Перекрестки судеб

***

Османская империя. 1602 год

      Дильруба всегда знала, что она дочь султана. Ей казалось, что это знание известно ей с самого первого вдоха. Еще когда султанша была совсем крохотной и бегала по покоям матери, ей кланялись слуги матушки. Позже, стоило ей войти в ташлык или в сад, как рабы кричали: «Дорогу! Дильруба Султан Хазретлери».       Дильруба не просто султанша династии, ей повезло родиться дочерью султана, повелителя половины мира, когда он уже стал падишахом и принял всю полноту власти. Дильруба родилась после ухода царственного отца в военный поход против Сефевидов. Она долго его не видела, не знала, но тень отца всегда летала по Топкапы. Ей казалось, что даже из военного лагеря, находясь очень -очень далеко от нее, отец ее оберегает и защищает. Дильруба его совсем не знала, но матушка всегда говорила, что он будет ее любить.       Халиме Султан рассчитывала родить еще одного сына, это помогло бы ей усилить власть в гареме, но родилась она, Дильруба. Имя ей даровала Валиде Дефне Султан. Дильруба Султан помнила, как матушка читала им с Махмудом короткие письма отца. Она все пыталась представить родителя, но получалось плохо. Очень плохо.       Приходилось полагаться на слова Ханзаде, старшей сестры. Дильруба любила слушать рассказы сестры об отце. Только Ханзаде могла вдохнуть в младших братьев и сестер такую любовь и преданность царственному родителю. Султан Мехмед, по рассказом Ханзаде, был очень сильным, большим и самым красивым. Он мог сражаться с двумя мечами, а, стреляя из лука, всегда попадал в цель. Отец был умен, добр и справедлив.       Дильруба, как и вся семья султана Мехмеда, с нетерпением ждала его возвращения из похода. А когда отец, наконец, вернулся домой после шести лет отсутствия, девочка с трудом сдерживалась, чтобы не кинуться ему на встречу с громким криком. Но она — госпожа, должна вести себя достойно. Дильруба стояла рядом с матерью и с восторгом рассматривала царственного отца, он был больше и выше всех, кого она видела в гареме. Да и могут слуги и рабы сравниться с падишахом?       Пока родитель поприветствовал всех членов семьи, пока очередь дошла до матушки и их с Махмудом, Дильруба вся извелась. В конце концов девочка не выдержала и подошла к отцу, пока он знакомился с Махмудом. Она схватила его ногу, точнее обняла, и отец подхватил ее на руки, как пушинку. Дильруба к тому моменту достаточно выросла, чтобы матушка носила ее на руках. Только когда она болела, Халиме Султан заворачивала ее в одеяло, сажала себе на колени, обнимала и укачивала… Но Дильруба болела редко.       Оказавшись на руках султана Мехмеда, Дильруба обняла его за плечи, а после начала рассматривать. Делать это стоя на полу было не удобно, Дильруба была такой маленькой, а отец такой большой…       У отца была борода, которая кололась, когда он поцеловал ее в лоб. Его глаза тоже были серыми, цвета грозового неба, как сказала как-то Менекше, когда девочка пристала к ней с расспросами о родителе. Волосы у султана были такого же цвета, что и у него. Они были похожи.       К сожалению, первая встреча продлилась недолго. Они с матушкой и Махмудом покинули покои Валиде Султан, Дильруба тогда несколько раз оборачивалась, не желая покидать отца.       После султан Мехмед был занят государственными делами, и Дильруба Султан тосковала по нему. Ей хотелось почаще быть с ним, но она была еще так мала, чтобы вести с ним беседы. Да она даже читать не умела. Махмуд быстро освоил письмо и чтение, а она нет. Махмуд писал красиво, аккуратно, он не оставлял огромное количество клякс на пергаменте, не то что она.       И к тому же Махмуд был сыном, шехзаде. А сыновья — будущее империи, они всегда ближе к отцу, чем дочери. Воспитанием сыновей занимаются отцы, а дочерей — матери. Но Дильрубе было мало общества Халиме Султан.       Но Дильруба даже в ранние годы была сообразительна. Поняв, что Ханзаде Султан много времени проводит с отцом, она начала всюду следовать за сестрой, приходила в ее покои, просила поиграть с ней, погулять в саду. Конечно, Ханзаде Султан в первое время злилась из-за ее общества, но со временем поняла, что Дильруба тихая, спокойная и не доставляет проблем.       Ханзаде Султан была любимицей их отца. Из всех детей он выделял именно ее, своего самого первого ребенка, который впервые сделал его отцом, который первый назвал его «папа». Дильруба Султан же была третьей дочерью, а хотела быть первой. Ханзаде Султан могла без разрешения прийти к султану, пока он работал в кабинете, и он никогда ее не ругал. Любой бы получил за это наказание, но не она. Дильруба хотела быть, как Ханзаде. Она хотела быть Ханзаде. Любимой всеми и почитаемой Ханзаде.       Желая приблизиться к отцу поближе, Дильруба Султан начала копировать привычки старшей сестры. Она так же, как и она растягивала гласные, научилась смотреть исподлобья, как она, улыбаться как она. Ханзаде Султан была начитана, любила книги, вечерами ее можно было застать за очередным фолиантом, сидящей на тахте у окна. Дильруба Султан все-таки научилась читать и писать, иначе и быть не могло, она — госпожа и дочь султана. Но ее никто не воспринимал всерьез. Шехзаде Махмуд, которого она все-таки любила, но временами ей хотелось стукнуть его по голове, чтобы стереть насмешливую улыбку с его губ, считал ее хрупкой и беззащитной. Он все пытался ее защищать.       Халиме Султан никогда не разрешала ей вмешиваться в какие-то гаремные дела и движения. Она держала детей подальше от конфликтов и сколок, и сама оставалась в тени, что-то выжидая.       С годами Дильруба Султан все же смогла заслужить любовь отца. Она была похожа на него и внешне, благодаря крови, текущей в жилах, и характером, благодаря обществу Ханзаде.       И вот теперь по прошествии лет девушка тосковала по отцу. Султан Мехмед, будучи Повелителем огромной империи, часто бывал в походах. Дильруба каждый раз с нетерпением ждала весточку от отца и бережно хранила его короткие записки в шкатулке.       Письма султана для дочери были короткими, и временами Дильруба злилась, думая, что Ханзаде Султан получает более информативные и объемные послания, чем она. Дильруба всегда оставалась в тени старшей сестры, и это злило. Чем она хуже?       Но Ханзаде была самой умной, самой лучшей, самой красивой. Ханзаде даже внешность имела необыкновенную: рыжие волосы, словно пламя горели, глаза напоминали небо, но не грозовое, а ясное, весеннее, черты лица у нее тоже были красивые.       Дильруба же хоть и пошла мастью в красивого отца, но все равно уступала сестре. Султан Мехмед имел холодную красоту, которая больше пугала, чем восхищала. На мужском лице высокий лоб, острый подбородок, тонкий нос с горбинкой, серые глаза, скулы смотрелись гармонично, но на женском лице эти же черты сочетались как-то несуразно. Во внешности Дильрубы Султан было слишком много холода.       Ханзаде Султан олицетворяла солнце, а Дильруба Султан луну. Ханзаде сравнивали с пламенем, Дильрубу со льдом. Но кто бы мог подумать, что столь различные внешне султанши будут так похожи характерами?       Дильруба, конечно, любила сестру, вернее какая-то ее часть любила Ханзаде. Но от мысли, что все внимание отца могло доставаться только ей одной, гнев вспыхивал в сердце султанши. Она всю жизнь была в тени Ханзаде, в тени ее красоты и ума. То, что Дильруба заслуживала усердием: одобрение отца, его внимание, заботу бабушки, Ханзаде доставалось просто так. Ханзаде была бриллиантом, а она, Дильруба, подделкой. Вернее, ей постоянно так казалось.       Поняв, что самокопание до добра не доведет, а упиваться собственными обидами неуместно, Дильруба Султан облачилась в платье для верховой езды из темно-коричневой ткани. Оно отличалось от обычного, повседневного платья господи тем, что имело укороченную юбку.       Накинув на голову темно-зеленый платок, султанша покинула свои покои. Конечно, она хотела бы не в одиночку отправиться на конную прогулку. Но Асхан была в положении да и боялась лошадей, Ферхат занят государственными делами, примеряя на себя роль Повелителя, что вызывало у Дильрубы кривую усмешку. Ему все равно не стать султаном, когда есть Осман и Махмуд.       Ханзаде Султан хоть и находилась в Топкапы, в покоях Валиде Султан, но Дильруба снова не хотела чувствовать зависть по отношению к сестре. Да и почему Ханзаде всегда стремиться в Топкапы, когда у нее есть свой дворец и дети?       Махмуд… Шехзаде Махмуд был любим Дильрубой. Он был ее старшим родным братом, не то что остальные шехзаде. Когда-то они были близки и неразлучны, но потом брат стал предпочитать общество Ферхата или Нурбану. Наверное, поэтому, из-за разрыва в отношениях с братом, Дильруба их обоих недолюбливала. К тому же шехзаде Махмуд тренировался в саду. Накануне шехаде был не против прогулки, но в последний момент передумал, что ввергало Дильрубу в уныние. Махмуд все пытался разработать левую руку, но пока терпел неудачи.       Халиме Султан не любила верховую езду да и ей больше по душе общество Дидар-хатун, этой ничтожной рабыни, фаворитки Махмуда, которую валиде из жалости приблизила к себе, и глупышки Амаль Султан.       Вот и пришлось Дильрубе в одиночестве отправиться на конную прогулку. Только верная служанка, Айсун, составила ей компанию. Но едва ли это было так, Дильруба никогда не опускалась до бесед с прислугой, которую считала пылью под ногами. Убеждая себя, что в одиночестве у нее будет время насладиться свободой и подумать о былом и о грядущем, например, о том, как отдалить Дидар от своей валиде. Дильруба, как и ее отец, была собственником, она с трудом мирилась с кем-то еще около людей, которых любила.       Ханзаде злила Дильрубу и вызывала в ней чувство зависти из-за близости к отцу. Нурбану и Ферхат часто составляли компанию Махмуду, чем вызывали у Дильрубы неприязнь, Амаль Султан забирала у Дильрубы любовь Халиме Султан и вообще была дочерью предательницы, а Дидар-хатун перетягивала на себя внимание Махмуда и Халиме Султан… Иными словами, список врагов, который существовал в уме Дильрубы, с каждым днем пополнялся новыми именами, и она не из тех людей, кто просто так забывает обиды.       В конюшне пахло навозом, поэтому Дильруба осталась на улице, дожидаясь, когда приведут лошадей для нее и служанки, которая этих тварей откровенно говоря боялась. Почему-то это смешило Дильрубу.       Конюх, на которого султанша смотрела, как на пыль под ногами, сообщил, что ее любимый конь Рассвет заболел. Султанша, не моргнув глазом, велела приготовить для поездки Шторма, коня принадлежавшего ее старшему брату. Раньше она часто брала его, Махмуд не возражал. Да и вряд ли он будет зол…       Когда конюхи вывели двух лошадей, Дильруба без страха приблизилась к черному коню, Шторму, который был подарен Махмуду отцом-султаном несколько лет назад. — Вам помочь, госпожа? — спросил один из конюхов, но Дильруба наградила его высокомерным взором, и сама забралась в седло. Она не любила принимать помощь от кого-либо. Айсун-хатун от помощи не отказалась.       Дильруба направила лошадь в сторону леса, оттянув поводья. Ей нравилось неспешно верхом ехать по лесу, вдыхая запах листвы и трав. Еще больше ей нравилось скакать по извилистой дороге. Казалось, что скорость и ветер выбивают из головы все ненужные, лишние мысли.       Следом за ней и за служанкой двинулась стража, которая всюду следовала за ней, как за представительницей династии. Если что-то с ней случиться, полетят головы. Это грело Дильрубе душу.       Широкая поляна сменилась лесом. Дильруба любовалась природой, прислушивалась к различным звукам, чувствуя, как в душе разливается приятное тепло. Улыбка коснулась губ султанши, обычно плотно сжатых от раздражения и презрения к окружающим.       Внезапно лошадь остановилась, к чему-то прислушиваясь. Дильруба сперва не поняла, что случилось, потянула за поводья, но конь вглядывался в траву. — Что-то случилось? — спросила тихо Айсун-хатун, подъехав к ней сзади.       «Что с тобой, глупое животное?» — подумала она, обращая мысли к Шторму. Дильруба хотела ответить служанки что-то ехидное и неприятное, но ответ так и не успел сформироваться в ее голове, поскольку Шторм, верный, послушный конь, вдруг заржал и понес.       Дильруба Султан вцепилась в поводья, пытаясь остановить коня. Она кричала ему, но он не слышал. Кажется, его что-то напугало, возможно, змея или какой-то другой хищник.       Стук копыт, звук ломающихся веток деревьев, которые больно били по ней, норовя сбить ее из седла, крики Айсун-хатун и взволнованный мужской голос, который несся следом за ней… Все смешалось в единую какофонию.       Дильруба Султан замерла от охватившего ее ужаса, когда осознание того, что она не может совладать со Штормом, пронзило ее душу. В следующий миг случилось нечто ужасное, султанша толком понять не смогла, что именно. Рывок, сильный удар, боль, охватившая тело и тьма, поглотившая ее разум.

***

      Халиме Султан металась по покоям дочери, не зная, что ей делать. Руки позорно дрожали, холодный пот струился по спине, глаза жгло от предательских слез. Как?! Как такое могло произойти?! Почему стража была так далеко?! Почему?! Гнев охватывал ее сердце, но он таял под натиском страха. Воистину, страх ранит глубже меча.       Халиме Султан не ведала, когда в последний раз испытывала такую панику и такой ужас. В день, когда султан Мехмед был отравлен Алтуншах, а над ее сыном мечем навис закон Фатиха? Но тогда рядом с ней были Ильяс-паша и Назлы Султан, они укрыли ее и детей в одном из своих поместий за пределами города и обманули всех, сказав, что предоставят убежище в своем дворце.       Ильяс-паша нашел женщину с двумя детьми, велел их переодеть, посадил в точно такую же карету, как и ту, в которой Халиме Султан с детьми выехала из Топкапы. На одной из улиц города кареты с путниками просто поменяли местами. Ко дворцу Ильяса-паши отправились самозванцы, а Халиме, Махмуд и Дильруба скрылись в тайном убежище…       Лишь добравшись до укрытия, Халиме Султан узнала страшную весть, на ту карету, которая ехала в сторону дворца Ильяса-паши и Назлы Султан совершено нападение. Всех, кто был в карете убили, даже детей, мальчика и девочку, а тела предали огню.       От мысли, что это была быть она, Халиме Султан, ее сын и дочь, ужас охватывал сердце султанши. Сперва она винила себя в гибели невинных, но три жизни не такая большая цена за то, что ее малыши живы. Халиме Султан быстро успокоила совесть. При необходимости она могла унять глас сердца и совести и поступать так, как нужно ей.       Халиме Султан до сих пор интересовало, кто совершил то нападение, и кто убил самозванцев. Виновных так и не нашли. Ильяс-паша поднял на уши все своих знакомых, но следы канули в воду. Это были разбойники, как гласила официальная версия, но Халиме никогда не верила в нее. Ее сына хотели убить. Султан Мехмед в ту пору находился между жизнью и смертью, может, это Гюльбахар все устроила, чтобы сберечь сына? Но Османа тоже пытались отравить. Кто тогда играл против них? Мехрибан? Она глупа и слаба, боится собственной тени. Она слова не все может выговорить, насколько всего боится да заикается в минуты страха. Да и союзников у нее нет.       Возможно Халиме Султан так же сильно боялась в ту ночь, когда потеряла второго сына, когда ночью, проснувшись от боли, увидела кровавые простыни? Тогда ей было больно и физический, и морально, но не страшно. А теперь страх пронзал душу, лишал разума.       Ее дочь, ее кровь и плоть, ее маленькая и любимая Дильруба, лежала в постели без чувств, а вокруг постели кружили лекари. Когда Халиме Султан сообщили о том, что ее султанша вылетела из седла на полном скаку, она думала, что это злая шутка. Ее султанша хорошо держалась в седле, что случилось?       Халиме Султан тут же пришла покои дочери и увидела ту бесчувственную, бледную, утопающую в подушках. Затем пришел гнев, она хотела найти виновных и вытрясти из них душу. Но виновных нет. Это случайность. Роковая случайность. — Султанше повезло ничего не сломать, — промолвила главная лекарша, посмотрев на Халиме Султан с сочувствием. — Почему она без чувств? — Султанша ударилась головой при падении, — сказала лекарша, а Халиме Султан побледнела пуще прежнего. — Все в руках всевышнего, госпожа. Я сделала все, что смогла.       Лекарша удалилась, а Халиме Султан приблизилась постели дочери и села с краю, дрожащей рукой убрала от лица султанши прядь русых волос. Дильруба, ее маленький, свирепый волчонок, ее душа, как она будет жить, если Аллах заберет ее?       Больше всего на свете Халиме Султан ненавидела чувство бессилия. Что может быть страшнее осознания, что ты не всесилен, уязвим и слаб? Что нужно полагаться на кого-то другого? Халиме Султан предпочитала сама управлять своей судьбой, строить будущее своими руками, но что ей делать теперь, когда она не может помочь дочери? Сердце сдавливал мучительный страх за дочь. Когда султанша только-только родилась, Халиме Султан потребовала у лекарши своего сына, но та сказала, что у нее девочка. Халиме Султан не сразу поверила, лишь взяв ребенка на руки и распеленав новорожденную, убедилась в этом. Но разве мать может не любить ребенка только из-за пола?       Шехзаде Махмуд и шехзаде Мустафа были ее опорой во дворце, даровали ей султанат и статус, Дильруба же являлась ключом от рая, как Халиме Султан неоднократно думала, но не произносила вслух. Пусть она, будучи наложницей, не смогла увлечь султана и завладеть его сердцем, но Дильруба смогла.       Дильруба Султан — дочь Повелителя мира, частичка его сердца и его души, его продолжение. Женщины в покоях султана будут сменять друг друга, Дильрубу никто никогда не заменит, не отнимет у нее любовь султана Мехмеда, не вытеснит ее из его сердца.       Халиме Султан вздрогнула от того, что кто-то положил руку на ее плечо. Она повернула голову и увидела старшего сына. — Мама, что произошло? — спросил Махмуд. — Мне сказали, что Дильруба выпала из седла, но она же хорошая наездница…       Голос сына дрожал, глаза, горящие зеленым, блестели. Он боялся за сестру. Он любил ее, несмотря ни на что. Они с Дильрубой часто ссорились, спорили, особенно в последние годы. Оба были упрямыми и гордыми, Махмуд еще и вспыльчив. В гневе они могли наговорить друг другу всякого, но все равно заботились друг о друге в час нужды. — Лошадь понесла по какой-то причине, — ответила Халиме, смотря отупевшим душевной от боли взором на сына. Тот был в пыльном кафтане, без чалмы, его волосы растрепались и в них запуталась веточка травы. Видимо, Махмуд явился прямиком с тренировочного поля. — Где была ее служанка, где была стража? — запальчиво спросил шехзаде, скользнув взором по сестре, лежащей в постели. На его красивом лице проступило выражение отчаянья, но юноша быстро совладал с собой. — Служанка, Айсун, ревет без остановки и едва ли она смогла бы что-то сделать. Бедняжка плохо сидит в седле. — Плохо сидит, а вылетела из седла почему-то не она, — злобно процедил Махмуд. — Стража не успела нагнать лошадь. Дильрубу доставил во дворец Давуд-ага, глава стражи, — рассказала Халиме Султан.       Шехзаде Махмуд, глухо зарычав, направился к выходу. — Сынок, прошу, не руби с горяча, — взволнованно сказала Халиме Султан и вздрогнула, словно ее ледяной водой облили, когда шехзаде Махмуд остановился на мгновение и метнул в ее сторону острый, свирепый взгляд, полный ненависти и боли.       В этот момент он, как никогда, походил на отца.

***

      Дильруба всегда была занозой.        Язвительная, высокомерная, она была его тенью много лет. Сколько себя помнил Махмуд, сестра всегда была где-то рядом. Не сказать, что ее общество сильно нравилось Махмуду, чем общество старших братьев, Ферхата и Османа. Но Дильруба была его сестрой, у них один отец и одна мать, значит, они были связаны навечно.       В детстве Махмуда раздражало, что сестра без разрешения берет его игрушки. В руках у Дильрубы все горело. Она постоянно что-то роняла, разбивала, ломала. Часто она делала это намеренно, желая насолить ему или же из любопытства, как например, было со шкатулкой Дефне Султан, которую султанша разобрала, пытаясь понять, как устроен музыкальный механизм.       Еще Дильруба не любила, когда ею пренебрегали. Как-то она срезала золоченные пуговицы с его нового кафтана, когда Махмуд не хотел с ней играть и предпочел общество Нурбану и Ферхата. Их отношения были пропитаны незначительным соперничеством.       Махмуд всегда знал, что любим матерью. Он был похож на нее характером и внешностью, он был долгожданным сыном, наследником султана. Наследником, чья жизнь была в опасности с рождения. Дильруба же была девочкой. Рождение султанши, конечно, тоже считалось почетным, даровало сытую жизнь ее матери, но девочки никогда не ценились так, как ценились сыновья. Девочкам не грозила перспектива умереть от удавки на шее, значит, внимания им уделялось зачастую меньше.       Видимо из-за меньшего внимания Дильруба делала ему гадости. Однажды она во время ссоры схватила его деревянный меч, подаренный султаном Мехмедом, и кинула в огонь камина. Махмуд тогда с трудом сдержался, чтобы не толкнуть сестру. Дильрубе тогда было семь, ему девять.       Но, несмотря на их отношения, временами наполненные противостоянием и соперничеством, Дильруба его любила, а он любил ее. Она таскала ему сладости, когда он бывал наказан. А случалось это часто из-за его непокорного нрава. Дильруба всегда видела, когда ему по-настоящему плохо и находила правильные слова, чтобы поддержать его.       Махмуду было шесть лет, когда внезапно заболел его отец. Здоровый и полный сил, он внезапно слег и дворец погрузился во мрак. Махмуд тогда мало что понимал, но чувствовал как накалилась обстановка, как от беды, повиснувшей в воздухе, стало трудно дышать.       Матушка переживала, она жгла какие-то травы, которые наполняли покои дымом, как занавесом, она ходила по опочивальне, что-то шепча под нос, словно зверь в клетке. Махмуд видел, как в загоне кругами ходят лошади, он любил на них смотреть. Матушка ходила так же, словно пыталась вырваться из клетки, но не могла найти выхода.       А потом шехзаде подслушал заговор матери с Менекше-хатун. Его отца отравили и он умирал. Махмуд, хоть и был вспыльчив и неуседчив, схватывал на лету. У него была хорошая память. Слишком хорошая.       «Тот, кому милостью Всевышнего достанется султанат, должен умертвить всех своих братьев и племянников для сохранения мира в государстве», — именно так звучал кровавый закон султана Мехмеда II Завоевателя. И все они ему подчинялись. Махмуд хотел бы в это не верить, но он все-таки был достаточно умен, чтобы начать искать больше сведений и нашел…       Для начала наставник шехзаде, с которым он познавал науки, подтвердил наличие такого закона, затем подтвердила его мать. Это значило, что смерть явиться за Махмудом едва отца не станет, а трон унаследует Осман.       Не желая верить в такую правду, Махмуд читал книги, описывающие события прошлого. Вся история Османской Империи была написана кровью. Врагов, друзей, детей.       В ту ночь Махмуд долго не мог уснуть. Халиме Султан спала в своих покоях, Дильруба тоже видела сны, Махмуд же лежал в постели на сбившейся подушке и вслушивался в ночную тишину. Ему казалось, что он слышит шаги палачей. Все это заставляло шехзаде сжимать под одеялом деревянный меч, подаренный ему отцом-султаном.       «Да хранит папу Аллах, да убережет он нас от беды. Пусть отец поправиться, и все будет хорошо», — молился мальчик, но покоя ему это не приносило.       Не выдержав, Махмуд выбрался с постели, спать не хотелось, да и как тут уснуть? Он хотел разбудить мать, чтобы поделиться с ней тревогами, но та слишком устала и заслужила отдыха. С Дильрубой не поговорить, не поделиться с ней страхом. Он маленькая, глупая и может только капризничать. Да и не поймет она его. Дильруба султанша, а не шехзаде. Ей ничего не угрожает Его понял бы Ферхат, но им не разрешают играть вместе. Теперь не разрешают.       Поняв, что он должен успокоиться, Махмуд встал с кровати и подошел к полке с книгами, прошелся взором по обложкам в кожаных переплётах и вытащил одну из книг по истории государства. Ему всегда нравилось, как описывали военные сражения. А в этой книге они были подробно представлены.       Сев на тахту, шехзаде открыл книгу на нужно странице — в прошлый раз он использовал в качестве закладки ленту сестры. Щурясь от тусклого света свеч, мальчик начал читать, про себя радуясь, что Дильруба боится темноты.       Султан Мурад II, вступив на Османский престол, приказал ослепить малолетних братьев и отправил их в вечную ссылку на задворки империи…       Глаза шехзаде в ужасе расширились и он едва не выкинул книгу. Мурад II — отец султана Мехмеда II Завоевателя. Еще до введения закона о братоубистве, он поступил так жестоко с братьями.       Шехзаде Махмуд попыталась представить, какого это — жить во мгле. Мальчик закрыл глаза, но тьма пугала, как никогда. Предательские слезы навернулись на глаза. Махмуд зажал рот ладошкой, чтобы не завыть в голос и не разбудить матушку или сестру. Он уже достаточно большой, чтобы не плакать и не бояться. Он — Шехзаде, сын султана. Он не должен бояться закона Фатиха, если Аллаху будет угодно, он будет жить. В конце концов, его предки жили с этим законом. Его дед, султан Баязид, наверняка узнал о нем, как и отец, ещё в детстве. Они, наверное, не плакали… Они были сильными, чтобы сдаться на милость Аллаха и верили в лучшее.       Махмуд твердил себе, что он мужчина, шехзаде, а мужчины не плачут. Но страх ослеплял. Махмуд хотел жить. Он ещё так мал… Но, если отец умрет, за ним придут палачи, как и за Ферхатом. Но Осман же не плохой, он хороший, он их любит. Любит же? Махмуд хотел в это верить. Но султан Мурад II тоже, вероятно, любил своих братьев, и эти далекие незнакомые шехзаде, о которых остались только незначительные строчки в биографии царственного брата тоже, наверное, думали, что брат ими дорожит. В ту пору же не существовало никакого закона Фатиха. Его создал сын султана Мурада II, Мехмед II.       Мехмед II Завоеватель убил маленького брата, двухмесячного младенца, его забрали у матери и утопили в колодце. Разве младенец угрожал его царству? Он же был таким маленьким и хрупким. Махмуд помнил Дильрубу совсем крошкой. Она постоянно плакала, и мама пела ей песню, укачивая на руках. Он тогда злился, что матушка о нем совсем забыла, ухаживая за дочерью. Наверное, тот утопленный шехзаде плакал так же громко, как Дильруба, когда его унесли от матери… Сколько же Шехзаде погибли из-за престола, о котором они, возможно, даже не грезили.       Слёзы все не заканчивались, но Махмуд упрямо с ними боролся, утирая с щёк проклятые прозрачные капли. Нос заложило, а грудь теснили рыдания. — Махмуд…       Услышав голос сестры, которую он разбудил стенаниями, Махмуд поднял голову и посмешил утереть слёзы с щек, но они упрямо не заканчивались, словно могли что-то изменить в этом мире.       Дильруба, облачённая в голубую сорочку из щёлка, которая доходила до пола, выбралась из постели и приблизилась к нему. На ее лице застыло недоумение. Длинные волосы ее растрепались и теперь стояли пушистым облаком, раньше бы Махмуд начал смеяться и дразнить сестру, за что получил бы подушкой по голове, но не сейчас. Ему было слишком плохо, чтобы с ней говорить. — Почему ты так плачешь? Из-за отца? — спросила султанша. Махмуд, голос которого в мгновения истерики часто срывался, закивал. Да, он любил отца и переживал за него. Но ещё сильнее его волновал закон о братоубийстве, который может привести его к смерти. — Отец сильный, он поправиться, — уверенно сказала Дильруба Султан, сев рядом с братом, но су другой стороны от злополучной книги, лежащей на тахте. Шехзаде отбросил ее в истерике.       Махмуда слова сестренки не успокоили. Глаза жгло, нос заложило, а по телу разлилась слабость. Может, он заболел? В который раз ему захотелось разбудить маму, попроситься лечь с ней в постель. Раньше они часто так спали, втроем в одной кровати. Но со временем Халиме Султан перевела детей в детскую. Они были слишком большие, чтобы спать с ней, но слишком маленькими, чтобы жить в отдельных покоях. Махмуд отвернулся от сестры, слезы снова застелили глаза. — Ты не понимаешь меня, — тихо сказал он дрожащим голосом. — Стоит отцу уйти в лучший мир, как я уйду за ним. Ферхата тоже заберут. Останется только Осман, — покачал головой мальчик, снова срываясь на рыдания.       Дильруба почему-то не испугалась его слов. Она не начала плакать и задавать вопросы. Девочка неожиданно кинулась к нему и обняла его тонкими руками за плечи, прижав шехзаде к своей груди. — Я никому не позволю тебя обидеть, братик, — сказала девочка, и Махмуд закрыл глаза, чувствуя, как сестра гладит его по голове. Почему-то он не сомневался в ее словах.       Почему-то со временем, после того, как они вернулись в Топкапы, а отец поправился, Махмуд забыл о той ночи, когда его утешала сестра. Она любила его, хотя временами делала гадости. Дильруба всегда считала, что только она имеет право его обижать. В этом они были похожи.       Сегодня, когда после тренировки к нему подбежал евнух гарема, Землют-ага, и сообщил о том, что его сестра вылетела из седла и теперь пребывает без чувств, шехзаде Махмуд сперва не поверил.       Дильруба Султан была хорошей наездницей. Она не хотела ему уступать и тоже занималась верховой ездой. Раньше они часто отправлялись на конные прогулки вместе с Ханзаде, Османом и отцом-султаном. Но потом Махмуд увлекся Нурбану Султан, стал реже уделять внимание родной сестре. Осман уехал в санджак, а отца поглотили мелкие мятежи по всей стране и государственные дела.       Явившись в покои сестры и увидев испуганную и подавленную мать, шехзаде Махмуд испугался. Он никогда не видел свою валиде такой слабой и беззащитной. Она едва ли не плакала… А Дильруба лежала без чувств в постели. На фоне светлых простыней ее русые волосы казались черными, лицо бледным и неживым. В уголках губ запеклась кровь, которую лекари не до конца стёрли.       Видеть дорогих сердцу женщин в таком ужасающем состоянии было больно и страшно. Не хватало еще, чтобы с Нурбану что-то случилось. Тогда он точно лишиться рассудка.       Страх проникал в душу шехзаде Махмуда и разливался, распространялся подобно медленному яду. Ему казалось, что мир померк, стал черно-белым. Остался только страх, который раньше заставлял его сжиматься и вести себя тихо-тихо, но он больше не дитя. Махмуд желал быть сильным и стойким, как его отец-султан. Он хотел быть человеком из камня и льда.       «Страх делает людей слабыми и уязвимыми, мой шехзаде. Никогда ничего не бойся. Враги почувствуют твой страх, твою слабость, и уничтожат тебя», — говорил султан Мехмед своим сыновьям. Шехзаде Махмуд имел хорошую память и запоминал все, что говорили ему учителя, даже если на первый взгляд казалось, что он поглощен своими мыслями и желаниями.       Султан Мехмед, Повелитель, был лучшим учителем для своих детей. Он любил их всех, пытался не разделять их и проводить с ними время, но все же был больше султаном, чем отцом.       Неудивительно, что на смену страху в шехзаде Махмуде проснулась ярость, темная, всепоглощающая ярость. Махмуд боялся быть слабым, уязвимым, поэтому он пробуждал ярость и злость, сам обращался к темным сторонам своей личности, не понимая, что рано или поздно тьма, живущая в нем, победит лучшие его черты.       Махмуду нужно было на ком-то выместить злобу и боль. Рядом с Дильрубой была стража, почему они ничего не смогли сделать, почему не успели? Разве им платят недостаточно, чтобы беречь султанскую семью от всех невзгод?! Итак, виновные были найдены. Осталось только дать выход злобе, наказать виновных.       Шехзаде Махмуд отправился в свои покои и отдал приказ страже доставить в его покои главу дворцовой стражи. По пути он уже допросил Землюта-агу. По всему выходило, что глава дворцовой стражи, Давут-ага, сопровождал султаншу на прогулке. Но предотвратить роковое падение он не смог. Однако доставил Дильрубу во дворец. Донес на руках.       От мысли, что посторонний мужчина держал на руках его сестру. Дочь султана, кровь вскипала в жилах шехзаде. При других обстоятельствах он бы отрубил ему голову. Но иных обстоятельств не существовало.       Дожидаясь Давута-агу, Махмуд наполнил кубок вином и испил его в несколько глотков. Шехзаде сел на тахту и первеел дыхание. Страх меньше не становился, но теперь его затмило более сильное чувство — ярость.       Наконец, двери в опочивальню распахнулись и в помещение, опустив голову, вошел невысокий, неказистый мужчина, облаченный в простые темно-коричневые одежды. На поясе у него висел меч. — Шехзаде Хазретлери, — поклонился глава стражи.       Махмуд плохо его знал. Давут-ага был потомком султана Селима I, об этом ему сказал Ферхат. Но какое ему дело до слуги, пусть и с кровью династии в жилах. Кто же знал, что судьба сведет их таким образом. — Почему ты не предотвратил трагедию? — спросил шехзаде Махмуд, с трудом сдерживая ярость. — Разве ты не давал клятву оберегать членов семьи Повелителя? — презрительно спросил он. — Я не успел. Конь внезапно понес. Султанша — хорошая наездница, но что-то пошло не так, — заговорил Давут-ага, у него был спокойный, тихий голос. Он не смел поднять голову. — Не успел… — фыркнул шехзаде Махмуд, покачав головой. Теперь от бушующих чувств его кинуло в жар. Хотелось снять проклятый кафтан, но не время. — Моя вина огромна, шехзаде. Я готов понести наказание, только молю, не отдавайте меня в руки палачей, — произнес глава стражи и внезапно поднял голову, заглядывая Махмуду прямо в душу. У Давута-аги были светло-карие глаза. Дидар-хатун назвала бы их янтарными. Он был невысок ростом, напоминал по телосложению бочонок. У него было непримечательное круглое лицо, жесткая черная борода и нос с горбинкой. — Для меня величайшая честь умереть от вашего меча, шехзаде…       Слова главы стражи усмирили пыл Махмуда. Он еще никого не убивал, поскольку не был в походах. Единственное — он видел смерть. Отец настоял на том, чтобы его сыновья видели казни предателей и знали цену власти. Конечно, Махмуд не был трусом и был готов омыть руки в крови, он мужчина и воин, сын султана Мехмеда III. Но что-то заставило его гневу утихнуть. Что-то, что отражалось в глазах Давута-аги. Может причина крылась в том, что слуга не молил о пощаде, а признавал свою вину и готов был умереть из-за нее.       А ведь он не знал, что конь понесет, что Дильруба не справиться с управлением, не сможет совладать с лошадью. Странно как-то все это. Рассвет, верный конь Дильрубы, был вышколен и слушался хозяйку беспрекословно. Что вдруг случилось? — Почему Рассвет вдруг понес? — спросил Махмуд, глядя на Давута-агу. Тот нахмурил густые темные брови, закусил губу, а после вскинул на него взгляд. — Султанша взяла из конюшни не Рассвет, а Шторма, — промолвил Давут-ага.       Шехзаде Махмуд широко распахнул глаза. Шторм — это один из коней, который принадлежал ему. Махмуд иногда отправлялся на нем на конные прогулки, но предпочитал другого коня. Шторм слушался его и тоже был вышколен. Махмуд разрешал сестре брать его временами. Почему Шторм понес? — Шехзаде, я не в праве кого-то обвинять, но позвольте поделиться мыслями? — спросил Давут-ага. — Говори. — Возможно, случившееся не случайность. Это покушение, но целью была не ваша сестра, а вы.

***

      Дорога до Бурсы оказалась сложнее, чем он думал. Армия янычар двигалась медленно, и они были привязаны к ней. Еще на дворе стояло пекло. Казалось, словно солнце хотело выжать из них все соки до того, как они настигнут мятежников.       Но Рамиль-ага, верный своему господину, не жаловался. Он, как и прежде тенью следовал за шехзаде Османом, готовым исполнить свой долг здесь и сейчас, то есть умереть за него без сожалений. Рамиль-ага служил Осману больше десяти лет. С того самого дня, как Осман-паша, тогда еще третий визирь совета дивана, приставил его к наследнику престола для того, чтобы тот научил шехзаде военному делу. Рамиль-ага старался изо всех сил отточить навыки шехзаде Османа, который в то время, откровенно говоря, был слабым бойцом и в реальном бою не продержался бы и минуты. Он был слаб физически, заикался, выглядел так, словно вот-вот упадет замертво. Рамиль некоторое время боялся биться с наследником в полную силу, но даже так шехзаде Осман раз за разом ему проигрывал. Однажды на тренировке присутствовала сестра шехзаде, Ханзаде Султан, и Рамиль-ага случайно зарядил наследнику в нос да так сильно, что у него хлынула кровь.       Рамиль-ага сам до ужаса испугался в тот день, а когда увидел взбешенный взгляд Ханзаде Султан готов был сам кинуться на меч, лишь бы султанша его не задушила. К счастью, они смогли остановить кровь, а Рамиль поулчил выволочку от Дервиша Мехмеда-аги, хранителя покоев Повелителя. К счастью, сам падишах не вызвал его к себе, иначе бы в Босфор выкинули его хладный труп. Всем известно, как Повелитель любил своего наследника.       Шехзаде Осман был подавлен неудачами. Бои на мечах, стрельба из лука, верховая езда давались ему с трудом — сказывалось слабое здоровье. С наступлением холодов юноша часто простывал, кашлял и чихал, что нарушало его распорядок. Он предпочитал читать книги да рисовать, вот только эти занятия не помогли бы ему победить врага в бою. Он — мужчина, будущее империи. Повелитель был разочарован неудачами сына даже больше, чем сам шехзаде.       Султан Мехмед был сильным бойцом, об этом все знали, и он хотел, чтобы его сыновья были такими же воинами, как и он. Но шехзаде Осман раз за разом разочаровывал отца, что ввергало его в уныние.       Но на помощь ему пришли мать и сестра. Будучи слабыми женщинами, несведущими в военном деле, они каждый раз находили для сына и брата такие слова поддержки, такую мотивацию, что шехзаде, желая оправдать их надежды, раз за разом выходил на тренировочную поляну.       Он стал бегать по утрам, делать упражнения, оттачивал удары мечем на манекенах, стрелял из лука, улучшая свою технику. Возможно, шехзаде не был рожден для сражений, не был рожден с мечом в руке и жажда битвы не кипела в нем, как и в его отце. Но от царственного родителя шехзаде Осман унаследовал одну очень важную черту — доводить любое начатое дело до конца.       Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком наследник османского престола оттачивал свои навыки и доводил их до совершенства. Ему не удалось заполучить мощное и крепкое телосложение, как шехзаде Ферхату. Он так и остался худощавым и, можно сказать, хрупким на фоне младших братьев и отца-султана, но это делало его более быстрым.       После смерти матери шехзаде Осман тренировался еще больше и выматывающе. Словно физические нагрузки могли вытравить из его разума дурные мысли, и боль потери из души. Рамиль знал, как шехзаде Осман и его сестра любили свою Валиде. Смерть Гюльбахар Султан оставила глубокие раны на сердцах ее детей. Она даже Рамиля потрясла, поскольку именно гибель султанши толкнула Ханзаде Султан в объятьях Касима-паши.       Рамиль-ага скорбел по госпоже, точнее по потерянной любви султанши. Она же его любила, разве врали ее глаза, когда он глядел в них? Глаза — зеркало души, они всегда говорят правду, и Рамиль видел ее в глазах госпожи.       Ханзаде Султан выбрала не его в мужья, хотя вполне могла назвать его имя султану. Падишах любил дочь и устроил бы их брак. Но Ханзаде решила за них обоих. Вполне может быть, если бы он попросил ее руки у султана, и Повелитель позвал бы дочь к себе, чтобы узнать, говорит ли Рамль правду… Султанша сказал бы, что он лжет, и Рамиля казнили бы за клевету и поползновение в сторону любимой дочери государя. Рамиль любил Ханзаде Султан, а она его. Но со временем, когда Рамиль покинул столицу вместе с шехзаде Османом, который видел его муки, мужчина понял, причину решения султанши.       Рамиль был воином, его оружие — меч. Он мог защитить шехзаде Османа на поле боя, от вражеских мечей, но против интриг нет. Рамиль не умел плести паутину, ему не нравилось лгать и претворяться. Он старался быть честным со всеми и с собой. Он не смог бы защитить шехзаде от врагов, чье оружие — слово. А Ханзаде Султан и ее новый муж, Касим-паша, которого Рамиль глубоко в душе ненавидел, могли и защищали уже семь лет.       Рамиль понял госпожу и отпустил ее. Зачем сожалеть о прошлом, когда нужно думать о будущем? О былых чувствах у него остались прекрасные стихи да светла грусть на сердце.       Он все так же служил шехзаде Осману, оберегал его от покушений, всюду следовал за ним, но играть в престолы так и не научился. И вот теперь Рамиль-ага стоял среди военного лагеря и глядел на то, как сражается его господин со своим отцом-султаном. Наступили сумерки и падишах велел установить военный лагерь, что слуги быстро сделали. Пришла темнота, а с ней долгожданная прохлада.       Воинам в походах запрещалось пить вино. Ходили слухи, что армию султана Баязида погубило именно пьянство. В ночь, когда шакалы шаха Исмаила окружили лагерь султана Баязида, янычары якобы валялись пьяные, и поэтому не смогли спасти своего господина от смерти и стали легкой добычей. Поэтому султан Мехмед пресекал беспорядки, употребление вина и почую анархию. Те, кто нарушал правила и запреты, были казнены султаном лично.       Падишаха боялись, ненавидели, его уважали, им восхищались, но он никого не оставлял равнодушным. Султан Мехмед правил твердой рукой, в его армии царил порядок, и без преувеличений армия Повелителя была одной из сильнейших в мире. Поскольку у янычар и у советников султана не было других развлечений, организовали тренировочное поле, на котором можно было проверить свои навыки и размяться перед сражениями.       Простые мужики сражались на мечах, соревнуясь в силе, как вдруг на поле вышел шехзаде Осман. Рамиль-ага напрягся и начал высматривать опасности для шехзаде. Ему не нравилось, что господин раз за разом, словно играя с судьбой, подвергает свою драгоценную жизнь опасности. Шехзаде Осман тренировался с янычарами во время походов, когда кто угодно мог вспороть ему глотку или покалечить его. Наследник любил гулять переодетым по городу, следить лично за исполнением своих указов, узнавать, чем живет народ… Пару раз в толпе людей на него пытались напасть, но каждый раз беду удавалось отводить до того, как произошла трагедия. Но Осман не прекращал выходить в люди. Он не желал показывать страх и трусость, словно желание уберечь себя от смерти –признак слабости.       Рамиль боялся за шехзаде не только потому что тот был его господином, за смерть которого ему отрубят голову без суда и следствия. Шехзаде Осман — будущее династии и империи, его искренне любили горожане. Конечно, были у него и враги, если судить по покушениям, но у кого их нет?       Шехзаде Осман сразился с Зюльфикяром-агой, своим стражником, который был новеньким и совсем не знал его. Зюльфикяра приставили к Осману по приказу сестры, Ханзаде Султан. Шехзаде Осману не нравилось, что сестра опекает его, словно наседка. Именно поэтому Осман с радостью избил агу, хотя тот показал себя недурно. Когда Зюльфикяр-ага, хорошенько получив рукоятью сабли по голове, ретировался в свой шатер, под смешки зевак, шехзаде Осман вскинул руку с мечем и спросил: — Ну, с кем еще сразиться? — в его голосе бурлила радость от победы и веселье, краска бросилась ему в лицо от нагрузки, а темно-русые волосы, невскрытые чалмой, растрепались и ветер играл в них. — Со мной, — вдруг раздался хорошо поставленный негромкий голос. Он был спокоен и уверен и каким-то чудом смог перекрыть все крики и голоса, наполняющие тренировочное поле.       Янычары склонились в поклонах, увидев того, кому принадлежал этот голос, в котором ясно угадывалась привычка приказывать и повелевать. На тренировочное поле вышел Повелитель пяти континентов, их господин и владыка. Рамиль-ага склонился в поклоне, чувствуя повиснувшие в воздухе напряжение. Сколько он помнил — так было всегда. Стоило султану Мехмеду выйти на публику, как сначала воцарялась мертвая тишина, затем люди начинали на него смотреть, словно увидели что-то необыкновенное, а затем толпа начинала кричать восхваления султану Мехмеду.       Вот и теперь один из яынчар крикнул: — Дорогу! Султан Мехмед Хан Хазретлери!       И ему вторил ряд голосов: — Да здравствует султан Мехмед Хан, наш повелитель, да коснётся его сабля небес и снизойдёт на него милость Всевышнего, да будет острым его меч и падут все его враги!       Султан Мехмед поднял руку, и в тот же миг воцарилась тишина. Все, кто был на тренировочном поле, затихли, глядя на султана и его наследника. — Мой Повелитель, — шехзаде Осман, опустив меч, поклонился. Сейчас они были не отцом и сыном, они были падишахом и его подданным. — Мы давно не тренировались вместе, мой шехзаде, — промолвил султан спокойным тоном, глядя на сына сверху вниз. Осман был ниже отца-султана. — Для меня величайшая честь скрестить с вами меч, Повелитель, — ответил шехзаде Осман в тон отцу, так же спокойно и уверенно. Он облизал уголок губ, быстро, мимолетно, но Рамиль заметил этот жест и понял, шехзаде волнуется и волнуется сильно. — Тогда начнем, — сказал султан и вытащил из ножен саблю.       Мир замер. Все, затив дыхание, глядели на то, как они закружили по поляне, никто не рисковал вести беседу, все наблюдали за действом. У Рамиля недобро засосало под ложечкой.       Султан Мехмед первым сделал ход, он хотел нанести удар в левый бок сына, Рамиль напрягся. Шехзаде Осман плохо блокировал удары слева. К тому же султан намного сильнее наследника в физическом плане.       Но шехзаде Осман выставил саблю, блокируя удар. Вопреки всему он сдержал натиск родителя, только звон метала о металла разнесся. В тишине, охватившей поляну, он показался Рамилю особенно громким.       Дальнейшие события развивались стремительно. Рамиль показалось, что сошлись в схватке бешенные черти, звон металла усиливался раз за разом. Шехзаде Осман почему-то не шел в атаку, а только защищался от натиска Повелителя. На мгновение Рамиль показалось, что это не тренировочное сражение, а настоящее. Султан Мехмед с мрачным выражением на лице шаг за шагом отнимал победу у сына.        Но и Осман вел себя странно… Он не впускал в ход все хитрые приемы, которые знал, он не спешил использовать запасные кинжалы, которые всегда носил с собой. Шехзаде словно уступал отцу, не показывал всю свою силу и хитрость. Осман хотел проиграть. Рамиль понял это только тогда, когда шехзаде вдруг открыл себя для удара локтем, но не саблей. Падишах тут же воспользовался подходящей возможностью и зарядил локтем в грудь сына. Шехзаде Осман пошатнулся и как-то глупо выронил саблю из руки, став беззащитным перед султаном. Рамиль заскрипел зубами, но не мог наследник престола, известный своими навыками, так глупо проиграть бой.        Не мог.       Повелитель приставил к шее сына затупленный край сабли и вгляделся в его глаза. Рамиль не видел лица Османа, но видел выражение лица султана Мехмеда. То было, как и всегда, холодное и мрачное, лишенное каких-либо чувств. Временами Рамилю казалось, что султан человек из камня, как и о нем говорили подданные. — Никогда не теряй бдительность и не отвлекайся, сын мой, это может стоить тебе жизни, — произнес Повелитель таким же спокойным голосом, как и до этого. Кажется, он вообще никогда не выходил из себя, что очень сильно пугало. — Благодарю за поединок, отец, — заговорил шехзаде Осман слегка запыхавшимся голосом. — До вашего мастерства мне еще расти и расти. — Когда-нибудь ты меня одалеешь Осман, — сказал султан, после чего убрал саблю от шеи шехзаде, к великому счастью Рамиля. Конечно, Повелитель не мог навредить сыну, но лучше бы острые предметы были подальше от столь ранимой части тела.       Падишах, окинув твердым взором поляну и воинов, покинул их, вернувшись в свой шатер. Шехзаде Осман потер шею, словно получил какое-то ранение, поднял с земли свое оружие и засунул его в ножны. — Мне нужно отдохнуть, — бросил он, проходя мимо Рамиля, который последовал за ним. В его голове родилось очень много вопросов.       Когда они вошли в шатер наследника, который стоял по соседству с султанским, Рамиль ага поспешил взять кувшин с водой и наполнил им кубок. Он преподнёс его Осману, тот с благодарностью его принял и утолил жажду. — Ну же… спрашивай, в твоих глазах я вижу тысячи вопросов, — велел с усмешкой шехзаде Осман, вернув кубок в руки Рамиля. — Вы могли выиграть поединок, вырвать победу из рук султана, — сказал Рамиль очевидную вещь. — Есть вещи, которые даже мне не позволены, ага, — заговорил спокойно шехзаде Осман, обратив на слугу взор серых глаз, таких же, как у падишаха. — Одна из них — бросать тень на Повелителя в окружении его подданных. Он не просто мой отец, он мой господин, я не имею права портить его репутацию, Рамиль.       Мужчина кивнул, понимая это. Поэтому шехзаде Осман не сражался в полную силу и решил выйти из этой опасной игры, открыв себя для удара. Но неужели султан Мехмед не заметил хитрого приема сына? — К тому же нельзя показывать все свои навыки и всю свою силу ни друзьям, ни врагам, тогда они не будут знать, чего от тебя ожидать, — заметил шехзаде Осман с усмешкой на губах. — Я вас этому не учил, — с сомнением сказал Рамиль. Он учил шехзаде сражаться честно и храбро, но много ли чести на войне, когда любое неосторожное движение — смертельно? К тому же храбрость не залог победы. Сколько храбрецов встретило свой конец со сталью в груди? — У меня есть еще один учитель, — сказал шехзаде Осман. — Очень хороший учитель. Лучший из лучших.       Интерес овладел Рамилем. Кому наследник трона мог дать такую характеристику? — И кто же это, шехзаде? — Мой царственный отец, разумеется, — ответил шехзаде Осман с улыбкой на губах.       Рамиль-ага мысленно укорил себя за глупость. Кто мог еще научить сына подобным приемам, кто может давать ему такие советы? Разумеется, султан Мехмед, который мог выкинуть все что угодно и в бою и в политике, чтобы получить желаемое. Цена его зачастую не волновала.       Глядя в глаза шехзаде Османа, Рамиль-ага все больше и больше видел в нем султана Мехмеда. Это была не тень падишаха, а нечто большее. Все, кто знал и помнил Гюльбахар Султан, говорили, что шехзаде Осман пошел нравом в мать и получил внешность отца. Но, похоже, от родителей он унаследовал поровну. Получил в наследство от них только лучшее.       С таким падишахом, как шехзаде Осман, их страну и их народ ждет великое будущее. Кто знает, может именно султан Осман II однажды завоюет Рим, сердце христианского мира, а он, Рамиль, будет ему служить и помогать во всех его начинаниях.

***

      Касим-паша вернулся домой поздно. Он целый день провел в Топкапы на государственной службе. Насколько знал паша, его супруга тоже была в резиденции своего царственного отца. Она бывала в Топкапы чаще, чем дома. Конечно, такое положение дел его не устраивало. Раньше он считал, что удел женщины рожать детей, воспитывать их и заниматься хозяйством. Но после женитьбы на Ханзаде Султан он предпочитал держать язык за зубами и каждый раз смирял свои былые принципы. Просто потому, что не хотел иметь врага в лице жены. Пусть лучше она будет его союзником. Они работали сообща, выбивая для себя место под солнцем. О большем паша и не мечтал. Уже не мечтал. Раньше он был любимцем женщин, им восхищались, его обожали, но его третья жена была не из пустоголовых красивых дур.       Ханзаде Султан следила за их дворцом, создавала в нем уют, слуги выполняли все ее желания и капризы. Никто не хотел разозлить султаншу. Она справлялась с ролью матери и хозяйки, но всегда больше стремилась в Топкапы, под крыло отца. Касиму было стыдно признаться, но он ревновал жену к падишаху.       Дворец встретил пашу тишиной и порядком. В столовой был накрыт небольшой стол, вся еда была горячей, видимо, его супруга отдала соответствующие распоряжении. — Где моя жена? — холодно спросил паша, наградив верную служанку супруги, Эсин-хатун, угрюмым взглядом карих глаз. Он специально ударением выделил слово «моя», словно пытался таким образом доказать прислуге, что владеет султаншей. Но на деле владел не он ей, а она им. — Госпожа в детской, паша, — ответила Эсин-хатун. — Почему ты не с ней? — строго спросил Касим-паша, удивляясь с чего он упал до беседы со служанкой. — Госпожа велела вас встретить и проследить, чтобы вы были довольны, — ответила так же равнодушно Эсин-хатун, которая, кажется, слишком много времени проводила в компании султанши, раз впитала в себя черты ее характера и ее поведение.       Касим-паша кивнул и решительно направился к лестнице, держа путь в детскую. Поднявшись по лестнице, мужчина прошел по освещенному факелами коридору и остановился у расписанной узором деревянной двери, из-за которой доносилось пение. Сначала Касим подумал, что ему показалось. Потом, что поет служанка… Но это пела Ханзаде Султан. Приоткрыв дверь в детскую и заглянув в щель, мужчина так и замер, вновь попав под очарование супруги. Каждый раз он пытался сбросить с себя сети этого очарования, но все равно летел как мотылек к огню.       Ханзаде Султан сидела на краю кровати своей старшей дочери — Дефне Султан. Касим-паша хотел бы назвать Дефне, Хюррем, и маленького Абдуллу своими детьми, но не мог. Они принадлежали Ханзаде и в первую очередь были членами османской династии. Касим даже ими не владел. Вот такой парадокс выходил. Он был мужем султанши, но не мог ею совладать, ему не принадлежал этот дворец, самый роскошный и большой в округе Стамбула, ему не принадлежала жена, даже дети не были его в полной мере. Временами Касим сомневался, а принадлежит ли ему его жизнь? Ответа на этот вопрос он даже знать не хотел.       Ханзаде Султан пела. Слова песни, на чужом, далеком языке, проникали в сознание Касима. Он не знал смысла слов, но чувствовал, что песня пронизана материнской лаской и любовью. Эта песня была даром от покойной Гюльбахар Султан. Ханзаде Султан часто пела ее своим детям, при этом глядя на них затуманенным взором голубых глаз.       О чем она думала в эти мгновения?       Касим не знал. Он хотел бы знать, но не знал. Как-то он спросил прямо жену об этом, на что она усмехнулась и с серьёзным лицом заявила, что думает о том, как убрать с дороги неугодных людей: прирезать в подворотне или отравить.       Больше паша таких вопросов не задавал. Что-то ему подсказывала, что Ханзаде могла не шутить, а говорить искренне.       Султанша, напевая колыбельную нежным, прекрасным голосом, сейчас казалась воплощением красоты и света. Такая хрупкая, невинная, чистая, с прекрасным ликом… Ее волосы горели огнем в пламени свеч, кожа словно светилась изнутри лунным светом, а глаза, должно быть, сияли. Было нечто странное в том, как такая жестокая и беспощадная женщина заботиться о своих детях.       Ханзаде Султан закончила петь и укрыла Дефне Султан, в материнской ласке погладила ее по черноволосой голове и поцеловала в лоб. То же самое она сделала, подойдя к кроваткам Хюррем Султан и султанзаде Абдуллы. У постели сына султанша задержалась, глядя в личико мальчика, который сладко спал, ничего не зная об интригах матери и отца. — Вы так и будете подглядывать, паша, как какой-то лазутчик? — холодно спросила Ханзаде Султан, в один миг разрушив волшебную обстановку. Касим-паша скривился. Умела Ханзаде вернуть его на грешную землю одной фразой. Паша отворил дверь и вошел в детскую. — Я любовался вами, не могу нарадоваться, как мне повезло с женой и с детьми, — промолвил Касим-паша, глядя на жену, которая посмотрела на него так, словно планировала убить. Стыдно признаться, но он опасался эту женщину. — Да, вам повезло. Помните об этом, дорогой муж, — усмехнулась Ханзаде Султан, начав к нему приближаться, как хищница. Паша ощутил себя мышкой перед кошкой. Глаза султанши горели синевой. Мужчина хотел бы услышать что-то приятное из уст жены, но она редко кого-то удостаивала комплиментом. — Полагаю, вам нужно поужинать.       Ханзаде Султан покинула детскую, обойдя мужа. Она смирила его внимательным взглядом и двинулась по коридору так, что полы красного платья развивались. Из всех цветов султанша предпочитала алый — цвет крови, цвет победы.       Касим-паша вздохнул. Да уж, нормальные жены при встрече целуют мужей, но когда Ханзаде Султан была нормальной? Он пошел вслед за женой, понимая, что за ужином начнется очередной военный совет. Иначе их посиделки вечерами не назовешь. Ужин прошел в гробовой тишине. Ханзаде Султан лениво цедила вино из кубка, Касиму никогда не нравилась любовь жены к этому напитку, но повлиять на нее он не мог. Сам паша сметал все со стола, поскольку сильно проголодался во время пребывания во дворце. — Примите мои соболезнования, султанша, ваша сестра… — осторожно заметил он, вспомнив печальные вести. Ханзаде Султан поджала губы, но никак не выдала своего страха или волнение. Холодная, как лед, равнодушная, как камень. Она вообще человек? Судя по тому, что Касим видел в детской, да. А по отношению к другим людям — нет. Шайтан разбери, что на у меня у этой женщины. — Моя сестра сильная, она поправится, — сказала Ханзаде Султан. — Можно велеть читать Коран для скорейшего выздоровления султанши, — сказал Касим-паша, но Ханзаде криво усмехнулась. — Дильрубе помогут лекари, а не чтение Корана, впрочем поступайте, как вам угодно, — ответила она. — Как обстановка на политической арене? — спросила султанша, решив не медлить. — Торговцы пытаются установить свои порядки в городе, делят территории и лавки, есть погибшие. У одного из несогласных сожгли дом, — поделился Касим. — Что думает Ферхат по этому поводу? — спросила Ханзаде Султан, снова наполняя кубок вином. Слуг они отпустили, чтобы их беседе ничто, и никто не мешал. — Он велел Ибрагиму-паше мирно урегулировать конфликт, — сказал Касим-паша. Он не верил в такую возможность. Люди ценят и уважат только грубую силу. Словами пожар не унять. — Похоже на Ферхата, он всегда не отличался решимостью и не был готов лить кровь, — заметила Ханзаде Султан. — Подобные черты его погубят.       «Его погубишь ты», — подумал Касим-паша, узнав недобрый блеск в глазах жены. — Что там с Аязом-пашой? — задала Ханзаде следующий вопрос. Касим-паша снова ощутил себя, как на допросе. Да его даже падишах так не допрашивал. — Никаких зацепок и улик, — ответил нехотя Касим-паша.       Аяз-паша его давний враг. Он играл непонятно за кого. Но Ханзаде думала, что за шехзаде Сулеймана. Будучи великими визирем, Аяз, представлял угрозу для Ханзаде Султан и ее брата. А у Касима была личная неприязнь к паше. В свое время Касим придумал план захвата дворца шаха Исмаила II во время войны возмездия, как ее теперь называли, вот только слуга Аяза-паши проник в его шатер и украл все записи. На совете дивана Аяз-паша представил план падишаху и получил похвалу. Султан Мехмед скорректировал план, и они начали штурм. План, написанный Касимом, сработал, но все лавры достались Аязу-паше.       Такого гордый Касим-паша вынести не мог и затаил злобу. Он копал под великого визиря, но у того за девятнадцать лет владения печатью ни одного промаха. Разве такое возможно? Все совершают ошибки. — У него безупречная репутация, — процедил Касим-паша. Ему вдруг тоже захотелось вкусить вина, что он и сделал. — Безупречная, кончено, — хмыкнула Ханзаде Султан. — Безупречных людей не бывают. Есть только те, кто хорошо прячут свои тайны, подобно грязному белью. Или же показывают только чистую сторону этого белья окружающим, — сказала султанша негромко. — Вы правы, — согласился Касим-паша. — Вот только Аяз-паша слишком хорошо скрывает свое грязное белье. — Если мы не можем найти это грязное белье, можно его ему подкинуть или же дать возможно запачкать чистое, — растягивая гласные, сказала Ханзаде султан. И в ее синих глазах вспыхнули огоньки, предвещающие пожар. Касим-паша слишком хорошо знал нрав жены, если она что-то замыслила, она доведет начатое до конца. Аяз-паша обречен.