Перекрестки судеб

***

***

1602 год. Османская Империя. Стамбул.       Дервиш готовился отбыть в поход вместе с Повелителем. Вещи его были уложены в мешок и уже привязаны к верному коню. Их стало заметно больше, чем тогда когда он прибыл в Османскую Имеприю с дервишме.       Дервиш накинул поверх рубахи кафтан, стоя у письменного стола, на котором царил порядок. Он всюду ему следовал и не любил, когда кто-то рылся в его вещах. По изменившимися положению предметов на столе или в опочивальне, он узнавал, что кто-то копался в его вещах. Это неизменно приладило его в ярость. Со временем Инас-хатун, эта невозможная женщина, с которой он не разорвал отношения только из-за сына Мурада, привыкла к его странностям и перестала заходить а его покои без разрешения. Они проводили совместные ночи в комнате Инас. Но в последние месяцы Дервиш все реже и реже навещал наложницу. Она была его рабыней, невольницей, даже не женой, а все равно вела себя так, словно являлась ею. Требовала внимания, ласки, просила новые наряды и украшения, просила, чтобы он взял ее во дворец. Дервиш старался быть терпеливым, но с каждым днём она злила его все больше и больше. Инас не так смотрела, не так говорила, одевалась не так. Она просто была не той, о которой он думал перед сном. Она была не той, о ком он думал, открыв глаза утром.       Инас была жалкой копией Хандан Султан, неудачной копией. Она больше не дарила ему покой. Не интересовала его, хотя тело по прежнему реагировало на ее умелые ласки.       Дервиш в свободные вечера посещал таверну, где проводил время за выпивкой и подыскивал себе любовниц на ночь. И во всех них он искал черты женщины, которая никогда с ним не будет. У одной были чёрные волосы того же оттенка, что и у его маленькой госпожи. У второй — родинка над губой. У третьей — серо-голубые глаза. Но никто из них не вызывал в нем тех чувств, что неизменно вызывала она: восхищение, желание защитить от всех бед. Он просто пытался вытеснить ее из своего сердца, забыться в окружении других сердец, но что толку?       Девриш помешался на Хандан Султан давно, но он не смел ничего предпринимать, понимая, что его чувства обречены. Она — рабыня султана, он — его слуга. Одного подозрения хватит, чтобы веревка палача затянулась на шее его госпожи. А ему, Дервишу, отрубят голову.       Умом он понимал, что у чувств нет будущего. Но любовь никогда не советуется с разумом. Любовь — это всегда против здравого смысла. Когда она попадает в сердце, от разума ничего не остается.       Деривш открыл небольшую деревянную шкатулку, что стояла на столе. Он вытащил оттуда белый шелковый платок, который Хандан Султан потеряла в саду. Она гуляла там с шехзаде Джихангиром и порыв ветра сорвал с ее головы невесомый платок. Девриш видел это с террасы своего кабинета во дворце. Султанша так и ничего и не заметила, вернувшись в Топкапы с сыном. А Девриш поспешил в сад, чтобы забрать платок. Он хотел вернуть его госпоже, но не смог с ним расстаться. Платок пах ее духами, он пах ею.       И теперь мужчина бережно его хранил в шкатулке, которую закрывал на замочек, чтобы никто не узнал его тайну. Он, погладив платок, преподнёс его к носу, вдыхая едва уловимый сладкий запах духов. Девриш хотел вернуть его в шкатулку, но потом передумал. Он сложил его и спрятал в рукаве своего кафтана. На войне рядом с ним будет ее частичка, как напоминание — он должен выжить, чтобы защитить свою маленькую госпожу. Она без него не выживет.       Мехмед-ага накануне поговорил с Хаджи-агой и Лалезар-хатун, слугами Хандан Султан, велел им не спускать глаз с султанши, чтобы с ней ничего не случилось. Для отвода глаз так же велел заботиться и о остальных женах и детях Повелителя.       Деривш надел чалму и уже хотел покинуть свои комнаты, как и особняк, но взор его остановился на свёрнутой записке, что лежала на его столе. Мужчина быстро смял ее и выкинул в камин. Глядя, как огонь уничтожает послание, Дервиш ощущал нарастающую тревогу, вспоминая строки записки, что лежала в его кабинете в Топкапы.

«Кому ты служишь, слуга двух господ? Во что ты веришь, человек с двумя лицами?».

      Ему предстояло выяснить, кто оставил послание. Но отчего-то страх сковывал его душу. Видимо, призраки прошлого вот-вот настигнут и его? Нужно быть быстрее и сильнее, чтобы их одолеть.       Дервиш-ага простился с сыном и наложницей и отправился в Топкапы. Его ждали сражения не на жизнь, а на смерть. И лучше бы это была простая война с мятежниками. Мехмед-ага скакал по пыльной дороге, не ведая, что Инас-хатун нарушила его запрет и пробралась в его покои, чтобы открыть злополучную шкатулку. Увидев, что в ней нет белого платка, Инас-хатун тяжело опустилась на диван у стола своего господина. Гнев вспыхнул в ее серо-голубых глазах. У Дервиша-аги была другая женщина, дорогая его сердцу. Но кто она? Инас-хатун решила выяснить это и уничтожить угрозу в зачатке, пока та не отняла у нее все, что ей дорого.

***

      Что для матери может быть страшнее, чем разлука с ребенком? Ничего, даже если этот ребенок давно вырос и имеет внуков. Дефне Султан каждый раз боялась, когда сын покидал ее. Она помнила их самую первую разлуку, когда Мехмеду было всего три года и его насильно отняли у нее и увезли в Бурсу. Дефне Султан до сих пор помнила то убивающее бессилие, отчаянье, страх, что она больше никогда не увидит своего драгоценного мальчика, своего Мехмеда. К счастью, та разлука не длилась вечно. Она прибыла в Бурсу и застала во дворце здорового сына, который, увидев ее, с воплем «мама!» побежал ей навстречу. Дефне Султан как сейчас помнила, что побежала к нему навстречу и подхватила сына на руки, словно он был какой-то пушинкой. Они прижимала его к себе, чувствовала, как маленькие ручки обнимают ее за шею. Дефне помнила, как целовала румяные щеки сына, а он смеялся от радости.       После того, как змея Нурбану пыталась убить Мехмеда, тот изменился резко и до неузнаваемости. Словно его сломали раз и навсегда. Шехзаде несколько недель не разговаривал, плакал, не мог нормально есть из-за повреждённой шеи. Когда видимые повреждения прошли, ничего не изменилось. Мехмед сторонился людей, был тих и угрюм. Он мог часами сидеть на тахте и смотреть прямо перед собой. И только рядом с Анной, в последствии ставшей Нефизе, он переставал напоминать куклу. Нет, улыбка по-прежнему была редким гостем на его лице, но шехзаде хотя бы разговаривал. Анна читала ему книги, и мальчик задумчиво слушал ее.       Дефне Султан до сих пор точно не знала, помнит ли Мехмед тот день, когда едва не был задушен по приказу собственного деда? Она пыталась у него выведать, на что сын отвечал, что ничего не помнит. Однако внутреннем чутьем Дефне понимала, он ей лжет.       Вторая их разлука продлилась два месяца. Султан Баязид, узнав о том, кто стоял за смертью шехзаде Селима, выслал жену в Конью. Но ему пришлось быстро вернуть ее назад, поскольку Дефне оказалась беременной. Она помнила, как покидала Топкапы под надменную ухмылку Михрумах Султан, падчерицы, которой всеми силами пыталась заменить мать, но не смогла. Султанша сдала Дефне Султан отцу, именно она рассказала ему правду о смерти Селима. Как Михрумах обо всем узнала, Дефне не ведала, но подозревала, что та подслушала ее разговор с Анной или с Гюнеш-калфой, которым она отдавала тот роковой приказ.       Пока Дефне Султан была в ссылке, о Мехмеде заботилась Анна. Только сестре она могла доверить сына, прекрасно зная, что та с него глаз не спустит и при необходимости умрет за него.       Конечно, судьба разлучала ее с сыном не раз, но всегда он возвращался к ней невредимым. Возвращался, обнимал ее, говорил, что никогда ее не оставит, а после покидал снова.       И вот им предстоит очередная разлука. Сколько она продлиться? Месяц, может год? Дефне Султан не знала. Сын еще не отбыл в поход, а она уже сходила с ума от волнения.       По случаю отбытия султана в поход, в Топкапы начали съезжаться все родственницы. Первой в покои управляющей гаремом явилась Хандан Султан вместе с двумя младшими шехзаде. Увидев бледного, но вроде как бодрого, насколько это возможно с его здоровьем, шехзаде Ахмеда, Дефне Султан приятно удивилась. — Здравствуйте, бабушка, — произнес Ахмед, подойдя к ней.       Дефне Султан мягко ему улыбнулась. Ей было жаль слабого и больного шехзаде, впрочем, как и его мать. Ахмед выглядел младше своих шести с половиной лет и казался таким худым, что становилось физически больно на него глядеть. Кожа его всегда была бледной, губы шелушились, а под серыми, отцовскими, глазами залегали тени. Шехзаде Ахмед так ходил, что казалось, будто он вот-вот упадет. Стоит ли говорить, что служанок сопровождал его везде и всюду и сама Хандан Султан покидала сына только, когда его состоянию ничто не угрожало для встреч с султаном. — Доброе утро, мой лев, — улыбнулась Дефне Султан, глядя в серые глаза внука. Они почему-то покраснели, словно шехзаде плохо спал или плакал. — Как ты? — спросила она, но прежде посадила внука на тахту, поближе к себе. — Я выздоровел, — ответил Ахмед. — Матушка говорила, что вам тоже нездоровилось. Дефне Султан кивнула в знак согласия, покосившись на Джихангира, который почему-то смирно стоял рядом с Хандан Султан и дождался своей очереди. Странно, что он еще не начал носиться по покоям. Шехзаде обладал активным нравом и не мог усидеть на месте. — Хвала всевышнему, и моя болезнь отступила, Ахмед, — сказала Дефне Султан, обняв внука за худенькие плечи. — Джихангир, мой храбрый лев, — обратив взор на рыжеволосого шехзаде, что был облачен в ярко-синий кафтан, произнесла Валиде Султан. Когда она смотрела на Ахмеда, то страх озарял ее глаза, когда глядела на Джихангира — радость. — Бабушка! Доброго вам дня, — привычно громко вскрикнул мальчик, широко и ясно ей улыбаясь. Он с почтением быстро поцеловал протянутую руку и тут же затараторил: — Папа уходит в поход и Осман с ним, я вчера говорил с Османом, просил, чтобы они и меня с собой взяли, но брат сказал, что мне нужно новому научиться. Поскорее бы я вырос, чтобы никогда не покидать отца и брата!       Хандан Султан потерла переносицу и, покосившись на Дефне Султан, улыбнулась, видя ее улыбку. Все слова Джихангира неизменно вызывали у окружающий лишь одну реакцию — улыбку.       Джиханир сел слева от бабушки и улыбнулся Хандан Султан так, как улыбаются только дети, не познавшие всей жестокости этого мира, тепло и открыто. — Хандан, присаживайся, — велела Дефне Султан, мягко смотря на свою самую любимую невестку. Раньше это место, подле нее, занимала Гюльбахар Султан, что всюду следовала за валиде и была ее верной тенью. После смерти султанши, это место заняла Хандан. Из всех жен сына Валиде Султан благоволила только ей. Хандан Султан была скромна и тиха, она не была замечена в интригах, с другими женами султана никогда не конфликтовала. И, что самое главное, она была дорога султану, а значит и его матери. Дефне Султан помнила состояние сына после смерти Амрийе и все пыталась найти хатун, что сможет унять его боль хоть чуть-чуть. Этой девушкой оказалась Хандан Султан. Поэтому Дефне оберегала Хандан от всех бед и заботилась о ней, насколько могла. Ей не хотелось, чтобы гарем погубил столь ценную фаворитку. — Как ты? — спросила Дефне Султан, глядя в серо-голубые глаза султанши, которая отчего-то была мрачна и бледна. — Повелитель еще не отбыл в поход, а тоска уже сжигает мое сердце, госпожа, — поделилась Хандан Султан и поджала губы.        Дефне Султан с пониманием на нее посмотрела и осторожно дотронулась ее плеча, скрытого тканью бежевого платья. Хандан всегда предпочитала наряды светлых тонов, что ей шло. В них она казалась хрупкой и эфемерной. Неудивительно, почему Повелитель хотел ее защищать и оберегать.       Дефне Султан хотела ответить любимице сына, но не успела, поскольку слуга объявил о приходе Халиме Султан и ее детей. Валиде Султан снова улыбнулась вошедшим, но на этот раз улыбка ее была не такой искренней. Она старалась любить всех своих внуков, но на их матерей это правило не распространялось.       Халиме Султан никогда не была ей приятна, хотя она отличалась покладистым характером, не переходила ей дорогу, но Дефне кожей чувствовала ее притворство. Когда-то давно, еще в самом начале пути ее сына, как падишаха, эта женщина кинулась ей в ноги, клялась в верности и простила помочь попасть в покои султана. Дефне ей отказала, поскольку Халиме в ту пору была служанкой Мехрибан Султан. Но она предала ее без зазрений совести, значит, и ее могла предать ради себя. Дефне таких людей не любила.       Однако Халиме оказалась амбициозной и целеустремленной, она смогла все-таки стать фавориткой ее льва, заняла прочное место рядом с ним и не собиралась его никому отдавать. Одна ночь раз в десять дней доставалась ей, она уступала только Хандан Султан и то потому, что за ее спиной не стояла Дефне Султан и сам падишах не был ею очарован больше, чем есть. — Бабушка, — улыбнулся шехзаде Махмуд, который первый к ней подошел и поцеловал протянутую ему руку.       Шехзаде Махмуд был высок, но уступал в росте Осману и Ферхату. Он был широк в плечах, хорошо сложен благодаря изнурительным тренировкам. Шехзаде во всем, начиная от цвета волос, глаз и кожи, заканчивая нравом, был похож на мать. Но иногда в его нраве мелькали черты отца-султана, что вызывало у Дефне Султан тревогу. Молодая кровь кипела в нем, жаждала выхода, как бы он не натворил дел под влиянием минутных страстей. — Махмуд, мой любимый внук, — сказала Дефне Султан, улыбаясь юноше. Тут-то она лукавила, шехзаде Махмуд, конечно, был ею любим, но не так, как Осман, Ханзаде или красавица Асхан.       Не остались без внимания Валиде Султан и остальные дети Халиме Султан. Она просто не могла не уделить им времени. Дильруба Султан, как всегда, держалась надменно и прямо, хотя презрительное выражение казалось чужеродным на ее красивом лице. Глаза султанши могли казаться теплыми и нежными, но в них было слишком много высокомерия. Кажется, высокомерие передавалось детям султана от самого Повелителя.       Амаль Султан, облаченная в белое платье, одно из первых платьев взрослого кроя, теребила уложенные на бок завитые русые волосы, которые в солнечном свете отливали золотом. Еще когда султанша была совсем мала, Дефне Султан видела, что та вырастит настоящей красавицей. Так и выходило, Амаль постепенно расцветала, подобно цветку. Лицо девочки все еще сохраняло детскую припухлость, но она скорее добавляла ей очарования. — Бабушка, — поклонилась девочка, одаривая ее улыбкой. Она была такой нежной и эфемерной, такой доброй и чистой, что Дефне Султан надеялась, что судьба у нее будет светлой, лишенной печалей и горестей. — Моя прекрасная звездочка, моя Амаль, — Дефне Султан жестом подозвала к себе внучку и поцеловала ее в высокий лоб, отчего та только засмеялась. Она никогда не желала никому зла, стремилась помогать слабым. В этом Амаль напоминала Дефне Султан старшую дочь Ханзаде Султан, названную в ее честь. — Как ты, моя душа? — В добром здравии, бабушка. А вы как, надеюсь, недуги вас не беспокоят? — спросила вежливо Амаль Султан, она, в отличии от прямолинейной Дильрубы, которая всегда говорила то, что думала, ни о чем не заботясь, умела красиво и цветисто выражаться и старалась никого не обидеть дурным словом.       Краем глаза Дефне Султан заметила, как одобрительно улыбнулась Халиме Султан, глядя на приемную дочь. Она удивлялась тому, что твердая и хитрая Халиме смогла искренне полюбить девочку и заменить ей казненную по приказу султана мать.       Да и как Халиме Султан смогла воспитать Амаль таким невинным и добрым существом? Халиме в юности была весьма вспыльчива, резко реагировала на замечания. Одна вражда с Айнур чего стоит. Они вдвоем немало крови выпили Дефне Султан. Султан Мехмед в ту пору был занят подготовкой к походу и мало внимания обращал на гарем. К счастью, обе султанши родили сыновей с разницей в три месяца, Халиме остепенилась, начала учиться, стала умнее и осторожнее. Айнур же по-прежнему портила всем жизнь, особенно фавориткам султана. Одну и вовсе едва не утопила в хамаме. Дефне Султан пожалела маленького Селима и скрыла преступление Айнур, ту наложницу Мехмеда, что едва не погибла от рук Айнур пришлось быстро выдать замуж, пока она не нажаловалась кому-то, кроме нее.       Старшие дети Халиме Султан тоже не отличались добрыми и покладистыми нравами. Шехзаде Махмуд вспыльчив и дерзок. Он с детства изводил нянек и учителей, одному и вовсе плеснул чернилами в лицо, когда тот, ругая его за поведение, сказал, будто Халиме Султан не справляется с его воспитанием.       Шехзаде Махмуд любил мать и спустить этого не мог, хотя ему было всего-то шесть лет. С годами его выкрутасы становились все жестче и жестче, из-за чего его часто наказывали. Юноша, конечно, учился на своих ошибках, но слишком медленно, отчего получал наказания и от матери, и от отца.       Дильруба Султан с детства знала, кто она. Девушка выросла высокомерной и язвительной особой, которую не всякий мог вынести. Слуги у нее менялись с завидной регулярностью, кто-то не так дышал, кто-то пользовался не теми духами. Кто-то не правильно посмотрел. Если в течении недели калфы гарема не находили в темном-закоулке ревущую служанку Дильрубы, можно было начинать празднование.       Шехзаде Мустафа был еще слишком мал, чтобы понять его нрав. Пока он любил играть с братьями, особенно с Джихангиром, нехотя посещал уроки, но с учителями хотя бы не спорил. Мальчик всюду следовал за Дильрубой и, похоже, был единственным человеком, кто был к ней искренне привязан и восхищался ею.       Амаль Султан отличалась от них всех, что казалось странны. Вроде бы их воспитывала одна и та же женщина, одни и те же няньки и учителя, а все получились разными.       Шехзаде Мустафа, получив от бабушки свою порцию поцелуев, увлек Джихангира в сторону и начал ему что-то рассказывать. Халиме Султан заняла место у ног Валиде Султан, напротив Хандан Султан, которая смирила ее ревнивым взглядом. Они обе посещали покои султана, но Хандан была с ним намного чаще. Но если Халиме Султан не любила падишаха и довольствовалась ролью матери его детей, то Хандан Султан сходила с ума от ревности. К счастью, она, опасаясь нрава Повелителя, не пыталась убрать многочисленных фавориток с пути.       Правда, странно другое. Мехмед любил провести время с новой девушкой, но ни одна из них не забеременела и не родила за последние десять лет, что казалось удивительным. Хандан Султан как раз находилась в гареме падишаха столько времени. Неужели это она позаботилась об отсутствии других детей? Но почему Райхан и Халиме стали матерями после ее приезда в Топкапы?       На все ее расспросы Хандан Султан делала круглые глаза и хлопала ресницами. Так сыграть удивление не всем дано, а Хандан Султан плохо скрывала настоящие чувства и была открытой книгой для Валиде Султан. — Валиде Султан, я хотела бы сделать пожертвование в вакф, — промолвила с улыбкой Халиме Султан, обратив взор на султаншу. Дильруба и Махмуд тем временем начали о чем-то переговариваться, при этом Махмуд выглядел так, словно планировал придушить сестру собственными руками. — Хочешь заняться благими делами? — спросила Дефне Султан удивленно. Халиме Султан ничего просто так не делала, поэтому она ощутила беспокойство. Скользнув взором по Дильрубе, которая почти всегда была при матери и могла ее случайно выдать поведением, Дефне ничего не заметила. — Да, султанша, мы, как представители правящей династии должны думать о благе народа, — спокойно произнесла Халиме Султан, глядя ей в глаза. Взгляд в глаза — признак искренности, но Дефне Султан не верила ее словам. — С каких это пор мы представители династии? — негромко спросила хранившая молчание Хандан Султан. Халиме Султан наградила ее пристальным взором каре-зеленых глаз, которые светились, как у кошки. Хандан Султан напряглась. — Повежливее, Хандан Султан, перед вами мать двоих шехзаде, — неожиданно вмешалась Дильруба Султан, которая отвлеклась от спора с братом и немигающим взором посмотрела на Хандан Султан.       Шехазде Ахмед, который не участвовал в играх Джихангира и Мустафы, сидящий рядом с Дефне Султан вздрогнул и втянул голову в плечи, опасливо покосившись на Дильрубу Султан. Дефне Султан успокаивающим жестом погладила внука по спине. — Дильруба, моя дорогая, не вмешивайся в чужой разговор, — с нажимом, прежде, чем Дефне Султан успела осадить девушку, произнесла Халиме Султан таким тоном, от которого кто угодно напрягся бы. Но не Дильруба Султан, она прямо посмотрела на мать и не думала склонить голову. Некоторое время Дефне наблюдала за их противостоянием, пока Дильруба не отвела взгляд и не вернулась к спору с братом. — Ахмед, не желаешь поиграть с братьями? — спросила Дефне Султан, решив, что внуку лучше находиться в компании детей. Шехзаде Ахмед кивнул и, поднявшись с тахты под взволнованным взглядом матери, направился к шехзаде Махмуду, а не к Джихангиру и Мустафе.       Дефне Султан наблюдала за тем, как болезненный шехзаде обнимает старшего брата, а тот улыбается ему. — Твое желание похвально, Халиме, — наконец, сказала Валиде Султан, зная, что султанша ждет ее ответа. — Но хватит ли средств? — Я обсуждала свои планы с Повелителем. Он сказал, что я могу взять из казны столько, сколько мне потребуется, — ответила Халиме Султан с неизменной вежливостью в голосе.       Дефне Султан усмехнулась про себя. Халиме Султан умело строила из себя покорную жену и при этом умудрялась проворачивать вои дела с позволения ее сына. Теперь, когда Мехмед дал ей свое одобрение, она не может отказать. Отказать — пойти против слова падишаха. За годы подле султана Мехмеда Халиме Султан блестяще изучила его нрав. Неоднократно Дефне Султан видела, как Халиме навещает султана вместе с детьми в первой половине дня, после завтрака, но перед Советом Дивана. Она и сама пользовалась этим промежутком времени, поскольку в это время сын был расслаблен после ночи с наложницей и завтрака, но его настроение не успели испортить во время Совета Дивана.       Приходить после заседания — самоубийство, а просить — тем более. Знала это Дефне Султан, знала и Халиме Султан. Мать шехзаде Махмуда проворачивала свои дела осторожно и неспешно, не давила на султана, а медленно подводила его к какому-то решению. Если она хотела что-то получить, то получала. При этом оставалась покладистой и кроткой в глазах Повелителя. Она знала границы допустимого, не лезла в государственные дела, не жаловалась и неизменно посещала Повелителя в хорошем расположении духа, чем заслуживала его одобрение.       Всех этих черт не хватало другим женам султана Мехмеда. Мехрибан Султан в юности много жаловалась и плакала, чем отталкивала от себя султана, Айнур Султан творила непонятно что, под влиянием ревности. Гюльбахар Султан только с возрастом набралась мудрости и смогла заинтересовать правителя, как друг и собеседник. Жалко, что она так мало прожила на этом свете. Хандан Султан была увлечена собственными переживаниями, всего боялась, тревожилась о сыне, да и вообще не была дальновидным человеком и легко впадала в истерику. Сколько раз Дефне Султан заставала невестку в слезах, когда та узнавала, что султан с другой наложницей?       Возможно, Дефне Султан смогла бы полюбить и поддержать Халиме Султан, но она до жути напоминала ей одного человека из прошлого — Нурбану Султан. Будь Мехмед чуть другим, он бы попал под влияние этой женщины и тогда Халиме творила бы все что угодно, выходя сухой из воды.       Нурбану Султан получила такое могущество из-за низкой конкуренции в гареме Селима, за которого наложницы не очень-то боролись. Да и сам Селим был слабым и податливым, раз быстро стал марионеткой в ловких руках наложницы.       Больше всего на свете Дефне Султан боялась, что рядом с ее сыном появиться кто-то, похожий нравом на Нурбану. Она опасалась Амрийе Султан по этой причине. Опасалась, пока хатун не была убита. Уж лучше бы она жила, может и ее сын не стал настолько жестоким и бессердечным человеком.       Размышления Дефне Султан были прерваны приходом Айлин Султан в компании двух юных султанш: Нурбану Султан, внучки давнего врага, и Хюмашах Султан, дочери Айлин Султан. — Доброго вам дня, Валиде Султан, — Айлин Султан обвела присутствующий твёрдым взглядом черных глаз. Говорила она уверенно, властно, голос ее был хорошо поставлен. — Султанши, — продолжила женщина, окинув взором султанш династии и жен султана.       Айлин Султан за минувшие годы мало изменилась, только в талии немного раздалась, все-таки султанша дала жизнь пяти детям: двоим султанзаде и трем султаншам. Она по-прежнему не отличалась особой привлекательностью, в жестких черных волосах ее появилась первая седина, женщина укладывала их в высокие прически. Смуглое лицо Айлин Султан отличалось резкими чертами и на левой половине лица был едва различим тонкий шрам, полученный еще в юности.       Айлин Султан не взяла ничего от матери, русоволосой и сероглазой Михрумах Султан, она единственная из детей султанши была похожа на отца — Атмаджу-бея и в полной мере унаследовала его непривлекательную внешность и черты характера. Айлин Султан не отличалась красотой, но в ней было что-то, что заставляло людей останавливать на ней восторженные взгляды, хотеть говорить с ней. — Как поживает моя дорогая падчерица? — спросила Дефне Султан, когда Айлин и ее дочери разместились на подушках. Нурбану Султан сразу отошла к Махмуду, Дильрубе и Ахмеду, сидящему рядом с братом. — Матушке не здоровиться, как передали из дворца Аяза-паши, — поморщившись, словно съела лимон, ответила Айлин, сурово нахмурив черные брови. Она явно не одобряла действий матери, но никак на нее влиять не могла. — Известно имя болезни матушки — султан Мехмед Хан.       Дефне Султан усмехнулась. Почему она не смогла потушить пламя ненависти в сердце Михрумах? Как не заметила его? Когда-то она, руководствуясь благими намерениями, выдала Михрумах замуж. Атмаджа подходил ей, он был верен султану Баязиду и заслуживал награду. Но Михрумах ее благих намерений не оценила и копила обиды, как выяснилось. Главное, чтобы она не сожгла в кострах своих амбиций окружающих.       Очень скоро в покоях управляющей собрались почти все родственники правящего султана. Его жены, дочери, племянница, Бахарназ Султан, выглядевшая так, словно чем-то больна…       Атике Султан, внучка шехзаде Селима, не вызывала у Дефне Султан никаких других чувств, кроме одобрения. Она производила впечатление умной, спокойной женщины, вежливой со всеми. Правда Ханзаде Султан поделилась с ней тревогой, что что-то с ней не так. Асхан Султан, присутствующая при этом, тогда лишь улыбнулась, заметив, что у Ханзаде паранойя, раз ей везде мерещатся заговоры.       В этом Дефне Султан была согласна со второй внучкой. Ханзаде Султан переняла от отца и излишнюю подозрительность. Наверное, дело было в том, что рыжеволосая султанша сама не самый добрый и благородный человек, поэтому и от других ждет того же.       Все присутствующие, включая шехзаде султана Мехмеда, выстроились в ряд, когда стража объявила о приходе султана и его старшего сына — шехзаде Османа. Двери распахнулись, впуская мужчин.       Дефне Султан с нескрываемой гордостью в глазах смотрела на внушительную фигуру сына, облаченную в боевое обмундирование. Доспехи ему невероятно шли даже спустя годы, чего не скажешь об Османе. Да, они добавляли ему стати, но он казался еще тоньше на их фоне. — Матушка, — непривычно мягко для своего нрава произнес султан Мехмед, с почтением целуя руку матери. — Ну что вы… — заметив, что она плачет, Повелитель напрягся, но все равно накрыл ее щеку большой ладонью. Было нечто удивительное в том, что такой грозный воин, беспощадный падишах, казнивший сотни человек только из-за того, что те были не согласны с его мнением, бережно вытирал пальцами слезы с щек своей матери. Пожалуй, только рядом с ней он оставался человеком. Остальные редко видели в нем простого смертного. — Я еще не ушел в поход, а вы уже слезы льете, — странно тихо произнес Повелитель, голос его стал глубоким и ласкающим слух. Таким он обычно очаровывал девушек. — Таково материнское сердце, Мехмед, — давясь слезами, которые никак не хотели остановиться, выдавила Дефне султан, а после кинулась на грудь сына и обняла его так сильно, насколько позволяли ей стремительно тающие силы, покидающие одряхлевшее с годами тело.       Султан Мехмед если и был озадачен, но быстро пришел в себя. Он обнял мать, прижимая ее к себе, и Дефне уткнулась лбом в плечо сына, закрытое доспехом.        Когда-то давно она убаюкивала его. Ее сын не любил засыпать в постели, лежать на руках ему тоже было не по вкусу, и маленький шехзаде начинал капризничать. Только когда Дефне держала его вертикально он затихал. Мехмед обхвативал ножками ее талию, обнимал за шею и клал голову ей на плечо.       — Спой мне, мама, — говорил он сонным голосом, и Дефне Султан пела, бережно держа сына. Она ходила по покоям, гладила сына по спине, и он засыпал в ее объятьях. Она пела ему, когда султан Баязид был в плену у шаха Тахмаспа. Пела, когда пришла весть, что султан Сулейман запросил фетвы на казнь Баязида и всех своих внуков. Она пела ему, когда они сидели в холодных подвалах Топкапы, когда армия мятежников во главе с шехзаде Мурадом шла на столицу. Она пела ему, когда Мехмед заболел и слег во время эпидемии черной смерти. И каждый раз ей казалось, что она поет сыну в последний раз. К счастью, она ошибалась раз за разом. Оставалось надеяться, что она будет ошибаться и дальше.       Дефне Султан с трудом отстранилась от сына, понимая, что поступает некрасиво. Она быстро утерла слезы с щек и покосилась на присутствующих. У некоторых султанш слезы стояли на глазах, когда они наблюдали за прощанием матери и сына. — Береги себя, Мехмед. Не рискуй зря, — велела она. Конечно, у него много слуг и охранников. Осман-паша с радостью отдаст за султана жизнь, вот только Мехмед любил кидаться в пекло. Оставалось надеяться, что в этот раз ему в голове не придет чудесная мысль выйти в одиночку против отряда мятежников.       Дефне Султан боялась, что во второй раз помощь может не прийти вовремя.       Султан Мехмед кивнул и шагнул к шехзаде Ферхату, которому поручил охранять трон в сове отсутствие. Повелитель оставил для охраны столицы янычар, в делах управления государством ему должны были помочь Касим-паша и Ибрагим-паша. — Ферхат, лев мой, — произнес твердо султан Мехмед, глядя в глаза сына, который почему-то напрягся, словно что-то скрывал от отца. Но шехзаде улыбнулся отцу, пересилив себя. — С этого дня я вверяю в твои руки османский престол. — Отец, клянусь, я вас не подведу! — заверил родителя шехзаде Ферхат, глаза которого воинственно блестели, а на впалых щеках появился румянец. Шехзаде казался слишком взбудораженным отъездом отца.       Дефне Султан видела, с какой гордостью на единственного сына смотрит Мехрибан Султан. И она ее понимала, когда-то Дефне так же глядела на Мехмеда. — Не сомневаюсь в этом, — ответил султан на заявление сына. — Тщательно взвешивай каждое решение. Думай головой и принимай ответственность за каждое свое деяние, — говорил падишах, глядя в глаза сына, который внимательно его слушал. — Кто знает, может великий престол получишь именно ты. Нужно быть всегда готовым ко всему.       Мехрибан Султан вся подобралась в ответ на слова султана. Какая мать не желает увидеть своего сына Повелителем половины мира? Вот только цена у власти слишком высока. Она постепенно лишает тебя человеческого обличия. И в конце концов остаются лишь жажда еще большей власти и страх все потерять. — Единственное, чего я желаю, отец, это быть достойным вашего имени, — склонил голову шехзаде Ферхат, и султан шагнул к шехзаде Махмуду, что стоял рядом с братом.       Шехзаде Осман тем временем приблизился к Дефне Султан, дождавшись совей очереди. Он был худощавым и казался болезненным, но Дефне знала, что внешность обманчива. Шехзаде Осман был их надеждой на светлое будущее. Он был блестяще образован, умён, хитер, его любил народ и армия. Султан Мехмед видел в нем своего преемника и Дефне Султан понимала почему. Осман был достоин султаната, как никто другой. С ним Османскую Империю ждет великое будущее. После кровавого правления Мехмеда, народ с радостью примет милосердного и доброго султана и будет его ценить. — Мой любимый внук, — сказала Дефне, глядя на старшего шехзаде. Он был объявлен наследником престола в пять лет, за его образованием следили лучшие учителя. Сама Гюльбахар Султан занималась воспитанием сына, под ее началом он выучил итальянский и греческий, она прививала ему правильные принципы, учила разуму. — Да будет остр твой меч, Осман, и пусть удача тебя не покинет. — Аминь, — ответил Осман и поцеловал ее руку. — Махмуд, мой славный шехзаде, — тем временем говорил султан Мехмед третьему сыну. — В следующий раз я возьму тебя в поход.       Глаза Махмуда вспыхнули неистовым пламенем, и он улыбнулся отцу. — Я только об этом и мечтаю, Повелитель, — склонил голову шехзаде, что казалось удивительным. Неужели, Халиме Султан, наконец, научила сына смирению? Странно, что шехзаде не стал уговаривать отца взять его с собой. Раньше, перед походами, он изводил всех: и мать, и отца, и даже слугам доставалось.       Взгляд султана Мехмеда потеплел, когда он подошел к старшей и самой любимой дочери. Кажется, с данным фактом все давно смирились. Единственной женщиной, которую падишах всем сердцем любил, к чьему мнению прислушивался была его дочь — Ханзаде Султан. Она с детства стремилась в его общество. Маленькая султанша едва научилась ходить, бежала отцу навстречу, протягивая к нему руки. Лицо ее при этом всегда озаряла улыбка. Она отказывалась ложиться спать, пока не придет ее любимый папа и не поцелует ее в лоб.       С годами эта привязанность не исчезла, а, наоборот, усилилась. Когда Повелитель взошел на престол, потеряв почти всю семью, его мучила бессонница и ночные кошмары. Часто вечерами компанию ему составляла маленькая Ханзаде Султан. Пока молодой султан работал в опочивальне, устроившись за столом, Ханзаде сидела рядом с ним и играла.       Дефне Султан боялась, что девочка будет мешать отцу-султану, но та вела себя тихо, наслаждаясь обществом родителя. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Научившись читать, султанша читала отцу стихи из книг. Они проводили много времени вместе. Бывало, Ханзаде Султан засыпала в султанских покоях. И Повелитель укладывал ее в свою постель, а сам работал дальше.       Когда султан Мехмед уходил в поход против Сефевидов, Ханзаде Султан плакала несколько дней перед прощанием. Дефне Султан и Гюльбахар Султан боялись, что она заболеет от тоски, но Повелитель подарил дочери кинжал, сказав, что обязательно вернется к ней и, как и прежде, будет ее защищать от всех бед. А пока ее будет оберегать этот кинжал.       Дефне Султан знала, что Ханзаде Султан сохранила этот кинжал, и когда отец уходил в поход не расставалась с ним. Вот и теперь серебряный клинок, украшенный золотым узором и сапфирами, висел в ножнах на поясе султанши. — Ханзаде, свет моей жизни, — мягко сказал султан Мехмед, чуть ли не любуясь дочерью. Султанша поклонилась отцу. Он был единственным человеком на этой земле, перед кем она склоняла голову. Даже ее брат не был достоин такой чести. — Отец, я буду молить Аллаха, чтобы он не оставил вас на поле боя. Я точно знаю, что все предатели поплатятся, ибо Османская Империя знает только одного Повелителя. И это вы — султан Мехмед Хан Хазретлери, — непривычно эмоционально для своего характера произнесла Ханзаде Султан. Она всегда хорошо собой владела и некоторые эмоции словно показывала через силу. Но для отца, как и для брата, султанша никогда не жалела теплых слов.       Султан Мехмед одобрительно кивнул дочери. Дефне Султан знала, что сын временами сожалеет, что она родилась султаншей, а не шехзаде. — Береги семью, Ханзаде. Только тебе я могу доверить братьев и сестер, зная, что ты будешь защищать их даже ценой своей жизни, — сказал султан Мехмед и в отческой ласке коснулся обычно бледной щеки дочери, но от переизбытка чувств щеки султанши тронул нежный румянец, который хотя и несказанно ей шел, был редким гостем на лице девушки. — Я вас не подведу, отец, — сказала Ханзаде Султан уверенно. Но как бы ей не хотелось продолжить беседу, время поджимало.       Султан Мехмед тем временем подошел ко второй дочери, к луноликой и нежной Асхан Султан, которая воплощением всего того, чего султан не понимал в силу возраста и пола. Такая возвышенная, нежная, добрая и чуткая, она напоминала принцессу из сказаний и легенд народов мира. Асхан Султан даже ходила так, словно порхала, парила над землей.       Дефне Султан знала, что Мехмед понятия не имеет, как находить общий язык со второй дочерью. Если старшая дочь, которую он с малолетства держал на руках, впитала многие черты его характера, поэтому была ему понятна, то Асхан была всем тем, чего он не понимал. Ее романтичная и возвышенная натура была ему чужда. К тому же султанша до того походила на Айнур Султан, свою мать, которая попала в опалу и вызвала на себя гнев падишаха.       Дефне Султан боялась, что ее сын перенести злобу на дочь, но вроде он никак не выражал ее. Наоборот, султанша получала подарки от отца, ювелирные украшения, предметы искусства, дорогие и самые лучшие ткани. Да что там самый роскошный дворец в округе был выделен для Асхан и ее семьи. — Пусть Аллах не оставит вас, мой султан, да коснется ваша сабля небес, — произнесла Асхан Султан с улыбкой. Она вся сияла от внутреннего света и как бы Дефне Султан не пыталась узнать о причине этого света, внучка почему-то молчала и загадочно ей улыбалась. Вот и теперь она опустила взгляд и закусила губу. — Тебя что-то тревожит, султанша моя? — спросил Повелитель, сбитый с толку. Когда Асхан так делала, это значило, что она что-то натворила и боится гнева отца или бабушки, поэтому султан без труда узнал этот взгляд и напрягся. — Накануне после ужина мне стало дурно. Лекарша осмотрела меня и сообщила благую весть. Иншалла, к исходу этого года я рожу вам еще одного внука, — сообщила с улыбкой Асхан Султан, подняв сияющие серые глаза на родителя. — Пусть ребенок родиться здоровым, — промолвил теплее султан Мехмед, глядя на светловолосую дочь. — Ибрагим-паша хорошо о тебе заботиться? — Он с меня пылинки сдувает, Повелитель, — ответила смущенно Асхан Султан. — И поступает правильно, — кивнул султан довольно.       Дефне Султан улыбнулась. В свое время она подобрала для Асхан Султан достойного мужа. Осталось пристроить младших внучек, чтобы и они нашли свое счастье рядом с самыми достойными из мужчин.       Дильруба Султан пожелала родителю скорейшей победы, Амаль Султан смущенно на него посмотрела, не зная, как себя правильно вести. Девочка покосилась на мать, после чего с почтением поцеловала руку отца, который погладил девочку по волосам. Если Мехмед и испытывал какие-то плохие чувства при виде копии Алтуншах-хатун, то не показывал этого, стараясь относиться к девочке ровно. Амаль не виновата в грехах матери.       Когда настал черед прощаться с женами и младшими сыновьями, султан раскрыл объятья для шехзаде, который тут же к нему поспешили. Мустафу султан подхватил на руки, поцеловал его в щеку, отчего мальчик рассмеялся, заявив, что борода отца колется, чем вызвал улыбки на лицах присутствующих.       Следующим на очереди был шехзаде Ахмед. Он протянул к отцу тонкие руки, и султан поднял его, как пушинку. Дефне Султан знала, что Мехмед боится за сына. Каждый раз, уходя в поход, султан глядел на Ахмед так, словно больше никогда его не увидит. — Мой сильный и храбрый шехзаде, заботься о своей валиде, пока меня не будет. Не давай ее никому в обиду, — велел султан в шутку, глядя в бледное и вытянутое личико мальчика. Ахмед оттопырил нижнюю губу и глаза его слезились. Впрочем, и его мать с трудом сдерживала слезы.       Шехзаде Ахмед с рождения был слаб. Лекари говорили, что он не проживёт и месяца, потом не давали ему и полгода, затем срок увеличился до года. Почти каждый год кто-то из лекарей давал мрачные прогнозы, словно шехзаде не долго осталось в этом мире. Но Хандан Султан, любящая сына до помешательства, глаз с него не спускала, кормила его и временами через силу. Она словно маленький воин отвоевывала для сына дни, месяцы, годы жизни. Но Ахмед по-прежнему болел, он простывал почти каждый месяц. Как-то вовсе отравился молоком так, что едва не отдал Аллаху душу. Злой рок преследовал его.       Дефне Султан знала, что в глубине души родители мальчика винят в болезнях сына себя самих. Мехмед думал, что болезни сына — это кара за его грехи, за его жестокость и за то, что он убил столько людей. Хандан думала, что с ней что-то не так, раз шесть ее детей ушли в сады Всевышнего, а седьмой слаб и болен.       Так или иначе Ахмед был любим всеми. Он был слаб здоровьем, не представлял угрозы для будущего братьев, его холили и лелеяли, что дурно сказывалось на его нраве. Он рос капризным ребенком и часто плакал, зная, что стоит слезинкам сорваться с его глаз, как прибежит его мать и слуги и сделают все, чтобы он не грустил. — Я буду защищать маму, — сказа Ахмед негромко. Говорил он тоже очень тихо, словно у него не было сил. — Я тоже буду! — громко сказал Джихангир, глядя решительно на отца. Он стал слишком тяжелым, чтобы отец взял его на руки, поэтому стоял рядом с ним, глядя восторженно на него снизу вверх. — Не сомневаюсь, — усмехнулся султан и взъерошил рыжие кудри сына. — Орхан, подойди ко мне, — велел падишах, переведя взгляд на сына от законного брака.       Шехзаде Орхан всегда сторонился братьев и сестер. Если Ягмур Султан временами играла в покоях Халиме вместе с Амаль и братьями, то Орхан всех избегал, предпочитая компанию матери.       Дефне Султан, глядя на шехзаде Орхана, тревожилась. Какие мысли Райхан вкладывает в неокрепший разум сына? О чем они говорят? Вот и теперь Орхан сперва покосился на мать, которая держала его за руку, после чего перевел взгляд на отца. Райхан Султан, на щеке которой красовался небольшой синяк, заметный глазу, несмотря на то, что был тщательно замазан пудрой, отпустила сына и тот подошел к отцу нерешительно поступью, словно боялся его.       Дефне Султан нахмурилась, видя такую реакцию. Она снова взглянула на тихую Райхан, которая жила во дворце и была женой султана, но едва являлась таковой. Принцесса враждебной, павшей от руки султана династии, его победный трофей, она была чужой во дворце. Ни десять лет брака, ни двое детей не изменили ситуацию.       Дефне Султан видела замазанный пудрой синяк на лице султанши и, хотя принцесса сказала, что упала в хамаме, она прекрасно понимала, откуда он взялся. Видимо, Райхан Султан снова что-то сказала или натворила, отчего Повелитель пришел в ярость.       Дефне Султан даже знала, что это связано с Ягмур Султан, которую на днях сам султан нашел в закоулке дворца, идя в ее покои за благословением. Ягмур Султан беззвучно плакала, сидя на полу и прижав к груди острые коленки.       Повелитель нашел дочь и пытался узнать о том, что произошло, но девочка лишь твердила, что мама ее не любит и потирала правую руку. Султан решил посмотреть, что там и, задрав рукав платья, увидел на смуглой детской нежной коже расцветающие синяки, словно от хватки. Повелитель вызвал евнуха с гарема, велел ему отвести Ягмур к ней, а сам, видимо, навестил Райхан Султан.       Дефне Султан сама видела синяки на руке внучки и злилась на несдержанную и глупую Райхан. Зная, какое у нее положение, эта женщина смела вредить ребенку султана, чьего гнева боялась вся империя, но не эта несдержанная женщина. — Я хотел поехать с вами на охоту, но мама сказала, что вы уезжаете на войну, — покосившись на мать, сказал Орхан, избегая взгляда отца. — Мама права, я еду карать мятежников, — согласился султан Мехмед, поставив Ахмед на пол, отчего мальчик насупился, но все-таки отошел к матери, как и Джихангир, который кинулся к Осману, чтобы получить от него новую порцию ласки. — Когда я вырасту, я помогу вам уничтожить всех врагов, — сказал Орхан негромко, он все так же косился на мать, словно искал ее одобрения. — Иншалла, когда ты вырастишь, их не останется. — Аминь.       Султан Мехмед, шехзаде Осман и члены Совета Дивана покинули столицу. Когда свита падишаха проезжала через главные ворота раздался выстрел пушки, возвещая народ о том, что Повелитель с армией ушел в поход.       Валиде Дефне Султан возносила молитвы Аллаха, моля его, чтобы ее сын снова к ней вернулся невредимым. Почему-то тревога не покидала ее сердце с той поры, как стало известно о восстании в Бурсе.

***

      После ухода падишаха в поход Райхан Султан хотела вернуться в свою опочивальню, но не успела. Дефне Султан дождалась, когда родственницы разойдутся, и велела невестке задержаться.       Райхан Султан, стиснув зубы, осталась в покоях управляющей. Стоя перед султаншей, она ощущала себя крайне паршиво. Ее, видимо, ждала очередная экзекуция. Как будто мало ей досталось от султана. В подтверждении этого синяк на скуле противно заныл. Была у Повелителя ужасная привычка: он временами приходил в такое бешенство, что мог ударить. Если это мужчина — падишах мог и вовсе отрубить голову, не моргнув глазом. Султан обычно хорошо собой владел, однако ярость не была ему чужда. Райхан Султан знала это, как никто другой. Она часто была объектом его гнева, хотя всячески избегала мужа.       В этот раз она получила из-за глупости дочери. Ягмур Султан — ее первенец, ее кровь и плоть, которую она выносила под сердцем, которой в муках дала жизнь, была маленьким дьяволом. Девочка словно помнила, как Райхан Султан ненавидела ее, этот мерзкий плод насилия и ненависти, что набирался сил под ее сердцем. Она словно помнила, что мать мечтала избавиться от нее, хотела, чтобы ребенок не пережил роды. Но Ягмур Султан выжила назло и вопреки. И теперь изводила мать.       Райхан Султан знала, что временами, воспитывая дочь, перегибает палку, но ничего не могла с собой поделать. Если Орхан напоминал ей покойного отца, чьей любимицей она всегда была, то Ягмур Султан, тоже пошедшая внешне в мать, казалась ей чужой. Она напоминала своей валиде, каким образом была зачата, что она –плод жестокости и насилия своего отца-тирана. Но девочки этого не объяснить. Она тянулась к отцу и пыталась быть похожей на него. Сознательно копировала его привычки: потирать подбородок, когда о чем-то думает, сжимать двумя пальцами нос, когда ее что-то беспокоит. Да она даже брови хмурила так же, как султан! Ягмур Султан даже повторяла интонации родителя, доводя мать до белого каления.       Было ужасно больно, мучительно невыносимо видеть в дочери черты своего мучителя. Райхан Султан всеми силами пыталась вытравить их из Ягмур, но встречала яростное сопротивление. Видимо, упрямством девочка тоже пошла в отца. — Могу я поинтересоваться, что ты в очередной раз натворила, раз мой сын наградил тебя пощечиной? — спросила устало Валиде Дефне Султан после того, как Элдиз-калфа принесла ей отвар от лекарши. Едва калфа удалилась, как Дефне Султан отпила из дымящегося кубка.       Райхан Султан горько усмехнулась. Валиде Султан сидела, а она стояла перед ней, словно провинившееся девчонка. Дефне Султан смотрела в ее лицо сверху вниз, но все равно казалась внушительнее, чем она, принцесса по крови, дочь шаха Исмаила. Синяк на скуле снова заныл, как напоминание о сомнительной «награде» падишаха. — Ничего такого, чтобы на меня поднять руку, — отчеканила Райхан Султан, задрав подбородок. Она смело встретила укоризненный взор карих глаз Валиде Султан, и в который раз подумала, что Повелитель все-таки похож на мать. Только Дефне Султан раз за разом обличает жестокость в мягкую перчатку. Но суть одна. — В самом деле? — спросила Валиде Султан вкрадчиво с той же интонацией, что и ее сын-султан. — Откуда на руке у Ягмур синяки? Как ты посмела поднять руку на ребенка султана?! — взорвалась подобно вулкану Дефне Султан, гневно глядя на нее.       Райхан Султан вздрогнула от ее крика и с неверием на нее посмотрела так, словно впервые увидела. Дефне Султан славилась милосердием и справедливостью, но гаремом она управляла твердой рукой и следила за порядком. Слуги ее уважали, но, если султанша выходила из себя — жди беды. Гнев ее был разрушителен.       «Кровь не вода», — подумала Райхан Султан, видя в карих глазах Валиде Султан ту же ярость, что полыхала обычно в глазах султана Мехмеда, когда она имела неосторожность в очередной раз перейти границы его терпения. Мать и сын были похожи. — Ты рассудка лишилась, раз посмела поднять руку на своего ребенка, на маленькую султаншу?! — продолжила распекать ее Дефне Султан.       И у Райхан закололо в носу от подступающих слез. Рано она радовалась, что султан Мехмед ушел в поход, и теперь она сможет свободно дышать и ходить по дворцу без страха наткнуться на него. Рано она радовалась, что в ближайшие месяцы ей не придется со страхом ждать вечера, опасаясь, что султан вспомнит о ней и позовет на хальвет. — Люди лишались жизней и за меньшее, Райхан, радуйся, что мой сын не велел переломать тебе руки за содеянное!       Это чудовище по роковой случайности ставшее ее мужем вполне могло лишить ее конечностей. Он самолично мог исполнить приговор. Не раз Райхан замечала за мужем звериную жестокость, ему словно доставляло удовольствие причинять людям боль. — Вы не желаете поинтересоваться, что послужило причиной тому, что я тронула свою дочь? — спросила Райхан Султан. Она хотела бы говорить твердо и властно, но голос ее дрожал от слез, которые были готовы пролиться из ее глаз.       Как же она ненавидела этот проклятый дворец, ставший для нее усыпальницей, где она гнила. Как она ненавидела султана Мехмеда, его мать, прикрывающую свои поступки благими намерениями и добротой, как ненавидела весь османский род, к которому принадлежали и ее дети и она сама.       Райхан Султан в юности жаждала жизни, боялась смерти, но она тогда не знала, какого это медленно угасать и быть игрушкой в руках сильнейших. Уж лучше бы она умерла в тот день, когда армия султана Мехмеда штурмовала дворец ее отца. Нужно было выпить яд еще тогда, чтобы не видеть падения своей семьи. Не видеть голову отца, нанизанную на пику по приказу Мехмеда Кровавого. — Какой бы не была причина, она дочь султана Мехмеда, его кровь и плоть, помни об этом, Райхан. Не дай Аллах подобное повториться. В лучшем случае я отниму у тебя детей, а тебя вышлю в Старый Дворец. В худшем тебя ждет смерть, — выговорила Дефне Султан. — Можешь идти.       Райхан Султан поклонилась и поспешила покинуть злополучные покои управляющей гаремом. Слезы жгли глаза, нос заложило так, что женщина хватала ртом воздух. Она прошла мимо гарема, в котором убирались наложницы. Девушки с интересом смотрели ей вслед и начали перешептываться. Но Райхан ничего не видела и не слышала. Почему она тогда не сдержалась? Знала же, что в случае чего ее никто не сможет защитить. Она давно не принадлежала самой себе. Единственная ее собственность — ее жизнь, и та находится под угрозой. — Госпожа, Ягмур Султан не хочет возвращаться к вам, — сказала Эсма-хатун, ее верная служанка, вернувшись из покоев Халиме Султан, где Ягмур Султан играла с братьями и сестрой. Райхан султан все время удивлялась тому, как Халиме терпит такое количество детей в своей опочивальне. Они же шумят, кричат, носятся. — Она приказала мне вернуться к вам и сказать, что султанша занята.       Райхан Султан поджала губы. Дочь знала, что является ребенком султана, и уже раздавала приказы. — Я сама за ней схожу, присмотри за Орханом, — велела Райхан Султан. Ее любимый сын играл в детской, довольствуясь обществом самого себя. Он не привлекал внимание, и рос послушным ребенком. И почему Ягмур совсем на него не похожа?       Райхан Султан направилась в покои Халиме Султан, ощущая раздражение. Она не любила выходить из опочивальни и избегала людей. Почему она должна бегать и вылавливать Ягмур?!       Слуги Халиме Султан объявили о ее приходе, и Райхан ураганом влетела в опочивальню второй жены султана. Хозяйка покоев встретила ее поклоном, как того требовали обычаи. Райхан Султан выше нее по статусу и все об этом знали и чтили правила. Мало кто рисковал вызвать на себя гнев Повелителя. — Райхан Султан, чем обязана? — спросила Халиме Султан громко, пытаясь перекричать крики детей, что резвились в детской. — Я пришла за дочерью, — сообщила принцесса уверенно. — Султанша желала продолжить игру, госпожа, — сухо промолвила Халиме Султан, глядя зелеными глазами прямо на Райхан. Ей показалось, что рабыня смеется над ней. Над тем, что она не имеет никакой власти ни в гареме, ни в султанских покоях, ни над собственной дочерью. — Я лучше знаю, что нужно моей дочери, Халиме. Лучше следи за своими, — процедила раздраженно Райхан Султан, у которой от шума начало звенеть в ушах, а виски сдавила головная боль. Если Халиме Султан и была уязвлена, она этого не показала, лишь усмехнулась ей в лицо так, что глаза ее вспыхнули.       Райхан Султан решительно направилась в детскую, в которой все оказалось перевёрнуто. Дочь она застала за крайне интересным занятием: девочка пыталась связать лентой руки шехзаде Махмуда, который лежал на полу, поваленный шехзаде Джихангиром и шехзаде Мустафой, который лупили его деревянными мечами. Махмуд делал вид, что сопротивляется. Он без труда мог скинуть с себя Ягмур Султан, которая сидела на нем верхом, как на лошади. — Прекрасная леди, — не видя, что их покой нарушен Райхан Султан, промолвил шехзаде Джихангир, закончив лупить старшего брата мечом. Он повернулся к Амаль Султан, которая стояла в стороне. — Дракон, посмевший напасть на вас, повержен, — сказал мальчик, указав деревянным мечем на шехзаде Махмуда, который лежал на полу, придавленный братом Мустафой. Ягмур Султан наконец связала ему руки. Райхан Султан задохнулась от возмущения. Султанше не пристало играть в такие игры! — Ягмур! — окрикнула она дочь. Девочка тут же вскочила на ноги и быстро поклонилась матери. Райхан Султан с раздражением смотрела на порванную по шву юбку платья дочери, на растрепанные волосы. Но девочка не выглядела виноватой, а скорее наоборот. — Матушка, мы еще не доиграли! Нам нужно казнить дракона и сыграть свадьбу короля и прекрасной девы, — протараторила Ягмур Султан откинув рукой от лица растрепавшиеся волосы. — Позже доиграете, Ягмур. Тебе пора в хамам, — сказала Райхан Султан, глядя строго на дочь. Девочка насупилась, когда мать подошла к ней и взяла ее за руку.       Райхан Султан чувствовала на себя немигающий взгляд дочери и взоры остальных детей султана, направленные на нее. Она молилась, чтобы Ягмур не начала истерику со слезами и криками. Была у нее такая отвратительная черта.       К счастью, султанша ограничилась недовольным взором и сопением. Райхан Султан, держа дочь за руку, привела ее в свои покои. Тут-то запасы терпения Ягмур Султан иссякли. Девочка вырвала руку из хватки матери, отошла на нее и вскрикнула: — Почему ты постоянно все портишь?! — Райхан Султан поджала губы, глядя на дочь, лицо которой перекосила ярость. Карие глаза ее полыхали и в них стояли злые слезы. — Почему не дала нам доиграть?! Я же сказала тебе, что мы не доиграли. Ты обязана выполнять мои приказы, я султанша династии, а ты — рабыня.       Райхан Султан вздрогнула так, словно ее ударили и с неверием посмотрела на дочь, словно впервые ее увидела. Да как она посмела такое сказать?! Откуда набралась подобных речей. — Что за слова?! — вопросила Райхан Султан, чувствуя поднимающееся в душе пламя ярости. Почему ее дочь была такой грубой, неотесанной дикаркой? Как смела она так говорить с ней, со своей матерью? — Как смеешь ты такое мне говорить? — Правда глаза колет? — спросила бесстрашно Ягмур Султан, вздернув острый подбородок. — Ты — рабыня моего отца-султана, твоя задача служить династии, а значит служить мне!       Этого Райхан Султан стерпеть уже не могла. Она прекрасно знала свое место, хотя всеми силами пыталась себя убедить, что она свободная женщина, а не рабыня. Но по сути она являлась невольницей султана Мехмеда, как и остальные его женщины. Невольницей, которая должна была ублажать ненавистного мужа. Да, падишах взял ее в законные жены, но сути это не меняло.       Райхан Султан убеждала себя, что она свободная мусульманка, цеплялась за свои корни, твердила всем и самой себе в первую очередь, что она — дочь шаха Исмаила, его кровь и плоть, в не течет кровь не менее древней династии правителей Сефевидского государства. Но в глубине души Райхан прекрасно понимала свое положение в Османской Империи. Игрушка султана Мехмеда, его военный трофей, рабыня без права выбора. Однако одно дело понимать это, совсем другое слышать горькую правду из уст собственного ребенка.       Грудь опалил неистовый жар, пот заструился по спине, ярость вспыхнула в сердце. Подаваясь этой ярости, Райхан Султан схватила дочь за руку, всем сердцем желая вытрясти из нее эту дурь, привести проклятую девчонку в чувства. — Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, Ягмур? — вопросила принцесса, стиснув худенькое запястье дочери. Ягмур Султан была худощавей Амаль Султан и казалась хрупкой, но все перечеркивал бешенный нрав, полученный от отца. Вот и теперь девочка не думала начать оправдываться или извиняться, она смело встретила ее взгляд и в ее глазах ярости было не меньше. — Ты здесь никто и звать тебя никак. Дочь предателя и убийцы, павшего от рук моего отца, — процедила Ягмур Султан. Слезы высохли от бушующей злобы, она и не думала оступать. — Махмуд рассказывал братьям, что отец насадил его голову на пику, а затем выставил ее на позорные камни у фонтана палача, чтобы все видели и боялись!       Райхан Султан рвано вздохнула и замахнулась на дочь, которая дернулась всем телом, пытаясь увернуться от пощечины. Но Райхан сдержалась, видя ужас в глазах дочери.       Что она творит? Она же не чудовище! Женщина корила султана за жестокость, а теперь хотела ударить собственного ребенка. Слабость навалилась на принцессу, та разжала хватку на руке дочери и отшатнулась от нее.       Ягмур Султан прижала к груди руку, отодвинула рукав платья и увидела синяки. Райхан Султан стало стыдно, она хотела приблизиться к девочке, но та сделала шаг назад и смирила ее презрительным взором: — Ты пожалеешь об этом, — сказала султанша и выбежала из покоев.       Райхан султан хотела побежать следом, но понимала, что это бесполезно. Ягмур вспыльчива и упряма, она закатит безобразную истерику у всех на виду. Пусть сначала успокоится и вернется обратно. Бывало, после ссор султанша не хотела говорить с матерью, но со временем ее злоба утихала, наступало некое перемирие, пока снова не разгорался конфликт из-за какой-то мелочи.       Райхан Султан села на тахту, чувствуя, как ее потряхивает от гнева. Как она упустила воспитание дочери? Как?! — Мамочка, — раздался тонкий голос Орхана со стороны детской. Принцесса вздрогнула и посмотрела на него. Улыбка тронула ее вишневые губы. Только он, ее маленький львенок, любил ее в этом мире и не стремился ее покинуть. Мальчик рос тихим и покладистым. Кажется, весь сумасбродный и дикий нрав достался Ягмур Султан, оставив Орхану только короткость и доброту. — Ты все слышал, сынок? — устало спросила Райхан Султан, когда сын подошел к ней. Он был в рубашке и бриджах, его темные волосы были аккуратно расчесаны. Ягмур Султан постоянно портила вещи, рвала платья, пачкала их, теряла банты. Шехзаде Орхан же все вещи носил бережно и аккуратно. — Ягмур не права, она вас обидела, я поговорю с ней, — сказал шехзаде, глядя на мать черными глазами на смуглом лице. Райхан Султан обняла сына. Только рядом с ним она получала покой. Ее драгоценный мальчик был похож на деда шаха Исмаила внешне и оттого был любим ею. К тому же ко второй беременности Райхан Султан смирилась со своей ролью, почти смирилась, и ребенок не вызывал в ней отвращения, как было с Ягмур.       Шехзаде Орхан обнял мать и погладил ее по волосам. Его маленькие ладошки даровали исцеление. Но покой их был безжалостно нарушен, когда двери распахнулись и в опочивальню ураганом не ворвался сам Повелитель. — Отец! — вскрикнул Орхан, вырвавшись из объятий матери.       Райхан Султан тоже поспешила встать с тахты и поклонилась, глядя, как султан Мехмед проходит вглубь покоев, направляясь к ней решительным шагом. Она смотрела в его все еще красивое, но холодное лицо и в душе у нее все сжималось. Повелитель не выглядел злым. Но Райхан Султан знала, что такое его поведение — самое опасное. Когда он бушует, как ураган, хотя бы известно к чему готовиться. Когда тих — произойти может все, что угодно. — Орхан, здравствуй, как ты? — спросил султан у сына, когда тот приблизился к нему, чтобы поцеловать руку отца. — Я в добром здравии, — ответил шехзаде, глядя на отца. Тот провел рукой с драгоценными перстнями на пальцах по волосам сына. — Сходи навести братьев, они в покоях Халиме Султан. Думаю, вы хорошо проведете время, — сказал падишах. Точнее приказал.       Шехзаде Орхан посмотрел на мать, которая замерла, боясь пошевелиться. Она не хотела, чтобы сын уходил, он был ее щитом против султана, единственной ее защитой в этом проклятом месте. Но Райхан Султан не могла прятаться за спиной шестилетнего ребенка, как бы ей не хотелось. Она кивнула в знак одобрения, чувствуя нарастающий ужас.       Шехзаде Орхан поспешил прочь из покоев. Райхан Султан и Повелитель наблюдали, как за ним закрывается дверь. Некоторое время оба стояли в тишине. Султанша надеялась, что султан пришел просто так, а не из-за того, что Ягмур успела нажаловаться ему.       Некоторое время стояла тишина, султан не шевелился, глядя на дверь, а Райхан боялась случайно издать какой-то звук и привлечь его внимание. В покоях вдруг стало душно, воздух стал вязким и Райхан Султан ощущала, что ее кидает то в жар, то в холод.       В следующий миг падишах резко повернул голову и посмотрел прямо на нее, Райхан Султан не успела отшатнуться, только увидела, как взмыла в воздух его рука, а в следующий миг щеку обожгло сильной болью — кольцо разодрало ее нежную кожу. Повелитель был выше нее больше, чем на голову. Он — сильный здоровый мужчина, рука у него тяжелая, а она — хрупкая женщина. Голова Райхан дернулась, и султанша рухнула к ногам падишаха.       Женщина ощутила, как глаза обожгли злые слезы унижения и боли, к тому же она прикусила язык — во рту появился привкус крови. Она даже не успела приложить к полыхающей щеке руку и отползти к тахте, когда султан кинулся к ней и схватил ее за волосы одной рукой. Вторая тисками сомкнулась на ее шее. — Я могу свернуть тебе шею одним резким движением. Назови хоть одну причину, по которой я должен тебя помиловать? — спросил султан Мехмед тихим вкрадчивым тоном. Уж лучше бы он кричал на нее.       Райхан Султан попыталась разжать хватку у себя на шее, ее руки вцепились в руку падишаха, силясь разжать стальные пальцы, но безуспешно. Воздуха не хватало, она смотрела в серые глаза султана и видела в них лишь смерть.       Наконец, Повелитель разжал пальцы на шее, Райхан Султан сделала спасительный вдох, закашлявшись, но не тут-то было. Он дернул ее за волосы, вынуждая подняться на дрожащих ногах. — Почему я нашел дочь в закоулке дворца ревущей? Почему она, обнимая меня, говорила, что ты ее не любишь? Почему у нее на руке синяки от твоих пальцев?! — по мере того, как султан говорил голос его становился все тверже и тверже. Он отпустил ее волосы, и от боли на глаза Райхан навернулись слезы. Она хотела бы отшатнуться, чтобы быть подальше от мучителя, хотела убежать от него, но знала — спасения не будет. Он все рвано ее настигнет и убьет. — Молчишь, — презрительно выплюнул султан Мехмед, которого не интересовали причины, что привели Ягмур в темный закоулок Топкапы и вызвали ее слезы. Его интересовал лишь итог. — Сказать нечего?       Райхан Султан дрожала от подступающей истерики, от слез все плыло перед глазами, в горле першило, голова ныла от хватки на волосах. — Может тебе руки отрубить за содеянное? — предложил Повелитель, шагнув к жене. Та отшатнулась, пытаясь спастись, но ноги ее подвели — она снова рухнула на пол, к его ногам. — П-простите, — прошептала она и зажмурилась. Ей казалось, что он вытрясет из нее жизнь собственными руками. — За то, что ты подняла руку на моего ребенка — тебя следует убить, но я дам тебе шанс, ради нашего сына. Он тебя любит, не понимаю за что, но любит. Еще раз повториться подобное, я тебя собственными руками задушу. Клянусь своим троном, Райхан, у тебя даже могилы не будет.       Сказав это, падишах покинул ее покои, напоследок громко хлопнув дверью. А Райхан Султан разрыдалась в голос, как маленький обиженный ребенок. Она прислонилась спиной к тахте, прижала к груди колени заплакала. Как же ей хотелось, чтобы кто-то пришел и утешил ее, чтобы сказал, что все будет хорошо, тьма отступит и наступят хорошие, светлые дни. Временами султанша думала, что хуже быть не может. Но она каждый раз ошибалась. Хуже может быть всегда. Это только вопрос времени и обстоятельств.       Вспоминая ту ссору, Райхан Султан шла по коридору дворца, словно по раскаленным углям. Ее в этом дворце никто не любил, никто не защищал и не оберегал. Да, на ее стороне сын, но много ли толка от шестилетнего шехзаде? Он же даже не наследник престола, а шестой сын. Да, рожден в законном браке от династического союза, но Повелителем он никогда не станет. У него много врагов.       Временами Райхан Султан думала сдаться и наложить на себя руки. У нее был яд. Она могла и сына с собой забрать, он без нее обречен умереть мучительно смертью — от шелкового шнурка, в руках немых палачей. Впрочем, он и с ней не выживет. Может, стоит исполнить задуманное? Развести яд, напоить им сына и самой испить. Пусть Ягмур останется с отцом-султаном, которого так любит. Она девочка, с ней ничего дурного не случится.       Еще Райхан Султан желала смерти мужу, словно смерть султана освободила ее из золотой клетки. Но стоит Повелителю уйти в лучший мир, как за Орханом придут палачи. Только из-за сына Райхан молилась за здравие султана. Она молилась за здравие своего мучителя, но сердце ее желало ему смерти. Вот такой вот парадокс выходил. — Райхан Султан, здравствуйте, — навстречу ей вышла черноволосая и кареглазая стройная женщина, облаченная в красивое зеленое платье. В ее волосах сверкала золотом корона, к которым был прикреплен платок. — Здравствуйте, — промолвила Райхан Султан, глядя на женщину, которая поклонилась ей. Она пыталась вспомнить ее имя, но не могла. — Меня зовут Атике Султан, я дальняя родственница султана Мехмеда, жена нового наместника Румелии, — представилась султанша, очередная родственница тирана и убийцы. — Мое имя вам известно, — ровно произнесла Райхан Султан, желая поскорее отделаться от ее общества. Ее ждала очередная книга и одиночество, пока дочь носиться с сестрой, а сын на занятиях. — С вами все в порядке, госпожа? — спросила Атике Султан, как показалось Райхан, искренне. — Да, — кивнула она. — Не желаете погулять в саду? — предложила Атике Султан с улыбкой. — Я здесь никого не знаю и чувствую себя чужой.       Райхан Султан усмехнулась. О, как же она ее понимала. Лучше, чем кто-либо понимала. Она за десять лет так и не смогла стать в Топкапы своей. Может, стоит уделить ей время? Все-таки подруг у нее никогда не было, все представительницы династии видели в ней врага семьи. А Атике Султан только-только прибыла, ее еще не настроили против нее. — Я с радостью с вами прогуляюсь, султанша. Давно не выходила в сад, — согласилась Райхан Султан. Тут она не лукавила.