хотя нет. Сынмин вспоминает о Чанбине, уже прижимая Феликса к себе и запуская руку в его длинные шелковые волосы. Он вспоминает жадность Чанбина, когда поднимает ногу Феликса и снова толкается внутрь. Он вспоминает боль в глазах Чанбина, вспыхивавшую каждый раз, когда уворачивался от его поцелуев, а сам трахает Феликса снова и кончает внутрь него. - У меня есть справки, - жарко шепчет Феликс, облизываясь, - не беспокойся, у меня есть. Я покажу тебе, обязательно покажу. Нет, не покажет. Сынмин уезжает из этого ресторана и блокирует его номер. Они больше никогда не увидятся, и Сынмин не будет о нем вспоминать. Это встреча была ошибкой. Сынмин думает о том, что Чанбин не запрещал ему спать с другими. А еще он думает о том, что он сказал, что надо предохраняться. Сынмин хочет верить Феликсу и его справкам, но все-таки разворачивает машину и едет в частную клинику в этот же вечер. Его анализы чистые, но он испытывает странное чувство вины. Возможно, психотерапевту тоже можно было бы об этом рассказать. Он, кстати, так и не загуглил, что там по стокгольмскому синдрому. - Ну вот, - вырывает его из воспоминаний Чанбин, - нам на двадцатый этаж. Пентхаус. Чертов выпендрежник. Сынмин лениво рассматривает идеально вылизанный лифт. В одном из углов даже тумба с живыми цветами стоит, и играет музыка. Интересно, зачем они идут к этому парню? Что еще с ним сделает Чанбин? Чанбин открывает незапертую дверь и пропускает Сынмина вперед, а тот спотыкается и чуть не схватывает инфаркт. Из-за угла выплывает красивый парень с длинными светлыми шелковыми волосами. У него красиво очерченные полные губы и голубые линзы. - Господи боже, - шепчет Сынмин, а Чанбин фыркает и сжимает пальцы на его плече. - Да уж, конечно. Хван Хенджин этого лоботряса зовут, никакой не господи. Сынмин теперь тоже это видит. Этот парень выше, крепче и улыбается совершенно по-другому. Хищно. Он подкрадывается ближе и тянет к Сынмину длинные пальцы с черным лаком на ногтях. - Руки от него убрал! – рявкает Чанбин, и они оба вздрагивают. - Да ладно тебе, - вдруг совершенно по-детски канючит Хенджин, - я ведь никогда таких как он вживую не видел. - Ты видел меня. - Это другое, совершенно другое. Ты обычный качек-ебарь, а вот он… черт, ему хоть разговаривать-то можно? - Он же без маски, идиот, конечно, можно. - Приветик, - Хенджин умильно улыбается, и образ хищника рассеивается окончательно, - меня Хенджин зовут. Я столько о тебе от этого пьяного идиота слышал. И то, что ты теперь его… эээ… щенок, да? Вот, щенок, точно, да, это знаешь, так поразительно и странно. Ну типа я же столько слышал, а тут ты взял и объявился и… - Все заткнись, Хенджин, и давай по делу. Мы пришли сюда не интервью тебе раздавать. Если стрима не будет, мы уходим прямо сейчас. - Стрима? Сынмин таращится на Чанбина, и чувствует, как сосет под ложечкой. - О, он умеет разговаривать! - Тихо! – Чанбин посмотрел на Хенджина так, что тот заткнулся, а Сынмин поежился, - он проводит здесь стримы… разного содержания. За очень большие деньги. Мы сегодня в роли актеров. - И мне это должно было понравится? Сынмин смотрит на него с сомнением, потому что Чанбин одновременно и не выглядит так, будто наорет на него и потащит за волосы под камеру, но и какого-то стыда и замешательства в нем нет. Он тихо вздыхает и подходит ближе, разворачивая его спиной к Хенджину, чтобы Сынмин его не видел и не смущался. - Это как тренировка послушания. Ты будешь вести себя хорошо на аудиторию из нескольких десятков, а может и сотен человек. Но они будут где-то далеко, по другую сторону экрана, ты не услышишь их выкриков, свиста или оскорблений. Хенджин будет читать только похвалу для тебя. - Но… - Я купил все, что ты просил, - вклинивается Хенджин, после чего раздается глухой стук, будто он что-то бросает на пол. - Хорошо. Пойдем, Хенджин покажет нам наше гнездо. «Наше что?» – хочет спросить Сынмин, но молча идет следом. Комната, в которую их заводит Хенджин и оставляет одних, оказывается спальней с огромной кроватью и несколькими стоящими в изножье на штативах камерами. Также здесь стоит стол с несколькими мониторами и яркое игровое кресло. Свет здесь приглушенный, слегка сиреневый, напоминает Сынмину ту комнату, в которой Чанбин впервые сделал его своим. Странно, но эта мысль почему-то успокаивает. Как и то, что Чанбин будет с ним и будет защищать. Сынмин понятия не имеет от чего. Он проводит пальцами по качественным шелковым простыням и разглядывает содержимое сумки, которое Чанбин выкладывает на кровать. В этот раз его маска черно-розовая, а вместо привычных трусов и портупей что-то похожее на помесь трико с женским сдельным купальником и с вырезом на заднице. - Что это? - хихикает Сынмин, - и почему оно розовое, не скажешь? - Это будет закрывать твою татуировку, пока она в пленке. Да и я не уверен, что хочу, чтобы твой дебют состоялся в этой комнате на стриме у этого балбеса. - Дебют? Какой еще дебют? Ладно, не хочу знать, но, - Сынмин продолжает веселиться, разглядывая это, - оно стремное, вот без шуток стремное. Я буду похож в этом на куклу Барби. - Боюсь, вряд ли мы найдем сейчас что-то другое подходящее. Тут есть еще просто кружевные трусы с открытой задницей, но тогда тебе придется стоять к камере лицом. Все время. - Ну, не знаю, - Сынмин обращает внимание на какую-то розовую пластмаску берет ее в руки и роняет на кровать. - Наденешь его сам? Сынмин тяжело дышит, разглядывая эту вещь. Этот замок намного меньше его привычного, и он, блять, розовый. - Мне придется его надеть, верно? Чанбин не отвечает, и Сынмин со вздохом начинает раздеваться. На его пояснице специальная пленка, и кожа все еще раздражена вокруг рисунка, так что хоть надевай это дурацкое трико, хоть не надевай, заметно все равно будет, и будет некрасиво. - Давай лучше я буду лицом к камере, - говорит он, раскручивая винт и снимая замочек, а потом пытается запихнуть, к счастью, все еще мягкий член внутрь, - но что, если меня узнают? - Не узнают, это практически невозможно, камеры не будут снимать твое лицо крупным планом, на тебе будет маска, о татуировке никто кроме меня и Хана не знает, каких-то заметных родимых пятен у тебе нет, так что… Сынмин вздрагивает и думает о том, мог ли Феликс заметить тату на его спине. Даже если он нащупал пленку, когда обнимал его, он все равно не видел, какой там рисунок, так что, наверно, нет смысла переживать. Да и вряд ли у Феликса есть деньги на то, чтобы смотреть, как два извращенца трахаются в прямом эфире как собачки. - А что, если кто-то узнает мой голос? Чанбин хмурится, и Сынмин понимает, что попал в яблочко. - На него часто обращают внимание, он очень узнаваемый, - тихо говорит Сынмин. - Он потрясающий, - Чанбин улыбается и подходит ближе, сжимая его в руке. Сынмин стонет в ответ на это и льнет к нему. Чанбин оглаживает его яйца, а потом легонько шлепает. Сынмин стонет громче и тут же идет красными пятнами. - Хенджин нас услышит. - Конечно услышит, он же стрим будут вести, а значит, будет в этой комнате. - Что? Чееерт. - Да ладно, в клубе были десятки людей, чужие задницы и хуи у тебя прямо перед носом мелькали, когда я тебя трахал, и что-то там ты не краснел. - Но я же их не знал, - ноет Сынмин, и постанывает от того, как Чанбин мнет его мошонку. Кровь приливает к члену и тому становится очень сильно тесно в замке. - У нас это не принято, - вдруг серьезно говорит Чанбин, - но я могу дать тебе кляп. Такое не поощряется, щенков затыкать нельзя, но в качестве меры безопасности и с твоего согласия, мы можем это сделать. - А смысл, - Сынмин скулит и без маски, и тыкается носом Чанбину в шею, - я же все равно говорить не буду что с кляпом, что без него, а кляп сам по себе меня голоса не лишит. - Но ты можешь что-то сказать случайно. Кляп эту возможность исключит. Сынмин лезет к Чанбину, трется об него и покусывает подбородок. Чанбин настолько преисполнился, что его даже не волнует, что Сынмин может нарушить нерушимое правило и заговорить во время сеанса. Точнее, его это волнует, но только с точки зрения узнавания Сынмина, и только. - Сынмин, хватит, - Чанбин слабо пытается пресечь его попытки, и Сынмин и видит, и чувствует как натягивается ткань его брюк в промежности. - Ты будешь меня трахать? – урчит Сынмин. - А что? Ты не готовился? И опять это отсутствие обвинения в голосе. Просто вежливое уточнение информации. - Готовился конечно, просто мне интересно, ты дашь мне узел? Ты говорил, что будешь делать это каждый раз после секса, но что-то трахал по-нормальному ты меня очень редко, так что, сколько раз я получал твой узел, альфа? Один самый первый раз? Шарики не в счет. Он видит, как глаза Чанбина затягивает поволокой, он расстегивает штаны, достает член и сжимает его со стоном. - Разве так заботятся о своих щенках, м? – поет Сынмин и в ту же секунду оказывается опрокинутым на кровать. Чанбин кусает его, больно вгрызаясь в шею, и то, что они оба еще без масок вылетает из их сознания. Чанбин рычит, кладет ладонь на кадык Сынмина и медленно входит. - Смотри на меня, - выдыхает он в самые губы, и Сынмин смотрит, тяжело хватая ртом воздух. Он растянут и в нем есть минимальное количество смазки, так что сейчас член Чанбина ощущается восхитительно четко, словно бы каждая венка задевает в нем чувствительные места. Они нарушают правила, и их обоих должно ждать наказание. - Так, ну что вы гото… о боже! Зашедший Хенджин орет, прикрывает глаза рукой, а потом раздвигает пальцы и жадно смотрит. Сынмин лениво поворачивает к нему голову, понимая, что больше не чувствует себя плохо от чужого наблюдения, а Чанбин рычит и входит в него до конца, делает несколько толчков и внезапно выходит. - Бииин, - на выдохе стонет Сынмин и замирает. Чанбин сверкает на него темными круглыми глазищами и тыкает пальцем в сторону маски. Сынмин вздыхает, тянет к ней руку и начинает натягивать на себя. Почему вот Хенджин не уснул где-нибудь в зале и приперся им мешать? То, что между ними могло произойти, могло стать чем-то новым, неизведанным для них обоих, и дало бы Сынмину хотя бы иллюзорный шанс на нормальность. Но нет, он снова в собачьей маске. - Классная татуха, омежка, - хихикает все еще разглядывающий его Хенджин, а Сынмин смотрит на Чанбина и протестующе мычит. - Захлопни пасть, Хенджин-и, и врубай камеры, мы готовы. Сынмин все-таки надел на себя светлые розовые подвязки и пояс для чулок. Чанбин кивнул в сторону трусов, но Сынмин покачал на это головой. Он видел ухмылку, которая появилась на лице Чанбина, и как влажно он мазнул взглядом по его запертому члену, прежде чем натянуть свою чисто черную маску со светящимся пятном на лбу. Сынмин сидел на кровати, усадив задницу на пятки и широко расставив бедра и лениво думал о том, до чего докатился. Хенджин тем временем что-то щебетал в микрофон и подогревал интерес зрителей, которые, судя по всему, уже строчили комментарии, при виде сидящего на кровати покорного щенка. Оказывается, пропуск на это шоу они купили еще сегодня днем и тоже покорно ждали пока Чанбин с Сынмином не покушают в ресторане, не прогуляются и не наговорятся перед эфиром. Сынмин чувствует от этого странное удовлетворение и склоняет голову набок. Он знает, что сейчас выглядит как любопытный щенок. Его альфа подходит к кровати и залезает на нее, садясь сзади Сынмина, который тут же задирает голову и обнажает шею, на которой багровеет укус. Пальцы альфы осторожно гладят воспаленное место, а Сынмин скулит и пытается боднуть его головой. Его понимают неправильно и убирают руку, отчего Сынмин скулит только сильнее и вытягивает шею, наклоняя голову вбок, буквально подставляя ее. Укус альфы ощущается чертовски хорошо, и он протяжно стонет, совершенно не думая, как завтра при отце и сестре будет на совещании сидеть. Альфа тянет к его рту пальцы, и он лижет их языком и благодарит. Сегодня он будет послушным. Он обещает это и себе, и альфе. Который тянет руку вниз и снова сжимает его яйца и тянет, заставляя взвыть. - Ого, пишут, что ты чертовки послушный щенок, - посмеивается Хенджин, - но говорят, что тебя надо наказать для профилактики. Сынмин низко рычит от этого, а Чанбин шлепает его по замку, заставляя заскулить и сдаться, и откинуться на грудь альфы. А тот все шлепает и шлепает, и Сынмин дергается и мечется в его руках и не прекращает издавать звуков. - Какой он у тебя громкий, - смеется Хенджин, и Сынмин снова смотрит в его сторону и видит там жажду, - многие спрашивают, почему я сижу в одежде, если на моей кровати происходит такое. Может мне к вам присоединиться, м? Чанбин застывает на месте, поднимает голову на Хенджина, молча смотрит почти минуту, а потом хватает с кровати одну из пробок и с силой швыряет прямо в него. - Эй, ты чего, волчара, сдурел что ли? – орет Хенджин и потирает ушибленную грудь, а потом разворачивается и орет на монитор, - а вы чего ржете, черти? Хотите, чтобы стрим прямо сейчас прекратился? Сынмин фыркает, а Чанбин поворачивает его голову в сторону края кровати, где Сынмин замечает знакомую склянку. На самом деле эти склянки и всегда лежали где-то рядом в каждую из их встреч. Сынмин качает головой, сейчас он даже благодарен за предоставленный выбор, но уверен, что ему это не нужно. Никогда больше не будет нужно рядом с его альфой. - Уверен? – выдыхает альфа ему на ухо и заставляет подняться с пяток, чтобы протолкнуть внутрь сразу два пальца. Сынмин стонет и активно кивает. - Я не дам тебе узла здесь, - шепчет он Сынмину на ухо, - это только для нас, личное. Я не хочу, чтобы другие видели тебя таким, потому что такой ты – только для меня. Сынмин кивает снова и тихо тявкает. Он слышит щелчок колпачка смазки и через пару мгновений его опускают на горячей влажный член. Чанбин удерживает на месте, держа руками за талию, а сам ритмично толкается внутрь, заставляя Сынмина сжиматься о удовольствия и сладко постанывать. Интересно, тем, кто наблюдает за ними в экран, нравится то, что они видят? - Какая же он сука? - лениво комментирует написанное Хенджин. Больше он в их сторону не смотрит, - он же щенок, милый такой щеночек во всем розовом. Сынмин на это смешливо и задорно тявкает, за что тут же получает шлепок по заднице. - Хотите, чтобы щенку было больно? – задумчиво тянет Хенджин, - так подождите, как тут заблокировать пользователя-идиота? Альфа оглушающе рычит и хватает Сынмина горло, заставляя его выгнуться дугой, а потом замирает на месте так, что Сынмину приходится толкаться назад самому. Рык вперемешку со стонами оглушают его и сводят с ума, член ощущается слишком глубоко и Сынмин толкается еще резче и пытается каждый раз прям сесть на него. Жесткие пальцы касаются его соска, легко поглаживают, а потом сдавливают, и Сынмин гортанно стонет, не в силах себя сдерживать. Мысль, что его могут узнать по голосу, все еще щекочет мозг где-то в темечке, но ее вытесняет другая – «все будут знать, что я не свободен, что я принадлежу, и скорее всего узнают, кому именно. Никто не посмеет и слова сказать, побоятся кидать косые взгляды. Мне ничего не сделают, потому что каждый пес в округе будет знать, кому я принадлежу». Сынмин скулит и сжимает яйца чувствуя, как сокращается отверстие и из ноющего члена течет сперма. - Чего? Щеночек потек, говорите? – Хенджин все же оборачивается на них, но Сынмин мало соображает, опускаясь на член до конца и тихо вздыхая. Чанбин смеется и щекотно лижет ему ухо. - Какой ты чувствительный, - шепчет он тихо, - оближи мне яйца, щенок, это твое наказание за то, что кончил поперед своего альфы. Сынмин не помнит, чтобы у них было такое правило, но возможно он опять хреново их прочитал. Ему в целом плевать, потому что он бы всего Чанбина облизал, если бы ему позволили. Он аккуратно снимается с члена и пятится назад, заходя чуть дальше встающего на ноги альфы. Тот разворачивается боком к камере, и Сынмин тянется к нему, изгибаясь и старясь остаться к камере лицом, и не засветить спину. Он, громко причмокивая лижет яйца Чанбина и втягивает их в рот, пока тот быстро себя ласкает и кончает Сынмину на маску. Что ж, еще одна испорчена. Сынмин тянется выше и берет член в рот и мягко сосет, заглядывая альфе в глаза. Тот нежно гладит его под подбородком и его глаза становятся похожи на полумесяцы, когда он улыбается. - Ну что мои маленькие извращенцы, донаты приветствуются, покупаем следующие пропуски, там будет горячо. Что значит слишком мало? Заплати в пять раз больше, дурень, и будет тебе много, все, бай! Хенджин отключился, и все мониторы тут же погасли. Он быстро встал и надел колпаки на все объективы и вручную проверил акустическую аппаратуру. - На всякий случай, знаете ли. Всякое бывает, а потом бегай, ищи этих шантажистов, да ноги им выдирай. Кому оно надо, да? Мне вот совершенно не надо. Сынмин стащил с себя маску, и тихо устало сказал: - Пойдем домой?

***