Alpha Dog

***

Чанбин действительно не звонит довольно долго. Спустя месяц от него приходит красивый подарочный конверт, в котором лежит сертификат в один из самых фешенебельных и дорогих салонов красоты. Сынмин гуглит. Нет, этот самый дорогой. Мысль взбунтоваться и отказаться отметается почти сразу. Сынмин сверяет свой график и переносит деловую встречу, чтобы попасть в этот салон. Он приезжает туда и растерянно показывает администраторке сертификат, а та округляет глаза, вздрагивает и кланяется так, что Сынмину становится немного стыдно. Он привык быть незаметным, потому что с юношества не любил к себе повышенное внимание. Он был веселым и активным ребенком, но в подростковом возрасте понял, что чем больше на него будет обращено взглядов, тем быстрее вскроется что он любит держать за щекой вовсе не конфеты, а что-то теплое и продолговатое. Поэтому он редко пользовался своим положением и был, пожалуй, самым малоизвестным представителем своей семьи. Вот и сейчас внимание, которым его окружают, его так поражает, что он теряется еще больше. - Нас оповестили о ваших пожеланиях, господин, - кланяется как оказалось хозяйка салона, - но сказали провести для вас все расслабляющие процедуры, которые вы только захотите. Хотела бы узнать, сначала отдых, потом красота? Или наоборот? Сынмин пожимает плечами, а потом все же выбирает спа-процедуры. Он справедливо решает, что сначала лучше расслабиться перед тем, как он узнает, что там Чанбин ему уготовил за красоту. Ему нравится, как ему делают массаж в две руки молодые массажистки. Они обнажены и Сынмин тоже, и одна из них, что постарше, деликатно спрашивает, хочет ли Сынмин каких-либо особых процедур. Сынмин понимает, что они позволят трахнуть себя такому как он, и мило улыбается, и отказывается. Даже если бы это были парни, он бы не воспользовался своим статусом, чтобы затащить их в постель. Он же в конце концов не Чанбин. Когда его разморенного и разнеженного приводят в зал для декоративных процедур, он узнает, что ему следует покрасить ногти, а также перекрасить волосы. Сынмин изгибает бровь, а ему тут же суют под нос два варианта покрытия. - Эти мы нарастим и сделаем форму, чтобы было более… хищно. А это можно просто покрасить гель-лаком. Держаться будет долго, но в любом случае, вы ведь оплатили двенадцать месяцев коррекции. Сынмин прокашливается и отпивает из принесенной ему чашечки кофе. Он предусмотрительно попросил добавить туда коньяк. Хочется позвонить Чанбину и спросить, серьезно ли он. Первый вариант ногтей – темно-бордовые, недлинные, но с заостренными концами, и правда хищные. Вторые просто черные. Сынмин фыркает и отметает мысль о звонке – вот еще, он не дождется и капли внимания Сынмина. А потом он ловит себя на мысли, что хотел бы эти чертовы кровавые когти. Он бы царапал ими пол, драл простынь, или ранил бы своего альфу, когда тот будет перегибать палку. Сынмин трясет головой, он не будет думать о Чанбине вне его вынужденных приездов в чертов особняк. И ногти эти он не может себе позволить, потому что он не только щенок Чанбина, но еще и начальник отдела развития в компании своего деда. Он не может заявиться на работу с такими ногтями. С черными тоже, конечно, нежелательно, но это хотя бы не так вызывающе, да и Сынмин молод и все его подчиненные в курсе этого, поэтому, ничего, переживут. - Давайте черные, - кивает Сынмин и расслабляется. Он не спрашивает, в какой цвет его будут красить, отчасти, потому что все равно не сможет оспорить данный выбор, а отчасти, потому что ему и самому интересно. Он закрывает глаза и разрешает отвернуть себя от зеркала. Когда приходит время смотреть на результат, Сынмин сначала разглядывает ногти, и вынужденно признает, что это красиво. У него длинные изящные пальцы, и черный лак смотрится на его ногтях просто потрясающе. Девушки вокруг твердят тоже самое, но Сынмин отмахивается и просит повернуть себя к зеркалу. Его подстригли чуть короче и покрасили в блонд. Блонд, переходящий в легкий пыльный розовый. Это действительно красиво, и Сынмин приближается к зеркалу и печально улыбается. В этот момент что-то внутри плачет и кровоточит от того, что он мог бы сделать селфи сейчас и отправить Чанбину, а тот прислал бы в ответ восторженные смайлики и написал бы комплименты. Сынмин мог купить бутылку шампанского и фруктов, и поехать к Чанбину прямо сейчас где бы он не был, и они вместе отпраздновали новый цвет волос Сынмина. Они могли бы праздновать вместе. Сынмин мог бы его целовать. Не сквозь чертову собачью маску, а открыто, с желанием, но вместо этого Чанбин превратил жизнь их обоих в чертово шапито. Он знает, что нравится Чанбину не только как животное для игры, он видит, как тот смотрит, как ждет теплоты и расстраивается каждый раз, когда ее не получает. Почему бы тогда не попросить ее нормально? По-человечески? - Вам не нравится? – спрашивает хозяйка, видя его изломленное лицо. - Нет, это прекрасная работа, я уверен, что никогда не выглядел так хорошо. Просто немного жаль, что некому оценить это по достоинству. - О, вы обязательно найдете себе лучшую невесту, не сомневайтесь, - тут же щебечет она, - такая фамилия! Такая история! Сынмин криво улыбается и покидает салон.

***

Звонок поступает через две недели. Сынмин смотрит на телефон и не верит своим глазам. Прямо сейчас он посреди празднества дня рождения его родной сестры, а на экране у него высвечивается имя Чанбина. Он же наверняка должен знать всю его подноготную, почему именно сейчас? В этот день? Сынмин не отвечает, и телефон как будто бы начинает звонить более угрожающе. Липкое чувство расползается вдоль позвоночника, и Сынмин все же отвечает: - Не делай так больше никогда, - резко говорит Чанбин, - если я звоню, ты отвечаешь, ясно? - Я на дне рождения своей сестры, - тихо говорит Сынмин, - неужели непонятно, что… - Что? Ты ходишь с телефоном в руках и не отлипаешь от него. Не ври, что ты просто не слышал звонок. Сынмин тяжело вздыхает и пытается заново. - Я на дне рождения своей сестры. Здесь десятки гостей, все сверкает и переливается, и я не могу приехать прямо сейчас. Ты ведь за этим звонишь, верно? - Именно. Собирайся и приезжай. Без фокусов. Чанбин сбрасывает звонок, и Сынмин шипит от бессильной ярости. Он никуда не уедет. Его сестра недавно вернулась из штатов, а когда она уезжала, они расстались на плохой ноте, долго не общались, и сейчас Сынмин делает все, чтобы заново выстроить отношения с одним из самых близких своих людей. Она точно не оценит его внезапного молчаливого уезда. А то, что он будет молчаливым, Сынмин понимает прекрасно – он просто не сможет объяснить, что за дела у него появились, которые он не может отложить. Он даже не может свалить на работу, потому что его дед и отец естественно тоже здесь, и скажут, что он свободен от всех обязанностей на сегодня. Сынмин решает не ехать. Он все понимает, все принимает, но это уже слишком. Он не может бросить свою семью в важный день только потому, что у Чанбина между ног зачесалось. А судя по тому, что он даже не трахал Сынмина в последние разы, то он просто захотел кого-нибудь унизить и посадить на цепь. Сынмин гуляет между гостями, улыбается и сыпет остротами направо и налево. Он то и дело встречается взглядами с сестрой и мягко ей улыбается. Им нужно отработать официальную часть приема, и тогда они наконец смогут побыть вдвоем, выпить и поговорить по душам. Сынмин отчаянно ждет этого момента. А потом он замечает странных мужчин. Огромные шкафоподобные, в дорогих костюмах, они скользят между гостями, и Сынмин уверен, что понятия не имеет, кто они. Он настороженно вглядывается, а потом едва не теряет сознание, когда один из них подходит к его сестре, что-то говорит и тянет за собой на выход. Сынмин понимает, что ему слишком далеко до них, и он не успеет, поэтому опрометью бежит к другому и хватает его за ворот. - Я поеду с вами, я поеду, но пожалуйста, пусть он отойдет от нее. Сынмин сидит на заднем сидении огромного автомобиля, зажатый между этих мужиков, и смотрит прямо перед собой. Он знал, что Чанбин ненормальный, но… неужели причины поведения Сынмина не ясны? Он ведь приезжал раньше, никогда не доставлял хлопот. И сейчас бы не доставил, просто сегодня такой важный день, неужели нельзя было выбрать абсолютно любой другой? Он заходит в дом, молча проходит холл и сразу поднимается на второй этаж в свою комнату, игнорируя оклик прислуги и слова о том, что господин ждет в зале. Сынмину плевать, если все равно они окажутся здесь. Чанбин приходит следом менее чем через минуту и тихо прикрывает за собой дверь. - Доволен? – зло спрашивает Сынмин не глядя на него и расстегивает пуговицы на рукавах дизайнерской рубашки, - ты мог выбрать абсолютно любой день, но специально выбрал этот, как будто хочешь наказать меня непонятно за что. Когда это я успел провиниться? Ты хоть бы говорил, что ли, а то я, знаешь ли, не понимаю твоих правил. Сынмин быстро сбрасывает с себя вещи, скидывая их мятой кучей на пол, а потом, оставшись полностью голым, оглядывается по сторонам. - Надеюсь, тебе будет доставлять удовольствие знание о том, что моя сестра, которую я несколько лет не видел, скорее всего снова решит, что я ее ненавижу и, возможно, улетит из Сеула первым же рейсом. Наверняка, именно это ты и задумал, и специально этот день подгадал. Ждал еще так долго, не звонил. Весьма умно, готов признать, что прямо сейчас мне будет действительно очень больно. Сынмин наконец перестает крутиться на месте, встает ровно и смотрит Чанбину прямо в глаза, а потом медленно подходит. - Давай сюда чертову маску и давай закончим с этим быстрее. Может все-таки я хоть что-нибудь успею. Чанбин разглядывает его наготу и уже готов заорать и припомнить, что тот не выполнил главное условие, и уже сейчас может отправиться в клетку, стать шлюхой и забыть не только о сестре, но и вообще обо всех, кого знал и любил, но вдруг осекается. Сынмин обнажен, и на нем нет ни единого клочка одежды, он даже носки снял. Но на шее у него тонкая цепочка, а на запястье Чанбин видит браслет, который прислал ему после их первой ночи. Что-то с хрустом ломается внутри. Очевидность собственной несправедливости давит на горло, и Чанбин делает шаг назад и отводит взгляд. - Езжай к сестре. - Что? - Езжай говорю, я не должен был звать тебя сегодня. - Ты что издеваешься? – Сынмин орет на него, подпрыгивает и хватает за ворот футболки так же, как и того огромного мужика полчаса назад. - Мне жаль Сынмин, я действительно поступил неправильно. Есть вещи, в которых нельзя переступать черту, и я, совершенно серьезно собираясь следовать своему же главному правилу, не собирался проверять твою волю на прочность. Я не хотел ставить тебя перед выбором – семья или клетка. Я просто не придал этому значения, и я не прав. Пожалуй, это я заслуживаю наказания. Сынмин удивленно моргает и отходит от него. Он только сейчас замечает, что Чанбин перекрасился назад в черный и снова щеголяет с естественными кудряшками. Ему хочется запустить руку в его волосы, обозвать идиотом, и притянуть к себе, чтобы обнять. Но Сынмин не делает ничего из этого. Он молча кивает и также молча натягивает вещи обратно. - Мне жаль, - шепчет Чанбин, вдруг и сам понимая, какой он идиот, - мне правда очень жаль. - Неужели? – сухо спрашивает Сынмин, - и какое же наказание ты себе придумаешь? Засунешь в себя огромный дилдо? Попросишь кого-нибудь наступить себе на яйца? Отдашься первому встречному? Что такое ты для себя придумал? - Ты можешь придумать наказание сам. Или попросить все, что угодно. - Отпусти меня. - Нет. - Тогда иди к черту со своими широкими жестами! – взрывается Сынмин, - не притворяйся, что тебе жаль и у тебя есть сердце, потому что, очевидно, это не так. Ты мог бы постараться и сделать все правильно, но ты просто не хочешь. Конечно, ведь это легче – послать в мой дом убийц-головорезов, конечно, я сразу становлюсь шелковым, а это так удобно. - Сынмин… - Отвали от меня! Хочешь наказать себя по заслугам - не звони мне больше никогда.