Свобода полëта

Они находятся в воздухе уже половину суток. Цветаева не чувствует себя хорошо, но если бы она летела экономом, то ситуация могла быть гораздо хуже. В бизнес-классе было практически пусто и невероятно тихо, стюардессы улыбались шире, чем обычно, в основном Накахаре, конечно, на что тот не реагировал, а ещё предлагали особое меню и шампанское, от которого Мария отказалась. Кресла невероятно комфортные, пледы мягкие и свежие, а места для ног хоть отбавляй. Рай — не иначе. За это время она успела поспать в наушниках, прижавшись щекой к иллюминатору, с одной единственной песней на повторе, досконально изучить узор на ковре, который в близи оказался не так прост, посмотреть «Доктора Стрэнджа» в первый раз и решить, что во вселенную Марвел она больше не полезет и прочитать, может и не справедливо, но давно заброшенного «Макбета». — Вот ведь сука, — сказала Цветаева, наблюдая за проходящими по чëрному экрану субтитрами. Чуя ставит фильм на паузу и снимает наушники, поворачивая голову в сторону Марии. А ещё они с Накахарой успели разговориться и начать смотреть фильм. Игнорировать существование друг друга на протяжении пятнадцати часов у них не получилось, справедливости ради, они сломались только на двенадцатом и за время взаимодействия, которого было не так много, ещё ни разу не начали словесную перепалку, вероятно, от накопившейся усталости. — То есть, — еë лицо искажено в недопонимании, — она серьëзно оставила ему это любовное письмо, после того, как он убил еë собственными руками как предателя организации? Сюжет не хотел укладываться в голове. Большая часть действий была приемлемой, но отвратительная и иррациональная концовка сводила Цветаеву с ума. Чуя, судя по его лицу, был озадачен не меньше. У него, как и у Марии, очень активная мимика, которая легко читается при небольшом усилии, для этого не нужно было быть умелым манипулятором. Единственное отличие — яркость проявления эмоций Цветаевой регулируется ей самой же. За исключением слëз. — Сивилла хотела, чтобы Андреа знал, что та его любила, особенно после того, как она наговорила ему много дерьма в той сцене на улице. Мария всплеснула руками, пододвигая свой новый ноутбук ближе, закрывая вкладку с фильмом. — Она сказала Андреа, что не любит его, чтобы тот смог выполнить приказ босса — это понятно. Моя претензия в том, что Андреа теперь знает, что убил человека, которого любил. — Цветаева не знает, почему так завелась и почему фильм оставил настолько неприятный осадок. — Андреа после такого понадобится психиатр, судя по его характеру, ну или он выпилится. Накахара производит ещё одну попытку объяснить решение режиссёра, хотя бы для самого себя: — Им нужно было показать, что Сивилла не использовала Андреа. — Это показывает еë, как эгоистичную мразь, ей то всë равно, а Андреа ещё жить. Если режиссёр хотел показать, что Сивилла любила Андреа, как и он еë, то можно было заменить намеренно оставленное письмо на записи в условном дневнике, которые Андреа бы нашëл случайно. Мысленно Цветаева, непонятно зачем, уже переписывала неудавшийся сценарий. Ей казались невероятно глупыми поступки героини в самом конце. Никакой логики и хотя бы попытки обдумать последствия действий, никакого желания изменить ситуацию к лучшему. Это очень раздражало. — Просто представь, — она подносит ладонь к лицу и проводит ею от лба до подбородка, пытаясь унять эмоции, — ты женат на человеке больше года, потом оказывается, что она заслана другой организацией и сливает данные им, тебе приходит приказ убить еë, ты не хочешь. Ты находишь еë, она говорит, что всë это время тобой пользовалась, ты решаешься еë убить, а потом по приходе домой после настолько травмирующего события видишь письмо с посылом, — Мария неосознанно повышает тон, стараясь не кричать, — «люблю тебя, не могу, но я была должна так поступить, прости». Мне почему-то кажется, что от этого тебе станет только хуже. Если бы Сивилла действительно не была эгоисткой, она бы оставила Андреа в неведении. Чуя вздыхает, закрывает глаза, что на тон темнее, чем у Цветаевой, и откидывается в большом кожаном кресле, кажется, переваривая услышанное. Она не имеет ни малейшего понятия, о чëм тот думает, а потому просто ожидает его реакции. В самолëте прохладно, ноги укрыты белым пледом. Мария молча смотрит на него, пытаясь увидеть что-то, сама не зная, что конкретно ищет. — Да, сюжет, вроде, и без дыр, но совершенно не клеится. — Наконец очнулся Накахара. — Сивилла могла прийти к боссу, сказать, что хочет работать на него и готова слить всё данные своей организации. Так у неë хотя бы был бы шанс на выживание, а так она заведомо мертва. Волосы неприятно лезут в лицо, она аккуратно заправляет их за ухо. Смотря в экран пару секунд, Цветаева устало усмехается и ставит отметку на сайте. — Именно, шесть из десяти, IMDd, ты меня разочаровал своими рекомендациями, — говорит она и закрывает ноутбук. Голос стюардессы отчëтливо раздавался на весь самолёт. «Уважаемые пассажиры, мы просим вас пристегнуть ремни безопасности, привести спинки ваших кресел в вертикальное положение, закройте откидные столики, отключите электронные девайсы или переведите их в авиарежим. Наш самолëт приступает к снижению и совершит посадку в аэропорту через тридцать минут.» После она повторила свою речь на английском. Хотя это было почти бессмысленно, ведь едва ли здесь кроме Цветаевой сидел ещё какой-то европеец. По крайней мере, она не видела ни одного входящего. Мария утыкается в иллюминатор, наблюдая за тем, как самолëт кренится вправо, открывая ей лучший вид на покрытый огнями город внизу. Вечерняя мгла уже поглотила его, но он сияет ярче, чем днëм, всë кажется невероятно маленьким и больше похоже на огромный набор лего какого-нибудь ребëнка из очень обеспеченной семьи. Машины внизу проезжают по извилистым развязкам, делая город более живым. Здесь наверху Цветаева чувствовала себя свободной от каких-либо обязательств, но, даже находясь на огромной высоте, ей всë равно казалось, что она не в воздухе, а до сих пор на твëрдой земле. У неë никогда не закладывало уши при взлëте или посадке, но Мария на всякий случай слегка приоткрывает рот, чтобы давление в ушах совпадало с окружающим. Когда самолëт наконец касается земли и припарковывается, Чуя вытаскивает с верхних полок свой чемоданчик и рюкзак Марии, та хочет сказать, что могла бы и сама его достать, но решает, что сегодня не будет спорить. Завтра они вернутся к своему привычному взаимодействию. В аэропорту во всю работают кондиционеры, хоть и через них ощущается, какая там на улице на самом деле жара. Паспортный контроль проходит как в тумане, но Цветаева без особых усилий связанно отвечает на английском на все вопросы человека за стеклом, после чего еë пропускают дальше, где она видит огромную надпись «Добро пожаловать в Италию». Автомобиль, как выясняется, заказан заранее и водитель уже ждëт их прибытия с табличкой в руках. Длина поездки по итогу не выясняется, ведь всю дорогу она то и дело закрывала глаза на непонятный промежуток времени, просыпаясь от того, что еë голова падает. Цветаева не смотрит на фасад отеля, не смотрит на холл, не смотрит на дружелюбный и жизнерадостный персонал, который вручает им ключ карты от номера. Еë не интересует в данный момент, кроме быстрого душа и свежей постели, ничего. Отель оказывается небольшим по размеру, но номер на пятом этаже занимал приличную его часть. Зал, душ с туалетом и две спальни на противоположных концах комнаты. Чуя с Марией, не сговариваясь, расходятся по разным комнатам, попутно сбрасывая пиджаки. Занимает некоторое время откопать косметичку со щëткой и пижаму с жирафами, но по итогу Цветаева первая занимает душ, где, прислонившись к холодной, но так необходимой стене, чтобы не грохнуться на кафель, отмывает голову и тело от пота. Шум воды раздаëтся будто не в этом измерении, а где-то на фоне, что она совершенно не ощущает себя в пространстве. Мыльные струйки стекают по ногам змеевидными полосками, уходя в канализацию через едва заметную решëтку. Кожа лица очень устала, и Мария радуется тому, что не наносила сегодня никакого макияжа. Она выходит из ванной, не высушив уже подсыхающие волосы. Завтра голова превратится в одуванчик, но это проблема не сегодняшнего дня, а потому она проходит мимо Накахары, ожидающего своей очереди, и указывает на дверь в ванную, обозначая, что та свободна. Как только дверь спальни закрывается за спиной Марии, потухает последний светильник, а голова касается подушки, она засыпает, несколько секунд ещё слушая, как Чуя готовится ко сну.

***

Цветаева просыпается без будильника, просто в какой-то момент мозг решает, что с него достаточно и пора вставать. Часы на телефоне автоматически перевелись на местное время — всего пять утра. Она отыскивает на тумбочке возле кровати бумажку с паролем от вайфая и, подключившись к нему, сразу же видит сообщение от Ичиë. Мария отвечает, что они долетели и заселились, и откладывает телефон. Она тихо выходит из комнаты, не создавая лишнего шума. Опыт, выработанный годами утренних тренировок по выходным, пригодился. Было слышно лишь, как голые стопы отрываются от лакированного паркета, а потом мягко ступают обратно. Половина бутылки воды, стоявшей на столе, моментально опустошается, утоляя дикую жажду. Цветаева отодвигает прозрачные занавески и раздвигает стеклянные чистейшие двери на балкон. Запахло какими-то цветами, до ушей донеслась негромкая птичья трель. Кондиционер в номере работает исправно, поэтому воздух, выходящий с улицы был куда теплее, но пока ещё не жарит, как днëм. Вид, нужно сказать, соответствует номеру — такой же шикарный. Во внутреннем дворе отеля располагался небольшой бассейн, установленный будто исключительно приличия ради, всë же остальное пространство было засажено разными кустарниками и деревьями, между которыми проходили дорожки из камня. Дальше виднелось бескрайнее море, рядом с поверхностью которого уже плясали шальные слабые солнечные лучи. Цветаева, облокотившись на перила, вслушивалась в каждый малейший шорох и думала о предстоящем дне. Боязно до усрачки. Она обязательно вернëтся в Йокогаму живая и со стопроцентно выполненной миссией. Другого и быть не может, Мария не потерпит второго крупного поражения подряд, иначе она не годится вообще ни для какой работы и еë можно отправлять в утиль. Цветаева возвращается в комнату, чтобы рассортировать вещи. Треть объëма рюкзака, как ни странно, занимала косметичка. Она не любила пользоваться большим количеством декоративной косметики и в абсолюте ей хватало консилера и, иногда, карандаша для бровей, но случай сейчас особенный, поэтому пришлось много чего докупить. Например, тональную основу, которой после Мария пользоваться не станет. Вещи отправляются в шкаф на плечики к уже висевшим там пиджаку и шортам, остальное запихивается в большую тумбочку, куда поместился даже ноутбук. Последним делом Цветаева достаëт парик. Ещё в Йокогаме Коë озадачилась вопросом еë причëски, очевидно, короткая стрижка совершенно не подходила под кимоно, а ещё еë никак нельзя было заплести, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь серьёзно. Столько расистских комментариев Мария за свою жизнь от парикмахерши ещё не слышала, когда она разглядывала еë тонкие, но густые волосы. Было принято решение купить парик и отнести его в салон на укладку. Цвет выбрали, благо, не чëрный, а коричневый и остановились на низкой объëмной шишке, которую как-то искусно заплели и закрепили намертво. Из общей массы, казалось, теперь не выбьется ни один волосок. Так же они докупили пару шпилек со стеклянной светло фиолетовой глицинией под цвет кимоно, чтобы завершить образ. Идея с париком Цветаевой до сих пор не нравится, но она понимает, что иначе не выйдет, поэтому засовывает свои возмущения поглубже. Умывшись, Мария располагается на диване в зале в наушниках и утыкается в телефон, дожидаясь, пока проснëтся Чуя. Процесс не затягивается, Накахара, относительно бодрый, выходит из комнаты минут через тридцать. Он поворачивает голову в сторону лежащей Марии и отправляется в ванную. — А как же пожелать доброго утра? Это невежливо, — издевательски интересуется она, пока тот не успел скрыться. Чуя разворачивается с таким недовольным лицом, что любой доберман бы позавидовал, но оно вызывает у Цветаевой лишь улыбку. — Доброе утро. Довольна? Он раздражëнно разводит руками. — Доброе, более чем, — с наигранным придыханием отвечает она, хлопая невинно ресницами. Чуя удаляется ненадолго и вскоре возвращается умытый и причëсанный. — После завтрака обсудим план дальнейших действий, у меня есть некоторые наработки, — мимоходом сообщает Накахара. Мария решает последовать его примеру и удаляется к себе, чтобы привести волосы в порядок и переодеться. Завтраки в отелях всегда проводят рано, отдыхающие предпочитают по минимуму проводить время в номере, к тому же здесь рядом море, а это повод выйти пораньше, чтобы не жариться в час пик, а ещё часть постояльцев просыпается раньше из-за разницы в часовых поясах. Она видела случаи, когда зал открывали в шесть утра, но конкретно этот работает с семи. Настроение на сегодня было не сучье, что побуждает еë надеть что-то менее строгое. Цветаева из двух комплектов выбирает белое поло с маленькими радужными сердечками и заправляет его в тëмно зелëные шорты. Строгий костюм привлечëт ненужное внимание, а такой образ поможет максимально слиться с окружающими, приехавшими хорошо провести время. Минималистичную серебряную цепочку и серьги заменить было пока нечем, но по приезде она обязательно купит себе чего-то нового. «Он вообще хоть когда-нибудь перчатки со шляпой снимает?» — Проносится в голове, когда Мария видит ожидающего в зале Чую.

***

Чуя в ожидании Цветаевой подпирает дверь, уткнувшись в телефон, не находя там ничего интересного. Новая красная рубашка с коротким рукавом сидела идеально и оказалась удачным приобретением, чëрные штаны были не такие плотные как те, что он обычно носил на работу, так что перспектива умереть от жары ему не грозила. Цветаева выходит из комнаты в каком-то гейском поло через пару достаточно долгих минут ожидания. Он засовывает телефон в задний карман и достаëт ключ карту из её привычного места. Отель представлял собой здание достаточно странной формы снаружи, как он успел вчера заметить, но внутри отчëтливо прослеживалась его закрученность. При выходе из номера можно было видеть без особых проблем, что твориться внизу в холле. С потолка свисали многочисленные скопления прозрачных кристаллов, в которые были вмонтированы яркие лампочки, освещавшие холл вчера, когда они приехали. Отсюда до места их миссии ехать не то чтобы далеко, но Накахара знал о существовании отелей и поближе. Пока было не очень понятно, почему Босс принял решение заселить их именно сюда. Чуя уже подошëл к лифту, когда увидел, что Цветаевой рядом нет, искать, правда, не пришлось. Она сидела на полу, прижавшись к бетонному ограждению, через которое просматривалось пространство внизу. — Ты что там делаешь? — Раздражëнно спросил Накахара. Цветаева показательно открыла веки максимально широко и, прислонив палец к губам, шикнула, не собираясь и двигаться с места. Она повернула голову к стене, будто стараясь посмотреть сквозь. Чуя в замешательстве подходит к ней, не зная, что происходит. — Видишь внизу работника отеля, он ещё в дурацкой шапочке и какие-то коробки таскает? — Тихо спросила она. Накахара смотрит вниз и быстро находит человека, подошедшего под описание. Тот, словно почувствовав, что за ним наблюдают, вскидывает голову. Они встречаются взглядами, и удивлëнный парень приветственно ему улыбается, а затем возвращается к своему занятию, не обращая на Чую никакого внимания. — Ну, и? — Он поворачивает голову в сторону Цветаевой, боковым зрением наблюдая за неизвестным. — А, он уходит. — В какую конкретно сторону? — интересуется она уже чуть громче. — Влево, я понятия не имею, что там. Цветаева громко облегчëнно выдыхает, вставая на ноги. На еë лице была написана тотальная радость после сильного напряжения. Она отряхивается. — Пронесло, — констатирует и направляется к лифту, — можно выходить. — Что это было? Брови Чуи изогнуты, а между ними появилась небольшая складочка. Накахара поправляет съехавшую шляпу, пока они с Цветаевой едут на нижний этаж. — Да, так, бывший из моей спортивной карьеры. — И это повод прятаться? Накахара за всю свою жизнь ни разу ни от кого не скрывался, скорее наоборот, он, всë же, член Исполнительного комитета. Ему было в корне не понятно еë поведение, а в голове картинка не складывалась вовсе. Это ведь просто очередной человек из твоей жизни, не важно, прошлой или настоящей. — Нет, просто мы переросли друг друга, и он наверняка следил за новостями, — она нервно хихикает, устремляя нечитаемый несколько пустой взгляд куда-то в сторону, — а ещё я не хочу объяснять, что я забыла в Италии. — Ты не обязана ничего никому объяснять, особенно людям, с которыми тебя больше ничего не связывает. Просто закончи разговор, если он тебе неприятен и всë. Чуя слышит, как Цветаева фыркает. — У тебя хоть раз были серьëзные отношения? — Этот риторический вопрос режет его так неожиданно, что Накахара и осознать ничего не успевает, а она даже не догадывается, как близко попала. — Когда вы с человеком были близки, так или иначе вас связывают воспоминания, и при встрече заведëте разговор и зададите парочку неудобных вопросов, — она кивает в знак приветствия улыбающемуся работнику на входе в ресторан, — а потом опять пропадëте из жизни друг друга. Чуе не обидно от сказанного, и он не ощущает агрессии в еë сторону, но почему-то остаëтся отвратительный осадок. Его этот вопрос не беспокоит и не беспокоил сколько он себя помнит, а если бы и беспокоил, то он бы легко нашëл кого-то большего, чем партнëра для секса. Ему просто не нужны такого рода отношения, по крайней мере, не в ближайшее время. — Ты хоть понимаешь, насколько по-детски себя ведëшь, прячась от другого человека, который не несëт угрозы? Цветаева, наконец, смотрит ему в глаза. Еë лицо не отображает ничего, кроме серьëзности, в общей массе не видно и малейшего намëка на шутку или очередной подкол. Чуя задаëтся вопросом, видел ли он еë хоть раз с таким выражением. — Я не имею никакого желания встречаться с людьми из того мира. Какого «того» она не уточняет, на чëм их разговор и прекращается. Накахара не привык анализировать людей, это всегда было по части Дазая, но не нужно быть им, чтобы понять, о чëм конкретно речь. Завтрак проходит в гробовой тишине, которую прерывает лишь позвякивание посуды. Еда, по сравнению с той, что он когда-то ел, далеко не лучшая, лишь необходимый минимум, как считал Накахара. Справедливости ради, ничего не подгорело, не протухло, не остыло, а приправ везде хватало, но что-то было не так. Чуя без удовольствия доедает брокколи, отмечая, что Цветаева едой, вроде как, даже наслаждается и умудряется за короткий срок доесть кусочек клубничного торта и принести себе ещё один, но уже лимонный. Вот чего здесь в избытке, так это пирожных. Она интересуется, не нужен ли Накахаре кофе, когда встаëт из-за стола, чтобы принести себе извращëнную версию этого напитка. Он всë ещё задаëтся вопросом, как такое можно пить, но от чашечки крепкого не отказывается. Что творится в мыслях Цветаевой — хороший вопрос. Чуя не раз замечал, как она выпадала из реальности, сосредоточившись на любой мелочи, например, вовремя перерывов на тренировках. Это не мешало работе, наоборот после такого Цветаева наоборот становилась более сфокусированной, но удивлять пока не переставало. Даже кофе показался каким-то пресным. Может, он ещё не до конца проснулся. Нужно возвращаться в номер. — Да блять, — с раздражением бубнит Цветаева, когда они выходят после завтрака. До Чуи доходит не сразу. — Мария! Сколько лет, сколько зим! Тот самый еë бывший — радостный и очень громкий. Парень неожиданно крепко обнимает Цветаеву, от чего та отшатывается и всем своим видом показывает, что такое поведение совершенно неуместно: руки отведены в сторону, а на лбу почти горит неоновым зелëным надпись «отойди от меня». — Марино, — сухо произносит она, пытаясь отстраниться. Он нехотя выпускает еë из цепких объятий. — Ах, какой холод, какое безразличие! Что случилось, дорогая? Цветаева смотрит около презрительно на Марино, увеличивая между ними дистанцию, ей явно нужно время на подумать. Чуе становится интересно, что она предпримет дальше. — Я не думаю, что это сейчас уместно. Накахара показательно кашляет, напоминая о своëм присутствии, чем заставляет обоих развернуться в его сторону. Он пытается смотреть на него так, как смотрит на всех, но Чуя чувствует свои опасно поблëскивающие глаза. — Прошу меня простить, — он улыбается во все тридцать два, приложив руку к груди, — так грубо с моей стороны, Марино Моретти. Моретти протягивает ему ладонь в знак приветствия и знакомства, но Чуя не собирается еë пожимать, скрестив на груди руки. — Накахара. Итальянец не прекращает улыбаться, убирая всë же руку. — А, вы, собственно.? — Он вопросительно изгибает бровь. Цветаева не даëт ему договорить, перебивая, тем самым буквально вырывая бразды правления диалогом. — Чуя мой парень, — тараторит она, положив Накахаре руку на плечо. В голове Чуе перестают крутиться шестерëнки. Он не уверен в том, что услышал. «Что она только что сказала?» — Мы приехали отдохнуть, ты ведь знаешь, как сложно подобрать подходящий курорт, — так же быстро добавляет Цветаева. Почти удивительно, как легко ей даëтся эта ложь, и не менее удивительно, что Марино клюëт на наживку, так явно предложенную ему. — Ох, да, ты абсолютно права, в наши дни… Он заливается речью о разных отелях и местах, о том, как всë сложно сейчас с выбором того, что могло бы прийтись по вкусу. Большую часть экспрессивной болтовни с использованием языка жестов Чуя не слушает, улавливая лишь маленькие кусочки особо громких фраз, долетающих до его ушей. Разговор начинает уже действовать на нервы, но Цветаева не спешит прерывать собеседника, будто внимательно его слушая, хотя Накахара догадывался, что это не так. — …но я надеюсь, что вам здесь понравится, — наконец завершает он свой монолог, — кстати, а ты..? — Мне кажется, что вам пора возвращаться к своей работе, — перебивает Накахара, пока тот не начал ещё одну речь. Моретти оглядывается на часы, висящие на стене за ресепшеном. — Ах, вы правы, я совсем забыл, куда шëл, — он смотрит на Цветаеву, — ещё увидимся! Когда они заходят в номер, она сразу же плюхается на диван, потирая виски, а Чуя до сих пор стоит у входа и смотрит недовольным и прожигающим взглядом. Цветаева быстро замечает пару глаз, устремлëнных на неë. — Ты вообще думаешь, прежде чем говорить? Голос относительно спокоен. — Естественно я думаю, — Цветаева закатывает глаза, — это было самое оптимальное решение. Говоря, что ты мой парень, я убиваю сразу нескольких зайцев: Марино будет реже до меня докапываться, раз — она загибает один палец, — и два, я объясняю, что я делаю здесь, не упоминая работу и не вызывая подозрений. К тому же твоë недружелюбное поведение при виде него можно легко списать на поведение ревнивого бойфренда. — Ты могла просто уйти! — Я не могла просто уйти, это бы привело к большим проблемам. Чуя рычит, но не имеет никакого желания продолжать разговор, который ни к чему не приводит. Им нужно обсудить план действий, прежде чем придëтся отправиться на встречу с новым боссом Сицилийской мафии. Мори-доно просил не принимать поспешных решений и попытаться сначала наладить с сукиным сыном контакт. Но а если не получится, то придëтся прибегнуть к крайним мерам и выкрасть документы под грифом секретно, о местоположении которых им доподлинно неизвестно.

***

— То есть, сегодня просто похороны? Но мы-то зачем сюда приехали? — Мария поправляет кимоно, стараясь поудобнее расположиться на сиденье. Кимоно, по большей части, белое, окрашенное у подола в светло фиолетовый цвет с узором белой глицинии. На широких рукавах располагался подобный узор, только с фиолетовыми цветами. Она сидит ровно, стараясь не помять парик и не сломать шпильки в волосах. Толстый, невидимый без детального рассмотрения слой тоналки покрывал кожу лица, выравнивая тон и скрывая несовершенства, но так же создавая ощущение тяжести и желание стереть всë немедленно. — Это необходимо, хоть передача обязанностей главы проходит послезавтра, но сегодня мы сможем его увидеть и, возможно, расположить. К тому же, от лица Портовой мафии и самого Босса мы обязаны попрощаться с человеком, с которым сотрудничали. — Тогда почему мы не в какой-то более подходящей для похорон одежде? — Этот вопрос сидел в голове уже давно. — Траур уже завершëн, — Чуя с букетом камелий в руках продолжает терпеливо разъяснять детали, которые они не успели обсудить, — приди мы в чëрном — могли бы и за неуважение счесть. Пазл складывался очень нехотя и туго, но Цветаева пометила это, как очередной прикол самой консервативной мафии в мире. Если бы не подобные условия, ей бы не пришлось одеваться подобно кукле, в то время, как на Накахаре был обычный костюм. Она слабо представляла, как будет в этом драться, если понадобится, но ставки были изначально сделаны на тихое проникновение. «Тц, сексисты.» Автомобиль останавливается достаточно далеко от отеля, где они остановились. Вокруг маленькой католической церкви нет домов на большом расстоянии, но зато есть небольшое кладбище, видимо только для босса и его семьи. Стены кое-где неровные, выкрашенные в белый цвет, коричневая дверь приоткрыта, а рядом стоит какой-то мужчина, наблюдающий за подъезжающей машиной. Он не спеша подходит к ним, когда они выходят на солнце. — Накахара, рад встретить тебя вновь, — мужчина пожимает ему руку, — жаль, что по такому неприглядному поводу. — Взаимно, мои соболезнования. Он вздыхает и тяжело смотрит куда-то в сторону. — Ничего уже не попишешь, всë случилось, — отвечает мужчина, — а кто эта прекрасная леди? «Хуеди, » — язвительно добавляет Цветаева про себя. — Меня зовут Мария, — она мягко улыбается, — мне искренне жаль, что так вышло, примите мои соболезнования. Он целует еë запястье, наполовину прикрытое рукавом кимоно. Марии не нравится этот жест любезности, слишком много тактильного контакта с совершенно незнакомым человеком, но она молчит. — Какое прекрасное имя, прошу за мной. Они направляются к церквушке, Чуя лишь немного сбавляет шаг, дабы не вызвать подозрений, и едва слышно произносит ей на ухо: — Переигрываешь, чуть меньше слов, а так неплохо. Мария не отвечает, только незаметно кивает, думая, как скорректировать речь. Церковь внутри больше, чем кажется снаружи. Яркое солнце падает на серый каменный пол сквозь решётчатые окошки, один из лучей символично попадает в гроб. В помещении от силы человек пятнадцать, не считая их, всё они в достаточно громкой, привычной для них манере, разговаривают между собой на итальянском, не придавая значения вошедшим. Рядом с гробом стоит священник с книжкой в руках. — Камилло, а где новый босс? Камилло разворачивается лицом к Накахаре: — Он не придёт сегодня, — он поджимает губы, — да и к лучшему. На лице Чуи и мускул не дëргается, но Цветаева чувствует, как ему не понравился такой ответ. «Оу, а вот это уже интересно.» Естественно, когда сменяется власть, причëм неважно где, всегда и везде найдутся недовольные, что уж говорить о преступных организациях, но Марию больше интересовал вопрос их количества. Священник начал зачитывать свою речь. Если сопоставить происходящее, то нового босса, скорее всего, не выбирали, а эта должность перешла ему по наследству. Вероятно, у него нет способностей к управлению, что и не устраивает его подчинëнных, таких, как Камилло, ко всему прочему, есть недоброжелательное отношение к Портовой мафии, что тоже могло послужить причиной. Другой вопрос, почему новый босс не появился на похоронах сегодня, если это его, возможно, отец? Причин для рассмотрения было мало, но всё они уходили в какие-то физические возможности, что, может, и являлось правдой, но Цветаева так не считала. Чуя незаметно для окружающих пихает Марию локтëм в бок, призывая очнуться. Он передаëт ей букет. Вместе они подходят к гробу с мужчиной средних лет. Цветаева аккуратно достаëт одну камелию и кладëт еë на грудь человека, так, чтобы та не скатывалась. Весь остальной букет остаëтся в еë руках. Четыре мафиози поднимают гроб и выносят его из церкви на улицу к уже выкопанной яме, а потом крышка гроба закрывается и, с помощью верëвок, опускают его на два метра под землю. Влажный субстрат постепенно полностью укрывает яму, оставляя свежую горстку земли поверх, до тех пор, пока та не осядет. Оставшиеся камелии находят своë место рядом с крестом и другими букетами.

***

Они вернулись в отель затемно, даже ужин уже успел закончится, но беспокоило Накахару отнюдь не это, а факт того, что этого засранца они так и не увидели. У них останется день на попытку расположить его к сотрудничеству, иначе придëтся переходить к достаточно рискованным действиям. А у них даже нет информации о местонахождении нужных бумаг! Чуя, не сдержавшись, ударяет рукой по столу в зале. Злость кипит в нём с такой силой, что раки бы уже в такой воде давно сварились. Цветаева выходит из ванной, держа в руках ватный спонж, сняв большую часть макияжа. — Что не так? Она непонимающе смотрит на Чую, всë ещё стоя в кимоно. — Что не так?! — Голос срывается на крик. — Нам только что осложнили выполнение миссии в разы! — Выдыхай, — она протягивает ему таблетку от мигрени, — если не получится завтра договориться по-нормальному, то я, кажется, знаю, где то, что нужно нам. Цветаева хитро ухмыляется, смотря на Чую, она буквально упивается произведëнным эффектом. — Я полиглот, Накахара, а люди не следят, о чëм говорят перед иностранцами. Итальянский, хоть и самый слабый в моëм арсенале, но общий смысл сказанного улавливать умею. Они обсуждают данные, полученные Цветаевой методом подслушивания, а когда Чуя заканчивает с поиском нужной информации время уже за полночь, всë тело неимоверно напряжено, а глаза так устали от постоянного смотрения в экран, что уже вызывали покалывания в голове, хотя боль и не была такой сильной после таблетки, которую ему дала Цветаева. Она, кстати, притихла за последнее время. У него сейчас буквально одно желание — завалиться спать и проспать до обеда следующего дня, а помыться можно и после, несмотря на то, как он ненавидел ложиться в кровать грязным. Он отодвигается от стола, разворачиваясь корпусом к Цветаевой: — Ладно, на сегодня достаточно, завтра… Она спит, свернувшись калачиком на диване, подтянув босые ноги к корпусу. Лицо спокойное, но какое-то странное напряжение чëтко прослеживалось в нëм, оно больше не покрыто плотным слоем макияжа, при детальном рассмотрении можно было заметить маленькие родинки на щеках, что обычно скрывали пряди. Парик и вовсе съехал на бок и немного примялся от лежания на нëм. Накахара не решался разбудить еë, хотя спать в кимоно почти наверняка идея хреновая. Да и в целом спать в такой позе на диване тоже не очень удобно, так как завтра будет болеть всë, что только может. Он аккуратно стягивает парик, обнажая несколько спутанные волосы, белый свет от монитора попадал прямо на них и заставлял поблëскивать золотом наиболее выгоревшие от солнца участки. Цветаева слегка дëргается, возможно, просыпаясь на секунду, но снова проваливается в бессознательное. Он никогда не замечал, но она пахла духами с терпким бергамотом. После дня раздумий Чуя всë же отмечает, что ей не идут ни это кимоно, ни парик, выбранный Анэ-сан, ни макияж, который Цветаева нанесла ранее. Хотя слово «не идëт» подходило мало, ведь вроде все вещи, с эстетической точки зрения, вполне сидели и подходили по форме, но другого он не нашëл. Она не японка, от азиатки в ней нет ничего, правда не шло это ей не из-за этнической принадлежности, да и миссии оно пока не мешало. Свою роль Цветаева сегодня сыграла неплохо. Завтра намечается ещё более физически изматывающий день, поэтому Чуя принимает решение подложить Цветаевой хотя бы подушку под голову, чтобы та не ныла и не жаловалась на боль в шее. Накахара пододвигает её ближе к середине дивана и укладывает голову на подушку из еë комнаты, Цветаева неосознанно распрямляется и ложится в более удобное для себя положение.