Перекрестки судеб

***

      Дворец Топкапы, в котором она ранее никогда не была, наводил трепет. Впервые переступив его порог, Айше Атике Султан затаила дыхание, с интересом рассматривая убранства. Ее матушка, Гевхерхан Султан, была права, Топкапы прекрасен, как не посмотри.       Ее встречали. Две девушки, облаченные в дорогие одежды, явно султанши, и их слуги в одеждах попроще. Атике Султан окинула двух молодых женщин придирчивым взглядом карих глаз. Одна была высокая, статная и с огненно-рыжими волосами, что были завиты и струились по ее острым плечам. Она стояла, расправив плечи, подняв подбородок. Взгляд синих глаз ее был тверд, в них царил покой, но вместе с тем чувствовалась и твердость. Видимо, с ней у нее будут проблемы.       Вторая девушка была похожа эфемерное и нежное создание: светловолосая и сероглазая, она улыбалась Атике Султан, отчего ее глаза сияли. В ней не было и половины той стати, что в ее рыжеволосой спутнице. — Здравствуйте, султанша, мы вас заждались, — произнесла молодая женщина с огненно-рыжими волосами, улыбнувшись. Но улыбка ее была лживой, она так и не дошла до ее выразительных глаз, вокруг них не появились мимические морщинки. — Добро пожаловать в Топкапы, султанша, — улыбнулась светловолосая девушка, которая говорила искренне. — Добрый вечер, — поздоровалась Атике Султан. Она улыбнулась, но в отличии от рыжеволосой девушки знала, что нужно немного сощурить глаза, чтобы ввести собеседника в заблуждение. — С кем имею честь беседовать? — Ах, простите, где же наши манеры, — суетливо сказала светловолосая султанша. — Позвольте представить вам мою старшую сестру — Ханзаде Султан, — Атике Султан поклонилась дочери падишаха. Значит, она правильно подумала, это дочери султана Мехмеда. — Меня зовут Асхан. — Приятно с вами познакомиться, султанши, — улыбнулась Атике Султан. — Вы прекраснее, чем о вас говорят, — льстиво заметила она. — Неужели о нас говорят за пределами столицы? — поинтересовалась Асхан Султан, более общительная и доверчивая. Она излучала свет, и располагала к себе. — Да, — кивнула Атике Султан. — Уверяю вас, вся империя знает и говорит о прекрасных розах сада султана Мехмеда.       Если ее слова растопили сердце Асхан Султан, то Ханзаде Султан они не тронули. — Полагаю, нам нужно поспешить к Валиде Султан. Вы, должно быть, устали с дороги. — Мой супруг отправился к Повелителю, — поделилась Атике Султан. — К сожалению наш дворец еще не готов. — Пока ремонт в вашем дворце не будет завершен, вы будете жить в Топкапы, — ответила Асхан Султан. — Гизем-калфа, покажите слугам госпожи путь до ее новых покоев. Пусть они отнесут сундуки туда. — Благодарю вас, султанша, — склонила голову Айше Атике Султан, улыбаясь кончиками губ. — Что вы, это меньшее, что я могу сделать, — ответила довольная Асхан Султан, которая даже не подозревала с какой целью они с супругом прибыли в столицу.       Коридоры Топкапы бесконечно петляли, но были освещены светом факелов. Добавляли света и многочисленные окна. Атике Султан старалась сильно не крутить головой, понимая, что должна вести себя степенно и уверенно. Но восторг, охвативший душу, она скрыть не могла. Если их планы осуществиться, она будет частым гостем в этом дворце.       Когда они проходили мимо гарема, полного красавиц со всего света, Атике Султан улыбнулась. Гарем ее двоюродного брата был намного меньше, и в конце концов сузился до двух жен и четырех детей, трое из которых сыновья. Что-то ей подсказывало, что шехзаде Селим оценил бы прекрасных невольниц, он был любителем красивых женщин, но был ограничен из-за страха разоблачения.       Наложницы, увидев султанш династии, выстроились в шеренгу и склонились в поклонах. Когда они прошли мимо, рабыни начали перешептываться. Видимо, не ожидали увидеть в Топкапы новое лицо.       Когда слуги распахнули двери в покои управляющей гаремом, Айше Атике Султан вздохнула и нацепила на лицо радостную улыбку. К счастью, она с детства освоила навык притворства и лжи так, что показывать необходимые чувства окружающим для нее самое простое из дел.       Покои Валиде Дефне Султан встретили ее запахом лекарств. Видимо, слухи не лгут. Султанша больна. Не удивительно, что недуги ее терзают, возраст Дефне Султан перевалил шестидесятилетний рубеж. Но вопреки ожиданиями хозяйка покоев не отдыхала в постели. Она, облаченная в закрытое платье из темно-фиолетовой парчи, восседала на тахте в окружении родственниц — султанш, к которым тут же присоединились Ханзаде Султан и Асхан Султан. — Валиде Дефне Султан, доброго вам дня, — поклонилась Атике Султан, после чего устремила мягкий взор темно-карих глаз на мать султана Мехмеда. — Добро пожаловать в столицу, Атике Султан, мы ожидали ваш приезд только через неделю, — промолвила Валиде Султан негромко. Голос ее казался уставшим и слабым. Она остановила взор карих глаз на лице Атике Султан, и на мгновение гостья ощутила дискомфорт. Но волноваться не о чем. В том, что никто не знает о причинах ее приезда, Атике Султан не сомневалась. — Мой супруг, Доганджибаши Фюлаге-бей, узнав о предателях мятежниках, посмевших бросить тень на престол нашего Повелителя, спешил в столицу, не жалея лошадей, — сообщила Атике Султан.       Взгляд Дефне Султан смягчился. — Где же ваши дети? — спросила султанша.       Атике Султан немного напряглась. Она не выносила, когда кто-то посторонний спрашивал о ее отпрысках, коих у нее было семеро. Пятеро ее детей давно выросли и разлетелись по разным концам империи, неся волю шехзаде Селима. Три сына ее возглавили провинции, две дочери стали женами санджак-беев, таким образом дети Атике Султан связали воедино пять санджаков и привели их под знамена законного наследника трона. Трона, который был отнят у ее семьи, подлостью и ядом. И одна из виновных в крахе ее семьи сейчас вела с ней беседу. — Старшие мои дети создали свои семьи, султанша, — улыбнулась Атике Султан, всеми силами пытаясь понравиться госпоже, матери султана. Она должна втереться ей в доверие, тогда-то она сможет осуществить задуманное. — Младшие, Мёге и Дильназ, прибудут позже. Они гостят у моей матушки Гевхерхан Султан.       Дефне Султан покивала ее словам. — Как здоровье вашей матери, султанша? — Годы берут свое, моя госпожа. Матушка часто болеет и почти не покидает своего дворца, — сообщила Атике Султан.        О том, что ее мать их всех переживет, она предпочитала не говорить. Из всех детей Нурбану Султан и шехзаде Селима, осталась только Гевхерхан Султан. Шехзаде Мурад погиб, пытаясь отвоевать престол, отнятый у него дядей, султаном Баязидом-мятежником. Эсмехан Султан погибла в ночь, когда в ее дворец прорвались воины шаха Исмаила, желающие отнять жизнь шехзаде Селима, ее племянника. Султанша смогла вывести племянника в лес, но сама сбежать не успела. Фатьма Султан умерла родами. Шах Султан отдала Аллаху душу около семи лет назад, она попала под дождь и слегла с воспалением легких. Долгое время лекари говорили, что она поправиться. Султанша всегда обладала крепким здоровьем, но удача покинула их. Шах Султан скончалась так и не увидев племянника на троне. — Не хотите разделить с нами трапезу? — предложила Дефне Султан из вежливости. — Не откажусь, — с улыбкой ответила Атике Султан.       Через некоторое время султанша восседала за столом в окружении членов султанской семьи и чувствовала себя неуютно. Она в каждом видела угрозу, но всеми силами пыталась понять, кто кого из себя представляет. Кто может помочь ей в осуществлении замыслов, а кто доставит неприятности.       Больше всего ее настораживала старшая дочь султана Ханзаде Султан, которая беседовала с Валиде Султан. Казалось, что ей нет до нее дела, но, когда Атике Султан отводила от нее взгляд, султанша глядела на нее и увиденное ей не нравилось, судя по поджатым губам.       Асхан Султан угрозы не представляла. Она разговаривала с русоволосой девушкой с серыми глазами, очевидно, с еще одной дочерью султана. — Позвольте представить вам моих внучек, Атике Султан, — произнесла, наконец, Дефне Султан, закончив разговор с Ханзаде Султан, которая продолжала наблюдать за Атике Султан. — Ханзаде Султан, свет моей жизни, — ласково сказала Валиде Султан, обратив взор на старшую из внучек. Атике Султан с улыбкой наблюдала, как в глазах рыжеволосой госпожи тают льдинки, когда она смотрела на бабушку. — Моя луноликая Асхан Султан, — с такой же нежностью и любовью сказала Дефне Султан, обратив взор на вторую дочь султана. Та ясно ей улыбнулась, видимо, не любила носить маски и скрывать истинные чувства. — Дильруба, наш прекрасный цветок, — уже холоднее представила Валиде Султан, указав на султаншу с русыми волосами и серыми глазами, с которой вела беседу Асхан Султан.       Дильруба Султан улыбнулась Атике Султан, но улыбка так и не озарила ее глаза. Похоже, в этом она была похожа на Ханзаде Султан. Но, покосившись на черноволосую очень красивую женщину с зелеными глазами, Дильруба Султан учтиво произнесла: — Рада с вами познакомиться, Атике Султан. — Вы очень красивы, госпожа, — льстиво заметила Атике, пытаясь прощупать почву, но наткнулась на такой же холодный взор серых глаз и вежливую улыбку, которая напоминала презрительную.       Чтобы как-то отвлечься, Атике Султан обратила взгляд карих глаз на красивую женщину с зелеными глазами. Ее трудно было впечатлить, все же гаремы османов славились прекрасными женщинами. Но в этой султанше было столько стати и достоинства, что не заметить ее было просто невозможно. Она приковывала к себе взоры окружающих. Черные волосы ее блестели и были уложены в интересную прическу из кос. Их венчала корона из золота, украшенная кровавыми рубинами. Каре-зеленые глаза ее были подведены сурьмой, само лицо отличалось совершенством: высокие скулы, пухлые губы, тонкий нос с небольшой горбинкой, совершенно не портивший лицо султанши, а добавляющий ему некую изюминку.       Стать, достоинство, роскошный наряд и привычка сидеть прямо, горделиво расправив плечи и подняв острый подбородок — все это напоминало Атике Султан ее любимую невестку Дилавиз Султан — первую жену шехазде Селима. Так вести и нести себя могла только любимая женщина, поэтому Атике Султан сопоставила слухи о семье Повелителя и спросила с неизменной улыбкой на губах: — Вы, должно быть, Хандан Султан? — присутствующие переглянулись и повисла тишина. Женщина в красном растянула алые губы в улыбке и поинтересовалась, сузив глаза: — С чего вы это взяли, султанша? — в тоне ее ясно прозвучала насмешка. — Трудно не узнать любимую женщину султана Мехмеда, госпожа, — все так же услужливо заметила Атике Султан. — Вынуждена вас разочаровать, султанша, — отозвалась султанша в красном. — Меня зовут Халиме Султан, я мать четверых детей нашего Повелителя. — Прошу прощения, Халиме Султан, я обозналась, — севшим голосом пробормотала Атике Султан, чувствуя себя паршиво. И с чего это она решила, что эта красавица Хандан Султан?        Она хотела втереться в доверие к Хандан Султан, к любимице Повелителя, убедить ее в своей верности и поддержке, а потом через нее подобраться ближе к падишаху. Как еще можно управлять мужчиной, если не через его любимую женщину? Но Атике Султан обозналась и теперь ощущала на себе насмешливые взгляды присутствующих. Но, если Халиме Султан обладает такой выдающейся красотой, то насколько прекрасна Хандан Султан?       После трапезы в покоях управляющей гаремом Атике Султан оправилась в выделенные для нее покои. Те были красивыми, но не отличались большей роскошью. Все-таки она гостья в этом дворце. Но это пока… Пока на троне сидит султан Мехмед. Стоит ему успокоиться в могиле, Топкапы станет для нее домом — в этом Атике была уверенна. Она была любимой сестрой шехзаде Селима, вернее, верила в это.       Султанша подошла к зеркалу и придирчиво себя оглядела. В дорожном темно-коричневом платье она напоминала служанку, а не госпожу. Нужно срочно менять это. Теперь, когда ее муж наместник Румелии и член Совета дивана, она должна выглядеть соответствующе. К сожалению, ранее она не могла себе позволить роскошные наряды. Она дочь опальной госпожи, правнучка султана Сулеймана, получала из Топкапы жалование, но это были гроши. На них можно было жить, но не роскошно.       К тому же все золото уходило на подготовку восстания, которое свершиться очень скоро. Осталось только помочь действующему падишаху встретиться с Всевышнем и умертвить всех его сыновей и внуков.

***

      Ее валиде забылась беспокойным сном, и она, скрывая дрожь в теле, покинула дворец. Султанша, отойдя прочь от дворца плача, обернулась на мгновение и поджала губы. Она надеялась, что матушка не проснется до ее возвращения. Но на всякий случай Альмас Султан оставила записку, где говорила, что хочет совершить конную прогулку в компании служанки. Верная Айше-хатун, действительно, дожидалась ее у конюшни. Кутаясь в темно-зеленый плащ, хотя царила теплая погода, госпожа приблизилась к конюшне. К счастью, Айше-хатун видимо, отвлекла внимание стражи. — Султанша, — тихо позвала девушку Айше-хатун, облаченная в серый потертый плащ. Альмас Султан, оглядевшись, нырнула в закоулок, где они с Айше обменялись плащами. Они облачились в платья одного цвета, а теперь поменялись и плащами. Альмас Султан специально немного походила по Старому дворцу, где жила с матерью последние шесть лет, чтобы слуги запомнили ее в зеленом плаще.       Девушки натянули на черноволосые головы капюшоны, чтобы черт лица их не было видно. Альмас Султан специально прикрыла лицо платком. Она притворялась правоверной мусульманкой, чтобы уйти от надзора незамеченной.       Султанша и ее служанка оседлали лошадей и покинули конюшню. Некоторое время они ехали вместе, не обмениваясь и словом, но у развилки девушки переглянулись и направили лошадей по разным дорогам.       Альмас Султан оттянула поводья и перешла на галоп. Девушка все подгоняла время, боясь опоздать. Еще она боялась, что кто-то узнает о чувствах, что связывали ее с ним. Они оба представитель Османской Династии, Сулейман и вовсе шехзаде. Они не имеют права на брак, но их сердца связаны красной нитью. Он — это она, а она — это он.       Добравшись до их поляны, султанша остановила лошадь и огляделась. Всюду, куда хватало глаз, была высокая трава и цвели цветы. В воздухе витал приятный аромат. Султанша, увидев объект воздыхания, улыбнулась и спешилась с лошади. Она, подобрав юбки платья, начала прорываться сквозь заросли трав, достигающих ее бедер. Шехзаде Сулейман стоял к ней спиной, он был так же, как и она, облачен в серый плащ и в капюшон. Но Альмас Султан знала, что это он. Его высокую фигуру она узнала бы из тысячи.       Султанша подошла к шехзаде, не в силах сдержать радостную улыбку. Сердце ее стучало где-то в висках, на лицо бросилась краска. Сулейман, должно быть, слышал, как она пробиралась сквозь заросли, но не подал вида.       Альмас Султан остановилась за спиной у шехзаде и, встав на цыпочки, накрыла ладошками глаза юноши. — Альмас! — восторженно произнес Сулейман и накрыл ее руки своими ладонями. Он провел по ним с неимоверной нежностью, отчего приятное тепло расползлось по ее телу. Наконец, шехзаде обернулся. — Сулейман, — прошептала Альмас Султан, преданно и восторженно глядя в лицо молодого мужчины. О, как он был красив! Ни до, ни после она не встречала никого, кто мог бы приблизиться к его совершенному лику. А как умен, смешон и добр. — Здравствуй, Альмас, — сказал Сулейман, глядя сверху вниз на девушку рядом с собой. У него были очень красивые глаза: большие, выразительные, обрамленные длинными черными ресницами. Они были темно-карими, похожими на крупные вишни, увлажненные каплями дождя. Альмас Султан тонула в этих глазах, и весь мир замирал, когда она встречалась с его проникновенным взглядом. Султанша была безнадежно влюблена в этого человека. Она, неопытная в любовных делах, выросла на книгах и легендах о большой и искренней любви, и верила, что обязательно в ее жизнь придет храбрый и благородный мужчина. Нет, о принце она никогда не мечтала, как выяснилось, зря.       Альмас Султан в который раз поблагодарила Михрумах Султан, свою любимую тетушку, которая никогда о ней не забывала и писала ей письма из далекого Алжира, отправляла подарки, украшения, ткани, книги. Юная султанша была падка на подобные вещи, как и ее отец, если верить Дениз-хатун.       Год назад тетушка Михрумах Султан прибыла в столицу, чтобы навестить ее. Она подарила ей несколько роскошных платьев и предложила съездить в усыпальницу султана Сулеймана, ее прадеда. Альмас согласилась, желая побыть в приятной компании родственницы. Они доехали до усыпальницы и у могилы знаменитого предка и его законной жены Хюррем Султан, Альмас Султан поинтересовалась, видела ли Михрумах Султан знаменитых на весь мир предков. Михрумах Султан ответила утвердительно. И Альмас Султан даже испытала чувство зависти.       На обратном пути они заехали в дом Ясемин-хатун и Эмине-хатун, там то и состоялась ее судьбоносная встреча с шехзаде Сулейманом. Она сама не поняла, что заинтересовалась этим остроумным и красивым юношей. Спустя несколько дней тетушка Михрумах пережала ей письмо от Сулеймана, пообещав, что ничего не расскажет Дениз-хатун. И не рассказала.       Михрумах Султан пробыла в столице около двух месяцев, пока ее не выпроводили обратно в Алжир. Альмас Султан была раздосадована отъездом тетушки и злилась на султана Мехмеда, который был так несправедлив к сестре. Михрумах Султан в течении двух месяцев способствовала ее встречам с Сулейманом, она прикрывала ее перед Дениз-хатун, объясняла тонкости обольщения мужчин, еще она научила ее тайному шифру. Альмас была ей благодарна. Шехзаде Сулейман тоже овладел этим шифром, и теперь они вели переписку без страха, что письма угодят не в те руки. — Я так скучала по тебе, — произнесла Альмас Султан, когда шехзаде Сулейман положил руки на ее талию. Он всегда касался ее с нежностью, словно она была его величайшим сокровищем. — Я тосковал сильнее, — немного хрипло промолвил молодой мужчина. Порыв ветра сорвал с его головы капюшон, явив миру отросшие, чуть вьющиеся черные волосы шехзаде.       Альмас Султан поспешила надеть на голову любимого капюшон. Она прильнула к нему и лицо ее оказалось непозволительно близко к его красивому смуглому лицу. Шехзаде Сулейман сократил расстояние между их губами и поцеловал ее. Альмас Султан показалось, что у нее отросли крылья и она воспарит над землей. Шехзаде отстранился от ее губ, держа ее за талию. У Альмас Султан дрожали ноги, грудь ее тяжело вздымалась под тканью платья. Потемневший взгляд юноши скользнул по ее шее и остановился на линии груди. Шехзаде натужно проглотил слюну и отстранился. Альмас Султан наблюдала, как он снимает плащ. Сулейман расстелил его на траве. Они опустились на плащ шехзаде на колени, напротив друг друга. — Шехзаде, — промолвила Альмас Султан, подаваясь к любимому. Она накрыла ладошкой его гладковыбритую щеку. — Я не шехзаде, Альмас, я отказался от притязаний на трон и получил титул султанзаде, — покачал головой Сулейман. — Но сути это не меняет, — возразила Альмас Султан, улыбаясь. — Новый титул не лишит тебя крови, текущей в твоих жилах. Ты прямой потом султана Сулеймана, названный в его честь. — Альмас, прошу, не говори так, — немного взволнованно шикнул мужчина и тут же огляделся по сторонам, словно кто-то мог их услышать в лесу. Он выглядел напуганным, хотя и пытался скрыть беспокойство. Подобная трусость не шла ему. — Ты знаешь закон нашего знаменитого предка, но султан Мехмед даровал мне жизнь. Я ценю его дар, — сказал твердо шехзаде Сулейман. — Едва я брошу тень на его престол, ты знаешь, что со мной будет. — Но ты не сделал ничего плохого, — возразила Альмас Султан. — Тише, любовь моя, не переживай, — улыбнулся Сулейман.        Он притянул ее к себе и обнял, уткнувшись в ее черноволосую макушку. От конной прогулки ее прическа растрепалась и теперь короткие пряди обрамляли круглое лицо султанши. Альмас Султан прижалась к широкой мужской груди и улыбнулась. От шехзаде пахло травами и чернилами. Он, видимо, снова что-то читал, писал и изучал. Она хотела бы всегда быть с ним, но была связана рамками общества. Иногда султанша предлагала ему сбежать, сбежать так далеко, насколько можно. Сулейман лишь качал головой и говорил, что не имеет права покинуть Стамбул. Едва он покинет столицу, как султан Мехмед отправит за ним палачей. В том, что его настигнут и убьют, он не сомневался. Падишах семь лет охотился за шехзаде Ахмадом, сыном шаха Исмаила, и все же настиг его.       Как не посмотри, весь мир против их любви. Только тетушка Михрумах Султан поощряет чувства Альмас Султан к шехзаде. Временами Альмас представляла, что было бы, если османский род продолжил отец Сулеймана, шехзаде Абдулла. Он был бы главным наследником престола, наместником Сарухана. Тогда-то все было иначе. У них был бы шанс быть вместе.       О том, какая судьба ждала бы остальных детей султана Баязида и его внуков, Альмас Султан предпочитала не думать. Почему-то в ней жила уверенность, что султан Абдулла не тронул бы ни братьев, ни племянников. Говорят, Сулейман невероятно похож на отца. А в том, что Сулейман и мухи не обидит, она была уверенна.       Через некоторое время шехзаде Сулейман встал со своего плаща и начал срывать цветы, что росли поблизости. Альмас Султан озадаченно наблюдала за его действиями. — Когда я был маленький, — начал говорить шехзаде. — Мы с матушкой выезжали на прогулку в лес. Мама собирала цветы и плела мне венок. — Венок? — спросила Альмас Султан, не понимая, о чем говорит возлюбленный. — Это как? — Сейчас покажу, — рассмеялся Сулейман, отчего на его щеках появились ямочки.       Шехзаде снова сел на плащ и начал переплетать цветы между собой. Он брал все новые и новые цветы, создавая нечто особенной для него. Юноша хмурил черные брови с изломом, кусал пухлые губы, подбирая цветовую гамму. В конце концов он скрепил два края прочными травинками. Получилось нечто похожее на корону. — Матушка заплетала венок и надевала мне на голову. Помню, каким я был счастливым в эти моменты, — улыбался Сулейман, держа венок в руках. Он обратил взор на Альмас Султан. — Позволь? — спросил юноша. Альмас Султан кивнула, и шехзаде возложил венок из полевых цветов на ее черноволосую голову. — Короную тебя королевой любви и красоты, Альмас Султан.       Султанша засмеялась, чувствуя, щемящее душу счастье. О, как она любила его, как любила. Казалось, что никто во всем мире не сможет описать ее чувств. — Я люблю тебя, Сулейман. Я благодарю Всевышнего, что он свел наши пути, — подавшись к шехзаде, глядя в его глаза, сказала Альмас Султан. Ей очень хотелось услышать от него того же. — Ты дорога моему сердцу, Альмас. Ты — мой свет, в тебе вся моя жизнь. Пока ты рядом, я ничего не страшусь.       Слова Сулеймана услаждали самолюбие девушки, она даже зажмурилась от удовольствия. Девушка взяла за руку любимого и прильнула к нему. Она была счастлива, но ее душа ждала большего. Каждый раз, когда он ее целовал, жар опалял тело Альмас Султан, и она испытывала неправильные для благородной девушки чувства. Внизу живота тянула и хотелось большего. Но ласки Сулеймана никогда не заходили дальше, чем позволял бы Аллах.       Они свободные люди, их отношения — грех. Шехзаде Сулейман часто повторял об этом, но каждый раз уступал чувствам, что связывали их. Он не мог отказаться от этой запретной любви, и она туже. — Научи меня плести венок, — отстранившись от возлюбленного, потребовала Альмас Султан капризно. Она насупилась и надула губы, как делала всегда, когда что-то просила. Разумеется, шехзаде не смог ей отказать. — Для начала нужно нарвать цветов. Тебе какие по душе? — спросил шехзаде Сулейман, поднимаясь с плаща. Альмас Султан последовала его примеру. — Вон те, -султанша указала на желтоватые цветы. Сулейман в то же мгновение сорвал несколько этих цветов. Альмас Султан начала ему помогать, срывая понравившиеся цветы. Когда они нарвали пышный букет, то вновь расположились на плаще. Шехзаде Сулейман начал показывать девушке, как плетут венок. Альмас Султан старалась, но получалось криво и косо. Видимо, ее руки были не приспособлены к подобному. Да она и вышивку умудрялась портить, нитки в ее руках путались, углы ломались. Дениз-хатун уже и не пыталась научить ее вышивать.       Когда венок был готов, Альмас Султан взяла его в руки и придирчиво его оглядела. У Сулеймана получилось намного лучше, видимо сказывался опыт. И кому только он плел подобные венки? — Кому еще ты дарил венки? — спросила Альмас Султан, страшась, что у шехзаде есть еще кто-то. Она слышала от слуг, что мужчины любят ходить в таверны с плохими девушками. Вдруг и Сулейман их посещает? Где-то же он научился так целоваться. — Матушке и сестре, Бахарназ Султан, — ответил немного удивлённо шехзаде Сулейман, услышав в ее голосе ревнивые нотки.       Альмас Султан облегченно вздохнула. С чего это в ее голове родились-таки мысли? Султанша, чтобы хоть как-то загладить углы, подняла венок над головой Сулеймана и возложила его ему на волосы. — Теперь и у тебя есть корона, — улыбнулась она. Но вопреки всему Сулейман почему-то не ответил ей тем же.       Они еще некоторое время посидели вместе, разговаривая о всяких мелочах вроде погоды, после чего оба поняли, что должны покинуть общество друг друга, как бы не хотелось. Их, должно быть, хватились. Венки пришлось оставить на поляне, чтобы избежать ненужных расспросов. Сулейман проводил Альмас до ее лошади, привязанной у дерева, помог забраться в седло. — Я буду тосковать, — вздохнула она, глядя в лицо любимого. — Я тоже, моя госпожа, — ответил шехзаде Сулейман и отпустил ее руку. Как же стало пусто!       Как бы ей не хотелось остаться с ним, пришлось возвращаться в старый дворец. Она оттянула поводья и устремилась прочь, чувствуя, как он смотрит ей вслед. По щекам султанши заструились злые слезы. Каждый раз ей было невыносимо больно уходить от него, она так желала большего. Но большего им никто не позволит. Вот и оставалось им довольствоваться мгновениями счастья, которые они смогли вырвать у судьбы, точнее украсть.       Но с каких пор любовь стала грехом?       Альмас Султан не знала и не хотела знать. Если любовь грех, она готова заплатить за каждое мгновение, что была грешна. Султанша встретилась с верной служанкой на развилке. Девушки, не задавая лишних вопросов, поменялись плащами. Айше-хатун с сочувствием на нее смотрела, но молчала, видя ее состояние.       Они продолжили путь до Старого Дворца, и султанша успокоилась, понимая, что не может встретиться с матерью со слезами на щеках. Дениз-хатун заботилась о ней с детства, но временами Альмас Султан раздражала ее опека.Оставив лошади в конюшне, девушки прошли по запущенному саду Старого Дворца. Альмас Султан с тоской смотрела на закат, мечтая провожать закаты в объятьях любимого мужчины. Казалось, что хуже быть не может, но на пороге старого дворца их встречала взволнованная Дениз-хатун, располневшая и поседевшая за минувшие годы. Ее седые волосы были стянуты в низкий пучок, волосок к волоску. Женщина была облачена в черное закрытое платье, на плечах ее покоился коричневый платок, расшитый золотом — подарок покойной дочери, Назлы Султан. — Где ты была, Альмас? — спросила Дениз-хатун хмуро. — На прогулке, — ответила султанша и, обойдя мать, вошла во дворец. Она желала поскорее оказаться в своей опочивальне, а после посетить хамам, но Дениз-хатун и не думала ее оставлять. Женщина последовала за ней, и Альмас чувствовала ее гневный взгляд.       В опочивальне султанша сняла плащ и отдала его Айше-хатун. — Оставь нас, Айше, — велела Дениз-хатун тоном, не терпящим возражений. Видимо, опыт управления гаремом шехзаде Махмуда, наложил на нее отпечаток. Говорила женщина властно и твердо, хотя давно уже потеряла все со смертью сыновей.       Альмас Султан не хотела, чтобы Айше оставляла ее с матерью один на один, но, разумеется, служанка не могла остаться в покоях, получив приказ выйти. Когда за Айше-хатун захлопнулась дверь, Альмас Султан обреченно вздохнула, глядя в темно-карие, как и ее собственные, глаза приемной матери. — Ты была с ним? — спросила странно тихо Дениз-хатун. Разумеется, она обо всем знала. От Дениз трудно что-то утаить, эта женщина привыкла все контролировать. Альмас Султан промолчала, тем самым подтвердив опасения матери. — О, Аллах, ты рассудка лишилась? Альмас, ваши чувства — грех, вы члены династии! — С каких пор любовь грех, валиде? — упрямо спросила Альмас Султан, понимая, что отступать некуда. Она расправила плечи и вздернула подбородок, прямо глядя в глаза женщины, воспитавшей ее. — Сулейман любит меня, а я люблю его. Мы созданы друг для друга.       В голосе султанши царила неподдельная вера, он был полон эмоций. Дениз-хатун лишь покачала головой, ужасаясь ее поведению. Сколько помнила Альмас, она всегда так на нее смотрела: осуждающе, словно ждала чего-то плохого. Видимо, Дениз-хатун ни на день не забывала, чья она дочь.       Почему-то Альмас была уверенна, что ее мама, Альфия Султан, поняла и поддержала бы ее чувства, не то что правильная во всем Дениз. — Любовь слишком переоценённое чувство, Альмас, из-за нее погибло больше людей, чем от голода и войны, — покачала головой Дениз-хатун, кутаясь в платок родной дочери.       Почему-то Альмас Султан ощутила гнев. Дениз всегда пыталась ее переделать, сделать похожей на Назлы Султан, она не принимала ее такой, какой она была и все пыталась изменить. — Что вы знаете о любви? — спросила Альмас Султан, приблизившись к женщине, воспитавшей ее. На мгновение в глазах Дениз-хатун промелькнула боль, но она быстро сменилась привычным равнодушием. — Сулейман любит меня так, как мой отец ни дня не любил вас. Вы были его наложницей, его игрушкой, но он быстро заменил вас. Альмас Султан не понимала, зачем говорила эти слова. Ей хотелось сделать больно Дениз-хатун, которая постоянно все портила своим присутствием. В следующий миг щеку султанши обожгло болью. Она приложила руку к щеке и ошеломленно, с неверием, посмотрела на тяжело дышащую Дениз-хатун. Женщина, поняв, что совершила, хотела подойти к ней. — Не приближайтесь! — чувствуя, как от бессилья глаза накрывает пелена слез, взвизгнула Альмас Султан. Она всегда плохо собой владела. Для нее существовали лишь крайности. Если она была счастлива, округу оглашал ее звонкий смех. Если злилась, то гнев ее был подобен пожару. Если грустила, то слезы текли из ее глаз бурным потоком. Сулейман говорил, что он полюбил ее за искренность. — Ваши чувства с Сулейманом приведут обоих к ранним могилам. Я спасти тебя пытаюсь, доченька, — покачала головой Дениз-хатун, с болью глядя на беззвучно плачущую Альмас. Та только мотнула головой. — Я не желаю такого спасения. Зачем мне оно, если рядом не будет Сулеймана? Дениз-хатун прикрыла на мгновение глаза, словно ей стало дурно. — Ты желаешь смерти тому, кого любишь? — спросила женщина устало. Альмас Султан не желала любимому смерти. — Нет. — Султан казнит Сулеймана, если узнает о ваших отношениях, — промолвила Дениз-хатун. — Вы оба члены династии, если вы будете вместе, он может воспринять это как предательство. Подумай об этом.       Сказав это, Дениз-хатун удалилась. Альмас Султан бессильно рухнула на тахту, словно силы ее оставили. Слезы обожгли глаза, нос заложило. Она всегда плохо собой владела, вот ее и понесло вновь. В гневе султанша могла такого наговорить, что потом становилось бесконечно стыдно. Но вместе с гневом была в ней и еще одна черта — гордыня. Она никогда не могла попросить прощения или склонить голову перед более сильным человеком.       Вот и теперь султанша убеждала себя, что не сказала ничего грубого и лишнего. Они с Дениз были слишком разными, Дениз была холодной, твердой, неприступной. Такой же была и ее старшая сестра Назлы Султан. Альмас отличалась от них, в ней было слишком много жара, страсти бушевали в ее душе подобно лесному пожару, и не было способа унять эту неистовую стихию. Наверное, поэтому ее тянуло к рациональному и спокойному Сулейману.       Еще Альмас Султан шла на поводу у своих желаний и чувств, и почему-то султанше казалось, что все эти черты она взяла от родителей, который никогда не знала, от шехзаде Махмуда и Альфии Султан.       Вот почему ее мать не забрала ее с собой? Почему выкрала только ее брата, Мурада?       Тем временем Дениз-хатун дошла до своих покоев и тяжело опустилась на тахту. Виски сдавливала боль, похоже волнение дурно на ней сказалось. Она всеми силами пыталась уберечь Альмас от краха, она любила ее, как родную дочь, она была частью ее некогда любимого мужчины, частью ее погибших детей, но Альмас не нуждалась в ее опеке и становилась все более и более самостоятельной.       Дениз проклинала день, когда к ним прибыла Михрумах Султан и познакомила Альмас Султан с шехзаде Сулейманом. Какие цели она преследовала? Зачем свела двух пылких людей? Неужели ей совсем не жалко детей братьев, частички из душ?       Альмас Султан, ослепленная чувствами, не желала слушать ее. Дениз-хатун помнила себя в ее годы. Тогда она тоже готова была поставить на кон все, что имела, даже свою жизнь, не понимая, что любовь того не стоит. Если Альмас могла быть опозорена из-за этой любви, то шехзаде Сулейман мог лишиться головы.       Нет, так нельзя. Эмине-хатун не заслужила испытать боль от потери единственного и любимого сына. Нужно что-то делать, она молчала достаточно, думая, что сможет совладать с дочерью.       Дениз-хатун, утерев с щек слезы, позвала Фюлане-хатун, некогда верную служанку своей покойной дочери. Она велела принести ей пергамент, чернила и перо. Женщина быстро написала письмо и положила его в футляр. — Доставьте в Топкапы лично Валиде Дефне Султан, — велела она, передав футляр в руки Фюлане-хатун. Служанка приняла письмо и покинула покои госпожи.       Дениз-хатун, закрыла глаза и сжала пальцами переносицу, чувствуя дурноту. Оставалось надеяться, что она все сделала правильно, попросив Валиде Султан подыскать для ее дочери достойного мужа. Оставалось надеяться, что это будет бей одной из провинций. Альмас выйдет замуж, покинет Стамбул, познает радость материнства и думать забудет о какой-то любви к шехзаде Сулейману. Пусть Альмас ее возненавидит за это, но зато она останется жива. О большем Дениз-хатун и не мечтала.

***

      Она ненавидела дальнюю дорогу еще с ранней юности. Что может быть ужаснее тряски в карете на твердом сидении по несколько дней подряд? С годами Михрумах возненавидела подобные путешествия еще сильнее. Путь из Алжира был неблизкий. Султанша в течение всего этого пути проклинала нелюбимого брата-султана Мехмеда, который сослал ее вместе с третьим мужем в такую даль, подальше от столицы и трона. Михрумах ненавидела его пуще прежнего из-за этого. Когда-то она верила, что жизнь ее сложиться великолепно. Но судьба только посмеялась ей в лицо. Сначала отец-султан, подаваясь уговорам Дефне Султан, выдал ее за Атмаджу, этого старого война, который только мечом мог махать, и выслал в Трабзон, где она увядала столько лет.       Затем, после смерти сыновей и мужа, султан Мехмед, внимая словам матери, нашел для нее достойного мужа, и выслал в Акшехир. Михрумах Султан ощущала себя племенной кобылой, переходящей из рук в руки, а не человеком, госпожой. Второй муж оказался еще невыносимее предыдущего, Атмадже было все равно на нее, живо здорова, это главное. Он всегда был занят своими ненаглядными детьми. Второй муж султанша пытался быть заботливым и внимательным, что раздражало еще сильнее.       В конце концов Михрумах Султан не выдержала и отравила супруга. Тот скончался от обострения давнего недуга — подагры. Не желая больше быть пешкой в чужих играх. Михрумах Султан нашла себе нового мужа самостоятельно. Арас-бей обещал помочь шезхзаде Сулейману занять престол. Они заключили брак без ведома падишаха, и тот, разумеется, обо всем узнал. Султан Мехмед имел отвратительную привычку все контролировать, ну или это Дефне сообщила о браке падчерицы сыну. Повелитель сослал Михрумах и ее нового мужа в Алжир. Михрумах Султан долгое время убеждала себя, что все не так плохо. На их стороне великий визирь Аяз-паша, санджак-бей Египта, Касим-паша, муж ее дочери Раны, теперь она привлекла под знамена Сулеймана Араса-бея.       Но удача отвернулась от нее. Сначала родами умерла ее старшая дочь Хатидже Султан, так и разродившись. Аяз-паша потерял опору в виде султанши династии. Михрумах Султан быстро организовала брак великого визиря со своей племянницей Бахарназ Султан. Сломать волю юной султанши было просто, стоило надавить на ее любовь к брату и убедить ее, что Сулейману нужна защита.       Бахарназ Султан переступила через себя и вышла замуж за пашу, что был старше ее почти втрое. О чувствах племянницы Михрумах Султан не думала, убеждая себя, что важна лишь цель, а не средства ее достижения.       Как только она уладила этот вопрос ее ждал второй удар. Погибла ее младшая дочь Рана Султан, жена наместника Египта. Рана споткнулась на лестнице и свернула шею. Коридоры дворца в Египте были темны, а султанша поздно возвращалась из хамама.       Смерть любимицы что-то сломала в душе Михрумах Султан, но от первоначальной цели она не отступила. Султанша хотела выдать за Касима-бея Альмас Султан, но не успела. Этот предатель получил должность в Совете дивана и женился на дочери султана Мехмеда. На его старшой и самой любимой дочери. Касим-паша забыл, кому обязан своим возвышением и без зазрений совести предал ее.       Михрумах Султан поклялась себе, что отмстит предателю, когда придет время. Она не верила, что ее дочь умерла случайно. Вполне возможно, Ране помогли уйти в сады Аллаха. К счастью, Михрумах не посвятила пашу в свои планы по возведению Сулеймана на трон.       Султанша потерла колено и вытунла правую ногу. — О, Аллах, я стара для таких путешествий, — поморщившись, сказала она, взглянув на верную служанку. В темноте очертания хатун с трудом угадывались. А у Михрумаха вдобавок ко всему сильно сдало здоровье. Она плохо видела, у нее болели ноги, ныла спина. — Что вы, госпожа, вы нас всех переживете. — Иншалла.       Михрумах Султан утомленная далеким путешествием, откинула голову на спинку сидения, ставшим ей за последние дни ненавистным, и закрыла глаза. Она так устала за эти дни. Будь ее воля, не спешила бы в столицу. Но нужно было решить кое-какие вопросы, пока Повелитель в походе против мятежников. В глубине души Михрумах Султан надеялась, что падишах не вернется с этого похода. Шехзаде Осман займет трон и казнит всех своих братьев, тем самым расчистив дорогу для Сулеймана. От самого Османа избавиться будет проще, чем от его отца.       Султан Мехмед был живучим. Судьба ему благоволила. Михрумах с Аязом пытались отправить султана к праотцам, но он каждый раз выживал и летели головы. К счастью, Аязу удавалось избавляться от свидетелей. Узнай Мехмед, кто стоит за покушениями, она давно бы кормила червей. Мехмед бы ее не пощадил, хотя в ней тоже текла кровь султана Баязида.       Михрумах Султан проснулась, когда карета остановилась. Она сонно потерла глаза, силясь прийти в себя. Но головная боль не давала ей покоя, еще и шея затекла. В который раз султанша проклинала карету и столь дальнюю дорогу. — Мы прибыли, султанша, — сообщила служанка. Михрумах Султан кивнула. Дверь кареты отворили и первой вышла ее служанка, затем, кряхтя, выбралась наружу сама султанша.       Ночная мгла окутала подлунный мир. Если бы не пламя факелов, она бы никого не увидела. Карету остановили у главного входа во дворец Аяза-паши и Бахарназ Султан. Этот дворец она давно знала и каждый раз ощущала тень зависти. Это она, Михрумах Султан, должна была жить в столицы и быть женой второго человека в государстве. Она! Но Дефне Султан лишила ее мечты.       Ее встречали слуги великого визиря. Они склонились в поклонах, стоило ей выйти из кареты. — Михрумах Султан Хазретлери, — с почтением и благоговением произнес один из них, видимо, главный во дворце. От страха в его голосе султанша ощутила удовлетворение. Что может быть приятнее власти и могущества? — Ага, отведи меня к племяннице и Аязу-паше, — велела Михрумах Султан, не считая нужным приветствовать слугу. Она — султанша династии, а он — раб, служащий этой династии.       Ага кивнул, и процессия двинулась ко дворцу паши. Слуги вытащили из кареты сундуки с вещами госпожи, и Михрумах Султан надеялась, что они ничего не уронят. Там были подарки для Бахарназ Султан, для ее любимицы Альмас Султан, для шехзаде Сулеймана.       Михрумах Султан пыталась найти подход ко всем своим племянникам. Но если Альмас Султан, непривыкшая к роскоши, прониклась к ней симпатией, особенно после того, как она свела ее с Сулейманом, то с детьми ее любимого брата, Абдуллы, дела обстояли сложнее. Бахарназ Султан и раньше ее избегала, а после брака с Аязом-пашой замкнулась в себе и не давала лезть к ней в душу.       Шехзаде Сулейман находился под влиянием своей матери Эмине Султан, которая отказалась от титула султанши и звалась Эмине-хатун, как и ее сын назывался султанзаде. Эмине сторонилась Михрумах и сопротивлялась ее решению возвести Сулеймана на трон. Эта глупая женщина, рабыня, которой повезло познать рай ее брата, Абдуллы, считала, что имеет право распорядиться судьбой шехзаде. Михрумах Султан с трудом держалась, чтобы не отравить эту глупую женщину. Но ее сдерживала привязанность Сулеймана к матери. Если шехзаде узнает, кто погубил его матушку, он ее никогда не простит.       Дворец Аяза-паши за минувший год мало изменился. Михрумах Султан была в нем чужой после смерти Хатидже Султан. Хозяйкой дворца считалась Бахарназ Султан, но едва ли она являлась таковой. Всюду куда хватало глаз чувствовалась рука покойной Хатидже, дочери Михрумах. Бахарназ Султан ничего не меняла во дворце, то ли боялась, то ли не желала.       Михрумах Султан во время визитов в столицу предпочитала останавливаться во дворце великого визиря и его новой жены. В Топкапы ей были не рады, там всюду правила Дефне Султан, которую Михрумах ненавидела всем сердцем, хотя уже и не помнила с чего начался их конфликт. Кажется, так было всегда.       Единственную выживавшую дочь, Айлин Султан, Михрумах Султан предпочитала не трогать. Айлин Султан в полной мере унаследовала твердый и непреклонный нрав своего отца и едва ли ее выносила. Еще больше раздражения вызывал ее муж Осман, верный Повелителю и его старшему сыну. Жить под сенью их дворца подобно пытке, Михрумах постоянно казалось, что за ней следят тысячи глаз и ушей.       Когда она вошла в просторное помещение, бывшее местом для приема пищи, султанша увидела великого визиря — своего преданного союзника и его жену. Аяз-паша за минувшие годы располнел и стал безобразен. Лицо его покрылось пятнами, глаза заплыли, но их взгляд по-прежнему оставался острым. Паша был облачен в роскошный золотой кафтан и золотой тюрьбан, украшенный драгоценными камнями. Пальцы обеих рук его венчали крупные перстни с теми же камнями.       Бахарназ Султан меркла в сравнении с одеждами мужа. На фоне внушительной фигуры мужа она казалась тонкой и миниатюрной. В зеленом, закрытом платье со стоячим воротом, скрывающим ее шею, султанша напоминала служанку, а не госпожу. Черные волосы ее были уложены в низкий пучок, сокрытый платком. Снова же в волосах отсутствовали украшения. — Султанша, доброго вам вечера. Надеюсь, дорога вас не утомила? — вежливо спросила Аяз-паша, склонившись в поклоне, как того требовали приличия. Михрумах султан ощутила тень удовлетворения. Не каждый раз ей кланяется второй человек в государстве. — Дорого прошла отвратительно, в море меня укачало, затем я тряслась в карете, почему еще никто не придумал более удобное средство передвижения? — сварливо вопросила Михрумах Султан, обратив взор серых глаз на племянницу. — Моя ненаглядная Бахарназ. Как я рада тебя видеть.       Султанша приблизилась к Бахраназ Султан, распахнула для нее объятья, но та и не думала обнимать тетушку, а хмуро на нее посмотрела, взгляд у нее был мрачным и злым. — Бахарназ, моя дорогая жена, неужели вы не соскучились по тетушке? — ласково спросил Аяз-паша и Бахарназ Султан тут же переменилась. Она метнула неопределенный взгляд на мужа, после чего улыбнулась Михрумах. — Я просто так рада вас видеть, что не могу совладать с чувствами, — вопреки словам голос Бахарназ Султан был лишен счастья и радости. А взгляд был потухшим.       Михрумах Султан закатила глаза. Ее племянница не ведала, насколько ей повезло быть женой великого визиря, жить в столице и получать щедрое жалование. Она все жалела себя, была хмура и немногословна. Бахарназ Султан никогда не жаловалась, но одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, она недовольна своей жизнью. Михрумах Султан обняла племянницу, но та быстро вывернулась из ее рук. — Полагаю, вы устали с дороги. Ваши покои готовы, султанша, — сообщил Аяз-паша. — Да, мне следует отдохнуть, — кивнула Михрумах Султан, глядя на племянницу, которая исподлобья на нее смотрела, хмуря густые черные брови.

***

— Ужин давно остыл, Эмине, а ты так и не поела, — укоризненно произнесла светловолосая женщина, отпивая из золоченного кубка.       Эмине-хатун тяжело вздохнула и отодвинула от себя тарелку с пловом, в котором ковырялась ложкой. Она прикрыла светлые глаза и закусила губу, пытаясь унять волнение. — Почему он все еще не вернулся? Знает же, как я тревожусь, — вскрикнула она, обратив взор на Ясемин-хатун, свою подругу и неизменную спутницу.       Ясемин-хатун с сочувствием на нее посмотрела, заправив за ухо прядь пронизанных сединой светлых волос. Ее красивое лицо утратило привлекательные черты, она раздалась в талии, что было следствием болезни. В то время, как Эмине-хатун расцвела, Ясемин увяла. Особенно сильно это стало заметно после того, как Бахарназ Султан покинула мать и вышла замуж. — Шехзаде молод и горяч, он, должно быть, гуляет. Не волнуйся, Эмине, дай ему насладиться свободой, — произнесла Ясемин-хатун добродушно. Эмине покачала светловолосой головой и поджала губы. — Как бы за эту свободу он не заплатил жизнью, — вздохнула она. Ее сын вырос. Молодая кровь кипела в его жилах, он жаждал свершений, жаждал признания людей. Он увлекался врачеванием, и пока направлял весь свой пыл туда, но если ему станет мало?       За Сулейманом следили люди султана. Эмине знала, что сыну это не нравится, не нравится жить под надзором, но пока он терпел. Но надолго ли хватит его терпения? Основным условиями сохранения жизни шехзаде Сулеймана были отказ от прав на трон, отказ от титула, отказ о возможности создать семью и воспитывать своих детей. Если какой-то из пунктов не будет выполнен, ее сына ждет смерть.       Эмине-хатун сама вместо сына подписала все документы, когда султан Мехмед занял османский трон. Он все решила за Сулеймана, для нее важна его жизнь, неважно какая, но жизнь. Хвала Аллаху, его не забрали у нее и не заперли во дворце, в кафесе. Эмине-хатун боялась, что сын, узнав правду, будет ее ненавидеть. Но Сулейман понял мать, когда все узнал. Он смирился. Или сделал вид, что смирился.       Ясемин-хатун покинула ее общество, и Эмине отошла к тахте. Она взяла книгу, которую никак не могла дочитать и погрузилась в чтение, щуря глаза от тусклого света свеч. Но как бы она не пыталась сосредоточиться, мысли ее утекали от прочитанного. Где, где же ее сын?       Эмине-хатун каждый раз боялась, когда сын покидал особняк. Она каждый раз боялась увидеть его бездыханный труп, но Сулейман не разделял ее страха. Он был беззаботен, верил в лучшее, как и все молодые люди. Эмине и сама такой была когда-то.       Женщина уснула, расположившись на тахте. Она так устала за день, тревога за сына изводила ее изо дня в день. А Сулейман, как назло, жаждал свободы и стремился покинуть ее общество.       Эмине-хатун проснулась от того, что кто-то бережно гладит ее по голове. Она открыла светло-голубые глаза и увидела сидящего перед ней на корточках Сулеймана, который склонился над матерью и с нежностью на нее глядел. — Сынок, ты вернулся, — хрипло промолвила Эмине, ее горло пересохло, отчего стало трудно говорить. — Но почему так поздно? — Были дела, валиде, я увлекся конной прогулкой, — ответил Сулейман, но что-то в его глазах заставило Эмине-хатун усомниться в словах сына.       Вот уже год ее отпрыск был сам не свой. Он мог стрелять из лука, а потом вдруг замереть, глядя прямо перед собой. Временами какие-то думы одолевали его, когда юноша читал книгу, сидя на бортике фонтана, что стоял в небольшом саду их особняка. В такие моменты глаза его становились еще темнее, увлажнялись и были полны некого обожания, на губах расцветала заметная улыбка.       Эмине-хатун боялась. Боялась, что ее сын кем-то увлекся и решит быть с этой женщиной. Она пыталась вычислить эту хатун, но пока терпела неудачу за неудачей. Оставалось надеяться, что люди султана не смогут этого сделать. — Или кем-то, — промолвила Эмине, кое-как садясь на тахте. Она потерла затекшую шею и поморщилась от боли. — Простите? — переспросил Сулейман. — Не заставляй меня переживать за тебя, сынок, — вместо того, чтобы повторить свои слова, ответила Эмине. Она не хотела противостоять собственному сыну. Женщина знала, что Сулейман весьма упрямый человек, хотя его упрямство облечено во внешнюю мягкость. — Как пожелаете, — с почтением сказал Сулейман. — Я провожу вас до покоев.       Эмине-хатун не стала возражать. Она поднялась с тахты и оперлась о руку сына. В уютной тишине они покинули обеденный зал. — Вы снова не поужинали, — покачал головой Сулейман, окинув взором накрытый стол. — Пренебрежение едой может дурно сказаться на вашем здоровье, мама. — Мне кусок в горло не лез. Я переживала за тебя, — уколола сына Эмине-хатун, хотя в глубине души понимала, что нельзя манипулировать чувством вины. Но как иначе привести сына в чувства? — Ваши тревоги напрасны, мама, я здесь, живой и здоровый, — ответил Сулейман, который если и чувствовал вину, то скрыл ее. Эмине вздохнула, когда-то она могла читать его, как открытую книгу. Все его мысли были написаны на красивом смуглом лице, а теперь… Теперь ее сын повзрослел и отдалился.       Сулейман довел ее до покоев, но переступать их не спешил. Он поцеловал с почтением ее руку, глядя в ее голубые глаза. Эмине-хатун в который раз удивилась тому, насколько ее сын похож на покойного отца. Вот только Абдулла был полон мрака, а Сулейман олицетворял собой свет. — А передам на кухню, чтобы вам что-нибудь передали вкусненького, — сказал Сулейман тоном, не терпящим возражений. Эмине-хатун кивнула. — Добрых снов, мама. — Добрых, сынок, добрых.       Сулейман удалился в свои покои, а Эмине глядела ему вслед, чувствуя тяжесть на душе. Как, как ей уберечь единственного сына от этого жестокого мира? Как спасти его от гнева султана, от предателей, плетущих интриги, от самого себя?       Эмине-хатун, тяжело вздохнув, вошла в свои покои, время царило позднее, а она так устала за прошедший день. Зная, что сын не покинет особняк ночью, женщина переоделась в ночную сорочку, желая забыться крепким сном без сновидений.

***

      Он расположился за письменным столом и задумчиво перебирал изумруды в шкатулке. Взор его был затуманен тревожными думам, губы — плотно сжаты. Шехзаде был частично обнажен, только простынь повязана на талии.       Сначала он ощутил прикосновения теплых рук к своим напряженным плечам, затем спину защекотали волосы. — Какая красота! — восторженно сказала Дидар-хатун, его фаворитка, с которой он проводил свободные вечера. Наложница глядела на изумруды в шкатулке, которые Махмуд хотел использовать для создания украшений.       Ювелирное дело — признак мастерства и терпения. Терпение — никогда не входило в число его добродетелей, скорее наоборот. Шехзаде Махмуд знал, что его отец отточил навык создания украшений. Шехзаде Махмуд восхищался способностью отца любое начатое дело доводить до совершенного конца. Однако султан Мехмед редко что-то создавал своими руками. В основном украшения для султанш покупались готовые. Почти все свои шедевры султан Мехмед дарил матери, и Махмуд понимал почему. Мать — единственная женщина, которая всегда будет рядом, с тобой и за тебя. Украшения, изготовленные рукой падишаха, так же имелись у покойной Гюльбахр Султан, у Ханзаде Султан, у Хандан Султан и у Асхан Султан.       Эти украшения были символом благосклонности падишаха. К сожалению, его валиде таких украшений не имела в своей коллекции. Махмуд хотел исправить это недоразумение, но пока все его начинания были далеки от совершенства, что выводило его из себя.       Еще и эти изумруды, будь они неладны. Они так напоминали ему глаза одной девушки. Девушки, которую он считал сестрой, с которой делил детские секреты и игрушки.       Нурбану Султан, та, что излучает свет, названная в честь бабушки, Нурбану… Шехзаде Махмуд не понимал, как угодил в эти сети. Чем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее запутывался в ловко расставленной ловушке.       Они оба члены династии, они оба свободные люди, мусульмане, любые их отношения, находящиеся за пределами родственных — грех. Махмуд знал это, не хотел напрасно рисковать головой, пытался задушить эти чувства, что врастали в саму его суть, но стоило ему увидеть его, как все шло прахом.       Нурбану была знакома ему с детства. Дочь Ильяса-паши воспитывалась Назлы Султан, мачехой, которая была дружна с Халиме Султан. Стоит ли удивляться, что их дети росли вместе? Вместе играли, вместе дружили, вместе проказничали, вместе получали наказания. Они даже объединялись против Дильрубы, портили чернилами ее платья, подсыпали перец в духи, словом, всяческий усложняли ее жизнь.       Махмуд сам не понял в какой момент Нурбану стала чем-то большим, чем просто сестрой и партнером по детским играм. Она отличалась от всех женщин гареме и чем-то напоминала ему его валиде. Такая же сильная и гордая, со стальным стержнем внутри. Они даже внешне были похожи: обе черноволосые, зеленоглазые, высокие и статные, со смуглой кожей…       Нурбану Султан знала три языка, была интересным собеседником, с ней интересно было говорить. Еще она обожала верховую езду, охоту и блестяще стреляла из лука. Махмуд даже проиграл ей, и она сказала, что он должен выполнить одно ее желание. Вот только хитрая лиса все еще не сказала какое.       Еще Нурбану Султан была терпима к его порокам. Она могла выпить вино, никогда не осуждала других за это, как Асхан или Дильруба.       К слову, шехзаде Махмуд мог выделить и описать тысячи достоинств Нурбану Султан. Но он понятия не имел, что происходит в ее черноволосой голове, что она о нем думает и взаимны ли его чувства. — Да, они красивы, когда-нибудь я создам нечто прекрасное, — сказал шехзаде Махмуд и, захлопнув шкатулку, отставил ее в сторону. — Для меня? — спросила Дидар-хатун, опустившись рядом с ним на подушку.       Шехзаде подавил раздражение, вспыхнувшее в его груди адским пламенем. Временами наложница его раздражала, хотелось, чтобы она молчала и не лезла к нему. Но она разжигала в нем такое пламя и была весьма искусна в постели. Пока Махмуд довольствовался ею. — Возможно, — уклончиво ответил шехзаде и положил руку на щеку наложницы. Она была красива и прекрасна, у нее были черные волосы, смуглая кожа и круглое лицо, вот только глаза у нее не зеленые, а черные.       Шехзаде скользнул рукой ниже, слегка сжал шею девушки, не причиняя боли. Махмуд распахнул края халата фаворитки, обнажив ее грудь. — Позвольте сделать вам приятно, мой господин, — облизав губы, прошептала Дидар-хатун, подаваясь вперед. Она не стала дожидаться его ответа, провела руками по его обнаженной груди, ниже. Стон сорвался с губ Махмуда, когда ловкие руки нырнули под ткань простыни и сжали его мужское естество.       Шехзаде откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Вскоре похоть и наслаждение вытолкали из его головы все ненужные мысли. Осталась только Дидар-хатун, ублажающая его ртом.

***

      Хандан Султан была единственной женщиной султана, да и вообще единственным человеком в мире, с кем он мог посещать хамам. Точнее единственной кому это дозволялось. Султан Мехмед боялся покушений и был параноиком. В хамаме у него нет оружия и он уязвим. Давать врагам способа добраться до него Повелитель не мог, поэтому стоило ему переступить порог хамама, как все ту же секунду покидали его. Такова была его воля и никто не шел против нее.       Но Хандан Султан дозволялось чуть больше, чем другим. Осознавая это, она полнилась радостью и счастьем. Он ей доверяет — это ли не показатель его любви? Если в его покоях, помимо нее, могли остаться и Халиме Султан и Гюльбахар Султан, то в хамам он брал только ее.       Вот и теперь султанша сидела на скамье рядом с Повелителем. Она натирала его разгоряченную кожу маслами, чувствуя, как сердце заполняет нежность. О, как Хандан его любила, как восхищалась. Султанша осторожно касалась кожи правителя, проводила руками по напряженным мышцам, разминала его плечи… Султан был задумчив и молчал. Видимо, поглощен мыслями о грядущем походе.       Но ничего, она подождет, когда он заговорит. Очень скоро он расслабиться, разморенный жаром и массажем. Так и произошло: — Ты мой рай, Хандан, — негромко заметил Повелитель. Султанша вымыла руки от масла и вновь приблизилась к султану из-за спины. Он не любил, когда кто-то находился за его спиной, поскольку привык держать все под контролем. Но ей он доверял.       Хандан Султан провела рукой по его темно-русым волосам, с тревогой замечая, что у Повелителя много седых волос, Он зачесывал волосы назад так, что они не были видны с первого взгляда, но все же… — Если я рай, то вы мой Аллах, господин, — сказала Хандан Султан, зная, что от нее он хочет услышать. За десять лет рядом с ним она неплохо изучила его нрав, знала, как задобрить его, что нужно говорить и когда.       Султан Мехмед перехватил ее руки и повернулся к ней лицом. Он развел их в сторону и впился взором в ее лицо. — Не тревожься о будущем, Хандан. Я вернусь к тебе с победой, — промолвил он уверенно. Султанша тяжело вздохнула. Она никогда не могла скрыть от него настоящих чувств. Вот и сегодня старалась быть безмятежной, но он увидел суть. Она боялась этого похода, как и любого другого. И почему мужчины так стремятся на войну, что хорошего в убийствах и в пустом махании мечем? Даже ее сын, Ахмед, который простывает почти каждый месяц и мучается от недугов, грезит сражениями. Почему матери защищают всеми силами своих сыновей, делают все, чтобы те не угодили в могилы, а эти сыновья сами в них спешат? — Я буду о вас молиться, мой султан, — сказала Хандан Султан. — Но мне так тревожно, я боюсь. — И чего же боится, моя веселая госпожа? — спросил Повелитель, притянув ее к себе. Он усадил ее к себе на колени, и султанша поудобнее устроилась на них, прислонившись к его груди и положив голову на плечо султана. — Потерять вас. — Ты меня не потеряешь, Хандан. Куда я от тебя денусь? — усмехнулся султан, проведя рукой по спине женщины. Он поддел край полотенца и настойчиво потянул его вниз. Султанша вздрогнула, когда узел спереди развязался. Полотенце раскрылось, обнажив ее тело. — Даже если я буду потерян, я все равно найду путь домой, к тебе. Рука султана сжала ее грудь, и Хандан Султан закрыла глаза, выгнув спину. Она чувствовала, что Повелителю нравится исследовать ее тело. — К тому же ты сделала для меня оберег, я буду носить его, не снимая, — прошептал Повелитель, продолжая ласкать ее. Хандан Султан уже не думала о своих тревогах и страхах. Даже пророчество ведьмы, что давило на нее столько лет, не имело значения. Были только руки султана, жар его тела и кое-что, упирающееся в ее ягодицы. Зачем ей волноваться о грядущем, когда он сейчас с ней? Это их последняя ночь перед походом, нужно сделать так, чтобы в походе он ночами вспоминал ее ласки и желал поскорее ее увидеть, вернуться к ней.