Перекрестки судеб

***

Османская Империя. Май 1602 года.       Оставив позади санджак мужа и своих младший детей, Айше Атике Ханым Султан, внучка шехзаде Селима и Афифе Нурбану Султан отправилась в далекий путь. Сомнения и страхи терзали сердце султанши всю дорогу. Весть о скором назначении мужа на должность наместника Румелии и грядущем призыве столицу империи, где находилось вражье логово, застала ее на полпути в провинцию, где жила уцелевшая в войнах и распрях часть ее семьи.       Атике Султан всегда знала, кто она такая, кем рождена и во имя чего и кого должна сражаться. Иногда ей казалось, что она напиталась ненавистью и жаждой мести еще в утробе матери. Что примечательно, ее младшая сестра Фатьма Султан, хоть и любила семью, не разделяла стремление родственников к могуществу. Она покорно вышла замуж и привела под знамена шехзаде Селима еще одну провинцию, но в дела супруга не вмешивалась и козней не строила.       Атике Султан же всегда разделяла пламя ненависти, полыхающее в душе у Селима. Она выросла на рассказах матери и тетушек, Шах Султан и Эсмехан Султан, о подлости султана Баязида и его жены Дефне Султан, о том, как они убили шехзаде Селима и забрали то, что принадлежало им по праву рождения. Нурбану Султан и шехазде Селим столько всего сделали для будущего своей семьи, но все в итоге ушло в руки предателя-мятежника Баязида.       Кончено, Атике Султан ненавидела султанскую семью. Масла в огонь подливала мысль, что она может получить намного-намного больше. Но с годами, видя во что превращается ее родич Селим, она начала сомневаться, а смогут ли они противостоять султану Мехмеду III? У них будет одна попытка, ошибка будет стоить слишком дорого. Шехзаде Селим в глазах Атике Султан был недостоин султаната. Слишком жалкий, слишком жестокий и мелочный, слишком порочный. Однако Атике Султан была привязана к Дилавиз Султан, первой жене Селима, которая когда-то была ее служанкой и близкой подругой. — Мы прибыли, госпожа, — промолвила верная служанка Атике Султан, когда карета, наконец, остановилась. Атике, вздохнув, выбралась наружу, подобрав подол черного дорожного платья.       Скромный дворец, больше похожий на сарай, встретил ее чистотой. Убранства было немного, но всюду царил идеальной порядок, чувствовалась твердая рука Сафийе Султан, которая встречала ее у входа. — Султанша, — мать шехзаде Селима вежливо кивнула Атике Султан, которая не очень-то ее любила, но приходилось скрывать подлинные чувства. Сафийе Султан была похожа на лису рыжеватыми волосами, стянутыми в идеальный пучок на затылке. Даже без украшений она была похожа на госпожу, чувствовалась стать и достоинство. У султанши были серовато-зеленые глаза, бледная кожа, само лицо казалось иссушенным и уставшим, но взор ее был тверд, несмотря ни на что.       Когда Атике Султан смотрела на Сафийе Султан, то уверенность в грядущей победе наполняла ее до краев. — Сафийе Султан, рада вас видеть, — вежливо ответила Атике Султан. — Ваши покои готовы, хотя мы ждали вас только к рассвету, — сообщила мать шехзаде Селима. — Я велела гнать лошадей, настолько сильно желала увидеть свою семью, — улыбнулась Атике Султан, продолжая обмениваться любезностями. — Гевхерхан Султан отошла ко сну, как и Селим. — Придется отложить воссоединение сестры до завтрашнего утра, — все так же безукоризненно вежливо произнесла Атике Султан. Она привыкла любезничать и поддерживать любую, даже самую неприятную беседу. Общение с Сафийе Султан никогда не доставляло ей радости. Раньше султанша боялась того, насколько Селим к ней привязан. Брат и сестра не могут так близко общаться — это недопустимо. Впрочем, с годами Атике поняла, что султанша боится всех, кто может влиять на ее сына. Именно поэтому она возненавидела Дилавиз Султан и сделала все, чтобы уничтожить ее раз и навсегда. Дилавиз Султан, кончено же, жива, вот только жизнью такое существование едва ли назовешь.       Атике Султан провели в выделенную для нее комнату, где она отведала скромный ужин и отошла ко сну. Нужно было многое обсудить с родными перед отъездом в Стамбул. Кончено, ей хотелось бы провести больше времени с Дилавиз и шехзаде Онуром, который, должно быть, подрос за минувший год и набрался знаний из книг, но путь великий ждет.       Стоило Атике Султан провалиться в сон, как она увидела поляну, залитую лунным светом. На поляне этой стояла седоволосая женщина в черном одеянии. Голубые глаза ее горели ярче звезд на небосводе, волосы блестели подобно серебру. Атике Султан огляделась по сторонам, трава под ее ногами увяла, а вокруг поляны сомкнулись высокие и черные деревья. — Кто вы? — спросила султанша, давя страх в душе. — Судьба, — ответила женщина и улыбнулась, обнажая ровные белые зубы. Атике Султан покачала головой так, что ее черные распущенные волосы пуще прежнего растрепались и пришли в беспорядок. Она все силилась прогнать кошмар, да кошмар, на хороший, добрый сон происходящее никак не походило. Султанша сделала несколько шагов назад, пытаясь убежать, но расстояние между ними так и не увеличилось. Женщина снова ей улыбнулась. — Можешь бежать куда угодно, но от меня далеко не убежишь. То, что должно случиться, произойдет. Эта история написана на небесах, и ей суждено сбыться. — О чем вы? — спросила Атике Султан. — О грядущем, разумеется, — ответила женщина. — И что же нас ждет? — пытаясь храбриться, вопросила султанша. — Вы добьетесь желаемого. Но всякое счастье оплачено несчастьем, каждая победа — поражением, а жизнь смертью, — произнесла с усмешкой судьба, словно насмехалась над жертвой. Атике Султан ненавидела, когда на нее так смотрели, с самодовольством, как на грязь под ногами. — Селим станет султаном? — спросила Атике Султан. — Станет, — кивнула судьба. — И сын его старший будет ему наследовать.       У Атике Султан отлегло на сердце. Значит, они смогут уничтожить султана Мехмеда и всех его сыновей и внуков, чтобы шехзаде Селим занял свое законное место под солнцем. Их справедливость восторжествует, и после Селима править будет добрый и честный Онур. С ним их ждет светлое будущее и мир. В этом Атике ни капли не сомневалась, Дилавиз Султан хорошо воспитывала сына и прививала ему правильные взгляды и принципы. — Что меня ждет? — спросила Атике Султан, осмелев. Она надеялась править подле шехзаде Онура и Дилавиз Султан, будучи чуть ли не единственной из окружения шехзаде Селима, кто благоволил Дилавиз и ее отпрыску. — Ты будешь обладать властью, жить в роскоши и получишь все, что пожелаешь, но заплатишь за это самым ценным, что у тебя есть. Когда цена будет уплачена, потомок правителя погасит в тебе пламя жизни…       Весь следующий день Атике Султан не могла собрать мысли воедино. Они то и дело сплетались в единый змеиный клубок, который извивался и шипел. То и дело перед внутренним взором султанши всплывала та самая поляна да слова старухи. — Что с тобой, Атике? — спросила Гевхерхан Султан, с тревогой глядя на дочь. Атике Султан вздрогнула и взглянула на матушку. Та за минувшие годы раздалась в талии, в ее некогда темно-русых волосах прибавилось седины, только карие глаза остались прежними, полными света и доброты. — Я не всыпалась, — ответила Атике Султан. Они с матушкой завтракали в скромной опочивальне Гевхерхан Султан. — В покоях было душно. — Нужно было дольше проветривать, — покачала головой Гевхерхан Султан. — Я дам распоряжение слугам. — Почему Селим не разделил с нами завтрак? — поинтересовалась Атике Султан. — Он не здоров? Ее валиде поморщилась так, словно проглотила нечто кислое. На лице ее отразилось раздражение, будто бы она не одобряла действий племянника. — Тебе не хуже меня известны пороки Селима, — ответила султанша на вопрос дочери. — Сафийе да Зеррин только усугубляют ситуацию, словно это поможет им управлять им.       После завтрака Атике Султан вышла скромный сад, где встретила, наконец, Дилавиз Султан, облаченную в платье из светло-серой ткани, лишенной какой-либо вышивки. Жена шехзаде Селима до прихода Атике Султан поливала цветы из деревянного ковша, рядом с ней стоял ее слуга, Хасан-ага, преданный госпоже до беспамятства. Увидев Атике Султан, Дилавиз Султан отдала ковш Хасану и поклонилась. — Султанша, я рада вас видеть в добром здравии, — произнесла вежливо и спокойно Дилавиз. Если она и была счастлива видеть Атике, то не подала вида. Дилавиз Султан давно прятала все эмоции и чувства, будь то радость или горе, за маской холодного равнодушия. Даже глаза не выдавали ее истинного настроения. — Я тоже рада, — ответила Атике Султан, глядя в бледное и словно иссушенное лицо давней подруги. Они редко обменивались письмами, поскольку существовал риск, что послание перехватят. Да и шехзаде Селим контролировал каждый шаг опальной жены.       За минувший год Дилавиз Султан похудела еще больше, хотя и раньше не отличалась пышными формами. Лицо ее еще хранило привлекательные черты, но до яркой внешности Зеррин Султан, второй жены Селима, ей было очень далеко. Когда-то в юности Дилавиз была очень красива, черноволосая, сероглазая, с пухлыми губами и лицом, словно созданным кистью талантливого художника, но под гнетом жизненных невзгод красота Дилавиз увяла, словно цветок без должного ухода. — Как твое здоровье? — спросила Атике Султан, глядя на подругу. Та опустила взор на цветы на клумбах и вздохнула, тяжко и устало. — Мое здоровье не так крепко, как раньше, особенно после потери Мурада и Афифе, — бесцветным голосом, словно воспоминания о умерших детях не доставляет ей боли, сказала Дилавиз Султан, и у Атике Султан появилось ощущение, что султанша хочет поскорее отделаться от ее общества. Вновь скользнув взором по хрупкой фигуре жены шехзаде Селима, Атике Султан замерла. Рукав платья Дилавиз немного задрался так, что стали заметны синяки темно-фиолетового цвета. Явно свежие. — Нежели это до сих пор происходит? — спросила Атике Султан с жалостью. Она была правнучкой султана Сулеймана. Пусть ее кровь сильно разбавлена, но тень великого предка защищала ее от жестокости со стороны мужа. Супруг был с ней вежлив и осторожен, более того, он ценил ее ум и хитрость. Дилавиз Султан же была рабыней и наложницей, вещью в руках неугомонного и жестокого ребенка в лице шехзаде Селима. — За минувшие десять лет это и не прекращалось, — горько усмехнулась Дилавиз Султан, впервые за всю их беседу проявив хоть какие-то эмоции и чувства. — Не знаю, каким ядом напитывает душу Селима змея Зеррин, но он все еще мстит мне за Афитаб-хатун и своего нерожденного сына. — Он мстит не только тебе, но Зеррин, — сказала Атике Султан, не зная, как утешить опальную султаншу. Она не ведала, какие чувства терзали Дилавиз, не знала, как она боится тирана-мужа, не понимала, как ее спасти.       Атике Султан пыталась поговорить с шехзаде, но тот рявкнул на нее да так, что султанша решила не поднимать эту тему. Сафийе Султан только распаляла гнев сына. Ей не нравилось, что Дилавиз имела влияние на шехзаде, ей не нравилась Афитаб, притащенная Селимом из публичного дома. Атике Султан понимала, кто стоял за смертью девицы, что так понравилась Селиму, но доказать ничего не могла. Сафийе Султан в глазах сына была чуть ли не святой. — Да уж, назвать дочь в честь погибшей наложницы, — усмехнулась Дилавиз Султан, явно вспомнив церемонию имя наречения единственной дочери мужа. — Дилавиз, — желая хоть как-то утешить несчастную и одинокую женщину, начала говорить Атике. Опальная султанша обратила на нее взор холодных серых глаз, больше похожих на лед. — Все наладиться. Всевышний видит праведников с небес, он все расставит по местам. — Временами мне кажется, что его нет, — горько усмехнулась Дилавиз Султан и потерла запястье, на котором виднелись синяки от хватки ее мужа. — Или он давно оставил меня. — Не говори так, — покачала головой Атике Султан, понимая, что у султанши не осталось веры в Аллаха. Но разве это правильно? — Аллах не спас мою семью, когда на поместье моего отца напали пираты. Он не помог, когда меня превратили из свободного человека в раба. Всевышний остался глух к моим молитвам, когда мой львенок Мурад сгорал в пламени болезни. Аллах не внял моим мольбам, когда я держала умирающую дочь на руках и пела ей колыбельную в последний раз, — с болью во взгляде перечисляла Дилавиз Султан, вспоминая былые невзгоды.        Атике Султан не могла разделить ее боли. Она рождена свободной султаншей, все еще дети живы и здоровы. Иншалла, она никогда не поймет боль матери, потерявшей самое дорогое в жизни.       Дилавиз Султан многое пережила, но не стала жестокой и злобной. Да, она обладала мрачным нравом и казалась скверным человеком из-за холодного выражения на лице и в глазах, но внешность обманчива. Дилавиз Султан редко улыбалась, смеялась или же выходила из себя, она была образцом несгибаемой стойкости и силы воли. Она терпела и молчала, молчала и терпела, не жаловалась и не ползала в ногах у сильных мира сего. В султанши чувствовался стальной стрежень, и Атике надеялась, что Селим, который никогда не был достоин такой женщины, как Дилавиз, ее не сломает из мести.       Некоторое время султанши молчали. Дилавиз глядела на цветы, за которыми ухаживала. Зеррин Султан, ее соперница, мать двоих шехзаде и султанши, несколько раз велела слугам уничтожить клумбы, прекрасно зная, что за Дилавиз некому заступиться, но опальная госпожа раз за разом восстанавливала их, проявляя небывалое терпение. — Я привезла подарки для шехзаде, — сказала Атике Султан, понимая, что нужно увести беседу в более безопасное русло.       Дилавиз Султан вздрогнула, вынырнув из своих воспоминаний, и губы ее тронула улыбка, на этот раз настоящая. В глазах султанши вспыхнуло пламя. О, как же ей шли эмоции и чувства! Только сын наполнял жизнь наложницы смыслом, только он даровал покой, и Дилавиз делала все, чтобы он не стол таким, как его отец.       Шехзаде Онуру было десять лет, он являлся наследником шехзаде Селима, к досаде Зеррин Султан, которая активно продвигала на эту роль своего первенца Коркута. Онур был самым чудесным ребенком из всех, что знала Атике Султан. Спокойный, вежливый, добрый, он жалел даже раздавленного червя и стремился всем помогать. Он заботился о матери, которая оберегала его, как главное сокровище мира. Впрочем, Онур и был всем миром для Дилавиз.       Султанши прошли вглубь разросшегося и запущенного сада. Там, в беседке, среди деревьев, сидя на высоком сидении из подушек, склонился над очередной книгой шехзаде Онур. Весенний ветер играл в его черных волосах, серый взор мальчика скользил по строкам книги, которую он держал на коленях, брови его то и дело хмурились, словно прочитанное ему совсем не нравилось. — Онур, — позвала ласково Дилавиз Султан. Только для сына она не жалела чувств и эмоций, словно пыталась излить на него всю нерастраченную любовь. — Матушка, — подняв голову от книги, сказал Онур, а, когда он увидел Атике Султан, его серые глаза расширились в радостном удивлении. Шехзаде быстро захлопнул книгу и взвился на ноги. Он стремительно приблизился к Атике Султан и к матери. — Султанша, рад приветствовать вас, — произнес четко Онур, глядя на родственницу с искренней радостью. — Я тосковал по вам. — Я тоже, мой шехзаде, я тоже, — улыбнулась Атике Султан и в ласке провела рукой по жестким черным волосам мальчика. Онуру было десять лет, он был высоким и нескладным ребенком с бледной кожей и черными волосами. К счастью, он был очень похож на свою валиде, от отца в наследство получил только глубоко посаженные глаза. — Надеюсь, дорога вас не утомила? — спросил шехзаде с интересом. — Результат того стоил, мой шехзаде, — ответила Атике Султан. Этот мальчик в ее глазах был достоин османского трона, как никто другой. Дилавиз Султан учила ему разуму, да и сам шехзаде имел сметливый ум. — Могу я поинтересоваться, что ты читаешь? — Историю империи, — ответил Онур, подняв книгу чуть выше так, что стала видна кожаная обложка. — Остановился на причинах казни шехзаде Мустафы султаном Сулейманом. Поверить не могу, как отец мог отдать приказ убить сына?! — с негодованием вопросил Онур, подняв взор на мать, словно она знала ответы на все вопросы. — Он же его ребенок, его наследник! — Жажда власти и страх ее потерять затмевают все, Онур, — произнесла Дилавиз Султан осторожно. — Любовь, дружба, кровные узы — все становится неважным на фоне абсолютного могущества и яда власти. — Неужели, не было другого выхода? — спросил упрямо шехзаде. — Я не понимаю, как можно убить своего сына ради трона, не понимаю. — Я тоже этого не понимаю, сынок, — сказала Дилавиз Султан, понимая, что прочитанное сильно тревожит отпрыска. — И надеюсь не пойму никогда.       Шехзаде Онур подошел к матери и взял ее за руку. Атике Султан в который раз понадеялась, что мальчик не видел того, что его отец делает с его матушкой. Онур был чистым и невинным, хотелось, чтобы он всегда таким оставался.       Вечером того же дня Атике Султан разделяла ужин с семьей шехзаде Селима. Сам глава семьи, если его можно так назвать, тоже присутствовал за столом. Он сметал с тарелок все, что видел, еще раз доказывая Атике, что находится во власти пороков. Селим был воплощением всех грехов, что знала Атике, но его постоянно убеждали в обратном.       Атике Султан старалась не смотреть на брата, не понимая, как благородный юноша с добрым сердцем, мог превратиться в такое скверное существо. Назвать его человеком после всего, что о нем знала Атике у нее язык не поворачивался. Если бы не Онур, она бы отказалась от участия в грядущем перевороте.       Шехзаде Онур сидел рядом с матерью, чуть в стороне от семьи. Он был сыном нелюбимой и презираемой наложницы, поэтому отец с трудом его выносил. Онур ел аккуратно и казалось, что он с трудом проглатывает пищу, пытается стать меньше, чем есть на самом деле. Рядом с сыном сидела Дилавиз Султан, которая держалась молодцом, хотя ей, должно быть, было неприятно находиться рядом с мужем и его матерью.       Сафийе Султан, мать Селима, глядела на сына с хитрым прищуром, явно замышляя очередную интригу. В свое время она напитала сына ненавистью и злобой. Селим рос, слушая речи о предателе Баязиде, убившем его деда и отца, что у шехзаде отняли то, что принадлежало ему по праву. Некоторое время светлая сторона в Селиме побеждала темную, но потом вино и разврат выпустили демонов мужчины. Больше он с ними не пытался бороться. Смерть Афитаб-хатун запустила перевоплощение Селима в чудовище.       Атике Султан перевела взор на вторую жену брата, Зеррин Султан. Если Дилавиз Султан была холодной и неприступной, то Зеррин внешне была ее полной противоположностью. Золотоволосая, с круглым лицом, яркими голубыми глазами и пухлыми губами, она была воплощением света и доброты, вот только все перечеркивал скверный нрав, бурящий в ней.       Зеррин Султан казалась проще, чем есть на самом деле, она знала, что, когда и кому говорить, подлизывалась и льстила. Она же и усугубляла пьянство Селима, понимая, что вино делает его податливым.       Почему-то Зеррин Султан была милее Селиму и Сафийе Султан, чем благородная Дилавиз Султан. Атике не понимала, как они не видят гнилую натуру Зеррин. Но, видимо, подобное притягивает подобное.       Внимания султанши так же удостоились младшие дети шехзаде Селима. Второй сын шехзаде, Коркут, которому было девять лет затеял какую-то игру с едой, вызывая у отца улыбку. Афитаб Султан, третий ребенок Селима, рожденный так же Зеррин Султан, единственная, кто был похож на родителя, ела аккуратно и была воплощением изящества. Девочке минуло восемь лет, и она была по-детски очаровательна. Пожалуй, она не вызывала в Атике Султан чувства отторжения. Младший сын Селима, пятилетний Юсуф, сидел рядом с матерью и пока был слишком мал, чтобы кто-то видел в нем угрозу.       После ужина, когда султанши с детьми удалились, Атике Султан сообщила Сафийе Султан и шехзаде Селиму, что его мужа назначили наместником Румелии. Мать и сын переглянулись, словно понимали друг друга без слов. — Пробил час, Атике, скоро предатели поплатиться и пожалеют, что отняли у нас все, — произнес с мстительным удовольствием Селим, и светло-карие глаза его вспыхнули яростью.

Османская Империя. Амасья. Июнь 1602 года.

      Усыпальница встретила их удушающей и пугающей тишиной. Она не посещала ее пять лет, не могла найти душевных сил явиться сюда. Оправдывала себя, что здоровье ее уже некрепкое, путь дальний. Но все это пустое. Она просто была труслива, и боялась взглянуть в глаза своему прошлому. Снова увидеть то, что осталось от ее луноликих и прекрасных сыновей. От ее сильных и благородных мальчиков, которые наполняли ее жизнь светом и радость.       Но три солнца ее жизни давным-давно погасли. Последней ушла ее единственная и любимая дочь, правильная во всем, Назлы Султан. Султанша угасла в пламени болезни. Ильяс-паша, супруг ее девочки, принес из похода какую-то заразу. Беременная Назлы, которая с нетерпением ждала материнства, слегла первая. Началась лихорадка. Дениз знала, что дочь ее обладает от природы сильным здоровьем и выносливостью, не сомневалась, что она справиться. Но Назлы угасла вместе с ребенком под сердцем, которого так хотела назвать Амиром, как любимого брата.       Дениз-хатун помнила те страшные дни, когда молилась и днем и ночью за здравие дочери, внука или внучки и зятя. Вот только Аллах глух к ее молитвам, он никогда ее не слышал. Дениз к дочери не подпускали, отчего она готова была выть волком. Но страх напугать своей слабостью и безумием Альмас Султан заставлял Дениз держаться. На восьмой день болезни Назлы Султан, поздней ночью, когда Дениз читала священное писание в своей опочивальне, к ней пришла Ирем-калфа, управляющая дворцом Ильяса-паши, и сообщила о смерти госпожи.       «Ваша луноликая дочь, Назлы Султан Хазретлери, предстала перед Всевышнем, госпожа».       Дениз с неверием глядела на служанку и глаза ее оставались сухими. Ей казалось, что она спит, как тогда, когда Орхан был убит предательницей Фирузе по приказу шаха Исмаила. Все было настолько ужасным, что женщина отказывалась в это верить. Она взвилась на ноги и кинулась к покоям дочери. Слуги с трудом за ней поспевали. — Госпожа, — кричали ей вслед, хотя она давно потеряла власть и султанат со смертью своих шехзаде. — Вам туда нельзя!       Но разве рвущееся на части материнское сердце можно остановить? Нет. Дениз ворвалась в пкоои дочери и увидела ее, накрытую белым покрывалом на кровати. Дениз приблизилась к кровати на дрожащих ногах. В опочивальне царила прохлада, султанше было жарко в последние дни. Дениз убеждала себя, что Назлы Султан просто замерзла, поэтому и укрылась с головой.       Дениз-хатун протянула руку к белому покрывалу и стянула его с дочери. Султанша словно спала. Ее руки покоились на округлившемся животе, в котором набирался сил долгожданный и любимый ребенок, внук Дениз. Черные волоса Назлы Султан были распущены и спутанным облаком лежали на золотой подушке, под глазами султанши залегли тени, а в уголках губ запеклась кровь. — Девочка моя, моя маленькая госпожа, — прошептала Дениз, склонившись над дочерью. Она хотела бы верить, что Назлы Султан спит, но ее грудь не поднималась в такт дыханию. — Султанша в лучшем мире, моя госпожа, — произнесла Ирем-калфа, которая последовала за ней в опочивальню своей хозяйки.       Дениз обратила на прислугу взор темно-карих, как адская бездна глаз, и мотнула головой так, что ее вьющиеся черные волосы растрепались пуще прежнего. — Нет, она не могла уйти, оставить меня, — произнесла Дениз, глаза ее при этом оставались сухими. — Не сейчас, когда мы, наконец, обрели покой и счастье… Мой внук скоро придет в этот мир, мы назовем его Амиром.       Но все надежды рухнули с приходом рассвета. Тогда-то Дениз окончательно поняла, что потеряла все. Почти все. Она хотела бы плакать, крушить все вокруг, но сердце ее давно сгорело, осыпалось пеплом еще после смерти шехзаде Орхана. Ей казалось, что душа ее ушла к создателю в тот миг, когда дочь перестала дышать. В подлунном мире по нелепому стечению обстоятельств осталась лишь ее бренная оболочка.       Возможно, Дениз-хатун, которая уже давно не желала жизни, выпила бы яд, который когда-то коснулся губ ее младшего сына. Только Назлы Султан скрашивала ее дни, хотя Дениз постоянно казалось, что она мешает счастью дочери, что султанша давно повзрослела и у той своя семья. Дениз чувствовала себя лишней во дворце Ильяса-паши. Хотя дочь и паша убеждали ее в обратном. Чтобы быть полезной, Дениз взяла на себя заботу об Альмас Султан и Нурбану Султан, дочери Ильяса-паши от первого брака с Фатьмой Султан. Девочки наполняли ее жизнь радостью, но ключевой опорой всегда была Назлы.       После похорон Назлы Султан и Ильяса-паши, который пережил жену на полдня, Дениз, из глаз которой не вырвалось ни одной слезинки, вернулась в покои дворца покойного паши, вынула из тайника деревянную шкатулку, в которой всегда хранила яд. Она уже откупорила заветный пузырек с переливающееся в свете свечей янтарной жидкостью и поднесла его к губам, когда ее отвлек голос Альмас Султан… — Матушка, поминальная трапеза уже началась, — сказала тогда султанша, и Дениз словно пришла в себя.       Да, она потеряла всех своих детей, но у нее была Альмас Султан, одинокая и брошенная всеми Альмас. Даже родная мать султанши оставила девочку, сделав выбор в пользу сына Мурада. Дениз-хатун знала, насколько становиться больно, когда предают родные и любимые. Альмас Султан итак росла с постоянным вопросом, почему ее валиде ее бросила. Дениз не могла оставить этого ребенка в этом жестоком мире без защиты и опоры. Какая судьба ее ждет без нее? Никому не будет дела до дочери распутного шехзаде.       Дениз-хатун в тот день обняла султаншу так сильно, насколько могла, гладила ее по худеньким плечам и голове, скрытой черным платком, целовала ее руки. Она по всем законам человеческой природы должна была ненавидеть Альмас Султан, она дочь Альфии Султан, той, кто убил ее Амира… Но доброе сердце, полное сострадания и благородства, привязалось к девочке. С той поры Альмас была семьей для Дениз-хатун. Последней ее опорой в этом мире.       Они покинули дворец Ильяса-паши, который снова отошел государству. Нурбану Султан, к которой Дениз тоже была привязана, забрала на воспитание Айлин Султан. Ильяс-паша был другом мужа султанши, Османа-паши, и они решили позаботиться о частичке его души.       Альмас Султан вместе с Дениз-хатун нашли свое пристанище в Старом Дворце, но и там для них скоро не будет места. — Зачем мы прибыли сюда? — спросила недовольно Альмас Султан, которой происходящее не нравилось очень и очень сильно.       Дениз-хатун поджала губы. Временами Альмас была упряма и словно ничего не понимала, лишена сострадания. Ее всегда заботили только собственные переживания, желания, амбиции и чувства. В этом Альмас была похожа на мать, которую султанша никогда не знала. Казалось, что черты родителей Альмас впитала еще в утробе. Как иначе объяснить ее эгоистичный нрав? — Чтобы почтить память твоих братьев, девочка моя, — спокойно произнесла Дениз, мельком взглянув на дочь и подошла к могиле старшего сына. — Мы могли отложить визит. Зачем было отправляться в путь сразу же, как пришла весть о приезде Михрумах Султан? — раздраженно цокнула языком Альмас, что выдавало скверный нрав султанши. Дениз в который раз подумала, что упустила воспитание девушки. Кто ее замуж-то возьмет?       Альмас Султан упрямо тянулась к Михрумах, которая подпитывала ее недостатки и убеждала ее том, что она — особенная, лучшая из лучших. Пара золотых безделушек и красивых тряпок и Альмас постоянно заглядывает в рот «любимой» тетушки.       Дениз-хатун боялась Михрумах Султан. Та обладала скверным, амбиционным нравом, если ей что-то приходило в голову, то султанша не оставляла эту мысль, пока не сделает ее реальностью. Пожалуй, в этом все дети покойного султана Баязида III были похожи. Шехзаде Махмуд, отец Альмас, был таким же. Он любил владеть, и цена его не волновала. Михрумах Султан готова была утопить всю империю в крови в угоду своим амбициям. Вот только костры амбиций еще никому счастья не приносили, в них сгорают человеческие жизни, оставляя после себя только выжженную пустыню.       Что хуже всего, Михрумах Султан готова была принести в жертву племянников. Шехзаде Сулейман и Альмас Султан, которых она познакомила, были не более чем ее марионетками. Марионетками, которыми она без зазрения совести пожертвует, стоит ей найти новую игрушку. Такие люди служат только себе, а не кому-то.       Дениз-хатун хотела встретиться с матерью Сулеймана, Эмине-хатун, чтобы та повлияла на сына. Но она боялась, что нравом слутанзаде пошел в отца, шехзаде Абдуллу. Дениз провела достаточно времени подле шехзаде Махмуда, который всегда завидовал старшему и более удачливому брату, любимцу армии, народа и султана Баязида. Махмуд описывал Абдуллу, как человека твердой воли, который редко поступался своими принципами. Покойный шехзаде был упрям и неглуп. Еще он очень любил Элиф Султан и долго горевал по умершей в пожаре жене.       Если Сулейман похож на отца умением любить, то быть беде. Они все погибнут, под землей найдется место для всех.       Что хуже всего, Альмас Султан словно не понимала, чем все может обернуться и раз за разом встречалась с Сулейманом. Дениз пыталась пресечь эти встречи, но Альмас была хитрее. Она находила способы улизнуть из-под ее контроля.       Понимая, что дела идут очень плохо, что эти двое влюбленных голубков натворят дел и все закончиться саваном для Сулеймана, Дениз-хатун попросила Дефне султан найти мужа для Альмас. И пока Михрумах султан в столице, Дениз под благовидным, как ей казалось, предлогом, увезла дочь из Стамбула.       Не желая отвечать на вопрос дочери, Дениз в материнской ласке провела рукой по надгробью шехзаде Амира. — Здравствуй, мой львенок, как ты без меня? — спросила она с тоской в голосе. — Прости, что долго не приходило. — Что случилось с моим братом? — спросила Альмас Султан внезапно. Дениз-хатун напряглась, но все же нашла в себе силы на ответ: — Его отравили. — Кто посмел отравить шехзаде? — с удивлением спросила Альмас, явно не зная, на что способна озлобленная женщина. — Альфия Султан, — ответила Дениз-хатун, поняв, что правда превыше всего. Она оберегала султаншу от всех бед и невзгод, и кем она в итоге стала? Альмас уже не ребенок, ей пора повзрослеть и смотреть на мир здраво.       Султанша не нашла, что ей сказать. Она идеализировала предательницу-мать, не ведая, какой она была на самом деле. Дениз корила себя за это. Правильно говорят, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь.       Больше они не разговаривали. Женщины покинули усыпальницу, сели в карету и устремились в город, где временно остановились у Ирем-хатун, бывшей служанки Назлы Султан. После смерти госпожи Ирем вышла замуж за торговца тканями и переехала жить в Амасью.       Дениз смотрела на притихшую дочь и молилась, чтобы та поскорее повзрослела и поумнела, перестала верить Михрумах Султан и начала жить своим умом. Она уже представляла ее истерику, когда султанша узнает о своем грядущем замужестве и о том, что Дениз-хатун, приложила к этому руку.       Но так будет лучше для всех. Альмас покинет столицу вместе с мужем, станет матерью, остепениться и, дай Аллах, будет счастлива. Сулейман же… Сулейман будет жить. Разве это не главное?

Стамбул. Июнь 1602 года.

      Она любила встречи с братом. Но часто ведется у них не получалось из-за вечного контроля Аяза-паши. Мужу никогда не нравилась ее привязанность к Сулейману. Он словно ревновал ее к нему, будто бы брата и сестру может связывать что-то помимо одной крови.       Но пока Аяз-паша в походе, Бахарназ Султан улизнула из дворца, которого она хотела бы назвать своим, но не могла из-за чувства, что настоящая хозяйка Хатидже Султан, где-то рядом. Разумеется, за ней следили, но ей было все равно. Она слишком соскучилась по брату, чтобы кого-то бояться.       Сколько себя помнила Бахарназ Султан, она все время чего-то или кого-то боялась. Чудовища под кровать, ночи, грозы, огня и смерти… Азраил забрал всех, кого любила султанша. Касима, Зеррин, Ильяса, даже Мелек, ее родную сестру. Последним ушел отец. Отец, который всегда ее защищал. В детстве Бахарназ казалось, что без ведома отца даже солнце не взойдет, он был таким большим и таким сильным, что все ее страхи отступали.       Отец всегда поднимал ее на руки, когда она бежала ему на встречу и целовал в лоб, его борода неприятно кололась, а глаза были черными-черными, как самая темная ночь.       Время постепенно вытравило из памяти султанши черты лица родителя, она долгое время верила, что он жив, что он где-то рядом. Несколько раз Бахарназ Султан видела его в толпе людей на рынке, но каждый раз, когда она пыталась догнать того человека, он растворялся в воздухе.       Матушка, Ясемин-хатун, лишь качала головой, когда султанша пыталась доказать, что отец ее жив, Эмине-хатун поджимала в досаде губы. Никто из них не верил ей, никто не хотел верить. Временами, засыпая в постели, Бахарназ думала, как ей отыскать отца. Она верила, что папа жив, что он не мог бросить свою семью, своих детей.       Но с годами вера султанши погасла, оставив после себя пепел разочарования. Будь отец жив, разве он не вернулся бы? Разве допустил то, что с ней случилось в итоге?       Бахарназ Султан стала женой жестокого Аяза-паши, который с возрастом раздался в талии и подурнел. Когда он приходил в ее опочивальню ночью, пропахший потом и вином, Бахарназ каждый раз думала, что лучше принять смерть. Этот скверный мужчина толкал ее на постель, заставлял встать на четвереньки, как собаку или кобылу, задирал сорочку, а сам брал ее.       Каждый раз морщась от толчков мужа, чье достоинство было слабо, Бахарназ глотала слезы. Нет, глаза ее оставались сухими, плакала и стенала душа султанши. Хуже становилось, когда муж руками скользил по ее молодому и подтянутому телу, целовал ее в губы. Каждый раз Бахарназ боялась, что ее вырвет. Изо рта Аяза-паши пахло гнилью. Должно быть, так пахнет из могилы.       Еще муж мог позволить себе ударить ее. Нет, по лицу он никогда ее не бил. Она получала за все: начиная о того, что слуги не вовремя подали ужин, или какое-то блюдо недостаточно горячее, заканчивая тем, что она посмела без разрешения отлучиться из дома. Бахарназ Султан ненавидела мужа всем сердцем, мечтала, чтобы он умер, особенно в те моменты, когда поздними вечерами слышала его шаги за дверью своей опочивальни.       Но Аяз-паша жил назло врагам, друзьям и своей жене. Бахарназ султан боялась мужа до такой степени, что вела себя тихо-тихо, чтобы не привлечь его внимание. Разумеется, он находил повод ее истязать снова и снова. Кровь, текущая в жилах султанши, не спасала ее от жестокости мужа.       Возможно, ее жизнь не была бы так невыносима, если бы она смогла родить ребенка. Но за семь лет султанша ни разу не понесла, что подливало масла в огонь ненависти Аяза-паши. Он называл ее бракованной, недоженщиной, бесполезной куклой и прочими неприятными словами.       Каждый раз, слушая мужа, Бахарназ Султан страдала. Она уже давно разучилась плакать, но сердце ее кровоточило. Однажды султанша и вовсе ответила на нападки супруга тем, что дело, вероятно, в нем.       Хатидже Султан, первая жена великого визиря, за пятнадцать лет так и не смогла родить. Она, как и Бахарназ, ни разу не понесла. Бахарназ сообщила об этом мужу, и он впервые ударил ее по лицу, наградил пощечиной. На скуле султанши расцвел синяк, и она больше недели не покидала опочивальни, ссылаясь на дурноту.       Казалось, выход есть. Три раза сказать «развожусь», и она свободна. Но султанша не питала иллюзий. Ее снова подложат под кого-то и вышлют… К тому же кто защитит Сулеймана?       Сулейман — все, что у нее осталось от любимого отца. Он был так на него похож, что сердце султанши сжималось. Она боялась его потерять. Бахарназ султан согласилась на этот брак, чтобы защитить брата от смерти. Ее муж — великий визирь, в случае чего он поможет Сулейману выжить. По крайней мере, так говорила Михрумах Султан, которую Бахарназ побаивалась и не любила.       Сперва султанша производила на племянницу хорошее впечатление, пока не начала давить на Сулеймана и вести какие-то тайные дела с Аязом. Бахарназ Султан была тенью собственного дворца, в глазах мужа казалась недалекой игрушкой, которую он может без труда сломать, но она никогда не была глупой.       Сопоставив факты, Бахарназ Султан пришла к выводу, что Михрумах Султан задумала что-то очень недоброе и страшное. Она хочет посадить Сулеймана, который никогда не рвался к власти, на османский престол. На престол, который стоит слишком дорого. Он сожрет их всех — в этом Бахарназ не сомневалась.       Точнее не трон, трон не кусается сам по себе. Султан Мехмед убьет Сулеймана, если он вдруг восстанет. Султана называли тираном и убийцей, шайтаном во плоти, но он был человеком, и он превыше всего ценил родную кровь.       Падишах, воцарившись на троне, не отдал приказ о казни маленьких племянников. Альфия Султан сбежала вместе с сыном Мурадом, их искали, но не нашли. Шехзаде Сулейман был лишен титула наследника престола, и семье покойного шехзаде Абдуллы султан выделил добротный особняк в столице. Конечно, были условия — у Сулеймана не должно быть жен, наложниц и детей, только в этом случае его не тронут, за ним следили люди султана — об этом Бахарназ тоже знала.       К тому же всем известны трудные отношения между Повелителем и Михрумах Султан. Тетушка постоянно строила козни брату, расшатывая его власть, но она все еще жива, а не кормит червей или рыб в Босфоре.       Повелитель был не таким чудовищем, как его малевали враги. Он любил и заботился о своей семье. Но Бахарназ Султан не хотела знать, что будет, если терпению султана придет конец. Интриги Михрумах Султан могут повлечь тысячи смертей. Неужели она не понимает? Тетушка же не глупа, или жажда власти затмила ее взор? — Бахарназ, моя луноликая сестра, — с улыбкой произнес Сулейман, когда они встретились на пристани.       Султанша обняла брата, прижалась к его широкой груди, вдохнула родной запах. От брата всегда пахло пергаментом, чернилами и травами. Он постоянно что-то записывал, что-то рассчитывал, сушил растения между страницами книг. Бахарназ Султан мало понимала в увлечении брата, но тот желал сделать мир лучше, чем он был. Вдали кричали чайки, светило солнце, но ветер дарил прохладу. Бахарназ Султан пожалела, что не взяла теплый плащ. Погода показалась ей теплой, но у моря было прохладно.       Сулейман, заметив, что она подрагивает, снял с плеч черный, длинный плащ и накинул на плечи сестры. Бахарназ улыбнулась брату, глядя в его черные глаза такие же, как и ее собственные. Со слов Ясемин-хатун из всех детей шехзаде Абдуллы, они вдвоем были безмерно на него похожи внешне. — Спасибо, братик, — улыбнулась девушка, впервые за несколько дней ощутив себя счастливой и свободной. Сулейман дарил ей чувство защищенности и надежности. Он, твердый, сильный и уверенный, даровал ей веру, что все образуется, прогонял ее страхи, как и отец когда-то.       Брат улыбнулся так, что на щеках его появились ямочки. Бахарназ Султан взяла его за руку и сжала ее, словно хотела удостовериться, что происходящее — реальность. — Как ты? — спросил Сулейман, нежно глядя в глаза сестры. — Выглядишь не совсем здоровой. — Уверяю тебя, я в полном здравии, — улыбнулась Бахарназ Султан. Временами ей казалось, что только Сулейман ее искренне любил и заботился о ней. Матушка всю жизнь была увлечена страданиями по былому, муж был омерзителен и не видел в ней человека, Михрумах Султан только давала ненужные советы.       Брат и сестра, тихо переговариваясь, решили покинуть пристань, ветер усиливался. Они решили сходить на рынок. Когда они прошли очередной колодец, рядом с которым валялась дохлая кошка, а неподалеку у стены дома мужчина справлял нужду в кучу соломы, Сулейман замедлил шаг и покачал головой. — Попробуй донести до мужа, великого визиря, что нужно усилить порядок в городе. Запретить людям справлять нужду где попало, держать падаль подальше от источников воды и еды, — проговорил юноша тихим вкрадчивым голосом. — Почему? — спросила Бахраназ. Сулейман, видимо, не понимал, что она не обладает влиянием на мужа. — Вода — источник многих болезней, — сказал мужчина, поморщившись то ли от дурного запаха, то ли от отвращения. — Ты в книжках вычитал? — спросила султанша с любопытством. — Да, и сопоставил некоторые факты, — пожал плечами Сулейман, в который раз продемонстрировав острый ум. — Через воду распространяются недуги. — Всегда думала, что болезни — кара Всевышнего, — сказала Бахарназ Султан. Брат смирил ее снисходительным взглядом и усмехнулся от ее слов. Он явно имел свое мнение на этот счет. — К сожалению, даже праведники не защищены от них, — ответил Сулейман на слова сестры.       Они тем временем добрались до рынка и начали идти вдоль рядом. Бахарназ, которая обвила локоть брата рукой, чувствовала, что он сильно напряжен и то и дело оглядывается по сторонам. Без плаща с глубоким капюшоном, за которым Сулейман обычно прятался, он чувствовал себя неуютно. — За тобой следят? — спросила шепотом Бахарназ. Она итак знала ответ на этот вопрос. Каждый шаг ее брата контролировался, он имел ровно столько свободы, сколько ему дал падишах, встречался только с теми людьми, которым доверял султан и не более того. О всех случайных встречах Сулеймана, должно быть, докладывали султану…       Бахарназ было жалко брата, он жил под надзором и всегда знал, кто он такой, что он опасен для Империи, что его жизнь — возможная причина войны за трон. Вот только престола Сулейман никогда не желал. Он просто хотел жить. — Да, — кивнул Сулейман. — Смотри, эфенди в синем тюрбане, который рассматривает ткани, — он кивнул в сторону высокого мужчины в добротных одеждах. Бахарназ нахмурилась, эфенди был самым обычным, каких тысячи на улицах города. Но незнакомец, который вроде бы разглядывал ткани, разложенные на прилавке, то и дело глядел на них, точнее на Сулеймана. От этих взоров Бахарназ Султан стало не по себе. Она-то думала, что живет в тирании мужа, но кому-то намного хуже. — Он следит за нами от самой пристани, — сообщил Сулейман.       Бахарназ Султан в который раз поразилась тому, насколько внимателен к мелким деталям ее брат. У Сулеймана была хорошая память, он запоминал информацию, без труда изучал иностранные языки, арифметику, философию и медицину. — Ты видишь всех, кто за тобой следит? — спросила Бахарназ Султан. — Почти всех, — ответил мрачно Сулейман. — Временами я чувствую себя собакой на привязи, поскольку у меня столько свободы для действий и жизни, сколько мне даровал государь, но не говори об этом никому. Даже у стен есть уши и очень-очень большие.       Сулейман увлек сестру к лавке с украшениями. Бахарназ Султан с жалостью глядела на то, как брат разглядывает разные безделицы. — Эфенди, будьте добры, покажите бусы из бирюзы и браслет, — попросил Сулейман негромко. Он всегда был вежлив и учтив с окружающими, не кичился своим происхождением, чем вызывал у Бахарназ только гордость. — Хочу подарить матушке, — сообщил Сулейман, когда торговец начал выкладывать перед ним товар.       Сулейман купил подарок для матери, которую любил чистой сыновьей любовью, и Эмине-хатун отвечала ему тем же. Мать и сын были неразлучны и всегда чувствовали друг друга даже на расстоянии. Бахарназ временами завидовала брату и его валиде, у нее с Ясемин-хатун такого понимания никогда не было. Матушка всегда считала, что есть только два мнения: ее и неправильное. — Ты можешь улизнуть от надзора султана? — спросила Бахрназ негромко. Сулейман замялся, но все же кивнул, при этом незаметно оглядевшись по сторонам. — Могу, но делать это нежелательно. Всегда есть риск, что я кого-то не замечу и этот кто-то узнает мои тайны, — пожал плечами юноша. — У тебя есть тайны от султана? — спросила Бахарназ Султан с любопытством. — А у кого их нет? — усмехнулся Сулейман. — Например, я подкармливаю бездомных животных, — произнес он.       Бахарназ Султан с облегчением вздохнула. Сулейман всегда любил животных и заботился о них, тащил в особняк всех котят, щенков и раненных птиц, вызывая у Эмине-хатун головную боль.       Брат и сестра прошли рынок, когда Сулейман вдруг схватил сестру за руку и утянул в один из переулков. — Что?.. — Бахарназ не успела сформулировать мысль, когда юноша вдруг приложил палец к губам, призывая сестру к тишине. Султанша испуганно замерла, во все глаза глядя на встревоженного Сулеймана, который вдруг вытащил кинжал. Увидев оружие, девушка открыла-закрыла рот, не зная, что задумал брат. — За нами следят, — шикнул Сулейман. — Ты сам говорил о слугах султана, -возразила Бахарназ Султан, ничего не понимая. Сулейман мотнул головой так, что на его лоб упала прядь обычно зачесанных на пробор черных волос. — Это не султанские псы, а какие-то другие, — заметил юноша, запутывая сестру еще больше. — Псы султана пытаются быть незаметными, а эти делали все, чтобы я их увидел, — пояснил он, видимо, прочитав в глазах сестры вопрос. — Сейчас ты пройдешь дальше по переулку, но не оборачивайся, пока я не скажу.       Бахарназ Султан кивнула, доверившись уму брата. Она отошла от стены и прошла вглубь подворотни, ощущая как дрожат ее руки от волнения. Страх охватил душу султанши, кто же это может быть? Сулейман тем временем спрятался в нише, чтобы его не было видно. — Кто ты такой? — спустя некоторое время услышала Бахарназ неожиданно твердый и властный голос брата. Она порывисто обернулась так, что с ее головы спал черный капюшон и увидела, что брат ее стоит за спиной человека в серых одеждах и держит у его горла острие кинжала.       Глаза Бахарназ Султан расширились в ужасе, когда она увидела за спиной брата еще одного человека с обнаженным оружием. Она только смогла прошептать: «сзади!». Незнакомец приставил кинжал к горлу Сулеймана. — Здравствуйте, шехзаде, приятно с вами познакомиться, — улыбнулся человек, который одним движением мог вспороть глотку брата Бахарназ. Он перевел взгляд на султаншу и подмигнул ей так, что девушка еще больше смутилась и удивилась. Она прислонилась плечом к стене, ноги с трудом ее держали. — Отпустите-ка моего брата, шехзаде… — Во-первых, я не шехзаде, а султанзаде, — слишком спокойно для человека, находящегося в шаге от смерти, заметил Сулейман. — Во-вторых, с кем имею честь говорить? — Опусти его, парень, — с раздражением повторил мужчина, что был, видимо, ненамного старше Сулеймана.       Сулейман убрал кинжал от горла брата напавшего на него мужчины, тот поспеши вывернуться из кольца его рук и отойти на безопасное расстояние. Наконец, незнакомец, к счастью Бахарназ, убрал кинжал от горла Сулеймана и отошел от него на безопасное расстояние.       Сулейман поспешил подойти к сестре и прежде, чем султанша что-то сказала, затолкал ее себе за спину и выставил руку сжимающую кинжал шехзаде Абдуллы вперед, давая понять, что готов защищать себя и сестру. — Кто вы? — снова повторил Сулейман, Бахарназ, которая стояла за спиной брата чувствовала, что он очень напряжен и взволнован. Но голос его был похож на рык льва. — Простите нас, шехзаде, где же наши манеры, — усмехнулся тот, что приставил к горлу Сулеймана кинжал, в черноволосую бороду. Он был заносчив и самонадеян. — Меня зовут Шахин Гирей, а это мой брат Мехмед Гирей.

***

      Нурбану Султан пребывала в скверном расположении духа. Мало того, что она несколько ночей почти не спала, терзаясь запретными чувствами, так еще у нее ныла голова. На душе было так тоскливо, что хотелось плакать. А султанша уже не помнила, когда в последний раз это делала. Кажется, когда ее отец, Ильяс-паша, предстал перед Всевышнем. Но теперь ей было больно и тоскливо. Султанша гнала от себя дурные мысли, но они терзали ее душу, подобно стервятникам.       Она сама не понимала, как так получилось, что в ее сердце проросло это ужасное чувство. Нурбану всегда знала, что любовь слишком опасна, чтобы в нее верить. Сколько ужаса узнал мир только из-за любви? Она не хотела быть рабой любви, хотела быть свободной, как птица в небе, но что-то пошло не так.       В какой момент это с ней случилось? Она знала Махмуда с раннего детства, они вместе играли, проказничали, прыгали на кровати, бегали по саду Топкапы, ловили бабочек. Махмуд всегда был рядом, такой родной, такой понятный, как старший брат, которого у Нурбану никогда не было.       А потом она поняла, что ей приятны прикосновения шехзаде, взгляды его льстили ее самолюбию, ей казалось, что его мысли текут через ее собственные. Долгое время султанша таила эти чувства, закрывала в глубинах души, зная, что они опасны для них обоих. Они родственники, она свободная женщина, им нельзя быть вместе. Да и вряд ли Махмуд влюблен в нее.       Странное дело, Нурбану и хотелось, чтобы ее чувства были взаимными, но она и боялась их, как огня, поскольку знала, что будущего у них нет. Эта любовь, если она взаимна, приведет их к ранним могилам. А Нурбану так хотела жить, она любила жить! Нурбану вспоминала ту последнюю встречу с шехзаде в Топкапы. Она не могла отказать себе в удовольствии видеть Махмуда, он был слишком привлекателен, умен и силен, чтобы она избегала его. Да и относится он к ней, как к сестре, это она понапридумывала себе всякого. Нурбану любила визиты в Топкапы и почти всегда сопровождала Айлин Султан во дворец правящего султана. Тот день не был исключением.       Нурбану Султан и Хюмашах Султан, оставив Айлин Султан и Дефне Султан решать вопросы вакфа вышли в сад, где тренировался на матраках шехзаде Махмуд, который увидев их пропустил удар.       Шехзаде прервал тренировку и сказал Нурбану, что хочет что-то ей показать в саду. Он увлек заинтересованную девушку вглубь сада и… раскрыл свои чувства. Просто вылил их на Нурбану, как ледяную воду. Сперва она обрадовалась, ей хотелось кинуться в его объятья, обнять его, ощутить вкус его губ, но потом пришел страх.       Любовь — обман, она — мираж и очень-очень опасна. Нурбану пыталась переубедить шехзаде, но тот был слишком упрям и слишком отчаян, чтобы уступить. Он всегда был таким, если вбивал что-то в свою кудрявую голову, то переубедить его становилось невозможным.       Когда он ее поцеловал, у Нурбану голова пошла кругом, она сперва пыталась прервать поцелуй, но потом, на мгновение, чувства, рвущиеся из глубины души взяли вверх над разумом.       О, каким же сладким было это мгновение! В памяти Нурбану отпечатались губы шехзаде, которые целовали так сладко, так умело, что это сводило с ума. Ощущение его сильного тело, к которому султанша прижалась, заставляло желать большего, а в кольце его рук было так спокойно… Нурбану хотелось зарыться пальцами в кудри шехзаде, она ответила на поцелуй, но что-то не позволило ей переступить черту.       Она нашла в себе силы его оттолкнуть, дала ему пощечину, чтобы привести в чувства. Махмуд был таким человеком, что мог запросто потерять голову, получив желаемого. Пощечина отрезвила сына султана, он так удивленно на нее взглянул, словно не ожидал подобной реакции после того, как она сама сдалась под его напором.       Нурбану Султан в тот день сбежала от шехзаде Махмуда и, отправив весть Айлин Султан, вернулась во дворец Османа-паши, в котором жила, но никогда не чувствовала его своим домом. Она заперлась в своей опочивальне, ей хотелось вытравить из воспоминаний тот поцелуй, как и свои приятные ощущения.       Нельзя, табу, грех. Она находила тысячи причин, чтобы отвергнуть шехзаде, но на каждую причину отказа, находилась причина согласия. Нурбану из последних сил цеплялась за свою порядочность и честь, убеждала себя, что чувства ее порочны и опасны, но как же она хотела снова поцеловать шехзаде!       Масла в пламя чувств подливали сны, недостойные сны. Ей снилось, как они с Махмудом там в саду перешили запретную черту, ей снилось, как она обнимала обнаженного мужчину, заглядывала в его потрясающие глаза, она ощущала горячие руки шехзаде, ласкающие ее тело.       После этих снов стыд накатывал на султаншу. Она потомок султана, госпожа, ей не пристало желать мужчину так сильно. Эти сны — искушение шайтана. Нурбану Султан не знала, что ей делать. Сны никуда не уходили. Она видела свое грехопадение во снах, а днем усиленно пыталась вытравить подробности из памяти. Султанша вышивала, стреляла из лука, гуляла по парку, но все зря.       Ей хватало сил держаться подальше от шехзаде Махмуда, но надолго ли хватит ее воли? Айлин Султан, как и Хюмашах Султан, уже подозрительно на нее смотрят. А как же? Раньше Нурбану не пропускала ни одного визита в Топкапы, а теперь постоянно отказывалась от поездок, что выглядело подозрительно. Нурбану просто боялась, что ее выдержки надолго не хватит.       Султанша снова выпустила стрелу в мишень и снова попала в цель. Она была метким стрелком. Покойный отец, Ильяс-паша, всегда мечтавший о сыне, научил ее некоторым приемам, чтобы стрела всегда достигала цели.       Покой султанши нарушила Хюмашах Султан, которая всегда избегала общества людей. Девушка предпочитала читать или вышивать в своей опочивальне, домочадцы уже давно привыкли к ее поведению. — Что тебе нужно? — не очень-то дружелюбно осведомилась Нурбану Султан, исподлобья взглянув на старшую из дочерей Айлин Султан. — Тебе письмо, — сообщила Хюмашах Султан с легкой улыбкой на губах. — Из Топкапы ага передал.       Хюмашах вручила Нурбану послание, покосилась на дочь Айлин Султан, та усмехнулась и, напевая под нос песенку, удалилась во дворец, очевидно, читать очередную книгу про любовь. Когда-то Нрубану смеялась над ней, но теперь ей было не до смеха.       Она развернула послание и торопливо пробежалась по строчкам на итальянском языке. Даже без подписи султанша поняла, от кого оно.       «Сегодня у фонтана. Нужно поговорить. М».       Девушка в ярости смяла письмо и тяжело задышала, чувствуя, как к глазам подступают слезы злости. Она хотела бы с ним встретиться, услышать его голос, но боялась, что не сможет противостоять чувствам. Нет, они ни за что не придет на эту встречу. Так будет лучше для всех, и в первую очередь для Махмуда. Как он не понимает, к чему может привести его любовь? Махмуд же не глупый человек, а ведет себя крайне странно.

***

      Хью был наемником, далеким от политики и власти. Его дело –махать мечем за золото. Его не волновало от кого поступает это золото, главное, чтобы платили вовремя. Хью всю свою жизнь этим занимался, но понимал, что скоро ему нужно будет уйти на покой. Хотя вряд ли он до него доживет.       Его новый господин по слухам был дальним родственником папы римского, но насколько правдивы эти слухи Хью не знал и знать не хотел. Господин был хорошим человеком, добрым и справедливым, считал, что справедливость должна быть одинаковой для всех. Еще он ценил тех, кто ему служит. Вокруг него собирались люди, в основном вояки, они заглядывали ему в рот, ловили каждое слово, что срывалось с его губ.       Кончено, Хью был не самым лучшим человеком, он убил многих за деньги, неоднократно предавал своих господ ради большего. Но этот мальчика ему определенно нравился все больше и больше. Он внушал чувство верности в сердца людей, заставлял их быть преданными ему и его делу. Как ему это удавалось? Хью не знал.       Временами казалось, что проклятый юнец — колдун, но он был обычным из плоти и крови, разве что обладал смазливой внешностью. Насколько знал Хью, его господин был не только родичем папы римского, так еще имел родню в Османской Империи. Да и имечко у него было варварское – Мурад.       Хью охранял особняк, в котором жил господин. К нему приходили самые разные люди, господин вел с ними беседы за закрытыми дверьми. Рядом с ним всегда находилась красивая молодая девушка, которая, как Мурад, тоже имела необычное имя — Интисар.       Вот и в эту ночь Мурад допоздна принимал каких-то людей. Они что-то обсуждали, склонившись над большой картой Османской Империи. Уже поздней ночью, когда люди разъехались и в кабинете господина остался только он да его спутница жизни, как понял Хью, к особняку подъехала карета, запряженная в тройку красивых черных лошадей. Ее сопровождал десяток вооруженных до зубов охранников.       Кого они так оберегают? Должно быть, кого-то очень и очень важного.       Хью тут же выхватил меч и сделал шаг навстречу карете. Юноша, который управлял каретой, поспешил открыть ее дверцу и из нее вышла женщина средних лет, весьма красивая женщина. Хью видел много женщин, в основном это были куртизанки, но эта женщина отличалась от них всех. В первую очередь красотой, во вторую тем, как она себя держала. Прямая спина, расправленные плечи, черное платье и в тон ему черный плащ. Волосы у женщины были черные и вьющиеся, заколотые у висков какими-то заколками, в которых Хью никогда не разбирался. У незнакомки были черные глаза, красивое лицо, не утратившее привлекательных черт и пухлые губы.       Хью шагнул к этой женщине, и ему навстречу вышел давний знакомый — Лоренцо. Увидев его, Хью понял, что незнакомка приехала к Мураду. Он впустил ее в особняк, она на него даже не взглянула. Она без препятствий вошла в особняк и скрылась за дверью в тот самый кабинет. Перед тем, как двери в кабинет захлопнулись, Хью из коридора увидел, как черноволосый Мурад подошел к этой женщине и с почтением поцеловал протянутую ему руку. — Кто она? — спросил Хью у Лоренцо, который служил Мураду намного дольше, чем он и был ему до помешательства предан. — Мать господина, — усмехнулся Лоренцо, и Хью понял, в кого статью и мастью пошел его хозяин.